Св. Юрий II, Ярослав Всеволодович и новгородская измена

Господь сурово наказал Русскую землю, но и помиловал. Подарил ей целых полтора десятилетия, чтобы одуматься и подготовиться к испытаниям. Но пошел ли жуткий урок впрок? Нет, нисколечко. С кровавого поля на Калке вместе с Мстиславом Удалым скакал его родич Владимир Смоленский. Он еще ничего не знал, что Мстислав Киевский и 10 тыс. его воинов сдались и были перебиты, тем не менее, поспешил сговориться с Удалым и занять Киев. А после того, как поступили более точные сведения и выяснилось, что на Калке полегло 9 князей, вся Южная Русь перессорилась, родственники ринулись делить владения погибших. Из Никеи в это время приехал новый митрополит, мудрый и деятельный Кирилл, он прилагал колоссальные усилия, чтобы предотвратить драки. Метался то в один, то в другой город, увещевал, вел переговоры, но примирить князей удавалось далеко не всегда.

Однако Владимирская земля сохранила свои силы. Подрастали новые воины, занимали в строю места погибших на Липице. Соседи-рязанцы выдохлись в княжеских драках и хлопот больше не доставляли. Неспокойной была только восточная граница. Юрию II пришлось еще трижды совершать походы на мордву и болгар. Вместе с владимирцами, как обычно, выступали муромляне, теперь стали присоединяться и рязанцы. Но и мордва начала постепенно сживаться с русскими, менять вражду на дружбу. Когда мордовский князек Пургас осадил Нижний Новгород, его по приказу Юрия II разгромили другие мордовские вожди. С болгарами, невзирая на все миры и клятвы, отношения оставались сложными. Во вполне мирное время купец Авраамий приехал торговать в болгарскую столицу, а местные фанатики взялись принуждать его поклониться Магомету. Он отказался, отстаивал христианство и был зверски убит. Мощи Авраамия привезли во Владимир, церковь признала его святым мучеником.

Но конфликты с болгарами были постоянными, привычными. Зато с потугами Мстислава Удалого регулировать Владимирского государя можно было больше не считаться. Куда уж ему было регулировать после Калки! Юрий II с братом Ярославом решили, что настало время вернуться к политике отца, сплачивать и собирать Русь. А начинать надо было с Новгорода. Предательство соотечественников в Эстонии, постыдный мир с епископом ясно показывали, куда склоняются новгородские «золотые пояса». Юрий II привлек в союз своего друга и шурина, Михаила Черниговского, тайно отозвал из Новгорода сынишку. Методика вразумления строптивого города была давно отработана. Владимирские, переяславские, ростовские, черниговские дружины заняли Торжок. Великий князь потребовал выдать смутьянов и немецких сторонников, пригрозил:

«Я поил своих коней Тверцою, напою и Волховом».

Как бы не так! Новгородцы повели себя куда более решительно, чем в операциях против крестоносцев. Оскорбились, кричали про «вольности», принялись готовиться к осаде. Выслали вооруженные отряды к самому Торжку, а государю наотрез отказали: дескать, «братьев не выдадим» и «умрем за Святую Софию». И что оставалось делать? Воевать? Но как раз войны-то Юрий II жаждал меньше всего. Он, как и раньше, силился прекратить усобицы, а не раздувать их. Рассчитывал припугнуть новгородцев эдакой грозной демонстрацией, а оно не получилось. Ну а коли так, государю пришлось вступить в переговоры. Принимать на княжение Ярослава Всеволодовича «золотые пояса» не хотели. А давать им своих сыновей не хотел великий князь — сколько можно прикрывать детскими именами боярские махинации? Сошлись на том, что в Новгород пойдет княжить Михаил Черниговский. Лицо нейтральное, друг государя.

Но этот князь, честный и храбрый воин, легко поддавался чужим влияниям, и новгородцы тут же начали ссорить его с Юрием II и Ярославом. Братья Всеволодовичи подняли вопрос и о деньгах. Они несколько раз предпринимали походы в Эстонию, результаты «золотые пояса» перечеркнули, сами-то в накладе не остались, получили плату от немцев. А как же владимирцы? Уходя из Торжка, Юрий II в счет издержек конфисковал городскую казну. Однако новгородцы за свой карман держались крепенько. Забушевали, снова хватались за оружие. На вече постановили, чтобы Михаил Черниговский самолично ехал к Юрию и вернул их собственность. Во избежание нового конфликта Владимирский государь предпочел отдать деньги. Когда Михаил с успехом возвратился в Новгород, его провозглашали героем! Чествовали так, будто он выиграл великую битву!

И все-таки рассорить его со Всеволодовичами сперва не получилось. Пока Михаил ублажал боярские капризы, его собственный удел, Чернигов, остался без присмотра, и город захватил Олег Курский. А получить помощь князь мог только у Юрия II. Государь не отказал ему, выделил воинов, и Михаил отправился на родину выгонять узурпатора. Но и новгородцам пришлось вдруг прочувствовать, что без сильного князя им может прийтись худо. На русские земли хлынули литовцы. Внезапным штурмом они взяли и распотрошили Старую Руссу, растеклись по окрестностям Пскова и Новгорода, вторглись на Смоленщину. Тут уж «вольный город» забыл о всех счетах и претензиях. Воззвал не к кому иному как к Ярославу Всеволодовичу, которого только что хаял и отвергал. Умолял о спасении.

А Ярослав, грозный в боях, умел перешагивать через обиды. Он выступил без промедления, созвал под знамена нескольких смоленских князей и настиг хищников под Усвятом. Сеча была жестокой. Пал торопецкий князь Давыд, сам Ярослав рубился плечом к плечу с простыми воинами, рядом с ним погиб его меченосец. Но литовцев положили больше 2 тысяч, остальные разбежались. Все пленные, которых они угоняли, обрели свободу. Рыдая от счастья, славили избавителей. Вот так, триумфатором, с колоннами пленных литовцев и освобожденных русских, под радостный звон колоколов и восторженные крики народа Ярослав вступил в Новгород.

Он уже заранее продумал меры, как противодействовать католическому наступлению. И меры были не только военными. Ведь немецкая экспансия разворачивалась под знаменем «крещения язычников». Кто окрестил, тот и покорил — эту особенность западной политики Ярослав понял и учел. Но за эстонцами должна была прийти очередь других подданных Руси, все еще остававшихся язычниками, карелов и ижоры. Князь постарался пресечь такую возможность, направил к ним своих священников: обратить в Православие и тем самым связать с русскими. Причем на этот раз обошлось без бунтов, без убийств миссионеров, без насилия. Карелы уже видели, чем оборачивается крещение от немцев, и принимали Православие добровольно.

Ярослав попытался закрепить зону русского влияния и в Финляндии. Отправился туда с войском, прошел всю страну. Действовал по возможности мягко. После того, как финские вожди признали себя русскими подданными, князь отпустил всех пленных. Но вмешались шведы. У ник как раз завершилась собственная междоусобица, королем избрали слабенького Эрика Эриксона, а реальную власть при нем захватил ярл Биргер. В Эстонии шведам было уже нечего ловить. Ее делили немцы с датчанами, грызлись между собой, а третьих конкурентов ни те ни другие не пустили бы. Зато Финляндия оставалась еще не захваченной, и шведы заранее объявили ее своей. Поход Ярослава использовали, чтобы притянуть финнов к себе, возбудили их на войну и натравили «мстить». Они ворвались на русские земли, погромили села и погосты вокруг Олонца.

Князь Ярослав, как обычно, действовал быстро. Сформировал рать, повел на врага. Дошел до Невы и… застрял. Новгородцы взбунтовались и отказались следовать дальше, принялись выяснять отношения между собой. Правда, княжеское войско не понадобилось. Ладожский посадник и без него побил беспорядочные финские толпы, а отступающих перехватили в лесах карелы с ижорянами и истребили до единого. Тем не менее, сигнал был тревожный.

Вскоре он подтвердился, и еще как! На 1228 г. Ярослав планировал нанести мощный удар по немцам. Юрий II прислал ему владимирские полки. Однако Новгород снова высказал ему возмущенные претензии, что появление войска подняло цены на хлеб и мясо. Распускались слухи, что Ярослав замышляет подмять город этой ратью. Князь поехал было в Псков, чтобы договориться о совместных действиях, но туда его вообще не пустили, закрыли перед носом ворота. Князь был удивлен и оскорблен. В полном соответствии с новгородскими законами он обратился с жалобой к вечу, потребовал разобраться с псковской выходкой, судить виновных.

Но Псков в ответ заключил союз с… Орденом, к нему на помощь явились отряды немцев, ливов и латышей. А Ярославу горожане прислали трескучее и вызывающее послание. Писали — дескать, вы уже ходили на крестоносцев, ничего не добились, а отдуваться пришлось нам, нас за это разоряли набегами. Теперь «восстаете против нас, но мы готовы ополчиться». «Идите, лейте нашу кровь, вы не лучше поганых». Но и новгородцы неожиданно приняли сторону псковичей. Постановили, что воевать с Орденом не будут, пускай владимирское войско уходит прочь.

Решению веча Ярослав обязан был подчиниться. Но и сам он после столь откровенного плевка мог ли оставаться князем? Впрочем, совсем бросить Новгород он тоже не хотел. Уедешь — пригласят невесть какого князя со стороны, и последствия могут быть непредсказуемыми. Ярослав надеялся, что со временем ситуацию еще можно будет выправить, попытался сохранить хотя бы номинальную власть над Новгородом. Назначил княжить двух мальчиков-сыновей, Федора и Александра — будущего Невского, при них определил свиту верных бояр. Отправился в свой удел, в Переяславль-Залесский. Вчерашнего спасителя и героя провожали злобой, чуть ли не улюлюканьем, а псковичи вдогон выгнали и собственных сограждан, которые выражали симпатии к Ярославу. Объявили:

«Подите к своему князю, вы нам не братья».

На самом-то деле ларчик просто открывался. В данное время Любек, Бремен и еще ряд германских городов создавали большой торговый и политический союз, Ганзу. В нее вступила и Рига. Участием в подобной организации очень заинтересовались и русские толстосумы, прикидывали, какие барыши это сулит. Еще с 1227 г. верхушка Новгорода, Пскова, Смоленска, Полоцка вела в Риге тайные переговоры с немцами. Причем переговоры шли не только на торговые темы. На них прибыл полномочный посол папы римского, епископ моденский, и настроения русских западников были настолько обнадеживающими, что он сразу же известил об этом Рим.

Получив донесение от него, обрадованный папа Гонорий III обратился с посланием ко всем русским князьям, в том числе к «суздальскому королю» Юрию II. Обещал им благоденствие «в объятиях латинской церкви», просил письменно выразить на это «добрую волю» и призывал жить в мире и дружбе с «христианами ливонскими». Правда, «суздальский король» не отреагировал. Наоборот, выгнал из своих владений доминиканских проповедников[133]. Но «золотые пояса» были настроены совсем иначе. В том же 1228 г., когда Ярослав собирал рать на Орден, Смоленск и Полоцк заключили договоры с Рижским епископом и Ганзой, установили свободную торговлю с ними, предоставили немцам огромные привилегии[134]. А Новгороду и Пскову князь перешел дорожку, помешал!

Едва он уехал, страсти и вовсе разбушевались. Город открыто поделился на партии — «немецкую» во главе с посадником Водовиком и патриотическую во главе с Твердиславичем. Крушили друг друга, скидывали в Волхов. Присутствие детей князя, Федора и Александра, западников тоже не устраивало. Ведь от бояр, окружавших их, новгородские дрязги быстро становились известными в Переяславле-Залесском, Владимире, Ярослав мог вернуться… Друзья предупредили, что княжичам грозит серьезная опасность, и опекуны в последний момент успели увезти их. Спасли вовремя, в уличных столкновениях победили западники. Водовик лично убил Твердиславича, покатился погром домов и дворов его сторонников. Их избивали, тащили по тюрьмам, многие бежали в Переяславль-Залесский, под защиту Ярослава.

А на княжение Водовик и его партия снова призвали Михаила Черниговского. Он не отказался, уж больно престижным и выгодным было держать за собой Новгород. Правда, сам Михаил не имел возможности находиться на Волхове, он уже крепко увяз в южных усобицах. Определил на престол сына Ростислава. Но для бояр это было еще лучше. При мальчишке Водовик со своими присными заправляли как хотели. И теперь-то они добились заветной цели, в 1230 г. Новгород и Псков вступили в Ганзу, заключили мир и союз с Рижским епископом и Орденом.

Хотя для Михаила Черниговского новгородская честь обернулась крупными неприятностями. Ситуация-то была совсем иной, чем в 1224 г. В тот раз он занял престол как друг Юрия II и Ярослава, с их согласия. Сейчас — в пику им. Фактически получилось так, что принял под покровительство их врагов. Миролюбивый Юрий II все же склонялся договориться по-хорошему, но Ярослав доказывал, что постоянно спускать своевольства — значит поощрять их. Подключился митрополит Кирилл. Он, как и великий князь, силился утрясти дело миром. Дважды находил компромиссы, Ярослав соглашался на них, готов был на переговоры с новгородцами.

Не тут-то было! Новгородские западники совсем занеслись. Требовали от черниговского князя непременно воевать, отомстить за обиды, которые якобы нанес Новгороду Ярослав. Головы кружились в хмельном угаре, чудилось повторение резни на Липице, а Михаил Черниговский виделся подобием Мстислава Удалого. Его заверяли, что все население ненавидит «тирана» Ярослава, поднимется как один… В общем, князю задурили голову, он решил заступиться «за правду», послал к сыну в Новгород черниговские отряды.

Но открылась совершенно обратная картина. Простонародье любило Ярослава! Как только объявили, что предстоит воевать против него, город взбурлил. Князя Ростислава Михайловича и посадника Водовика выгнали вон. Их сторонники разбегались кто в Чернигов, кто в Псков. А новгородское ополчение действительно выступило, да только не в ту сторону. Выступило сражаться не с Ярославом, а под его знаменами. Вместе ворвались на Черниговщину, взяли Серенск, разорили окрестности Мосальска. Развивать наступление Юрий II и его брат не стали. Зачем губить черниговцев, втянутых в авантюру? Постращали, и будет. Гораздо важнее было восстановить порядок на западной границе.

А там весь цвет «немецкой» партии засел в Пскове. Присланных к город «суздальских» чиновников заточили по тюрьмам, вооружили и взбудоражили людей, всерьез готовились драться. Обнадеживали и помощью Ордена. Но Ярослав сладил с ними вообще без боя и без крови. Приехав в Новгород, он перекрыл дороги к Пскову. В городе быстро стали дорожать продукты, жители забеспокоились, затосковали и в конце концов одумались, отправили к князю делегацию — мириться.

Изменникам осталось податься лишь в одном направлении, под крылышко к Ордену. К этому времени у немцев в Оденпе уже собралась изрядная русская колония. В ней имелся даже собственный князь Ярослав Владимирович. Причем у него-то никаких политических соображений не было. Просто он был балбесом, которому не нашлось удела на Руси, и он не придумал ничего лучшего как приткнуться к рыцарям. А когда к нему посыпались новгородские и псковские эмигранты, он обрадовался, принялся формировать из них войско, пополнил его эстонцами. Вообразил, что для него нашлось настоящее княжеское дело — развязать драчку, а заодно отхватить для себя Псков.

Разумеется, немцы его инициативу только приветствовали, подсобили денежками, оружием, и князь непонятного статуса со своей бандой внезапным налетом захватил Изборск.

Лишь теперь у псковичей окончательно открылись глаза. Дружба с Орденом оборачивалась вон какими «подарками»! Они настолько возмутились, что даже не стали ждать Ярослава Всеволодовича с его воинами. Сами горожане двинулись к Изборску, а его жители тоже не горели желанием служить иноземцам. Пришельцы серьезной силы не представляли. Псковичи и изборяне повязали их и выдали князю Ярославу. Авантюристам пришлось отправиться в Переяславскую тюрьму.

Но Орден кинул русских предателей лишь на пробу. Не получилось — ничего страшного. К вторжению уже готовились сами рыцари. Стягивались к замкам Восточной Эстонии, арестовали ехавших к ним новгородских послов. Однако к Ярославу успели прийти переяславские и владимирские полки, и он опередил врагов. Ворвался в Эстонию, смешав их планы. Крестоносцы поспешно выдвинули войско на его пути — князь обнаружил его на р. Эмайыги и раскатал наголову. Отступающие неприятели укрывались за стенами Дерпта-Юрьева и Оденпе, русские ратники обложили оба города. Орден запросил мира, соглашался на все условия, которые продиктовали им князь и новгородцы. Пункты торговых договоров были сохранены, но немцы обязались платить дань, а от попыток вовлечь Новгород и Псков в политическую зависимость им пришлось отречься.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: