Глава 2. Русские в межвоенной Литве 1918 – 1940 г.

Как и в настоящее время, русские в межвоенной Литве представляли небольшой очаг по сравнению с двумя соседними странами Балтии. По данным первой переписи независимой Литвы в 1923 г. русские были на четвёртом месте по численности (2,5 %), уступая литовцам (83,9%), затем евреям (7,6 %) и полякам (3,2%). После присоединения Клайпедского края и появления многочисленного немецкого населения, русские оказались на пятом месте. Большинство русских проживало в сельской местности (82,2%). В этом они были схожи с литовцами (83,3%) и поляками (82,2). Немцы (58,2) и евреи (5,2%) проживали преимущественно в городах. Наибольшая доля русского населения приходилась на северо – восточные регионы страны: Зарасайский (15,4%), Рокишкский (6,6%) и Утенский (4,5%) уезды, а также Каунасский уезд в центре страны (5,8%). Что касается городского русского населения, то оно составляло 14,8%: в Зарасае - 18,9%, Укмерге – 5,2%, Йонаве – 3,7%, Паневежисе – 3,3%, Каунасе – 3,2%, Расейняй и Юрбаркасе – по 2,5%.

Оценивая ход истории русского населения в межвоенной Литве важно учитывать не просто данные переписи, но и то, как эти данные воспринимались русским обществом. Восприятие же их было связано с чувством больших человеческих потерь. При этом это сильно осложнило адаптацию русского населения в межвоенной Литовской республике. Русский общественный деятель Литвы Александр Тыминский с сожалением писал, что в начале Первой Мировой войны «русское чиновничество, домовладельцы, помещики, ремесленники, лица свободных профессий, всё что составляло интеллигенцию, отхлынуло из Литвы, и многие уже не вернулись обратно, будучи задержанными революцией и новой политической обстановкой» [6]. Кроме этого нужно сказать, что значительное число русских, помимо уже упомянутых чиновников, составляли военные и моряки, которые также покинули Литву в связи с дезинтеграцией Российской Империи.

Что касается литовского общества, которое со второй половины XIX в. несло идею создания собственного национального государства, то оно не было заинтересовано в отражении точного количества групп нацменьшинств. От переписи 1923 г. литовцы ждали результатов, что они является национальным большинством и «истинными хозяевами Литвы». Неудивительно, что в инструкции Центральной комиссии по проведению переписи предписывалось тщательно провести отбор заведующих ими и переписчиков, чтобы этинические меньшинства не пытались завысить количество своих членов. В итоге, перепись отразила лишь тех русских, у которых было литовское гражданство. Остальные были причислены к иностранцам. Эти русские в каком – то смысле остались невидимыми для литовского общества. Например, при возникновении каких – либо проблем или для учитывания потребностей русского нацменьшинства, принималось во внимание лишь число граждан.

Существовала ещё одна проблема с русским населением межвоенной Литвы. Речь идёт о самоидентификации. Любое конструирование населения зависит от цели и идеологии государства. Как заметил известный российский антрополог и историк В.А. Тишков, для переписчиков в Российской империи не существовало понятия самоидентификации, а население государства не знало понятия национальности. Важно подчеркнуть, что термин «русский» в XIX в. и «русский» в XX отличались как содержание этнонима «татарин». В Российской империи в понятие «русский» вкладывались две вещи: умение говорить по-русски и исповедание православия. Кроме того, нужно сказать, что под «русскими» понимались все три восточно славянских народа: великороссы, малороссы и белорусы. Литовцы довоенной и межвоенной Литвы скептически относилось к царской переписи 1897 г. по политическим соображениям. Считалось, что численность литовцев в Виленской, Ковенской и Сувалкских губерниях (значительно превышающих территорию межвоенной Литвы) намеренно занижена, а численность русских – завышена. По итогам это переписи великороссов было 175 955 (4,7%) на те же три губернии. Малороссов же было 4683, а белорусов – 956 268 (из них 891 903 в Виленской губернии. Однако для анализа русского населения, чаще всего берется численность великороссов. Возвращаясь к самоидентификации, надо отметить, что для переписи 1923 г. именно она определителем индивида. В ней уже русские, белорусы и украинцы считаются отдельно. Ситуацию осложняет то, что отсутствуют достоверные источники, которые указывали бы на факторы и мотивы русских при их самоидентификации в межвоенной Литве. С другой стороны, сложность заключалась в том, что в русской общине были представители разных миграционных потоков. Для них понятие «русскости» естественно отличалось. Во время переписи многие затруднялись назвать свою идентичность, либо отвечали по привычке «православный», «старовер» или «литовец русской национальности»[7].

В межвоенной Литве можно выделить три группы русского населения: старообрядцы, русские, переселившиеся в Российской империи и представители Белой Эмиграции. Старообрядцы первой волны (то есть второй пол. XVII – XVIII в.), бежавшие в Речь Посполитую, были самой старой общиной из трёх. Благоприятными факторами были терпимое отношение к их религии и экономические интересы литовских и польских помещиков. Образ старообрядцев был весьма положительным в отличие от православных из – за отсутствия у них политических амбиций. В 1923 г. в Литве проживало 31 778 русских старообрядцев. Они составляли 63 % от общего числа русского населения, имевшего гражданство. Они сохранили в межвоенный период свою конфессионально – этническую самобытность и собственную церковную структуру, в которой насчитывалось около 50 приходов. Этот период считался у старообрядцев самым успешным за всю историю их жизни в Литве.

Второй группой стало русское население, переселившиеся в Литву после разделов Речи Посполитой. Они, как правило, служили в аппарате и вооружённых силах Российской империи. Кроме того, после восстаний 1831 и 1863-64 г. правительство стало поощрять переселение русских крестьян и старообрядцев. При переселении они пользовались льготами при трудоустройстве или приобретении земли. Они не ставили целью узнать местную культуру, язык и обычаи. Для их нужд строились православные храмы, русские школы и т.д. Вот почему у литовцев была ещё свежа память о навязывании им чужих языка и культуры. Отсюда вытекает и националистический всплеск у молодого литовского государства.

Третьим русским очагом стали представители Белой Эмиграции. Однако они рассматривали молодые прибалтийские государства лишь, как временное убежище от большевиков. Однако в отличие от старого русского сегмента, представители Белой Эмиграции считали, что они должны активно участвовать в политической жизни. Ведь покинув Родину, они продолжили борьбу с большевиками даже в эмиграции, стремясь возродить Россию, без большевиков. Вследствие этого, деятели Белой эмиграции пытались создать свои организации и объединения по аналогии со своими соотечественниками в странах Западной Европы, Балканского полуострова и далёких американского и австралийского континентов. Особенно старались в этом деле военные. Но проблема в том, что Литва была одним из восточно-европейских государств, переживших волну этнонационализма. Если в странах Западной Европы на подобные организации достаточно спокойно, то Литва достаточно настороженно отнеслась к русским беженцам. Департамент постоянно следил за русской Белой эмиграцией и пресекал её деятельность. Так, например, была запрещена организация «Союз взаимопомощи бывших офицеров и инвалидов». Однако другая русская эмигрантская организация – Объединение русских эмигрантов Литвы. Оно создалось из – за точка извне: в 1926 г. в Париже было решено по инициативе правых монархических сил созвать съезд эмигрантов. Для создания делегации от Литвы был впервые созван съезд эигрантов Литвы. Оно – то и положило начало объединения русских эмигрантов в Литве. Жизнь русских эмигрантов потекла в более организованном русле. Своей целью Объединение провозгласило защиту интересов белоэмигрантов и предоставление юридической, финансовой и моральной поддержки. Оно стремилось изучить их потребности и по мере возможности удовлетворить их, поддерживать связь с соответствующими учреждениями Литвы: Красным крестом и представительством Лиги наций. Политических целей оно не преследовало.

Несмотря на эти частичные успехи, в Литве был достаточно скромный очаг белой эмиграции. Однако именно белоэмигранты обладали хорошим образованием, но их трудоустройству мешал статус беженца и отсутствие гражданства. Они должны были ежегодно продлевать временное разрешение на проживание и трудоустройство от МВД (это обходилось им в 60 литов). Кроме того, вскоре появилось весьма закономерное требование к русским в Литве – знание литовского языка. С середины 1920 – х годов для служащих стал устраиваться языковой экзамен. И если его первая несдача не была трагична, то дальнейшие несдачи грозили потерей рабочего места. Слой образованных людей был гораздо тоньше, чем у других нацменьшинств. Кроме того, инженерная или врачебная деятельность не имела такого резонанса, как например, деятельность профессоров или театральные постановки балетмейстеров. С начала 1930 – х годов, представители этнических меньшинств выдавливались с рабочих мест. Они воспринимались, прежде всего, как дешёвая рабочая сила, «отнимающая кусок хлеба» у коренного литовского населения.

Однако большинство русских оставались малограмотными. По переписи 1923 г. лишь 38,4% русских старше 10 лет были грамотными. Этот показатель был выше среднего в Каунасе (69,0%), Шяуляе (64,1%), Паневежисе (52,4%), и Укмерге (59,9%), а также в Мариямпольском (64,4%) и Вилкавишкском уездах (68,0). Самый низкий уровень грамотности был в уездах, населённых преимущественно старообрядцами. В Рокишском русских, умеющих читать и писать было всего лишь 27,0%, а в Зарасайском – 24,0%. Показатели же других нацменьшинств были в два раза выше. Кроме того у русских была большая разница в показателях грамотности у мужчин и женщин (соответственно 48,7% и 28,6%). В остальных этнических группах этот разрыв не превышал 10 %.

В социальной стратификации русские были распределены следующим образом: сельское хозяйство (78,5%), промышленность (7,8%), на государственной службе (3,2%), в торговле (0,8%), на транспорте (1,1%), других сферах (8,9%)[8].

Подводя итог истории русской диаспоры в межвоенной Литве, нужно отметить причины успехов и неуспехов её социальной адаптации. В силу показателей грамотности и образованности, образ русского в межвоенной Литве часто контрастировал между образованной и культурной интеллигенцией и малообразованной крестьянской массой. Ещё одним фактором, препятствующим их адаптации, стал вопрос о гражданстве[9], который перекрещивался с вопрос об образовании. Как было отмечено в главе, представители Белой эмиграции обладали хорошим образованием, но не имели гражданства, что значительно осложняло их трудоустройство. Что касается старой части русской диаспоры (старообрядцы), то она хоть и была гражданами литовской республики, была малообразованна. Кроме того, русские, в отличие от немцев или поляков, не могли рассчитывать на помощь со стороны государства – матери. Неудовлетворённость социальным статусом стало причиной для эмиграции из Литвы. По данным, с 1928 по 1939 г. страну покинули не менее 923 человек. Для выезда русских создавались специальные организации. Однако они вскоре прекратили своё существование по непонятным причинам, скорее всего из – за разногласий.

Однако русская эмиграция довоенной Литвы оставила свой след. Каждый более или менее образованный литовец, отвечая на этот вопрос вспомнит фамилии профессоров Льва Корсавина, Василия Сеземана и Ивана Лаппо. Огромный вклад русские межвоенной Литвы и в культуру с архитектурой. Архитектор Владимир Осипович Дубенецкий реставрировал музыкальный театр в 1925 г., а также построивший здание гостиницы «Lietuva», исторический музей имени Витаутаса Великого и др. Кроме него стоит отметить режиссёра Феофана Павловского, балетмейстера Николая Зверева, профессора теоретической механики Платона Янковского и консультанта минфина Литвы Николая Покровского (бывшего заместителем министра финансов России).

Русские в межвоенной Литве не сумели сплотиться и создать единой диаспоры. Им не удалось создать и своей единой организации и прессы. В итоге часть эмигрировала (как белоэмигрантов, так и староверов), другая часть разделила судьбу литовских граждан и была репрессирована. Русская диаспора межвоенной Литвы почти канула в прошлое.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: