ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
С волками жить – по-волчьи выть»?
«Ты родился оригиналом. Не умри копией». Джон Мэйсон.
Как в каждом большом овечье-бараньем стаде, – не без паршивой овцы/барана, так и в каждом человеческом сообществе – не без отщепенца. Паршивость овцы/барана определяется исключительно ее/его анатомо-морфологическими отклонениями от установленного для их рода-племени стандарта. Об интеллектуальных отклонениях у овец/баранов от овечье-бараньей нормы речь не идет и не может идти в принципе. Нет среди них таких отклонений. Потому что нет у них интеллекта, от норм которого были бы возможны отклонения. Именно поэтому опытные пастухи для удобства управления овечье-бараньим стадом внедряют в эту среду козла – как лидера баранов, не говоря уже про овец.
Как написано в первом томе классического опуса Альфреда Брема «Жизнь животных» (по изданию 1992-го года московского издательства ТЕРРА – TERRA – стр. 429), «лидерами баранов являются козлы». К вящей для нас, людей, радости, у нас же – все не так! Точнее – скажем несколько осмотрительнее – все не совсем и не всегда именно так. В отличие от козлов-баранов человек обладает способностью говорить, пусть не громкое, но вполне решительное «нет», даже когда все, казалось бы, его собратья-сосестры истошно и самозабвенно вопиют: «Да-а-а-а!!!». По отношению к установкам категорического императива лидерства каждый человек определяет свою собственную стратегию и тактику поведения. Одни покорно смиряются с ними как с неизбежным злом и избирают для себя путь, стыдливо именуемый непротивлением злу насилием. Под насильственным внешним давлением чьего бы то ни было лидерства они стремятся расслабиться и постараться при этом получить удовольствие. Другие решают, что чем быть под чьим-то лидерством, лучше самому стать лидером. Для этого стараются. Что есть силы. Руководствуясь при этом «принципами», заложенными Николо Макиавелли в его цинично-сардоничном «Государе», особенно – в XVII-й его главе под красноречивым названием: «Как узурпатору сохранить и преумножить свои владения. Практика тиранов», – крайне редко включаемой в издания (исключения – изданное под редакцией Виллари Паскуале). Если есть просьба «огласить весь список» макиавелевских «принципов» – пожалуйста: – подавлять всякое возникающее превосходство; – устранять людей сильных, умных и храбрых; – препятствовать распространению образования; – порождать раздоры; – распространять клевету (вспомним, например, пресловутое геббельсовское: «Чем чудовищнее ложь, тем больше шансов, что в нее поверят»); – поощрять шпионство и доносительство; – содействовать обеднению подданных в расчете на то, что забота о хлебе насущном не оставит им ни сил, ни времени на заговоры. Мало кто из лидеров признается в том, что он действует именно по этой схеме, однако мало кто из них не действует по ней. По крайней мере, в политике. Ведь это о ней, неуемной, сказал в своих мемуарах дважды президент Соединенных Штатов Америки Рональд Рейган: «Политика – это вторая древнейшая профессия, но чем дольше я ею занимался, тем больше она походила для меня на первую». В войне за лидерский скипетр и «державу» (булаву – в руки, лавровый венок – на чело, златую цепь – на шею, зáмок – в собственность, замóк – на совесть) для достижения победы используется весь арсенал сравнительно честных и не очень способов. Интриги и инсинуации, заговоры и наговоры, подножки, подсидки и подставки – лишь самые невинные из них. Саркастичный закон циничного лидерства, о котором практически все если и не знают, то, по крайней мере, догадываются, но все же скромно умалчивают, гласит: «Грязного лидерства не бывает». По прямой аналогии с известными изречениями знаменитых римлян: сатирика Децима Юния Ювенала («Lucri bonus ést odor éx re quálibet» – «Запах прибыли приятен, от чего бы он ни исходил») и императора Веспасиана («Non olet pecunia» – «Деньги не пахнут»). Вовсю тут пахнет только горько-едким сарказмом – в первом случае, и тошнотворно-гадким цинизмом – во втором. Соответственно, циниками, называющими и считающими себя прагматиками, лидерство делится не на «грязное» и «чистое», а лишь на легитимное и не легитимное, причем легитимным его зачастую провозглашают сами циники-псевдопрагматики – те, которые своею хитростью и изворотливостью присвоили себе право провозглашать законы. Те, кто, игнорируя весь сарказм непреложного закона циничного лидерства, стремятся – во что бы то ни стало, любыми способами и какими угодно средствами – добиться лидерских почестей и регалий, и кто не сподобился удостоиться их в легитимизированных сферах, переключаются на сферы иные. Особо преуспевшим в этом деле впоследствии удается легитимировать ранее не-легитимное. Как сказал в своем «Бунтующем человеке» лауреат Нобелевской премии Альбер Камю, «мы живем в эпоху мастерского осуществления преступных замыслов, и то, что еще вчера считалось преступлением, сегодня становится законом». «Бригадиры» бандитских группировок, сливаясь в экстазе взаимовыгодного единения с высоковосседающими чиновниками, не обремененными такими «заморочками», как-то: совесть (по словам Адольфа Гитлера она – не более чем «жидовская выдумка») и стыд, который – по определению Эразма Роттердамского – является страхом честности перед позором, – становятся респектабельными бизнесменами, попадают на глянцевые страницы журнала «Forbs» и начинают активно и инициативно диктовать свои условия-ультиматумы. Всем. При господстве такого симбиоза бандитского раскаленного утюга и крокодилье-кожаного чиновничьего портфеля юридические законы принимаются если и не непосредственно этими ушлыми ребятками, и даже не под их прямую диктовку, то, по крайней мере, в их интересах. В результате таких юриспрудентных процедур декриминализация в государстве и обществе осуществляется не путем избавления от преступных проявлений, что само по себе является делом достаточно длительным, сложным, хлопотным, некомфортным, требующим значительных усилий – в первую очередь – интеллектуальных – и соответствующей воли, а куда более простым и надежным способом: элементарным объявлением не-криминалом того, что еще вчера признавалось именно им. Как говорится, самый простой и надежный способ достижения мира – закопать топор войны вместе с врагом. Хороший враг беззастенчивого и настырного лидера, не обремененного никакими интеллигентскими «заморочками» – это, конечно же, мертвый враг. Если таким врагом является закон, то тем хуже для него. Он становится обреченным, и дни его сочтены. Как неустанно декларировал Марк Порций Катон Старший, восходя на трибуну римского сената, «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» – «Карфаген должен быть разрушен». Если Карфаген законодательных актов, не достаточно подстроенных под определенные интересы, не хочет разрушаться сам, определенные интересы помогают ему разрушиться. В интересах по сути бывших криминальных авторитетов и подковерных дел мастеров – каких бы почетных званий-названий-титулов-регалий они себе ни наприсваивали, вплоть до «проффессоров» и «элиты нации», – ставших в одночасье лидерами в схватке за собственноручное обладание ресурсами целой страны. Иными словами: либо ты – вожак стаи, и тогда ты на коне, в ботфортах и со шпорами на них, либо же ты – фрагмент серой, безликой и презираемой вожаками массы, и тогда ты – под седлом и с «вавками» от чужих шпор на своих взмыленных боках. Как говорится в аристотелевском законе исключенного третьего, «tertium non datur» – третьего не дано. Казалось бы. На самом же деле, как и у каждой медали, у звонкой монеты лидерства имеется три стороны – аверс (от лат. аdversus – лицевая), реверс (от лат. reversus) – тыльная, и – гурт (нем. gurt) – ребро. Лицевая – сверкающая и сияющая, как, – выражаясь языком Василия Шукшина, – «голый зад при Луне». Тыльная – темная и страшная, подобная лицу сорокалетнего прапорщика, оказавшегося с перепоя на полковóм плацу в безлунную ночь. Ребро – та узкая поверхность, что связывает собой разноликое в единое. Когда жизнь ставит человека перед предельно жестким выбором: либо тиранствуй, либо – влачи рабское существование, каждый человек может открыть перед собой третий путь, принцип которого сформулировал для себя, пребывая в Гулаге в малоприятной роли зэка, будущий лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын. Формулировка этого принципа состоит всего лишь из шести слов, три из которых – трижды повторяющееся «не»: «Не верь, не бойся, не проси». «Не верь» – лунноликим, улыбающимся тебе во все свои тридцать три оскаленных зуба. «Не бойся» – черноротых, пугающих своей черноротостью. «Не проси» – ни у того, ни у другого. Ни милости, ни пощады. Бедняга Эрих Фромм, отягощенный проблемой: «Человек – волк или овца?», – заимствованной, по-видимому, у зоологически озабоченного Александра Островского (см. его комедию в пяти действиях под красноречивым названием «Волки и овцы»), – умер, так и не разрешив ее. Не удивительно. Ведь кроме волков и овец в этом Мире – поистине неисчерпаемом в многообразии проявлений продуктивной изобретательности того или той, кто или что его создал либо породила, независимо от того, Бог ли, Природа ли – в данном случае существенно не это, – наличествуют в изобилии и другие, не менее близкие к человеку твари. Например: ослы и козлы; быки и бараны; крысы и свиньи. Чем они хуже других? Например, волков и овец? Ничем. Как сказал Уинстон Черчилль, собаки смотрят на людей снизу вверх, коты – верху вниз, и только свиньи усматрмвают в человеке равного себе. Значит, вопрос следовало бы поставить значительно шире, нежели это сделал Эрих Фромм. То есть, человек: осел или козел?; бык или баран?; крыса или свинья? (при желании этот перечень можно продолжить сообразно Вашей, уважаемый Читатель, зоологической эрудированности и творческой фантазии). Как сказал когда-то псевдопролетарский поэт Владимир Маяковский, «все мы немножко лошади». Добавим от себя: и не только. Мы – все вместе и каждый из нас в отдельности – «немножко» разные животные, и нет смысла их всех перечислять. В разных жизненных ситуациях, переделках и перипетиях мы – люди – ведем себя по-разному: где-то больше как одно; где-то – как другое. Животное. Не всегда – разумное. Не всегда – человечное. Иногда – как «нежный и ласковый зверь». Иногда – как такая зверюга, от одного только сравнения с которой любая из действительно существующих тварей содрогнулась бы в ужасе и отвращении. В отличие от них всех мы – люди – наделены правом выбора. Козел обречен быть козлом. Навсегда. От первого своего козлиного вздоха и – до последнего. По крайней мере, в этом Мире, далеком от совершенства, но близком к достоверности его существования. Достоверность существования иных миров, где обитали бы козлы-трансформеры, лихо превращающиеся в бабочек с «крылышками бяк-бяк-бяк», более чем проблематична. То же самое можно сказать и о мирах с ослами-перевоплощенцами. И – с быками – перебежчиками в стан победившего врага. И – с баранами, меняющими свой откровенно бараний имидж на внешне вполне импозантный. В соответствии со сложившимися обстоятельствами. И – со свиньями, в одночасье обретающими атрибуты луи-виттоновской элегантности, изысканности, утонченности и респектабельности. Создание таких миров-трансформаторов – исключительная прерогатива человеческих особей, озабоченных тем, как бы побольше урвать, сделав вид, что эти руки ничего не брали, и получше пристроиться в обстановке быстро– меняющейся политической конъюнктуры. На воротах таких миров следовало бы водрузить герб, с изображением хамелеона. С лицом двуликого Ануса (ой, простите! – Януса!). Предусмотрительно и оперативно вращающего своими пучеглазыми ликами – туда-сюда, туда-сюда. Как флюгер. От: «К лесу передом», – до – наоборот. В силу сложившихся обстоятельств – не называя и не перечисляя их, а лишь констатируя их действительное наличие по факту – необходимо признать следующее. Мы, люди, – единственные в этом Мире, кто могут быть любыми животными, включая рыб и земноводных, каковыми каждый из нас уже имел сомнительное удовольствие быть. По крайней мере, на пренатальной стадии своего онтогенеза: вспомните себя в качестве эмбриона. Вспомнили? Более того, в силу тех же, то есть, сложившихся обстоятельств, мы, люди – единственные в Мире живые существа, которым дано и право выбирать – кем и какими нам быть, и обязанность это делать. Безальтернативным был лишь выбор для ветхозаветного Адама: «Кем быть?». Естественно, супругом такой же ветхозаветной Евы. В его ситуации ему не было дано не только «третьего», но – даже «второго», которое на вполне законных основаниях – согласно закону классической Аристотелевой логики – нам всем полагается. Много воды с тех пор утекло в Реке Времени. Много сменилось на Земле потомков библейских Адама и Евы. Сегодня мы – люди – все вместе и каждый из нас по отдельности – имеем выбор. В каждой конкретной ситуации. Хочешь и можешь копать – копай! Не хочешь? Не можешь? Не копай! Можешь рыть яму. Себе. Можешь – другому. Роя яму другому, можешь вырыть ее себе. Можешь прорывать канаву. Поперек дороги. Ни себе, ни людям. Можешь рыть колодец. Чтобы воды напиться. И себе, и людям. Можешь вырыть арык. Орошать сады-огороды. Себе и людям. Не правда ли, широкий выбор? А если хочешь, но не можешь? А если можешь, но не хочешь? А если не хочешь, не можешь, а надо? Тогда как? У Эриха Марии Ремарк’а есть удивительное произведение с еще более удивительным названием: «Zeit zu leben und Zeit zu sterben», – которое в переводе звучит, как «Время жить и время умирать». Для человека время жить означает – по сути – время выбирать. «Это сладкое слово «свобода»[именно под таким названием в 1972-м году Витаутасом Жалакявичусом был создан пророческий фильм, съемки которого происходили в Чили как раз накануне государственного переворота, совершенного – в точном соответствии сценарию фильма – под предводительством генерала Аугусто Пиночета 11 сентября (не правда ли, мистический день?) – 1973-го года] таит в себе невыносимые мýки. Мýки выбора. Мýки – потому что за сделанный «по своему хотению» выбор приходится самому нести ответственность, а этого ой как не хочется! Человек на протяжении всей своей жизни обременен проклятьем: делать выбор. Между тем, что хочется и тем, что тоже хочется, но иным. Между тем, что хочется, но – «низ-з-я!», – и тем, что можно, но – не хочется. Между тем, что хочется, и тем, что надо. Между тем, что надо, и тем, что тоже надо, но – другим. Выбирать человеку приходится не только между: «Быть или – не быть!», – ведь такой выбор делают для себя не только люди, и не всегда этот выбор в пользу «быть» (достаточно вспомнить, например, массовые самоубийства полярных леммингов или пеструшек, в чьем генетическом коде заложена именно такая, суицидная формула поведения в голодный год), но и – главное: если все-таки: «Быть!», – то: кем и каким? Принцип: «С волками жить – по-волчьи выть», – не является безальтернативным. Точно так же, как дилемма: «Кем быть: волком или овцой?», – для человека не является универсальной. Именно человек – и только он – способен выбрать из всех имеющихся в наличии в качестве возможных вариантов, казалось бы, невозможный. Не выть, как волк и не блеять, как овца; не рычать, как натасканный на травлю людей эсесовский пес, и не мычать, как ведомая на закланье покорная корова; не хрюкать, как самодовольная свинья и не визжать, как разъяренная макака; не шипеть, как змея, которой наступили на хвост (а у нее все, что не голова, то – хвост), и не подстраивать окраску своих идей под сложившуюся политическую конъюнктуру, как хамелеон – цвет своей кожи под окружающий его ландшафт. От всего этого вытья-блеяния-рычания-мычания-хрюканья-визжания-шипения-мимикрирования человек может отказаться. Если захочет. Если найдет в себе достаточно силы, мужества и мудрости, чтобы все это отвергнуть. Категорически. Бесповоротно. Как сказал в одном из своих интервью газете «Wall Street Journal» Стив Джобс, «я столь же горд тем, от чего мы отказывались, как и тем, что мы сделали». Соблазнов всегда и везде – хоть пруд пруди. И каждый из них – по-своему манящ. Часто – трудно совместим с другими, не менее манящими. Как с неизбывной грустью произнес один из персонажей фильма «Раба любви», «кушать хочется, худеть хочется – все хочется!». Хочется многого. Спокойствия хочется, чтобы никто тебя никуда не дергал, и – востребованности – чтобы звали и приглашали. Почета хочется и… искренности. Признания заслуг. Достойной оценки. То есть – по достоинствам. Как действительным, так и мнимым, то есть таким, каковые нам самим у нас самих мнятся. И – чтобы хвалили. Даже если хвалить-то особенно и не за что. Чего греха-то таить? – ведь и восторга хочется, и восхищения. Славы хочется. Такой, чтобы лик (и не только) свой успеть увидеть «одетым» в «гранит и бронзу», а мощь свою услышать воспетой в одах и кантатах. Для всего вышеперечисленного роль Лидера – Вождя нации, Отца всех народов, Большого друга детей (писателей и поэтов, певцов и композиторов, рабочих и колхозниц) подходит в самый раз. В этой роли можно позволить себе даже быть скромным, бормоча, стыдливо потупив взор, что-то вроде того, что: «Не надо оваций. Что вы в самом-то деле. Прекратите сейчас же! Мне это неприятно». На самом-то деле – приятно! Еще и как! Приятно чувствовать себя сильным, как бенгальский тигр, могущественным, как британский лев викторианской эпохи, презрительно глядящим и гáдящим на всех свысока, как геральдический белоголовый орлан времен «Gulf War – II» на некоем гербе. Однако подлинно заслуженная гордость человека-лидера определяется исключительно тем, в чем он достигает лидерских позиций отнюдь не как животное, пусть даже самое величественное и великолепное.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|