Йенна.И так уже мало что осталось. 6 страница

Франк. Это неправда.

Катарина, садится рядом с Йенной, начинает плакать. Мне так страшно, так страшно, Йенна…Можно, я пойду к вам?

Томас. Безусловно.

Франк, обращаясь к стулу. Будь добра, прекрати это.

Катарина. Мне необходимо уйти отсюда…Позвольте мне спуститься вместе с вами. Позвольте переночевать у вас эту ночь. Можно? Прошу вас, не оставляйте меня с ним наедине…не бросайте меня…Неизвестно, чего от него ждать.

Йенна. Конечно, конечно. Ты можешь спать в комнате Сары. Ее сейчас нет, она у бабушки.

Катарина. Извините меня, но я должна покинуть этот дом.

Томас. Разумеется.

Франк. Ты – чудовище, и слушать тебя ужасно.

Катарина. Нет, не позволяйте ему подходить ко мне.

Франк. Ты спятила? Я никогда больше и пальцем до тебя не дотронусь.

Катарина. Томас…

Томас, усаживает Катарину на стул. Нет, нет, тебе нечего бояться…Пока я здесь, он тебя не тронет.

Франк достает пластиковый пакет.

Катарина. Не бросайте меня…Не оставляйте здесь…А можно мы спустимся сейчас же. Уведите меня… Хоть бы удалось заснуть.

Томас. Конечно, можно.

Франк достает из пакета урну, подходит к Катарине и высыпает на нее пепел.

Йенна. Ты не имеешь права так делать. Так нельзя.

Франк, спокойно. Когда-нибудь я ее убью.

Катарина. Ты уже это сделал.

Пауза.

Йенна. Ты не должен был так делать…Никому не дано такого права.

Катарина встает, идет к входной двери, достает пылесос, возвращается с ним, включает в розетку и собирается пылесосить.

Франк, падает на колени, начинает собирать пепел, рассовывать его по карманам, беспрерывно при этом говоря. Шум пылесоса переходит на басовые ноты.

Я не нарочно. Извините меня. Почему я так сделал? Как я мог? Что я делаю не так?

Пауза.

Даже не думал, что пепла так много. Она была такая маленькая. Как незаметно и неожиданно люди становятся простыми и маленькими. Прошлой ночью я видел ее во сне. Как правило, мне ничего не снится. Никогда. А, если и снится, то я не помню, что.

Не знаю, почему. Будто бы мы сидим в комнате, она, я и Катарина. Спускаются сумерки. На улице что-то происходит, возможно даже, - война. Во всяком случае, на холме видна кавалькада всадников…Скорее всего, это Гражданская война в Соединенных штатах. Мама сидит напротив меня, по другую сторону стола. Из влагалища у нее торчит большая сумка. Она открывает сумку, чтобы достать оттуда какую-то вещь. Но Катарина в это время говорит ей, что я…нет, что она должна мною заняться, обещает, что будет мною заниматься и следить, чтобы со мною ничего не случилось. Она пытается убедить маму, что я заслуживаю любви и имею право на жизнь…и… Я же говорю беспрерывно, как Шахерезада в «Тысяче и одной ночи», говорю, не помню о чем…Между прочим, в сумке у мамы револьвер, и, как только я останавливаюсь, чтобы взять дыхание или перейти к новой истории…рука ее скользит в глубину сумки и хватает револьвер…он все время направлен на меня, чтобы убить, но я говорю, говорю, и она вынуждена ждать и слушать, не для того, чтобы услышать, что я там рассказываю, но чтобы не пропустить момент, когда я не смогу продолжать, остановлюсь, и она сможет меня убить.

И я будто бы вскакиваю, бросаюсь к двери, хочу захлопнуть ее за собой и запереть на ключ. Но дверь превращается в легкую занавеску, и у нее нет ручки.

А потом я уже не знаю, что произошло. Зеркало…Множество тканей…Красивые вещи…Женщина, возможно, порядочная…Гобелены…Зачем я здесь?.. Тут спокойно. И эта занавеска рядом со мной…Она беседует со мной…У нее есть рука. Она двухметровой высоты. Она со мной беседует. Кладет руку мне на плечо и просит говорить потише…Действительно ли я говорю громко?...дрожу ли я? Они могли бы, по крайней мере, помочь мне с третьим измерением. Я мог бы осыпать пеплом свою голову.

Снимает туфли и носки. Один туфель снова надевает, а в другой начинает насыпать пепел.

Большое становится малым, а маленькое – еще более малым.

Бросает пепел в воздух.

Вот, что мне действительно нравится, так это мысль, что так не делается.

Пробует пепел на вкус, облизывает пальцы.

Понять не могу, как это всё ушло, а ты понимаешь? Казалось таким реальным, таким значительным, а потом вдруг раз – и испарилось, как аромат духов. Я ненавидел Дага Хаммаршельда, ненавидел его и его манеру, особенно манеру говорить…Клал я на выпивку, клал я на духи, нажмешь…пшшш…пшиии…однажды мне захотелось, чтобы другой человек меня услышал и коснулся в темноте…Один раз у меня возникла потребность глубоко затронуть другого человека…Мне захотелось туда пойти…захотелось еще раз с ними встретиться, здесь…чтобы они пришли сюда…Мне холодно.

Знаете, что сейчас происходит?.. Занавеска нависла надо мной. Она возникла и спеленала мне плечи…Что тебе от меня надо? Что тебе от меня надо? Люди выходят с кухни, и здесь никогда нет, здесь никто не разговаривает…Как будто возникло препятствие…Как будто кто-то прошел по комнате, но на самом деле, никого нет…Так трудно…Так трудно становится…Нас не существует…Мама, где ты?...Мама? Тебя нет. Где ты, когда тебя нет? Кем была моя мама? Становится трудно. По-настоящему трудно. Я плачу.

Слез нет.

Опять что-то происходит…Занавеска села ко мне на колени…Чего тебе надо?

Пауза.

Бормочу твое имя не переставая, чтобы не сойти с ума. Ну, ну же, происходит что-то весьма интересное. Я встаю. Я иду. Выхожу отсюда. Оставляю комнату и людей, которых в ней нет. Прощаюсь. И ухожу. Глядите. Только тот, кто уходит, может вернуться.

Никто не двигается. Он выходит из комнаты, выходит из квартиры, не закрыв входную дверь, спускается по лестнице. Внезапно Йенна срывается с места и бежит за ним. Бросает плакат на пол. Низкие басовые ноты снова становятся звуками пылесоса. Катарина и Томас остаются одни и всматриваются друг в друга долгим взглядом.

Томас выжидает. Идет к ней. Грубо хватает ее за промежность. Пылесос мешает ему.

Катарина. Ай! Не так сильно… Чихает.

Томас, по-прежнему жадно ее лапает. Она вынуждена согнуться вперед.

Представь, что они идут. Представь, что они возвращаются.

Катарина. И что из того? Ой! Мне больно!

Томас. Представляешь, если они сейчас войдут?

Катарина. Кто? Йена и Франк?

Томас. Ну да, если я сказал «они», значит, речь идет про них.

Катарина. Больно.

Томас. Ооо, я это чувствую. Черт, мне тоже больно…Ой-ой-ой. Но ведь хорошо, правда?

Катарина. Нормально. Чихает.

Томас пытается отодвинуть пылесос. Он всосал свадебную фату.

Боже, какая грубость!

Пауза.

Томас. Да. Я весь вечер тебя хотел. Весь вечер смотрел на тебя. Я знал, что ты будешь со мной.

Катарина. Вот как…

Томас. Да, да, да.

Катарина. Иди сюда, сядь…Давай присядем. Мне не хочется стоять.

Садится на стул.

Томас. Осторожно, не будем ходить по пеплу. Я не желаю больше ждать.

Катарина. Я предпочла бы лечь на софу

Томас. Я тебя не понимаю. Того и гляди упаду. Плюх!

Томас плюхается на Катарину. Стул раздвигается.

Катарина. Нет, о, нет!

Томас. Помоги мне подняться.

Немного приподнимается.

Пусть они там позабавятся. Они сюда не придут.

Катарина. Уж Франк-то точно не придет.

Томас. Йенна тем более! Готов поклясться!

Катарина. Точно?

Пауза.

Томас. Нет, никогда.

Катарина. И у нее никогда никого не было?...Никого другого?

Томас. Ты с ума сошла? Руки у него в карманах брюк.

Не знаю, куда я их положил… Они мне нужны. Хочу тебя видеть.

Катарина. Бедняжка.

Томас. Ну да, конечно. Зачем так говорить? Она сама не хочет. Любит, чтобы все было продумано до мельчайших деталей, и чтобы каждый вечер одно и то же, дойти до машины, сесть в нее, поехать за город…И если кто-то вдруг неожиданно явится, просто из себя выходит… Ты даже представить себе не можешь, сколько раз, встречая тебя на лестнице, я себе говорил…ты ведь ходишь медленно и дышишь так, будто пробежала несколько сот метров…так вот, сколько раз я воображал, как лезу к тебе под юбку и ласкаю тебя…

Катарина. Почему же ты этого не сделал?

Томас. Клянусь, что ты бы у меня ножки раздвинула. Раздвинула бы?

Катарина. Нет.

Томас. Но я же тебе нравлюсь? Ты можешь…

Бьет себя в грудь.

Можешь…Понимаешь?...Ты меня видишь? Знаешь, кто я есть?

Пытается себя показать.

Да нет, не имеет значения…Это…неважно…Не могу объяснить…Каким я тебе представляюсь?...Кто я такой, по-твоему? Обращала на это внимание?

Катарина. Конечно, постоянно.

Томас. И что же?...Что ты во мне увидела?...Отвечай!

Пауза.

Катарина. Не надо разговаривать.
Томас. Но я хочу поговорить!...Сначала я хочу поговорить,,, Сначала поговорить…Мне необходимо сначала поговорить.

Катарина. Зачем?

Томас. Не знаю. Надо и всё тут…Она немного не в себе…Она…Она…То есть, она говорит беспрерывно…Меня это раздражает…С ней невозможно говорить ни о чем, кроме как о детях. На себя у нас времени не остается. Если бы можно было кому-то их поручить хотя бы на одну ночь и смотаться на море…и спать в машине…и наслаждаться. Мы никогда по-настоящему не были вместе… А она…то есть…ей это нужно. Я все время учился, чтобы бросить свою дерьмовую работу ради другой дерьмовой работы получше…Мы могли бы жить неплохо, если бы послали ко всем чертям всё это дерьмо – работу, долги, чеки.

Катарина. Даже Сару?

Томас. Да, даже Сару… Каждый вечер, укладываясь спать вместе со всеми, я сознаю, что день прошел напрасно. Зря. 14 мая не существовало. Я никогда о нем и не вспомню…Ладно, пусть. Но уж завтра, 15-го мая или через неделю…обязательно что-нибудь произойдет…когда поедем в отпуск…и застрянем где-нибудь в районе таможни на подъездах к Хельсинки.

Катарина обмахивается платьем.

Хоть небольшой ветерок!.. Тут так жарко.

Катарина. Извини, пожалуйста.

Томас. У тебя невероятно чувствительные соски…Твердеют от одного только взгляда.

Катарина. Смотря чей взгляд.

Томас. Ты…Может быть, сядем?

Катарина. Где, например?

Томас. Да на пол.

Катарина, ей весело. Почему бы и нет!

Они перебираются на пол.

Томас. Так они не застанут нас врасплох, если вернутся.

Катарина. А теперь? Что ты собираешься делать?

Томас. Я лица твоего не вижу.

Катарина. Тебе повезло.

Пауза. Катарина лежит на полу, на плакате, который под нею шуршит.

Томас. Да уж.

Снимает куртку. Комкает ее и кладет под голову Катарине. Что-то роняет.

Пепел повсюду, даже на куртке.

Катарина. Хорошо, когда лежишь…Я хочу тебя.

Томас. Меня?

Катарина. Да.

Томас. В самом деле?

Катарина. И немедленно. Хочу тебя…Изнемогаю от любви.

Пауза.

Катарина. Я все время говорю.

Пауза.

Томас. Да…мне нравится

Катарина. Ты вообще-то как?

Томас. Хорошо…Как ты думаешь, что они делают?

Катарина. Ничего. Во всяком случае, Франк. Его интересую только я.

Томас. Наверное, сидят у кроватки Вольфганга. Как бы ему не вздумалось взять ребенка на руки и подбросить вверх. Смотрит вверх.

Он не выдержит такого шока. Он еще слишком мал.

Катарина. Но я ему ничего и не обещала. Много раз говорила, что у наших отношений не было шанса даже начаться по-настоящему. А он начинал плакать. Всегда плакал, когда я так говорила.

Томас, ему кажется, что кто- то пришел. Помолчи-ка.

Катарина. Что?

Томас. Тише!

Катарина. Никого нет.

Томас. Я неважно себя чувствую.

Катарина, себе самой. Всю жизнь я тебя ждала.

Томас. Меня?

Катарина. Или такого, как ты.

Томас. Такого, как я?.. Что это означает?

Катарина. Мы могли бы так много сделать вместе…

Томас. Мне действительно не по себе…

Катарина. Мы бы много путешествовали.

Томас. Обычно я так много не пью.

Катарина. Мне бы хотелось куда-нибудь с тобой поехать. Тебе нравится, когда тебя трахают? Ты как больше любишь: когда ты или когда тебя? Чихает.

Томас. Послушай, мне надо на минуту встать…В такой позе желудок сдавлен.

Катарина. Это новая для тебя поза?

Томас. Подвинься немного…

Катарина. Пошли в спальную.

Томас. Ты не думаешь, что он ее побьет или еще что-нибудь в этом роде?

Пауза.

Катарина. Идем же.

Увлекает Томаса за собой в спальную.

Там ты, по крайней мере, сможешь вытянуться на мне?

Томас. Прямо сейчас?

С совершенно отсутствующим или равнодушным видом она приподнимает платье, открывая бедра и низ живота, он ласкает ее бедра, трогает платье.

Томас. Странное платье.

Катарина. Ты так считаешь?

Томас. Это из чего? Из чего оно сделано?

Катарина. Из счастья.

Томас. Где ты его взяла?

Катарина, растягивается на кровати. Это мое свадебное платье. Приляг немножко на меня.

Томас ложится на нее, она стонет. Они лежат на фене, который неожиданно включается.

Томас. Скажи…

Катарина. Тссс.

Томас. Мне нездоровится.

Катарина. Пройдет. Ты даже ни разу не поцеловал меня.

Томас. Не сейчас.

Катарина. Нет, именно сейчас.

Томас. Честное слово.

Катарина. Не может быть и речи.

Томас. Послушай…даю тебе слово.

Катарина. Нет никакой необходимости в словах…Не нужно ничего говорить. Лучше молчи. И поцелуй меня.

Томас. Подожди.

Катарина. Мне это нужно. Я должна ощутить кого-то рядом. Хотя бы на мгновение. Чтобы не сойти с ума.

Притягивает к себе его голову и принуждает к поцелую. Томас внезапно ощущает приступ тошноты, он вскакивает и бежит в гостиную. Катарина остается лежать.

Томас, возвращается. Прости, прости меня.

Катарина. Не страшно.

Томас. Но я действительно хочу…Извини, пожалуйста. Годами мечтал об этом.

Катарина. О чем?

Т омас. О тебе…Я же говорил.

Катарина. Серьезно?

Томас. А когда, наконец, настал момент, вот что происходит.

Катарина. Надо просто успокоиться…И всё у тебя получится.

Томас. Я болен.

Катарина. От меня? Тебе-то будет хорошо…Мне – трудновато. Катарина на коленях перед Томасом.

Катарина. И что мне делать?

Томас. Ничего…Я не очень хорошо себя чувствую…Скорее даже плохо…Не хочу причинить ей зла, в этом нет необходимости.

Катарина смеется. Привлекает к себе Томаса.

Можешь говорить, что угодно…Я не хочу! Не желаю, и всё тут…Прошу меня извинить…Дело не в тебе… Высвобождается.

Катарина лежит на полу и хохочет.

Что поделаешь…Не могу ничего. И нечего тут смеяться…Прекрати!

Катарина. Всё, прекратила.

Томас. Ничего смешного нет… Мог бы – сделал бы. Должно быть естественным путем. А я не могу, потому что ты требуешь. Понимаешь…Я же тебя не знаю

Пауза. Катарина сидит на постели.

Ты ведь любишь его…Я сказал, ты его любишь.

Катарина. Кого?

Томас. Ой, ой, ой…Как бишь его там?

Катарина. Франка?

Томас. Да…

У него начинается озноб, ему холодно, дрожит всем телом.

Катарина. Ты хочешь сказать, Франка?

Томас. Да, да, да, да…

Катарина. Я его люблю.

Томас. Ффффранк…Ты про Ффффранка? А я про Фффранка.

Катарина. Я люблю его.

Томас. Мне холодно, посмотри, всё во мне дрожит. Бррр…вот именно…я и говорю…не твоя вина…брр. Я перепил…Брр…Пить так уж пить, чтобы надраться. Запереться с женщиной на неделю…и пить, пить… Чтобы все само пошло…И к ней подластиться, и самому получить удовольствие…

Пауза.

Время от времени надо, видимо, будить дремлющую в тебе скотину, чтобы вернуться к человеческому облику.

Катарина. Я люблю его.

Томас. Знаю…Ох, как холодно…Просто погибаю от холода…Даже непонятно, откуда такой холод. А тебе не холодно? Невозможно оставаться без движения…Смотри, мне приходится прыгать…Знаешь, так делают водители грузовиков…но теперь всё, я ухожу.

Катарина. Да, уходи.

Томас. Спускаюсь к себе.

Катарина. Спускайся.

Томас. Я, собственно, и поднялся, чтобы только поздороваться. А теперь пора уходить. Снова начинает дрожать. Боже мой, опять! БРРРРРРРР!

Да, я должен…Надо же посмотреть, что она там делает, пока ничего не натворили. Брр, даже приятно вот так померзнуть…Как будто искупался в открытом водоеме…А ты что будешь делать?

К атарина. Ничего

Томас, почти весело. Ладно, иду. Я сидел так долго, чтобы пожелать тебе доброй ночи. Теперь всё сладится? Доброго вечера.

Катарина. Доброго вечера.

Томас уходит. Катарина остается на кровати. Входит Франк, потом Йенна, которая закрывает за собой дверь… Франк опускает жалюзи, идет к столу, наступая на разбросанные по полу предметы. Комната в кошмарном состоянии.

Йенна. Я тебя не брошу. Ходит за ним следом, он на кухню – она за ним.

Франк. Почему ты это делаешь?

Йенна. Сама на знаю…Знаю только, что надо за тобой ходить.

Пауза.

Идут к входной двери.

Франк, берет кассетник. Хотелось бы попасть в такое крутое место, чтобы уж точно знать, что, раз ты там, то действительно следуешь за мной, не отходя ни на шаг.

Йенна. Не отойду, не волнуйся. Если хочешь, можешь сесть. Я сяду рядом.

Франк ставит кассетник на пол. Садится. Йенна садится рядом.

Франк. Для тебя всё это просто шутка?

Йенна. Нет.

Франк. Уверена?

Йенна. Умоляю…Веди себя серьезно.

Франк, становится на колени возле урны, отодвигает кассетник. Стряхивает пепел со своих волос в урну. Серьезно?

Йенна. Мне бы хотелось…Имею право?

Франк. Пауза.

Какой ты была в детстве?

Йенна. Когда была ребенком?

Франк. Да.

Йенна. Маленькой девочкой?

Пауза.

Франк. Ты была заброшенным ребенком?

Йенна. Ах, нет, совсем нет… Меня очень любили…Спокойный…послушный, разумный ребенок, и не требовала никакого особого внимания.

Пауза. Йенна садится на пол рядом с Франком.

Франк. Расскажи мне какую-нибудь историю из твоего детства…Любую.

Йенна, долго размышляет.

Мне страшно хотелось посещать воскресную школу, хотя мои родители не были людьми религиозными…потому что, как я слышала, там можно получить звездочку при каждом посещении и наклеить ее. И я верила, что, будь у меня звездочка, всё остальное было бы не так уж и важно. Не знаю, как получилось…, но, когда я в первый раз пришла в воскресную школу, учительница рассказывала об Иисусе, как он пошел по воде, и я спросила: «Как он на это решился?»

Франк. Ну и получила ты там свои звездочки?.

Йенна. Да, я получила целую книгу. Мне так хотелось их иметь…Можно…

Франк. Тебе кто-нибудь говорил: «Я люблю тебя. Жить без тебя не могу»?

Йенна. Нет.

Франк. Мне нужно выйти…надо пойти в туалет пописать.

Йенна. Я с тобой.

Франк. Ладно. Мне это приятно.

Йенна. Не надо ничего говорить…Когда я тебя обнимаю, это как возвращение домой. Ну, ты опять?

Франк. Нет, нет, я только улыбаюсь.

Ты можешь держать мой член, когда я буду писать…Хочешь?

Йенна. Да. Оба идут в туалет. Франк писает. Потом они идут к умывальнику, достают сковородку для омлета, и Франк помогает Йенне помыть руки.

Франк, выходя из туалета. И чего ты за мной ходишь?

Йенна. Не знаю. Находит в шкафу пакет, полный свечей.

Франк. Можешь мне объяснить?

Йенна. Нет, просто я так чувствую. Ставит зажженную свечу там, где ступила его нога.

Франк. Ну, прошу тебя.

Йенна. Не могу, мне не хватает слов.

Франк. Слова и не нужны. Он возвращается в гостиную, а она продолжает зажигать свечи.

Йенна. А ты бы, на моем месте, сумел найти слова?

Франк. Нет, твоя правда…Ты не такая, как все…

Йенна. Отчего? Как это?

Франк. Не знаю.

Йенна. Нет, что это значит: не такая, как все?

Франк. Не знаю. Просто сказал, и всё.

Йенна. И с каких же пор я не такая, как все?

Франк, улыбается. С тех пор, как мы поцеловались. Ты и стала особенной. Хочешь чего-нибудь?

Йенна. Нет, ничего…

Франк. Я тоже ничего не хочу…Может, пойдем в кроватку?

Йенна. Пожалуй…Только я не сплю.

Пауза.

Так Сара говорит. Лежит с открытыми глазами и говорит «Не могу уснуть, глаза не закрываются. Мама, я не сплю». А потом – раз, и засыпает…Мы ели курицу с рисом.

Франк. Стало быть, ты не голодна?

Йенна. Я курицу не люблю. Особенно, если в рот кожа попадает.

Франк. Я только переоденусь. Надо раздеться.

Кладет очки Томаса возле телефона. Идет к платяному шкафу, снимает рубашку и достает очень старую, линялую и порванную майку.

Йенна. Я тоже хочу раздеться.

Франк. Давай.

Йенна. Снимает свой пуловер.

Можешь одолжить мне что-нибудь?

Франк дает ей майку. Себе тоже берет майку. Достает из шкафа игрушечный парусник (или сдвигает мебель, карабкается вверх и снимает лодку, подвешенную к потолку) и протягивает Йенне.

Франк. Это от меня.

Йенна. Спасибо.

Франк. Подарок.

Йенна. Красиво.

Франк. Я на кухню.

Йенна. Я с тобой. Они идут на кухню. Франк открывает холодильник, достает стакан молока. Йенна ставит свечи везде, где снуют его руки.

Франк. Хочешь чего-нибудь?

Йенна. Нет, спасибо.

Франк. Неужели даже итальянские замороженные овощи не будешь…или вот туфли от Гуччи, например?

Достает из холодильника обувную коробку. Возвращается в гостиную.

В телефонной переговорной трубке голос Томаса:

Йенна! Йенна! ЙЕННА!

Не выпуская руку Франка, Йенна берет трубку.

Йенна. Ты, что, под душ залез среди ночи? Кладет трубку на место.

На улице уже светает. Рассвет стучится в окно.

Франк. С овершенно необязательно все это говорить.

Садятся, Франк на стул, Йенна в кресло. Смотрят друг на друга. Он пьет молоко.

Йенна. Ты изменился.

Франк. Я изменился?

Йенна. Да… очень.

Пауза.

Франк. Ты сердишься?

Йенна. Уф…нет.

Франк. Песню какую-нибудь знаешь?

Йенна. В смысле спеть?

Франк. Знаешь ли ты какую-нибудь песенку, чтобы немедленно мне ее пропеть, здесь, на рассвете, пока мы сидим и смотрим друг на друга? Знаешь?

Йенна. Одну-единственную.

Франк. Этого достаточно. Тебе она нравится?

Йенна. Да, очень.

Франк. Так, споешь?

Йенна. Тебе?

Франк. Да… мне одному.

Пауза.

Но мне надо держать тебя за руку. Нужна твоя рука.

Йенна. Тогда подойди поближе.

Садится возле него, пододвигая кресло.

Франк. Нет, так не пойдет…Лучше лечь.

Йенна ставит на стол парусник. Франк ложится рядом с ней. Сдвигает стулья.

Тебе достаточно места? Мы как будто втроем…Нет, я хочу сказать, втроем с мамой.

Й енна. Какая она была?

Ф ранк. Я помню всех, но только не ее…А теперь я хочу, чтобы ты спела. Постой. Сегодня ночью я видел ее во сне.

Йенна. Да, ты говорил.

Франк. Правда? Когда же? Совершенно не помню… Мне снился сон, будто я в туалете, а в руках у меня ощипанная курочка, такая жесткая и холодная, будто ее только что разморозили…И вот я стою, держу ее над унитазом и вдруг у нее с гузки начинает стекать кровь…а я знаю, что это – мама, и Катарина тоже, и вроде бы слышится мне: «Это язва желудка…это язва желудка…» Но гузка в моих руках начинает расти, расти и становится такой огромной, что мне уже не удержать ее в руках.

Теперь ты можешь спеть…Я хочу, чтобы ты спела.

Йенна, поет, сначала неуверенно и медленно, но потом оказывается, что у нее теплый, глубокий и исключительно красивый голос.

“I’ve got no kick from Champagne”.

Франк, прослушав. Как прекрасно.

Йенна. Вообще-то я петь не могу. Меня это приводит в такое смущение. Но хотела бы стать певицей, выходить на сцену и петь. Мы могли бы петь и втроем…

Франк. Трое блаженных?

Йенна. Не смейся надо мной.

Франк. Нет, действительно, это было чудесно, я считаю. Я прямо влюбился в тебя.

Голос Томаса в трубке: Йенна! Йенна! Йенна!

Что ты сделала с Томасом?

Йенна, ласкает его руку. Не знаю. Никогда никого не следует удерживать. Вроде того, как бывает на берегу моря с песком… Вытягивает руку. Вот так, посмотри. Если ты сжимаешь кулак, песок высыпается. Если рука с песком открыта, он на ней остается. Теперь твоя очередь петь.

Франк. Нет, я не смею…не рискну…Не могу.

Йенна. Прекрасно сможешь.

Франк. Думаешь?

Йенна. Да, уверена.

Франк, после долгого молчания. Только не смейся. А то плохо кончится…И ничего не говори, держи за руку и всё.

Катарина страшно медленно поднимается с кровати.

Йенна, держит Франка за руку.

Рука, твоя рука…

Франк, чувствует, что ему на руку что-то капает. Что такое?

Йенна. Только слезы.

Франк. Ты плачешь?

Йенна. Слезы любви.

Франк, совершенно счастлив. Ты плачешь?

Йенна. Я так счастлива…Дай мне поплакать.

Она спокойно плачет, держа его руку в своей и поглаживая ее. Катарина медленно направляется к двери.

Франк, трогает слезы на своей руке. Любовь моя.

Йенна. Любовь моя…

Франк. Мы ведь поженимся? Или весной?

Пауза. Йенна размышляет.

Йенна. Весной тоже хорошо.

Йенна включает радио-кассетник, который стоит на полу.

Входит Катарина и направляется прямо к шкафу, на полке которого лежит молоток и гвозди. Франк смотрит на нее, встает, идет к ней, как если бы хотел их у нее забрать. Она легко касается рукой его плеча.

Франк. Что ты собираешься сделать?

Катарина берет на столе два гвоздя. С этого момента и до самого конца все разворачивается страшно медленно, гораздо медленнее, чем в театре Кабуки. Музыка застывает на одной долгой ноте. Йенна съеживается в своем кресле.

В чем дело Катарина?

Катарина, на вид она совершенно нормальна. Наступает на Франка, он отступает.

Не бросай меня.

Франк. Ты про что?

Катарина. Не бросай меня.

Франк. Почему, собственно?

Катарина. Потому что я люблю тебя. Я люблю тебя. А ты любишь меня.

Франк. Нет.

Катарина. Да.

Франк. Все кончено…Кануло в прошлое.

Катарина. То есть?

Франк. Ты больше для меня не существуешь.

Катарина. И что, ты не можешь больше меня любить?

Франк. Я могу тебя любить. Но не хочу.

Катарина. Неправда.

Франк. Правда.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: