Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Политическая теология

Национальный исследовательский университет – Высшая школа экономики

Факультет права

Кафедра гражданского права

 

Реферат:

« Политическая теология. Карл Шмитт »

История политических и правовых учений

студентки 5 курса, группы 5 ГП

Коник Ксении Валерьевны

 

 

Научный руководитель:

Белькович Р.Ю.

 

 

Москва – 2013


Оглавление:

 

Биография. 3

Политическая теология. 9

Заключение. 16

Библиография. 18

 


Биография

 

Карл Шмитт - один из самых значительных и спорных юристов и политических философов 20-го столетия.

До недавнего времени имя крупнейшего правоведа и политолога ХХ века Карла Шмитта (1888-1987) было под запретом официальной науки, именовавшего его «коронным юристом» Третьего Рейха. Это было отнюдь неслучайно, так как во многих его трудах можно найти оперативную критику либерального миропонимания, парламентаризма, идеи One World, т.е. той совокупности «мифов», на которых зиждется современная нам политическая реальность.

Карл Шмитт родился в 1888 году в крошечном городке Плеттенберг на западе Пруссии. Семья была католической, мелкобуржуазной, но почтенной, ведь отец Шмитта заведовал церковной кассой. Шмитту была привычна, близка не только догматическая и культовая, но и повседневная, рутинная сторона католицизма, который всегда оставался важнейшей частью его жизненного уклада.

В 1907 году он приезжает в Берлин изучать юриспруденцию. Он был беден, провинциален и скромен. Даже через много лет, в глубокой старости Шмитт, вспоминая о годах учебы в Берлине, говорит, что чувствовал себя чужаком в этом протестантском городе, с его «ложным блеском», с его тягой к модерну. Возможно, также и поэтому после двух семестров в Берлине он продолжает обучение в Страсбурге и Мюнхене.

Шмитт был профессором права в Мюнхене с 1919 по 1921 гг., преподавал затем в Бонне, Грайфсвальде, Берлине и Кёльне. Его влияние выходило далеко за пределы исследований и преподавания в университете.

Первая мировая война – важнейшее событие в жизни людей его поколения. Шмитт не принадлежит к тем чувствительным натурам, которые поражены ее ужасами – собственно ужасов он не испытывает. Вступив в армию добровольцем, он попадает в лейб-гвардию, но в резервную часть, затем оказывается прикомандирован к ставке заместителя командующего первым армейским корпусом в Мюнхене. Какая-то смутная, до сих пор не проясненная история с травмой спины – не то в результате падения с лошади, не то застарелая болезнь... Шмитт остается все годы войны в Мюнхене, продвигается по службе (он работает в армейской цензуре), получает награду, завязывает знакомства среди военных. Заметные обстоятельства этого времени: поражение Германии в войне, краткая, но бурная история Баварской Советской республики, знакомство с Максом Вебером, женитьба.

В 1915 г. Шмитт вступает в брак с Павлой (фон) Доротич. И дворянский титул, и даже сербское происхождение вызывают сомнение. Очень скоро обнаруживается, что брак этот, мягко говоря, неудачен. Супруги живут порознь, в разных городах, но еще долго, вплоть до начала 20-х гг. Когда же он, наконец, намеревается расторгнуть этот брак, католическое духовенство не дает на это согласия – Шмитт делает по меньшей мере две попытки добиться позитивного решения в высших церковных инстанциях, но безуспешно. Тем не менее в 1926 г. он вступает в новый брак, оказываясь, таким образом на долгие годы вне церкви. Лишь в 1946 г., в лагере для интернированных в Берлине он снова прислуживает во время мессы.

Как я уже говорила ранее, в 1919 г. Шмитт начинает преподавать. Его первое место – Высшая торговая школа в Мюнхене. В этом же году начинается самый плодотворный период его научной деятельности. В свет выходит «Политический романтизм» (1919), сочинение, в содержательном отношении скорее завершающее предшествующий этап его развития, нежели открывающее новый. Это расчет со своей юностью, с тем, к чему по самому существу своей натуры он должен был чувствовать тяготение.

1921 г. – важная веха. Книга «Диктатура» – это, собственно, и есть «тот самый Шмитт», исследующий собственную область политического, ставящий во главу угла проблему чрезвычайного положения, суверенного решения, хрупкости и ненадежности либеральной парламентской демократии.

В середине 20-х Шмитт – образцовый немецкий профессор. Однако ему не чужда экстравагантность – брак с Павлой Доротич расторгнут без позволения церкви, новый брак (1926 г.) с Душкой Тодорович не может быть церковным, отношения с церковью становятся напряженными, да и не видит уже Шмитт в католицизме после 1925 г. той вековечной мощи, которая еще недавно внушала ему столько упований.

Он пишет «Политическую теологию» (1922), «Римский католицизм и политическая форма» (1923), «Духовно-историческое состояние современно парламентаризма» (1923), «Понятие политического» (1927), «Учение о конституции» (1928), «Гарант конституции» (1930), «Легитимность и легальность» (1932), – работы, на которых основана его научная репутация не только в Германии, но и за ее пределами. Он получает, наконец, профессорские должности: 1921 г. – Грайфсвальд, 1922-28 гг. – Бонн, 1928-1933 гг. – Берлин, потом снова Кельн, и снова – в 1933 г. – Берлин. Здесь он остается до 1945 г., и эта профессура – последняя. В 1920-е годы Шмитт – один из самых известных европейских юристов, значение его трудов не только для профессиональных правоведов, но и для социологов, философов, теологов бесспорно.

Сам Шмитт отнюдь не хотел быть политическим радикалом, ни правым, ни левым, не был он и «консервативным революционером». Существует стойкая традиция причислять его именно к этому духовно-политическому течению. Есть и прямо противоположная точка зрения: Шмитт – критик политического романтизма – никогда не мог быть в числе его идейных наследников.

В начале 1933 г. он оказывается – по собственному выбору – вне активной политики. Но он не может противостоять искушению вновь быть при большом деле, когда после мартовских выборов в Рейхстаг и пресловутого Закона о полномочиях, благодаря которому национал социалистическое правительство легальным образом обрело права, прежде принадлежавшие Рейхстагу, ему предлагают принять участие в выработке нового законодательства. Новый режим нуждается в нем – и Шмитт принимает его, кроме прочего, заинтригован возможностью поближе узнать, что собой представляет национал социализм как политическая сила.

Именно так Шмитт приближается к решению вступить в НСДАП (Национал-социалистическая немецкая рабочая партия). Шмитт все активнее отождествляет себя с режимом, в июле 1933 г. он становится прусским государственным советником, в октябре получает «главную» юридическую кафедру страны: место профессора в Берлинском университете. Начинается новая эпоха. Появляется новый Шмитт – все менее узнаваемый для друзей и коллег. Он вступает в НСДАП 1 мая 1933, в день, объявленный официальным праздником труда.

Его дела идут блестяще до 1936 г., когда недовольные его стремительным восхождением коллеги и быстро набирающие силу деятели СС составили против него хитроумный комплот. Шмитту припомнили все: и его католичество, и связь с Партией Центра, и работы в поддержку Веймарской конституции, и былую ставку на консерваторов, и, конечно, то, что его основные работы после 1933 г. являются не сугубой апологетикой режима как единственно верного и возможного, а исследованием, что ценность порядка, государства и стабильности вообще в них все равно остается более высокой, чем ценность данного, нацистского государства.

Все могло действительно кончиться концлагерем, если не хуже. От скверной участи Шмитта спас лично Геринг – возможно, не столько даже из личных симпатий, сколько из-за соперничества с СС. Известно его письмо главному редактору эсэсовской газеты «Черный корпус», открывшей кампанию против Шмитта, Гюнтеру д' Алькену, в котором Геринг недвусмысленно требует прекратить нападки не потому, что они несправедливы, а потому, что, как прусский государственный советник, Шмитт находится в его, Геринга распоряжении, и такие акции воспринимаются им, премьер-министром Пруссии, как вторжение в сферу его компетенции. В отличие от Геринга непосредственный начальник Шмитта по Академии немецкого права, Франк, не собирался его защищать. Он отрапортовал, что смещает его со всех руководящих постов. Шмитт остается только профессором Берлинского университета и – не столько даже из тщеславия, сколько из соображений большей безопасности – требует, чтобы величали его не «господин профессор», но «господин прусский государственный советник».

Отстранение от активной политики, в общем, благотворно сказывается на его научной деятельности. В 1938 г. он пишет книгу о «Левиафане» Гоббса, одно из самых глубокомысленных своих сочинений, в 1942 г. – крошечную, но очень важную книжку «Земля и море». Шмитт посвящает все больше внимания философской и исторической проблематике международного права.

1945 год он встречает как вполне академический ученый, сохраняя присутствие духа даже во время бомбежек (в 1943 г. дом, в котором он жил, был разрушен бомбардировкой). За этим следует арест, пребывание в лагере для «важных лиц» в течение семи месяцев, освобождение, новый арест и допросы в Нюрнберге, где Шмитт помещен в камеру для свидетелей. Из свидетеля он мог стать обвиняемым. Вряд ли его ждала бы тогда такая же судьба, как его бывших покровителей Геринга и Франка, приговоренных к повешению. Однако более или менее длительное заключение было бы вероятно. К. Шмитт допрашивался американским прокурором Р. Кемпнером на Нюрнбергском процессе. В одном из даваемых им свидетельств в апреле 1947 г., на вопрос Р. Кемпнера о том, были ли им предоставлены какие-либо интеллектуальные основы для военных преступлений, преступлений против человечества и расширения и распространения национал-социалистической власти, К. Шмитт отрицал это. Более того, его ответ состоял в отсылке к произведению Ф. Шуберта “Wandern ist des Müllers Lust” (в русском переводе “Прекрасная мельничиха”, в центре сюжета находится юный мельник, отправляющийся странствовать в поисках счастья). Он считал себя лишь интеллектуалом, который был движим любопытством. По результатам допросов Шмитт был выпущен на свободу, поскольку его вина, как было установлено, носит только моральный, а не юридический характер.

В 1947 г. он выходит на свободу, оставшись практически без средств к существованию. У него нет ни дома, ни библиотеки (она была конфискована американцами, впоследствии удалось было ее вернуть, но места для нее в новых, стесненных условиях Шмитт найти уже не смог), ни денег. Приходится возвращаться в родной Плеттенберг. Здесь он ютится в маленьком домике вместе с несколькими родственниками. В 1950 г. его жена умирает, остается дочь, названа по латыни, видимо, в честь жены, Анимой. Шмитт еще пытается как-то найти себе место в новой жизни, хочет, например, уехать в Латинскую Америку – безуспешно. Ему еще несколько лет не дают паспорта. Год проходит за годом, становится ясно, что место профессора ему не найти, кстати говоря, он уже и не молод. Правда, постепенно проявляются старые друзья (одним из первых – Эрнст Юнгер), которые помогают пережить трудное время, издательства вновь начинают принимать его книги. Молодые ученые из-за границы ищут знакомства со Шмиттом. Мало-помалу жизнь налаживается. Биографии Шмитта, какой она была в годы его расцвета, приходит конец. Академический остракизм не прекращается, его оценки и политико-юридический анализ далеко не играют той роли, какую они играли в предшествующие эпохи.

Он прожил еще очень долго, пережил и жену, и дочь. Он еще успел стать неутомимым путешественником, вновь вкусить мировой известности, выпустить переиздания ранних работ, насладиться ученейшими дискуссиями, переселиться в новый, лучше устроенный дом. К его 70-тилетию и 80-тилетию выходят юбилейные сборники, к 90-летию – специальный номер «Европейского журнала по социальным наукам» – все, как и должно быть у именитого профессора. С 50-х гг. бельгийский ученый П. Томиссен ведет библиографию работ Шмитта и о Шмитте – она разрастается до размеров фантастических. Много раз за эти годы Шмитт возвращается к роковым тридцатым годам. Он оправдывается и доказывает что подобно Хайдеггеру, не раскаивается ни в чем.

Последнюю статью девяностолетний старец публикует в 1978 г. Шмитт пишет об опасности «легальной мировой революции».

В заключении остается лишь заметить, несмотря на то, что Шмитт «дискредитировал» себя сотрудничеством с национал-социалистами, интерес к его концепциям, как в Германии, так и за ее пределами, растет.


 

Политическая теология

 

В данном докладе будет рассмотрена работа К. Шмитта “Политическая теология”, которая является в некотором роде комплементарной по отношению к “Понятие политического”, поскольку в нем К. Шмитт расширяет сферу размышлений о политическом, чтобы придти к четкому пониманию природы государственности и суверенитета.

Книга известного немецкого философа и юриста Карла Шмидта “Политическая теология” впервые на русском языке вышла в 2001 году. Удачно совпав с дискуссиями по актуальным проблемам российской государственности, она была воспринята не как чисто академическое, а как политическое событие, ярко отразившее расхождение между сторонниками подчинения России глобализации и сближения с Западом и сторонниками идеи самобытного и независимого развития России.

Карл Шмидт создал новое направление политической науки - «политическую теологию», исходившую из того, что представления о власти в каждую эпоху, у каждого народа и цивилизации теснейшим образом связаны с представлением о Высшем Начале, о Боге.

Предметом трактата Шмидта “Политическая теология” является “радикальное” прояснение понятия суверенитета, которое превращается у него в социологию понятия суверенитета. Кроме того, “теология” свидетельствует об источниках политических понятий, который все имеют догматическое происхождение и формируют политические мифы, включая миф государства.

Первые слова трактата: «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении», сразу определяют жесткую позицию автора, столь важную для современных дискуссий об ограниченности и делимости суверенитета государства.

Карл Шмидт считает, что формально суверена можно определить по юридическому праву объявлять чрезвычайное положение. Что же понимается автором под чрезвычайным положением?

Под чрезвычайным положением здесь следует понимать общее понятие учения о государст­ве, а не какое-либо чрезвычайное постанов­ление или любое осадное положение. Реально суверен выявляется в момент принятия такого решения. А суверенность определяется тем, насколько удалось добиться целей, заложенных в этом решении – подавить антигосударственный мятеж, отразить агрессию или стихийное бедствие. Авто пишет, что «спорят о конкретном применении, то есть о том, кто принимает решение в случае конфликта, в чем состоит интерес публики или государства, общественная безопасность и порядок и тд.». Подобные споры находят свое отражение в различных формах государства (республика, монархия и другие), но нигде не предусмотрено предоставление неограниченной власти и полномочий. Если государство считает себя суверенным, то должно быть ответственное лицо, которое будет обладать полнотой полномочий, если случится что-либо, выходящее за пределы нормального русла жизни на данной территории. Чрезвычайное положение или, иными словами, исключительный случай, - это «случай, не описанный в действующем праве, может быть в лучшем случае охарактеризован как случай крайней необходимости, угрозы существованию государства или что-либо подобное, но не может быть описан по своему фактическому составу». Умение действовать в экстренных ситуациях, обладая абсолютной властью, -вот истинный суверенитет.

Вера К. Шмитта в суверенность объясняет его противоречие с Веймарской конституцией, которая разграничивала власть между президентом и рейхстагом. После многочисленных кризисов, приведших к росту политической нестабильности, К. Шмитт советовал П. фон Гинденбургу править как конституционному диктатору, сохраняя государство благодаря расширению полномочий данных в статье 48, пока опасность для Германии не пройдет. Как отмечает К.Шмитт, «конституция может в лучшем случае указать, кому позволено действовать в таком случае. Суверен стоит вне нормально действующего правопорядка и все же принадлежит ему, ибо он компетентен решать, может ли быть in toto (в целом – лат.) приостановлено действие конституции».

Карл Шмитт считает, «на практике юриспруденция, ориентированная на вопросы повседневной жизни и текущих событий, не проявляет интереса к понятию суверенитета», ведь невозможно предусмотреть решение всех ситуаций и предвидеть наступление кризисов. Суверенитет для Шмитта это весьма обширное понятие, которое связано, прежде всего, с абсолютом власти, с непогрешимостью принимаемого сувереном решения, с возможностью действовать по ситуации без каких-либо внешних формальных ограничений со стороны каких-либо органов управления или влиятельных лиц.

При чрезвычайном положении два элемента понятия «право - порядок», два составляющих государства, противостоят друг другу и доказывают свою понятийную самостоятельность. По мнению Карла Шмитта, «подобно тому, как в нормальном случае самостоятельный момент решения может быть сведен до минимума, в чрезвычайном случае уничтожается норма».

Если состояние чрезвычайного наступило, то государство должно продолжить существовать, тогда как право должно в данном случае отойти на задний план. Неограниченное полномочие, представляет собой «приостановление действия всего существующего порядка». В этом основное противостояние права и порядка.

Несмотря на то, что понятию суверенитета всегда уделялось большое внимание со стороны различных ученых и правоведом, идеального понятия, модели так и не было выстроено. Наблюдается лишь поверхностных подход в трактовке термина «суверенитет». «Есть несколько исторических работ, в кото­рых показано развитие понятия суверените­та», - пишет автор, «однако они удовлетворяются собранием окончательных абстрактных формул, в кото­рых, как в учебнике, перечислены дефини­ции суверенитета. Никто, кажется, не соста­вил себе труда точнее исследовать бесконечно повторяющиеся у знаменитых авторов поня­тия суверенитета, совершенно пустые разгла­гольствования о высшей власти».

Карл Шмитт приводит следующий пример, взятый из книги Лоренца фон Штейна «История социального движения во Франции». Либералы «желают монарха, т.е. личной государственной власти, независимой воли и самостоятельного деяния, однако, они делают короля всего лишь исполнительным органом, а каждый его акт — зависимым от одобрения министерства и так снова упраздняют именно этот личностный момент; они хотят короля, который стоит над партиями, который, следовательно, должен был бы стоять и над народным представительством, и одновременно устанавливают, что король не должен делать ничего иного, кроме как осуществлять волю этого народного представительства; они провозглашают личность короля неприкосновенной и вместе с тем заставляют его приносить клятву на конституции, так что нарушение конституции возможно, но подвергнуть за него преследованию нельзя». Мы видим, что при действующем правопорядке суверенитет в понимании Шмитта пропадает, вед существуют конституционные нормы, которым следует подчиняться. Действующий режим представляет собой вереницу политических и социальных дискуссий в то время, как «диктатура –это не что иное, как противоположность дискуссии». Диктатура необходима при возникновении чрезвычайных, исключительных ситуаций.

В своей работе Карл Шмидт рассматривает и оценивает труды о суверенитете таких аторов, как Боден, Кельзен, Крабе, Вольцендорфа, Гоббса и многих других. Шмитт развил в своей идее чрезвычайного положения идею Бодена о том, что суверен, будучи источником закона, должен быть “не связан законом”, иначе говоря, свободен от подчинения закону. Говоря о собственном понятии суверенитета, Шмидт, показывает, что право не может не содержать изъятий из общих правил, которые имеют отношения к внезапно возникшим и непредсказуемым ситуациям, где государственное право демонстрирует очевидное бессилие. «Исключительным случаем» автор называет недостаточность правопорядка, о чем говорилось ранее в моей работе. Карл Шмитт пишет: «Исключение интереснее нормального случая. Нормальное не доказывает ничего, исключение доказывает все; оно не только подтверждает правило, само правило существует только благодаря исключению. В исключении сила действительной жизни взламывает кору застывшей в повторении механики. Один протестантский теолог, доказавший, на какую витальную интенсивность способна теологическая рефлексия также и в XIX в., сказал: «Исключение объясняет всеобщее и самое себя».

Шмидт полагает, что у теоретиков естественного пра­ва XVII в. вопрос о суверенитете понимался как вопрос о решении об исключительном слу­чае. «Все едины в том, что если в государстве проявляются противоречия, то каждая партия, конечно, хочет только всеоб­щего блага - в этом и состоит bellum omnium contra omnes* - но суверенитет, а значит, и са­мо государство, состоит в том, чтобы этот спор разрешить, то есть определить окончательно, в чем состоят общественный порядок и безо­пасность, когда возникают им помехи, и т. д.» - пишет Шмитт.

Автор считает, что в абсолютном виде исключитель­ный случай наступает лишь тогда, когда толь­ко должна быть создана ситуация, в которой могут действовать формулы права. Каждая всеобщая норма требует придать нормальный вид условиям жизни, к фактическому составу которых она должна применяться и которые она подчиняет своей нормативной регламен­тации.

«Должен быть установлен по­рядок, чтобы имел смысл правопорядок»- пишет Шмидт. Дол­жна быть создана нормальная ситуация, и су­вереном является тот, кто недвусмысленно ре­шает, господствует ли действительно это нор­мальное состояние.

В этом состоит сущность государственно­го суверенитета, который, таким образом, юридически должен правильно определяться не как властная монополия или монополия принуждения, но как монополия решения, при том, что слово «решение» употребляется в общем смысле. Исключительный случай выявляет сущность государственного авторитета яснее всего.

Что касается принимаемого решения, то оно не должно подвергаться сомнению или осуждению, а также каким-либо дискуссиям со стороны. Карл Шмитт утверждает, что «решение заключено уже в самом существовании начальствующего авторитета, а ценно решение опять-таки само по себе, ибо как раз в важнейших вещах важнее то, что решение принимается, чем его содержание. На практике это для него одно и то же: отсутствие заблуждения и отсутствие упрека в заблуждении; существенно то, что решение не перепроверяет никакая более высокая инстанция».

Итак, суверенен тот, “в чьей компетенции должен быть случай, для которого не предусмотрена никакая компетенция”. Разумеется, что “предпосылки и содержание компетенции здесь необходимым образом неограниченны”. Суверен принимает решение о чрезвычайной ситуации и организует ее в качестве некоторого порядка. Это властное водворение порядка - решающая предпосылка возможности какого бы то ни было права. “Не существует нормы, которая была бы применима к хаосу. Должен быть создан порядок, чтобы имел смысл правопорядок”, - говорит Шмидт. Это значит, что “суверен создает и гарантирует ситуацию как целое в ее тотальности”.

В своей работе Шмидт не согласен с Кельзеном, который в своих сочинениях «Проблема суверени­тета и теория международного права» и «Со­циологическое и юридическое понятие госу­дарства» пришел к выводу, что: «От понятия суверенитета не­обходимо радикальным образом отказаться».

Автор считает, что все точные понятия современного учения о государстве представляют собой секуляри­зированные теологические понятия, причем не толь­ко по своему историческому развитию, ибо они были перенесены из теологии на учение о госу­дарстве, причем, например, всемогущий Бог становился всевластным законодателем, но и в их систематической структуре, познание ко­торой необходимо для социологического рас­смотрения этих понятий. «Чрезвычайное поло­жение имеет для юриспруденции значение, аналогичное значению чуда для теологии. Только имея в виду подобные аналогии, мож­но понять то развитие, которое проделали в последние века идеи философии государства», - пишет Шмидт.

Католическая церковь представляет собой complexio oppositorum. Шмитт пишет: «Нет, кажется, такой противоположности, которой бы она (церковь) не охватывала. С давних пор она славится тем, что соединяет в себе все формы государства и правления, будучи автократической монархией, глава которой избирается аристократией кардиналов, но в которой, однако, столь много демократии, что, невзирая на сословие и происхождение, даже последний пастух из Абруццо, как сформулировал Дю-панлу, имеет возможность стать этим автократическим сувереном».

Метафизическая картина мира определенной эпохи имеет ту же струк­туру, как и то, что кажется очевидным этой эпохе как форма ее политической организа­ции. Установление такого тождества и есть социология понятия суверенитета.

Карл Шмитт в своей работе отмечает: «Церковь тоже — «юридическое лицо», но иначе, чем акционерное общество. Последнее, типичный продукт эпохи производства, есть модус исчисления, церковь же — конкретная, личная репрезентация конкретной личности».

По мнению автора, можно сказать с политической точки зрения, католическая церковь представляет собой автократическая монархия, чья глава выбирается аристократией кардиналов, но в которой, тем не менее, так много демократического, что человек, несмотря на свое рождение и положение, имеет вероятность стать автократическим сувереном. Если говорить об этом с точки зрения политического – исключение может быть вне правовых правил, но все равно в чрезвычайных ситуациях будет возможно принять рациональные решения, так как нет места вне комплекса политики.

Церковь имеет свою форму рациональности, и это таково, потому что присутствует репрезентативная фигура. Папа выступает непогрешимой главой церкви как целого вовсе не потому, что обладает некой метафизической силой в результате привилегированного отношения с божественным. Папа – это не пророк, а заместитель Христа. При этом, как пишет Шмитт, «человек подчиняется власти такого института как церковь или государство не из чистого принуждения, и не потому что верит, что эта власть – трансцендентная сила. Ни одна политическая система не может выжить даже одно поколение лишь принудительными техниками удержания власти. Политическому принадлежит идея, потому что нет политики без авторитета и нет авторитета без этноса веры».

Альтернативой понятию “суверенит” Шмитт видит доктрину “правового государства” с его идеей “нормального состояния” и абсолютизации этой идеи

Шмитт воспроизводит эту альтернативную своему видению государства в формуле Кельзена: “государство тождественно своей конституции”. В противовес этому тезису всегда возможно хотя бы мысленное моделирование ситуации, когда наступает чрезвычайное состояние, при котором государство продолжает существовать, а право (и конституция – прежде всего) отходит на второй план. Более того, политика сохраняет свою актуальность, пока такие состояния возможны.

Шмитт пишет: «Можно ли покончить с экстремальными исключительными случаями, это вопрос не юридический. И если кто-то верит и надеется, что такое действительно возможно, то это зависит от его философских убеждений...».


 

Заключение

 

Важным вкладом К. Шмитта явилась разработка концепции чрезвычайной ситуации, которая до него практически игнорировалась в правовых и политических исследованиях. Его концепция была оригинальной, с новым подходом, который не следовал за традиционным дискурсом о действиях в случае чрезвычайной обстановки. Когда К. Шмитт писал свои основные работы, то кризисы и чрезвычайные ситуации еще не были такими масштабными эпизодами в жизнях многих наций, и тем более они не сталкивались с такого рода кризисом, в котором оказалась Веймарская республика. Но в современных условиях такие случаи становятся всё более постоянным образцом существования и играют большую роль в постоянно развивающейся истории человечества. Соответственно всё больше современных исследователей обращается к понятиям К. Шмитта, и именно в последние десятилетия его идеи получили широкое распространение в современном мире.

В заключении хотелось бы обозначить некие выводы, к которым я пришла в ходе анализа рассматриваемой мной работы.

Центральным понятием “Политической теологии” выступает чрезвычайная ситуация в связи с понятием суверена. Сама сущность суверенности состоит в способности и власти принять эффективное решение за пределами нормальной политики и ее правил.

С точки зрения К. Шмитта исключительность более интересна, нежели правило, потому что правило не доказывает ничего, а исключение доказывает все. Оно не только подтверждает правило, но само правило существует только благодаря исключению. В отличие от нормальной ситуации, когда автономность и самостоятельность момента решения сведены к минимуму, норма разрушается в исключительном случае. И все же решение должно быть принято, если суверенное образование хочет продолжать свое существование. Решение освобождается от любого ограничения нормой и становится в собственном смысле слова абсолютным. В исключительном случае государство приостанавливает действие права для самосохранения. Два элемента понятия “право-порядок” здесь противостоят друг другу и доказывают свою понятийную самостоятельность.

Описывая чрезвычайную положение, К. Шмитт указывает, что точные детали таких обстоятельств не могут быть ожидаемыми, и в правовой норме невозможно детально сформулировать, что может произойти в этих обстоятельствах, особенно когда речь идет о критическом положении и как его устранить.

Используя терминологию чрезвычайного положения, К. Шмитт связывает суверенность и существующий порядок. Суверен – это пороговая фигура, он одновременно внутри и вне закона. Такой парадокс выступает в качестве концепции фундаментального порядка для К. Шмитта. Итак, когда нормативный, предписанный набор правовых правил не справился, общество связанное таким законом, оказывается в состоянии крайней опасности (äußerster Not). Государство, орган единства, само оказывается под вопросом. Соответственно суверен должен принять решение, что делать, чтобы восстановить то нормальное состояние, которое существовало до кризиса. Суверен – это фигура, представляющая единство государства, и он может вмешиваться, чтобы восстановить это единство, когда правовые механизмы не соответствуют требованиям сложившейся обстановки. Тем самым суверен по сути не стоит над законом, потому что защита самого существования политического сообщества - это защита фундаментального порядка, стоящего в истоке происхождения всей законности.

Итак, состояние чрезвычайной ситуации может быть определено как те политические решения, которые не подчинены установленным правовым нормам и когда возможен выход за пределы закона.

Особый интерес вызывают рассуждения и исследования Карла Шмидта и яркие параллели с областью теологии, приведенные в реферате.

В целом работа производит яркое впечатление и заставляет задуматься о многих аспектах политического, социологического и теологического понятия суверенитета.


 

Библиография

 

1. Карл Шмитт «Политическая теология» -http://www.twirpx.com/file/235365/

2. А.Ф. Филиппова «Карл Шмитт. Расцвет и Катастрофа» - http://conservatism.narod.ru/filippov/filraskat.doc

 

 

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Конфиденциальность результатов. 6 страница | ТРЕБОВАНИЯ К РЕЗУЛЬТАТАМ ОСВОЕНИЯ УЧЕБНОЙ


Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных