Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Жизненный и творческий путь Э.Т.А.гофмана. Основы мировозрения писателя. Связь его лит.го творчества с живописью и музыкой.




История жизни Эрнст ТеодораГофмана — это история непрестанной борьбы за кусок хлеба, за обретение себя в искусстве, за свое достоинство человека и художника. Отзвуками этой борьбы полны его произведения. Эрнст Теодор Вильгельм Гофман, сменивший впоследствии свое третье имя на Амадей, в честь любимого композитора Моцарта, родился в 1776 году в Кенигсберге, в семье адвоката. Родители его разошлись, когда ему шел третий год. Гофман рос в семье матери, опекаемый дядей, Отто Вильгельмом Дёрфером, тоже адвокатом. В доме Дёрферов все понемногу музицировали, учить музыке стали и Гофмана, для чего пригласили соборного органиста Подбельского. Мальчик выказал незаурядные способности и вскоре начал сочинять небольшие музыкальные пьесы; обучался он и рисованию, и также не без успеха. Однако при явной склонности юного Гофмана к искусству семья, где все мужчины были юристами, заранее избрала для него ту же профессию. В школе, а затем и в университете, куда Гофман поступил в 1792 году, он сдружился с Теодором Гиппелем, племянником известного тогда писателя-юмориста Теодора Готлиба Гиппеля, — общение с ним не прошло для Гофмана бесследно. По окончании университета и после недолгой практики в суде города Глогау (Глогув) Гофман едет в Берлин, где успешно сдает экзамен на чин асессора и получает назначение в Познань. Впоследствии он проявит себя как превосходный музыкант — композитор, дирижер, певец, как талантливый художник — рисовальщик и декоратор, как выдающийся писатель; но он был также знающим и дельным юристом. Обладая огромной работоспособностью, этот удивительный человек ни к одному из своих занятий не относился небрежно и ничего не делал вполсилы. В 1802 году в Познани разразился скандал: Гофман нарисовал карикатуру на прусского генерала, грубого солдафона, презиравшего штатских; тот пожаловался королю. Гофман был переведен, вернее сослан, в Плоцк, маленький польский городок. Незадолго до отъезда он женился на Михалине Тшиньской-Рорер, которой предстояло делить с ним все невзгоды его неустроенной, скитальческой жизни. Однообразное существование в Плоцке, глухой провинции, далекой от искусства, угнетает Гофмана. Он записывает в дневнике: «Муза скрылась. Архивная пыль застилает передо мной всякую перспективу будущего». И все же годы, проведенные в Плоцке, не потеряны зря: Гофман много читает — кузен присылает ему из Берлина журналы и книги; к нему в руки попадает популярная в те годы книга Виглеба «Обучение естественной магии и всевозможным увеселительным и полезным фокусам», откуда он почерпнет кое-какие идеи для своих будущих рассказов; к этому времени относятся и его первые литературные опыты. Литературная жизнь Эрнста Теодора Амадея Гофмана была короткой: в 1814 году вышла в свет первая книга его рассказов — «Фантазии в манере Калло», восторженно встреченная немецкой читающей публикой, а в 1822 году писателя, давно страдавшего тяжелой болезнью, не стало. К этому времени Гофмана читали и почитали уже не только в Германии; в 20 — 30-х годах его новеллы, сказки, романы переводились во Франции, в Англии; в 1822 году журнал «Библиотека для чтения» опубликовал на русском языке новеллу Гофмана «Девица Скудери». Посмертная слава этого замечательного писателя надолго пережила его самого, и хотя в ней наблюдались периоды спада (особенно на родине Гофмана, в Германии), в наши дни, через сто шестьдесят лет после его смерти, волна интереса к Гофману поднялась снова, он снова стал одним из самых читаемых немецких авторов XIX века, его сочинения издаются и переиздаются, а научная гофманиана пополняется новыми трудами. Такого поистине мирового признания не удостоился ни один из немецких писателей-романтиков, к числу которых принадлежал и Гофман. Гофмана иногда называют романтическим реалистом. Выступив в литературе позднее как старших — «иенских», так и младших — «гейдельбергских» романтиков, он по-своему претворил их взгляды на мир и их художественный опыт. Ощущение двойственности бытия, мучительного разлада между идеалом и действительностью пронизывает все его творчество, однако, в отличие от большинства своих собратьев, он никогда не теряет из виду земную реальность и, наверное, мог бы сказать о себе словами раннего романтика Вакенродера: «...несмотря ни на какие усилия наших духовных крыл, оторваться от земли невозможно: она насильственно притягивает нас к себе, и мы снова шлепаемся в самую пошлую гущу людскую». «Пошлую гущу людскую» Гофман наблюдал очень близко; не умозрительно, а на собственном горьком опыте постиг он всю глубину конфликта между искусством и жизнью, особенно волновавшего романтиков. Разносторонне одаренный художник, он с редкостной прозорливостью уловил реальные пороки и противоречия своего времени и запечатлел их в непреходящих творениях своей фантазии.

Немецкие романтики стремились к синтезу всех искусств, к созданию искусства универсального, в котором сливались бы поэзия, музыка, живопись. Гофман, соединявший в своем лице музыканта, писателя, живописца, как никто другой был призван осуществить этот пункт эстетической программы романтиков. Профессиональный музыкант, он не только чувствовал волшебство музыки, но и знал, как она создается, и, возможно, именно потому сумел запечатлеть в слове очарование звуков, передать воздействие одного искусства средствами другого.

Сказка «Щелкунчик и мышиный король» отличается от «Песочного человека» и прочих «Ночных рассказов» светлой, мажорной тональностью и блещет всеми красками неистощимой гофмановской фантазии. Но хотя Гофман сочинял «Щелкунчика» для детей своего друга Гитцига, он коснулся в этой сказке отнюдь не детских тем. Снова, хотя и приглушенно, звучит здесь мотив механизации жизни, мотив автоматов. Крестный Дроссельмейер дарит на рождество детям советника медицины Штальбаума чудесный замок с движущимися фигурками кавалеров и дам. Дети восхищены подарком, но однообразие происходящего в замке им вскоре надоедает. Они просят крестного сделать так, чтобы человечки заходили и задвигались как-нибудь по-другому. «Этого никак нельзя, — возражает крестный, — механизм сделан раз и навсегда, его не переделаешь». Живому восприятию ребенка — а оно сродни восприятию поэта, художника — мир открыт во всех своих многообразных возможностях, в то время как для «серьезных», взрослых людей он «сделан раз и навсегда» и они, по выражению маленького Фрица, «заперты в доме» (как Ансельм был закупорен в банке). Романтику Гофману реальная жизнь представляется тюрьмой, узилищем, откуда есть выход, только в поэзию, в музыку, в сказку или в безумие и смерть, как в случае Натанаэля.

Крестный Дроссельмейер из «Щелкунчика», «маленький сухонький человечек с морщинистым лицом», — это один из тех чудаков и чудодеев, внешне похожих на самого Гофмана, что во множестве населяют его произведения. Какие-то свои черты придает Гофман и советнику Креспелю в одноименной новелле. Но, в отличие от Дроссельмейера, Креспель — фигура трагикомическая. Человек со странностями, строящий себе ни с чем не сообразный дом, смеющийся, когда надо плакать, и потешающий общество всевозможными гримасами и ужимками, он принадлежит к породе людей, которые свои глубокие страдания прячут под шутовской маской. При этом Креспель — дельный юрист, он превосходно играет на скрипке, да и сам делает скрипки, тоже превосходные. Его привлекают инструменты старых итальянских мастеров, он скупает их и разнимает на части, доискиваясь тайны их чудесного звучания, но она не дается ему в руки. «Разве довольно в точности знать, как Рафаэль задумывал и создавал свои картины, для того, чтобы самому сделаться Рафаэлем?» — говорит капельмейстер Крейслер («Крейслериана»). Тайна великого произведения искусства заключена в душе его создателя, художника, а Креспель не художник, он лишь стоит на той грани, что отделяет подлинное искусство от обыденной бюргерской жизни. Зато его дочь Антония поистине рождена для музыки, для пения. В образ Антонии, прекрасной и одаренной девушки, умирающей от пения, Гофман вложил и свою тоску о несбывшемся счастье с Юлией, и скорбь о собственной дочери, названной им Цецилией в честь святой покровительницы музыки и прожившей немногим более двух лет. Болезнь Антонии ставит ее перед выбором — искусство или жизнь. На самом деле ни Антония, ни тем паче Креспель никакого выбора сделать не могут: искусство, если это призвание, не отпускает от себя человека. Новелла, словно опера, завершается ликующе-скорбным финальным ансамблем. Наяву или во сне — читатель волен понимать это как угодно — Антония соединяется с любимым, в последний раз поет и умирает, как умерла певица в «Дон-Жуане», сгорев во всепожирающем пламени искусства. Сказка «Щелкунчик», новеллы «Советник Креспель» и «Мадемуазель де Скюдери» были включены Гофманом в четырехтомный цикл рассказов «Серапионовы братья», открывающийся историей безумца, который мнит себя святым отшельником Серапионом и силой своего воображения воссоздает мир далекого прошлого. В центре книги — проблемы художественного творчества, соотношения искусства и жизни.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных