1 страница. Содержание Предметное пространство семиотической пирамиды Семиотика Ф

Лекция вторая

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ИСТОЧНИКИ И НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ

В СЕМИОТИКЕ

Содержание

1. Предметное пространство семиотической пирамиды
2. Семиотика Ф. де Соссюра
3. Герменевтика и семиотика: точки пересечения
4. Русские корни семиотики

Ключевые понятия: язык, речь, значимость, герменевтика, символ, модель знака, предметная пирамида знака

Поскольку непосредственное общение сознаний невозможно, то знаки выступают носителями передачи смыслов. Знак – это такой материальный объект, который заменяет собой что-то другое, а именно то, что один человек хочет сообщить другому, передать в качестве информации. Структуру знака как единицы коммуникационного действия предложили американские семиотики С.Огден и И.Ричардс в книге с характерным названием «Значение значения: Исследование влияния языка на мышление и научный символизм», опубликованной в 1923 году. Треугольник Огдена-Ричардса представляет собой модель взаимосвязи трех главных логико-лингвистических категорий: 1) данный в ощущениях объект реальной действительности, именуемой в логике «денотат», а в лингвистике «референт»; 2) возникающий в сознании людей мысленный образ (психологическое представление) о данном объекте, которое в логике называется «понятие» или «концепт», а в лингвистике «значение» или «смысл»; 3) принятое в человеческом обществе наименование объекта – «имя» (слово, лексема).

На рисунке воспроизведен прославленный семантический треугольник с некоторыми дополнениями.

ЗНАК

Значение, понятие, концепт

Денотат, референт Имя, слово

Одно из достоинств семантического треугольника состоит в том, что он наглядно показывает структуру знака: единство духовного плана содержания и материального плана выражения. Если дополнить треугольник еще одной гранью, перпендикулярной к его центру и вершину обозначить как ценность или валентность знака (то, что Ф.де Соссюр называл «значимостью» знака, то мы получим четырехгранник или пирамиду.

Грани пирамиды образуют предметное пространство, изучаемое такими дисциплинами как логика, лингвистика, герменевтика, психология, в центре которых стоит отношение знака – смысла – предмета - значимости. Каждая из дисциплин изучает эти отношения в особом повороте. Конкретизируем наполнение понятия «знак» через рассмотрение его в этих предметных полях.

Семиотическая пирамида:

Имя

Значимость

Предмет Значение

Как известно, семиотика возникла в трех географически удаленных друг от друга точках – Северной Америке, Швейцарии и России практически одновременно, в 1890 – 1910 -е годы, причем, ее создатели не только ничего не знали друг о друге, но и работали в разных отраслях знания – в логике, лингвистики и нетрадиционном богословии.

Со стороны философии отцом-основателем семиотики считается Чарльз Пирс (1839-1914), американский логик, математик и естествоиспытатель, прославившийся в философии как родоначальник прагматизма. Основные понятия и принципы семиозиса – знаковой деятельности – Чарльз Моррис, один из талантливых продолжателей теории Пирса, изложил в монографии «Знаки, язык и поведение» (1946). Помимо американских философов, интересовавшихся прагматическими свойствами знаков, языковые проблемы в 20-е – 50-е годы привлекли внимание западноевропейских ученых, что вылилось в становление самостоятельного направления философской мысли – аналитической философии. Это направление представлено именами Б.Рассела, Л.Витгенштейна, Р.Карнапа, Дж. Мура, М.Шлика, У.Куайна и др. Л.Витгенштейн заявил, что «мы не понимаем логики нашего языка», поэтому язык стал рассматриваться не только как привычное средство для сообщения результатов философствования, но и как привлекательный предмет анализа философов и логиков. На первом «романтическом» этапе аналитической философии, когда она формировалась под знаменем логического позитивизма, существовала уверенность в том, что, опираясь на аппарат математической логики, можно будет распознавать истинные утверждения и отсеивать ложные, превращая философию в стройную дедуктивную науку, очищенную от дезориентирующей метафизики. После того, как утопическая программа логического позитивизма потерпела фиаско, аналитическая философия сосредоточилась на изучении «стихии обыденного естественного языка», сблизившись со структурной лингвистикой. Вот здесь-то и вышла на первый план проблема значения знаков естественного языка, изучение которой уже имело продолжительную историю в философской традиции (можно вспомнить средневековый спор номиналистов и реалистов, в замаскированном виде продолжающийся в концептуальных направлениях современной математической логики). Одним из достижений современной логики явился и «семантический треугольник» Огдена – Ричардса. В пирамиде, состоящей из граней-дисциплин, изучающих смысловую структуру сознания, этому направлению принадлежит треугольник: имя – денотат – понятие (смысл). Смотри статью Г. Фреге в ПРИЛОЖЕНИИ.

Со стороны лингвистики признанным основоположником семиотики, или семиологии, является швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр (1857-1913). Его «Курс общей лингвистики», изданный учениками ученого после его смерти, стал поворотным пунктом в истории языкознания. Идеи Соссюра использовались в качестве отправной точки в различных школах структурной лингвистики, возникших в Европе и США после первой мировой войны. Кроме лингвистики, структуралистические подходы нашли успешное применение в культурологии и этнографии, литературоведении и экономике. Когда Соссюр вводил термин «семиология», он предполагал, что наряду с языком в обществе существуют еще другие языкоподобные явления, составляющие знаковые системы. Так, он говорил: «Язык есть система знаков, выражающих понятия, а следовательно, его можно сравнивать с письменностью, с азбукой для глухонемых, с символическими обрядами, с формами учтивости, с военными сигналами и т.д. и т.п. Он только наиважнейшая из этих систем. Следовательно, можно представить себе науку, изучающую жизнь знаков в рамках жизни общества; такая наука явилась бы частью социальной психологии, а, следовательно, и общей психологии; мы назвали бы ее семиологией (от греч. semeion «знак»). Она должна открыть нам, что такое знаки и какими законами они управляются.

…Лингвистика – только часть этой общей науки: законы, которые откроет семиология, будут применимы и к лингвистике, и эта последняя, таким образом, окажется отнесенной к вполне определенной области в совокупности явлений человеческой жизни» (Соссюр, с.54). Если мы хотим обнаружить истинную природу языка, то, согласно Соссюру, должно, прежде всего, обратить внимание на то, что в нем общего с иными системами того же порядка. Ф. де Соссюру принадлежит честь отчетливой формулировки новых представлений о языке и новых методов исследования языка.

1. Величайшая заслуга Соссюра состоит в том, что он был одним из первых исследователей, осознавших факт многоликости языка. Иными словами, он понял, что язык скрывает не один, а несколько предметов изучения. Язык, анализируемый с точки зрения своих функций, может рассматриваться как средство общения, средство выражения мыслей, средство оформления мыслей и т.д. Язык, анализируемый с точки зрения условий своего существования, может рассматриваться как факт культурно-исторический. Язык, анализируемый с точки зрения своего внутреннего устройства, может рассматриваться как некоторая знаковая система, служащая для кодирования и декодирования сообщений. Ф. де Соссюр не только осознал факт многоликости языка, но и выразил это новое представление через ряд понятий.

2. Ф. де Соссюр противопоставил, внешнюю и внутреннюю лингвистику. Внешняя лингвистика изучает условия существования языка, т.е. язык в связи с историей народа и цивилизации, в связи с политикой и литературой, в связи с его географическим распространением и т.д. Внутренняя лингвистика изучает устройство языка, его структуру. Соссюр утверждает при этом, что между внутренним устройством языка и внешними условиями его существования нет никакой необходимой или непосредственной связи. Эту мысль он поясняет сравнением языка с шахматами: тот факт, что шахматы пришли в Европу из Персии, - внешнего порядка. Он никак не определяет системы и правил игры.

3. Внутренний механизм языка можно вполне адекватно изучить и объяснить, ничего не зная о его истории. Более того, плодотворное изучение этого внутреннего механизма предполагает выделение в языке синхронного аспекта, или оси одновременности, в противоположность диахроническому аспекту, или оси последовательности. Синхрония связана с диахронией, но не определяется ею. Каждая ось имеет свой собственный предмет. Синхроническая лингвистика изучает внутреннее устройство языка или его систему, а диахроническая – историю изолированных языковых единиц. Здесь, как и в первом случае, помогает сравнение с шахматами. Каждая позиция в ходе игры – это моментальный синхронический срез. «В шахматной партии любая данная позиция характеризуется, между прочим, тем, что она совершенно независима от всего того, что ей предшествовало; совершенно безразлично, каким путем она сложилась; зритель, следивший за всей партией с самого начала, не имеет ни малейшего преимущества перед тем, кто пришел взглянуть на положение партии в критический момент; для описания данной шахматной позиции совершенно незачем вспоминать о том, что происходило на доске десять секунд тому назад» (Соссюр, с.122).

4. Ф. де Соссюр разделил язык (langue) и речь (parole). Речь связана с языком. Она представляет собой результат использования языка, результат отдельного акта говорения. Существует речь говорящего А, речь говорящего В и пр. Она индивидуальна, линейна, имеет физический характер. Язык – это система взаимосвязанных знаков, обязательная для всех членов данного языкового коллектива. Язык социален, нелинеен, имеет психический характер. Язык как система не определяется речью, т.е. индивидуальным использованием этой системы. Можно было бы развить сравнения Ф. де Соссюра применительно к этому случаю и сказать, что язык так же независим от речи, как правила шахматной игры – от разыгрывания той или иной партии двумя соперниками. Язык – это правила лингвистической игры, т.е. правила передачи и приема сообщений с помощью некоторой системы знаков. Все носители данного языка обязаны в своей языковой практике подчиняться этим правилам, если они хотят быть участниками эффективного общения.

В свете учения о языке и речи Ф. де Соссюр начал пересматривать понятия о языковых единицах, расщепляя каждое понятие на пару новых понятий: понятие о единице языка и соответствующее ему понятие о единице речи. В современной лингвистике, вслед за Соссюром, говорят о фонеме, морфеме, слове, синтагме, типе (или образце) предложения и значении как единицах языка и о звуке (или аллофоне), алломорфе, глоссе, словосочетании, предложении и употреблении как соответствующих единицах речи.

5. Ф. де Соссюр выдвинул важное положение о системности языка. Язык определяется им как система взаимообусловленных знаков. По Ф. де Соссюру, языковой знак состоит из означающего (совокупности фонем) и означаемого (понятия), причем оба элемента знака психического свойства. Ни фонемы, ни значения, взятые по отдельности, не являются языковыми знаками.

Каждый языковой знак, а следовательно, означающее и означаемое, существуют не сами по себе, а исключительно в силу своего противопоставления другим единицам того же порядка. В языке нет ничего, кроме противопоставлений; «язык есть форма, а не субстанция», - говорит Ф. де Соссюр. Другими словами, существенным для языковой единицы является не материал, из которого она построена, а исключительно множество противопоставлений, в которые она входит. Это множество определяет ее значимость, или ценность. Обратимся еще раз к соссюровскому примеру с шахматами. Если мы заменим деревянные фигуры фигурами из слоновой кости, металла или стекла, такая замена будет безразлична для системы, потому что отношения между фигурами или их противопоставлениями друг другу («значимости») остаются прежними.

На первый взгляд, мысль о независимости формы от субстанции и особенно вытекающее из нее положение о том, что человеческий язык может быть не звуковым, кажется фантастической. Однако против нее нельзя привести каких-либо существенных логических соображений, а некоторые экспериментальные данные как будто подтверждают ее. Глухой от рождения человек может усвоить систему данного языка, ни разу не слышав, как он звучит. Известен результат эксперимента проф. И.А.Соколянского, который разработал методику обучения языку слепо-глухо-немых. Они усваивали обычный язык (русский) в изобретенном им тактильном коде, а затем переходили на брайлевскую азбуку для слепых. Некоторые из его учеников впоследствии получили высшее образование, один стал ученым-психологом. Широко известен подвиг Э.Келлер, слепо-глухо-немой американки, которая таким образом обучилась не одному, а нескольким языкам, занималась историей, литературой и даже математикой.

6. Ф. де Соссюр рассмотрел два вида отношений (противопоставлений) между языковыми единицами: парадигматические (Ф. де Соссюр называл их ассоциативными) и синтагматические. Первые возникают в результате ассоциации единиц по сходству на парадигматической (вертикальной) оси языка, а вторые – в результате ассоциации единиц по смежности на синтагматической (горизонтальной) оси языка, т.е. в речевом потоке. Учением о синтагматике и парадигматике Ф. де Соссюр, по существу, снял традиционное деление грамматики на морфологию и синтаксис и заменил его различением теории парадигм, изучающей отношения языковых единиц на парадигматической оси, и теории синтагм, изучающей отношения лингвистических единиц на синтагматической оси.

7. До сих пор речь шла, в основном, о том, как Ф. де Соссюр понимал язык – предмет лингвистики. Суммируем теперь в нескольких словах его представления о лингвистике как науке. Поскольку язык, рассматриваемый с точки зрения своей внутренней организации, представляет собой чисто знаковую, так называемую семиотическую систему, логически независимую от своей манифестации в том или ином субстрате, он сближается с другими знаковыми системами и вместе с ними составляет объект общей теории знаковых систем, которую Ф. де Соссюр назвал семиотикой, или семиологией. Лингвистика входит в состав семиотики. Как и другие семиотические дисциплины, она является формальной теорией, рассматривающей идеальные объекты, существование которых не выводится непосредственно из наблюдаемых фактов. Поэтому Ф. де Соссюр так охотно сравнивал лингвистику с математикой, которую не интересует физическая природа изучаемых ею объектов. Впоследствии Ф. де Соссюр сближал лингвистику с алгеброй и геометрией и думал о лингвистических теоремах, которые можно было бы доказывать. Идея широкого применения лингвистического метода стала весьма привлекательной из-за формальной строгости современной лингвистики. Многие специалисты смежных гуманитарных наук стремятся заимствовать лингвистический метод в целом и по частям. Иногда сами лингвисты переходят к иным, неязыковым знаковым системам и исследуют их лингвистически. Благодаря предпринятому Ф. де Соссюром расчленению до него диффузно понимавшегося объекта стала возможной столь характерная для других точных и естественных наук интеграция и специализация научных дисциплин. В результате интеграции в точках соприкосновения лингвистики с этнографией и психологией возникли этнолингвистика, психолингвистика, и ряд других гибридных дисциплин: биосемиотика, семиотика искусства, культуры, логико-математическая теория знаковых систем. Это есть грань пирамиды: имя – значение – значимость.

Еще одним из источников семиотики можно считать герменевтику, возникшую еще в античные времена. Герменевтика (теория понимания смысла) этимологически связана с именем Гермеса, которого древнегреческая мифология рисовала посланцем олимпийских богов, передававшим их повеления и послания людям. В обязанность Гермеса входило истолкование и объяснение передаваемого текста, ему приписывалось изобретение речи и письма. В Древней Греции герменевтика представляла собой искусство толкования (интерпретации) иносказаний, символов, произведений древних поэтов, прежде всего – Гомера. В христианской теологии герменевтика связана с толкованием Библии. В богословии различают профанную историю, где события не имеют скрытого смысла, и сакральную историю, где одни события являются символами других событий. Специальная богословская дисциплина – экзегетика – занята выявлением глубинных смыслов притч и поступков Христа, описанных в Священном писании. Особое значение поиску истинного смысла священных текстов придавали протестанты, которые на этой почве непримиримо враждовали с католиками, считавшими невозможным правильное понимание Священного писания в отрыве от церковной традиции.

С эпохи Возрождения герменевтическая проблематика вошла в состав классической филологии в связи с пониманием и включением в современность памятников античной культуры. Методология герменевтики была направлена на преодоление языковых и культурно-исторических коммуникационных барьеров с тем, чтобы привести к согласию автора и читателя (реципиента). «Отец современной герменевтики» - протестантский теолог и филолог-классик Фридрих Шлейермахер (1768-1834) считал понимание реконструктивным процессом: автор строит высказывания, кодирует текст, реципиент декодирует и расшифровывает смысл, стараясь проникнуть в духовный мир автора. В ходе понимания, согласно Шлейермахеру, интерпретатор должен превратить себя в другое лицо, постичь его личностное сознание.

Продолжателем Ф. Шлейермахера стал Вильгельм Дильтей (1833- 1911), немецкий историк культуры и «философ жизни», основоположник понимающей социологии. Дильтей видел в герменевтике метод «вживания», «вчувствования» в духовную жизнь, в культуру прошлых эпох, который свойствен гуманитарным наукам, в отличие от естественных наук. Благодаря герменевтическому методу гуманитарные науки, «науки о духе», способны постигать сущности, а естествознание – лишь объяснять наблюдаемые факты.

Большое влияние на современную западную философию оказали идеи Ханса Георга Гадамера, который критически осмыслил предшествующую герменевтическую традицию, выявил в ней основные направления и предложил собственный подход в книге «Истина и метод. Основы философской герменевтики». Намечая дальнейшее развитие герменевтики, Гадамер задумал «онтологический поворот герменевтики к путеводной нити языка». На связь герменевтики с языком указывал еще Хайдеггер. Гадамер во многом следует своему учителю. Многие категории, которые использует в своей герменевтике Гадамер, рассматривались Хайдеггером, поэтому иногда очень трудно выяснить степень новизны, внесенной Гадамером в разработку категориального аппарата герменевтики. Да это, собственно, и не входит в предмет нашего рассмотрения. Отметим лишь, какими категориями пользуется Гадамер. Среди них прежде всего следует выделить предпонимание, традицию, предрассудок, горизонт понимания. Совокупность предрассудков и «предсуждений», обусловленных традицией, составляет то, что Гадамер называет «горизонтом понимания». Поскольку любая традиция нерасторжимо связана с языком, в нем выражается и им в определенной степени обусловлена (вспомним в связи с этим гумбольдтовский тезис о том, что язык является носителем и внутренне схематизирующей силой мировоззрения, что он сам содержит в себе мировоззрение), постольку первейшим предметом и источником герменевтической рефлексии и герменевтического опыта является именно язык как структурный элемент культурного целого. Исходным пунктом в герменевтике Гадамера является шлейермахеровское положение о том, что все предполагающееся в герменевтике есть только язык и все относящееся к ней, включая также объективные и субъективные предпосылки, должно браться из языка. Язык есть мир, который окружает человека, без языка невозможны ни жизнь, ни сознание, ни мышление, ни чувства, ни история, ни общество. Все, что связано с человеком, находит свое отражение в языке. Язык есть не только «дом бытия» (Хайдеггер), но и способ бытия человека, сущностное его свойство. Так понимаемый язык становится условием познавательной деятельности человека. Понимание считается неотъемлемой функцией языка наряду с говорением, а язык является существенным свойством человеческого бытия. Таким образом, понимание из модуса познания превращается в модус бытия. Гадамер рассматривает понимание как момент человеческой жизни. Такая оценка понимания переориентирует устремления герменевтики как научной дисциплины. Теперь ее основной задачей выступает не методологическая направленность на феномен постижения смысла, а выяснение онтологического статуса понимания как момента жизни человека. Герменевтика в связи с этим приобретает еще большую философскую значимость, она становится учением о человеческом бытии, своебразной философской антропологией.

У истоков русской семиотики, бесспорно, стоял В. С. Соловьев (1853-1900), давший особое понимание символа, отличное от Ч. Пирса и Ф. де Соссюра. Касаясь различных способов познания и интерпретации в «Критике отвлеченных начал», философ выдвинул тезис о двух разновидностях понимания мира: «извне, со стороны нашей феноменальной отдельности, - знание относительное, в двух видах, как эмпирическое и рациональное, и изнутри, со стороны нашего абсолютного существа, внутренне связанного с существом познаваемого, - знание безусловное, мистическое» (Соловьев В.С., с.724). Следовательно, в самом познании мы можем рассматривать каждый элемент либо как феноменальную отдельность, либо, напротив, как элемент целого, всеединства. Способом, обеспечивающим связь целого и отдельного, выступает символ. Символ, по Соловьеву, не знак вещи, но знак трансцендентного мира, выступающего как отрицание мира вещественного, который вызывает у философа самые негативные чувства.

Подобно Ч. Пирсу, В.С. Соловьев относится к символу как к высшему проявлению возможностей языка – возможностей выхода за границы обозначения вещей. Но причину и смысл такого выхода два мыслителя объясняют по-разному. Для Пирса символизация – результат саморазвития мышления и способов его знакового выражения, связанный с предельным иносказанием, с предельной конвенциональностью. Для В.С. Соловьева символ – выражение нового, софийного понимания Святой Троицы.

«Идея части, - говорит В.С. Соловьев,- предполагает пространство, идея ступени развития предполагает время; устраняя из Божественного бытия представление пространства и времени, приходится предположить в безусловном единстве три относительно различных и вечных субъекта, или три ипостаси, из коих второй, непосредственно порождаясь первым, есть прямой образ ипостаси его, выражает своей действительностью существенное содержание первого, служит ему вечным выражением, или словом, а третий, исходя из первого, как уже имеющего свое проявление во втором, утверждает его как выраженного или в выражении. Обозначение трех ипостасей именами Отца и Сына и Святого Духа вовсе не представляет метафоры, а выражает собой действительную полноту Божественного содержания. Каждый из них есть истинный Бог, но именно потому, что каждый неразделен с двумя другими, Бог-отец по самому существу не может быть без Слова, Его выражающего, и без Духа, Его утверждающего. Таким образом, общая идея триединства Божия есть настолько же истина умозрительного разума, сколько и откровения <…> Теперь необходимо и назвать самую безусловную объективность, единую субстанцию божественной Троицы. Эта единая субстанция есть всеединство (tout dans l’unite), это абсолютное единство есть мудрость, София Божества» (Радлов Э.Л., С. 94-95). Символ, таким образом, никакая не конвенциональность, не иносказание, но обозначение полноты Божественного содержания, непосредственная данность идеи в Слове, поскольку, как говорит далее В.С.Соловьев, «Бог проявляет свою истину тем, что противопоставляет хаосу не только акт всемогущества, но и основание акта, или идею» (Там же, С.96).

Терминологически философия В. С. Соловьева далека от семиотики: отношение знака, значения и смысла не столь интересуют русского философа, как его знаменитых современников Ч. Пирса и Ф. де Соссюра. Тем не менее, можно утверждать, что софиология В. С. Соловьева в невыраженном виде включает в себя основные предпосылки семиотической теории. Непосредственным подтверждением такого предположения может служить развитая теория символического дискурса, разработанная П. А. Флоренским под прямым влиянием соловьевских идей.

В работе «Строение слова», представляющей часть неосуществленного замысла монографии «У водоразделов мысли», П.А. Флоренский, по сути, разрабатывает третий вариант семиотики (параллельно Ч. Пирсу и Ф. де Соссюру). Согласно П.А. Флоренскому, «строение слова трихотомично. Слово может быть представлено как последовательно обхватывающие один другой круги, причем ради наглядности графической схемы слова полезно фонему его представить как основное ядро, или косточку, обернутую в морфему, на которой в свой черед держится семема» (с.351). Главной особенностью такой трихотомии становится последовательная потеря устойчивого равновесия по мере движения от костяка (фонемы) к телу (семеме). Так, значение семемы «меняется даже в пределах одной речи иногда весьма существенно, включительно до противоположности: ироническое, например, или саркастическое словоупотребление меняет семему на прямо противоположное» (Там же, с.352).

Естественно, в этом случае возникает вопрос, как же при колеблющейся семантике в каждом индивидуальном употреблении мы обречены более или менее понимать друг друга. По П.А. Флоренскому, в процессе коммуникации происходит сверхчувственное преодоление значения, превращения его в смысл. «Мы верим и признаем, что не от разговора мы понимаем друг друга, а силою внутреннего общения, и что слова способствуют обострению сознания, сознанию уже происшедшего духовного обмена, но не сами по себе производят этот обмен» (с.353).

Именно благодаря предшествованию смысла выраженному значению (а не приданию рациональности мысли и поведению, как считал Пирс) осуществляется последовательная символизация указанных кругов языка. «Фонема слова есть, следовательно, символ морфемы, как морфема – символ семемы; эта последняя есть цель и смысл морфемы, а морфема – цель и смысл фонемы. Если в фонеме нужно видеть духовную реакцию на впечатления и, следовательно, процесс, которым осознается ощущение, то морфема есть духовная реакция на уже созданное ощущение и, следовательно, процесс, которым образуется понятие – представление; наконец, семема, как духовная реакция на последнее, служит образованию идеи» (с.356-357). Лингвистический анализ слова, считает П.А. Флоренский, подтверждает учение святых отцов о троякости смысла Священного писания, символически соотнесенного с тремя духовными функциями. «Эти три духовные функции соответствуют тому, что Филон называл действительностями тела, души и духа. А внимательное пользование ими есть условие поэзии как символической, когда слово, гармонически развитое в трех своих сторонах, воздействует на весь духовный организм, поддерживая каждое свое действие двумя другими» (с.357-358).

Наконец, последним пунктом теории символического дискурса становится вопрос о связности и целостности словесного мира, благодаря чему открывается новая реальность, отличная от блестящей поверхности вещественного мира. «Невидимые нити могут протягиваться между словами там, где при грубом учете их значений не может быть никакой связи; от слова тянутся нежные, но цепкие щупальцы, схватывающиеся с таковыми же других слов, и тогда реальности, недоступные школьной речи, оказываются захваченными этой крепкой сетью из почти незримых нитей» (Там же, с.369).

В теории символического дискурса, созданной П.А. Флоренским, вполне очевидны соловьевские истоки. Триединство слова, о котором говорит исследователь, прямо связано с софийным пониманием Святой Троицы, поскольку Слово и есть ее символ, открывающий новое понимание мироустройства. Исходя из прозрений В.С Соловьева, П.А. Флоренский создал семиологически завершенное построение, не уступающее открытиям Ч. Пирса и Ф. де Соссюра, но развивающее семиотику в третьем направлении, вычерчивающей иную грань в пирамиде семиотических исследований, грань: смысл – значение – значимость, по другому, денотат – понятие- значимость.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: