Скорбеть и воздыхать

Велико ли дело – сидеть на месте, «скорбеть и воздыхать»? Нет, по видимости. Чего тут великого? Но иногда возможность чего-либо великого отнимается от людей решительно. Ни одного великого дела, никаких священных порывов. Одна лишь слабость и немощь, как при оккупации или во дни одинокой старости. Остается только нечто смиренное и неяркое, как вот это – «скорбеть и воздыхать». Но именно это и является фактором спасения.

В 9-й главе пророчества Иезекииля изображается истребление Иерусалима. Перед этим Господь показал пророку в видении грехи жителей города, и вот они весьма велики. Мерзость за мерзостью Бог открывал пророку тайную изнанку жизни, говоря: «Стану действовать с яростью; не пожалеет око мое, и не помилую» (Иез. 8: 18). Это страшные слова, противоречащие нашей подкожной уверенности в том, что Бог всегда нас примет, лишь только позови. Страшные слова, поскольку бывают времена, когда и молитва не спасает начавшего вопить грешника. «Хотя бы они взывали в уши Мои громким голосом, не услышу их» (Иез. 8: 18).

Представляете, люди грешат, традиционно разворачиваются спиной к святыням и делают вид, что Бога нет. Прямо как Павел говорит: «Дойдя до бесчувствия, предались распутству так, что делают всякую нечистоту с ненасытимостью» (Еф. 4: 19). А мы раз за разом говорим: «Кайтесь, молитесь, пока не поздно. Обратитесь к Богу всем сердцем вашим». Говорим в той уверенности, что Бог примет человека в любом случае. Но… «Не услышу их», – говорит Господь через пророка. Причем так говорит не только Иезекииль. Иеремия тоже говорит: «Наведу на них бедствие, от которого они не могут избавиться, и когда воззовут ко Мне, не услышу их» (Иер. 11: 11). А вот Исаия о том же: «Когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови» (Ис. 1: 15). И вот, когда наказание уже определено и

вопли поражаемых грешников никого уже на милость не приклонят, остается нечто удивительное.

В ушах пророка раздался голос: «Пусть приблизятся каратели города, каждый со своим губительным орудием в руке своей… И между ними один, одетый в льняную одежду, у которого при поясе его прибор писца… И сказал ему Господь: пройди посреди города, посреди Иерусалима, и на челах людей скорбящих, воздыхающих о всех мерзостях, совершающихся среди него, сделай знак» (Иез. 9: 1–4).

Трогательно вспомнить об этих словах на вечернем богослужении, когда есть полиелей и помазание. Тогда священник, как некто одетый в одежду писца, ставит маслом священный знак креста на челах молящихся людей, и это очень похоже на картину, описанную пророком. Но вернемся к тексту. После нанесения знаков на челах скорбящих голос обращается к карателям: «Поражайте, пусть не жалеет око ваше и не щадите; старика, юношу и девицу, и младенца и жен бейте до смерти, но не троньте ни одного человека, на котором знак, и начните от святилища Моего» (Иез. 9: 5–6). Вот когда «бесполезная скорбь о происходящих мерзостях» превращается в причину спасения. Знак поставлен, и меч пущен. Меч обойдет тех, кто запечатлен скорбным знаком.

Происходит то, что было с Лотом, ибо и он, прежде чем спастись из обреченного города, ежедневно мучился в сердце своем, видя и слыша дела беззаконные (см.: 2 Пет. 2: 7–8). Не обличал, не кричал, не агитировал, но скорбел и мучился. Оттого и был выведен за руку непосредственно перед пролитием огня и серы. Человек, оказывается, может быть спасен уже самой печалью о происходящем, даже если он не в силах никак повлиять на ситуацию.

Ветхий Завет пугает нас своей непосредственной жесткостью, и мы спешим отвернуться и убежать в теплые объятия новозаветной благодати. Но убегать не надо, потому что Ветхий Завет и Новый не противоречат друг другу. Они связаны внутренним единством, и Один и Тот же Бог действует в обоих. Кто достоин новозаветной милости, тот примет милость. Кто ожесточился до края, того найдет ветхозаветная строгость. И надо всматриваться в картины, изображенные пророками. Это картины правды и истины, происходящие и сегодня.

Еще стоит заметить, что поставление печатей на челах и следующее за тем истребление похожи на Пасху, на историю Исхода. Только там знак ставился на косяках дверей, а не на челах. И там была кровь ягненка, а не чернило невидимого писца. Там Ангел истребления прошел между египтян, то есть поражал врагов народа Божия. А здесь сам народ превратился в злодеев и противников, за исключением малого остатка. И святость Божия, не могущая жить среди грешников, покидает тех, кто был специально избран, возвышен, прославлен.

Не всем дано влиять на окружающий мир могущественно и действенно. Но всем вменено в обязанность иметь сердце чуткое, обрезанное и давать явлениям жизни нравственную оценку. В случае, если всѐ плохо, но сил влиять на ситуацию нет, от человека требуется, по крайней мере, скорбь, печаль и воздыхание. Это одно уже отмечает человека в глазах Божиих. За это одно меч губителя пройдет рядом, но не заденет кающегося, в день, когда милость уступит справедливости.

Когда я думаю об усопших…

Когда я думаю об усопших… Что это больше – вопль, или стон, или вой? Вспомните, как вам плохо, когда вы реально пали, сделали то, что нельзя было делать. Что происходит в это время? В это время вы знаете, какого вкуса смерть, потому во рту у вас именно горечь смертная. И в ноздрях у вас запах смертный, а сами вы – на грани. И чем докажешь тогда, что ты не в аду? Разве что тем, что ходишь, здороваешься, пытаешься улыбаться. Между тобой и покойником, правда, разница велика. Все же ты жив, а живому псу лучше, чем мертвому льву (Еккл. 9:4). Но только представь, что мука в душе все та же, а возможность покаяния отнята навсегда. Представь, что всякое утешение удалено от тебя: и утешение разговором, и утешение пищей, и вообще всякое мыслимое утешение. И еще представь, что ты стал прозорлив с опозданием. Ты стал прозорлив себе на беду. То есть теперь ты ясно понимаешь, что в жизни сделал не так; что вообще сделал такого, чего не стоило делать. А сколько нужного и полезного вообще не сделано! И вся жизнь на ладони. И все ясно, как днем. Только толку нет от этого знания. Есть только горечь о жизни, прожитой пусто, словно это и не твоя жизнь. Что тогда будет делать человек? Он будет выть и стонать. Он будет горько жаловаться и плакать. Не этот ли вопль слышен, как только задумаешься об умерших?

Тот плач не несет утешение. (О, Небо! Ведь проливая слезы на земле, мы истинно утешаемся, и изливаем душу, и находим тишину. Но тот плач есть плач неутешный. Какое страшное слово!) И это не один человек, и не два, но множество, ускользающее от подсчета. И когда думаешь об усопших, то вроде бы слышишь этот, то ли вопль, то ли стон. Слышишь звуки запоздалого раскаяния и сожаления о жизни, прожитой на ветер, пусто, ни к чему.

Не всегда, далеко не всегда это бывает. Иначе и жизнь была бы не жизнь, но сплошное прислушивание к страшным звукам. Но если бывает так по временам, то невыносимо жалко бывает и ушедших за видимую грань. И словно роса на душу приходит тогда и звучит заупокойная христианская служба. Все эти панихиды, эти родительские субботы, эти заупокойные ектении на Литургиях, эти приношения на панихидные столы. Девять дней, сорок дней… все они ложатся на душу, как потерянный пазл, без которого никак не сложится общая картина. И ты понимаешь, что Церковь это любовь. Любовь не сентиментальная, но простая и настоящая. Зрячая любовь. Это любовь главным образом к беспомощным, в том числе и умершим, оттуда — из невидимого далека, протягивающих руки с мольбой.

Невольно подумаешь и о себе, однажды имеющем уйти отсюда и пересечь черту. Кто о тебе помолится? И хватит ли этих чьих-то молитв, чтобы упасть на душу прохладой, как роса – на землю? И еще: становится ясно, почему святые плакали о себе так горько при жизни. Таинства будущего века приоткрывались перед ними, и они ощущали себя уже на Суде, а потому плакали горько о себе самих, как о нераскаянных покойниках. Теперь им

тихо и радостно. Но плачут те, кто попрыгуньей-стрекозой лето красное пропел и провеселился. Сколь ни виноваты они в своей незавидной участи, а их тоже жалко. И Церковь, ранее, говорившая им: «Покайтесь», теперь говорит Богу: «Помилуй их по великой Твоей милости».

Надо думать об усопших, надо думать. И надо замирать, прислушиваясь: не услышишь ли стон, или вой, или плач. Ибо много их, «упавших в эту бездну, разверстую вдали». А когда согрешишь и затоскуешь смертельно (ибо грех рождает смерть), поблагодари Бога, что ты еще не умер, что есть для тебя покаяние. И если услышишь насмешливый шепот тех, кто всего сказанного не понимает, то оставь их с их замершей душой и оглохшим сердцем. Как Данте говорил: «Взгляни и — мимо!» У нас так много работы, что жалко времени на бесполезные споры. Надо думать об усопших, надо. К тому же скоро Димитриевская поминальная.

Уходя из храма

Представьте себе картинку. Пришла семья из церкви в воскресенье домо дом пахнет вкусно. Мама говорит: «Мойте руки и садитесь скорей». Рук потом вдругголос: «Стойте. Ты,–дочке,Маша,–перескажи, что сегодня из Апостола на читали?» Маша-мык,тык пару нечленораздельных звуков произносит и упирает Следующий вопрос. «Ты,–сыну,Коля,–расскажи, что на проповеди священникил?»Коляговор издает примерно те же звуки, краснеет и смотрит в пол. «А что читали компания оживает, поскольку с евангельской-менееисториейзнакомы,все болееонана слуху пересказать легче. В конце мама говорит: «Ещес разпустойвот головойтакпридеткстолу службы– останетесь с пустыми желудками. Читайте ―Отче наш‖ и садитесь»

Это была фантазия на тему «Как заставить ленивого христианина прилож библейскому тексту, чтобы он уходил из храма обогатившимся,м,какимзашел». не так Впрочем, не такая уж это и фантазия. Прежние поколения, не отравленн следовательно, не потакавшие лени на каждом шагу, понимали: не заход голову–надо искать другие пути. Через,мозоличерез наследрукахремня на известной тела. Через пустой желудок, наконец. Ведь разве это хорошо?–разве этоДа что т терпимо, чтобы выходящий из храма со службы человек не помнил смысл и Апостола? А ведь сплошьпомнир я тдом.Проверьтене–встаньте в дверях и поспрашива А ведь если бы помнили, то были бы подлинные богачи. Если бы помнили

услышанном, познавали бы сладость сказанного Давидом о блаженном муж Господнем деньь»и. ночЕвангелие из Книги превращалось бы постепенно в до и любящей души и уже хранилось бы не на бумажных листах только, но н сердца.

Сам человек никогда этого не сделает, за редким исключение м,у и до эт напомнить надо, подсказать. Для этого священство и есть. «Уста свяще ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник (ангел) Гос Священство напоминает людям о Боге и о воле Егоет. Кн а к небкр е сти в сегдазоры тянси к себе, как колокол регулярно звонит и зовет людей в церковь, так и напоминать людям о Господе постоянно и будить их чистый смысл к трез поучению, молитве. И поскольку запоминаетсячтов лучшесереди не то,звучало, а то, прозвучало под конец, можно отпускать людей из храма, напомнив или п зачало Писания. «Думайте теперь о том, что услышали. Домой придя, хо найдете время еще прочесть-тоиз чтоПисания: пророков, или псалмы, или Евангелие отдыхайте. Готовьте с детьми уроки на завтрашний день, идите в гости гуляйте в парке. Катайтесь на велосипеде. Что хотите в день отдыха д воскресный прошел, святомирно и безгрешно».

Если вы и не слышали ничего подобного, нет причины унывать. Коль ско вы можете теперь понуждать себя на деятельное изучение слов Господни прочесть рядовое зачало Апостола и Евангелияамойслужбе.Тогдачтениенас врежется глу сознание, засияет ярче, запомнится сильнее. И такой человек без напо службы захочет прочесть-то.ещеУговариватьчто его не надо будет. Сладость и уже ощутил. И сознание,словамизасеянноеБожиими, словно–семенами,поле рано или поздн принесет плод свой. Об этом мне сладко мечтается и конкретно думаетс

Вопрос не в формальности– когда, что и сколько читать. Вопрос в принципе: сл Христов нужно полюбить. А поскольку у нас нет и быть не может ни одн молебна, тем более ни одного Таинства, на которых бы не звучало слов нужнос того, что под рукой. Готовишься –кпоупражняйсявоскресному вднюПисании. Выход из храма–проэкзаменуй сам себя: что помнишь, что понял, чем проникся?

одерни, возвратись от месива различных помыслов к темустьтекстам,знаешь. которЕсли всѐ это делаешь, то садись в воскресенье за обеденный стол, и пусть делаешь, не садись за стол. Голодом понудь себя к богомыслию. Таким верно поймет сказанное Христом в пустыод н е:им «Небудетхлебомжить человек, но вся словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: