Глава I. Общая характеристика внешней политики СССР в годы перестройки

Новый курс

Сформулировать, в чем именно заключалась программа внешней политики СССР в перестроечный период в настоящее время весьма сложно. Вполне вероятно, что такой основательно просчитанной программы не было, как не было ее и применительно к перестройке внутри государства. В действительности имела место импровизация, набор сомнительных и плохо скоординированных инициативных внешнеполитических действий, стремление войти в международный «мейнстрим» ценой односторонних скидок, ценой потери стратегических и такти­ческих инициатив во внешней политике, переросших затем в хаотичный откат с позиций, занятых в результате Второй Мировой войны и послевоенного развития Советским Союзом на международной арене.

На завершающем этапе своего существования Советский Союз уже не контролировал ситуацию ни на своей собственной территории, ни вокруг себя. В лучшем случае он пытался реагировать на агрессивную политику своих соперников и конкурентов, открыто взявших курс на ослабление и расчленение советской мировой державы и окончательную победу в “холодной войне”: «Форсированными темпами осуществлялись заложенные администрацией в предыдущие годы программы наращивания ядерных и обычных вооружений, полным ходом шло развертывание новых американских ракет средней дальности в Западной Европе. Новым шагом на пути гонки вооружений явилось начало научно-исследовательских работ по реализации объявленной Рейганом программы СОИ. Во внешней политике Вашингтон продолжал делать ставку на силовые приемы, используя методы откровенного давления, в том числе прямого вооруженного вмешательства или „тайных" подрывных операций в различных районах мира (в Ливане, Афганистане, Центральной Америке), хотя предвыборные соображения и вынуждали Белый дом. воздерживаться от крупных интервенций»[8].

Прелюдия перестройки в политике международных отношений выглядело вполне традиционно и “канонически”. «Горбачев (…) стремился придать советской внешней политике больше динамизма и гибкости. Он осознал необходимость конструктивных отношений с США»[9].

В докладе М.С.Горбачева XXVII съезду КПСС предлагалась идея создания всеобъемлющей системы международной безопасности за счёт принятия мер масштабного характера в гуманитарной, экономической, военной и политической областях. Государствам – обладателям ядерным оружием предлагалось отказаться от войны друг против друга или против “третьих” государств – как обычной, так и ядерной; не допускать космической гонки вооружений; остановить все ядерные испытания и полностью уничтожить ядерное оружие; запретить и ликвидировать химическое оружие; отказаться от создания оружия массового поражения, основанного на иных принципах; снизить военные потенциалы государств до степени разумной достаточности; в будущем распустить военные группировки, а до того не расширять их и не создавать новые; сокра­тить расходы на военные нужды.

В области политики Михаил Сергеевич призывал уважать право каждого народа самостоятельно выбирать пути и формы своего развития; справедливо регулировать международные кризисы и региональные конфликты политическими мерами; выработать комплекс мер, направленных на то, чтобы укрепить доверие между государствами, создать действенные гарантии от нападения на них, неприкосновенности границ; отладить методы, направленные на предотвращение международного терроризма.

В экономике – исключить из практики международных отношений все формы дискриминации; отказаться от санкционной политики и политики экономических блокад; совместно искать направления справедливого решения проблемы задолжен­ности и установить новый мировой экономический порядок, который бы в равной степени гарантировал экономическую безопасность всех государств; использовать часть средств, высвобождающихся от сокращения военных бюджетов, на нужды развивающихся стран, объединить усилия в мирном освоении космоса и решении глобальных проблем, от которых зависят судьбы циви­лизации.

В гуманитарной области –содействовать друг другу в распространении идей мира, международной безопасности и разоружения; развивать международные контакты; повышать уровень взаимной информированности; искоренить апартеид, геноцид; сотрудничать в осуществлении социальных, политических и личных прав человека; решать в духе позитивизма вопросы воссоединения семей; заключения браков; развивать межличностные контакты, контакты между общественными организациями; искать новые формы сотрудни­чества в сфере культуры, искусства, науки, образования и медицины.

Другими словами, “прораб перестройки” предлагал сделать мирное совместное существование высшим, универсальным принципом межгосударственных отно­шений и выступал за прямой, систематический диалог на этой основе с руководителями стран мирового сообщества.

Это была впечатляющая, с точки зрения продолжения и развития совет­ской внешнеполитической линии, программа – в чем-то достаточно тради­ционная, а в чем-то и новаторская. Однако, её главным недостатком была очевидная нереалистичность достижения огромного массива ставившихся целей в той реальной обстановке, которая существовала в мире на момент ее выдвижения, равно как и традиционное увлечение идеями исправления всего нашего несовершенного мира в ущерб конкретным мерам по укреплению позиций своего Отечества, продвижению его собственных национальных интересов и при явном пренебрежении теми опасностями, которые по-прежнему исходили от Запада и заметно усилились с приходом к власти в США Рейгана: «Вашингтон ещё не окончательно отказался от переговоров, но уже не хотел договариваться на основе ранее согласованного сторонами принципа равенства и одинаковой безопасности»[10].

Для решения острых задач нашей внутренней политики нам по каким-то причинам опять понадобилось вернуться к идее переделки всей Европы, всей Азии, да и всего мира, –создавать всеобъемлющую систему международной безопас­ности, строить “общий европейский дом”, добиваться всеобщего ядерного разоружения и заниматься еще бог весть чем, не имеющим отношения к решению насущных проблем нашего собственного существования и развития.

Назойливые и наивные призывы Москвы в годы горбачевской перестройки к нашим западным партнерам переходить “к новому мышлению”, создавать “новый всемирный экономический порядок”, распускать военные союзы и т.д. вызывали у них искреннее непонимание и раздражение: “Это вам надо перестраиваться, у вас дела идут плохо, – отвечали они. – Вот и перестраи­вайтесь, а у нас и без того всё в порядке”. Так, например, министр обороны К. Уайнбергер прямо заявлял, что США наращивают мощь в том числе и для того, чтобы «защитить доступ к иностранным рынкам и заморским ресурсам»[11].

Можно, однако, предположить, что программа, выдвинутая М.С. Горба­чевым на XXVII съезде, замышлялась не более как способ сдержать усили­вавшийся в те годы нажим на СССР извне, перейти в наступление на внешнеполитическом фронте, “забросав” противника предложениями по наиболее актуальным вопросам международной жизни, и развязать себе руки для назревших реформ внутри страны. Одно дело –документы партийных союзов, другое – ведение внешней политики страны на практике.

Мир, по оценке М.С. Горбачева, переживал сложный период. Могло случиться “непоправимое” (то есть ядерный конфликт), и никто, кроме Совет­ского Союза, не был способен остановить роковой ход событий. Надо было избежать ядерной опасности, но вместе с тем обеспечить и оградить интересы СССР. В этом должна была состоять стратегия и тактика советской внешней политики. Решать эту задачу предлагалось через “ускорение”.

Ускорение

Горбачёв отмечал, что речь не идёт о том, чтобы отказываться от всего, что делалось ранее. Он полагал, что социализму следует придать новый, более привлекательный облик, искоренить коррупцию и самоуправство, перейти на хозрасчет и самоокупаемость, бороться с нетрудовыми доходами, вести сильную социальную политику. Эффективность должна стать всеобщим мерилом. В том числе и во внешней политике.

Не стоит ставить нереальных задач. Главное – создать благоприятные условия для ускорения развития советского общества. Для этого необходимо использовать выгоды международ­ного разделения труда, снизить расходы на оборону и повернуть их на внутренние нужды. Милитаристы не пойдут на прекращение гонки вооруже­ний, но понуждать их к этому можно и нужно, не позволяя “ястребам” столк­нуть две мировые державы. По словам Горбачёва «Побудительные мотивы могут быть разные. И один из вероятных – безумная милитаризация экономики. Переход к новой фазе технологической революции на милитаристской основе – сильный катализатор, тем более, что это – путь к войне, а значит, затрагивает все слои населения, расширяет рамки массового протеста за пределы экономических требований. Так что и тут правящему классу, властителям монополистического капитала придётся делать выбор. Мы убеждены, – и наука это подтверждает, – что при нынешнем уровне технологии и организации производства реконверсия, демилитаризация экономики возможны. Одновременно это будет и выбор в пользу мира»[12].

Исходя из этого полагалось, что СССР будет вносить предло­жения по сокращению вооружений и военных затрат, и одновременно с этим обеспечивать свою безопасность. СССР не был в состоянии превзойти всех своих потенциальных противников, вместе взятых. Но обеспечить себе оборонительную достаточность страна была обязана.

Из рассуждений Горбачева вытекало, что он намерен добиваться уже в ближайшее время успехов на наиболее крупных переговорах, которые велись в то время: «Разумеется, если мерить масштабами задач, которые современному человеку предстоит решить, чтобы обеспечить выживание, сделано ещё очень, очень мало. Но начало положено, и первые признаки перемен налицо. Одним из убедительных тому подтверждений является договорённость с Соединёнными Штатами Америки о заключении в ближайшее время соглашения по ракетам средней дальности и оперативно-тактическим ракетам.

Заключение этого соглашения имеет большое самостоятельное значение: будет впервые ликвидирован целый класс ядерных вооружений, сделан первый реальный шаг по пути уничтожения ядерных арсеналов, показано на деле, что можно двигаться в этом направлении, никому не нанося ущерба.

Это, безусловно, важный успех нового мышления, плоды нашей готовности, строго оберегая принцип равной безопасности, искать взаимоприемлемые развязки.

Однако вопрос об этом соглашении был в основном решён ещё в Рейкьявике, на нашей второй встрече с президентом.

От третьей и четвёртой встреч высших руководителей СССР и США в столь ответственный период мир ждёт большего, чем просто формальная фиксация того, о чём договорились год назад, и не только продолжения дискуссии. Торопит и время, нарастающая опасность совершенствования оружия, которое может выйти из-под контроля»[13].

Если все будут работать только над соблюдением своих интересов, – доказывал он, – то не будет сотрудничества. А переговоры – дело государственное, их надо вести зная, что хочется и что можно, а не создавать тупиков, из которых потом будет трудно вылезать. Надо перестраиваться и тем, кто ведет перего­воры, и тем, кто ими руководит. Когда СССР уходит с переговоров, а потом возвращается, то аплодисментов не бывает. Было заявлено о намерении осуществлять “открытую” дипломатию, апеллировать к массам, не позволять использовать переговоры “как ширму”.

Серьезные изменения в советской политике предвещал и раздел выступления Горбачева, посвященный правам человека. Ставилась задача перейти в наступление на этом направлении, сойти с наезженных путей, разоб­лачая нарушения прав человека в капиталистических странах, но не бояться признавать и собственные недостатки и предлагать Западу совмест­ные действия по их устранению.

Выступление Горбачева на активе МИД СССР содержало ряд моментов, которые могли бы вызывать вопросы и сомнения – его намерения добиваться срочных успехов на основных международных переговорах ценой наших уступок и компромиссов, явная двусмысленность рассуждений о наступлении “новой эпохи” в отношениях с соцстранами, нереалистичность расчетов на то, чтобы не допустить прихода в Афганистан враждебных Советскому Союзу сил после вывода оттуда наших войск, непонимание последствий прекра­щения военной помощи Ливии и Никарагуа для отношений с государствами этих регионов, наивность подхода к весьма острому для СССР вопросу о гражданских правах человека и т.п. Однако в тот момент все это не могло привлечь внимания, учитывая высокий авторитет нового молодого и энергич­ного руководителя Советского Союза и те надежды, которые связы­вали с перестройкой.

Кроме того, к чему, собственно, призывал Горбачев по большому счету, если не копаться в деталях? К давно очевидным и назревшим переменам: «Особенность же нынешнего момента состоит в том, что дальнейшее наше развитие все больше упирается в несовершенство политических институтов. Мы это чувствуем на каждом шагу»[14].

Звучали призывы к ускорению социалистического строительства, приданию социализму более привле­кательного облика, внутренним реформам, повышающим эффектив­ность народного хозяйства СССР, сильной социальной политике, то есть повышению благосостояния и защищенности граждан, сохранению надежной обороноспособности страны при некотором сокращении военных расходов и проведению такой внешней политики, которая обеспечивала бы благо­приятные условия для решения всех этих первоочередных задач. «Не подкрепим сейчас политической реформой процессы, начавшиеся в экономике, социальном переустройстве общества, оздоровлении духовной сферы, не создадим соответствующую им систему управления, не обновим радикально работу Советов, наших кадров – все перестроечные процессы неизбежно будут буксовать»[15], –объявил он.

Такая расстановка приоритетов представлялась правильной. Внешняя политика СССР если и нуждалась в перестройке, то отнюдь не в перво­очередном порядке и не в таких масштабах, как это затем имело место. Для обеспечения стабильных условий проведения внутренних реформ вполне достаточной была бы на первом этапе ее корректировка на отдельных направлениях и по отдельным проблемам. Беда нашей страны в том, что, заведя вскоре в тупик внутреннюю перестройку, горбачевское руководство СССР пыталось прикрыть свой политический провал мнимыми успехами и бессистемной активностью на международной арене, вылившимися, в конечном итоге, в сдачу завоевывавшихся Россией, а затем Советским Союзом веками и десятилетиями позиций в мире.

Как использовать внешнеполитические возможности страны для органи­зации того “рывка” в развитии экономики СССР, который должен был быть, по первоначальному замыслу горбачевского руководства, стержнем всех перестроечных процессов? К сожалению, четких представлений на этот счет не было.

Важной стороной перестроечного рывка вперед, или “ускорения”, считалось развитие производственной кооперации с соответствую­щими западными и японскими фирмами, создание смешанных предприятий, реализация совместных проектов в «третьих» странах.

Дело, однако, шло из рук вон плохо: «К числу заслуг тогдашнего парламента я бы отнёс и предоставление прав кооператорам в посреднической деятельности, т.е. в перекупке, а проще – в спекуляции. (…) кооперация стала уходить из сферы производства в сферу спекуляции»[16]. Ценой неимоверных усилий было созда­но лишь несколько таких предприятий, не имевших, однако, определяющего значения для общего состояния советской экономики.

Крупные западные компании, не заинтересованные в создании мощной советской конкуренции, находили множество причин уклоняться от советских предложений в этой сфере.

В свою очередь на советской стороне руководители министерств и предприятий не хотели возиться с кооперационными проектами, означав­шими для них повышенную ответственность за качество произведенной продукции, соблюдение сроков поставок и т. д. Соответственно волокитились как реализация самих этих проектов, так и создание соответствующей законодательной базы для такого сотрудничества.

Тем временем непродуманные перестроечные инициативы вели к последовательному ухудшению экономического положения в СССР и мате­риаль­ного положения его населения, росту недовольства в стране: «В 1988 году на фоне обостряющихся бюджетных и финансовых проблем начался так называемый перевод предприятий на полный хозяйственный расчет, что укрепляло независимость директоров предприятий, расширяло свободу их маневра. Были установлены нормативы распределения прибыли без изъятия ее свободных остатков. Но одновременно не вводилась финансовая ответственность предприятия за результаты его хозяйственной деятельности. Общий итог: внесенные в иерархическую экономику разрозненные, не систематические изменения ускорили нарастание экономических диспропорций. Темпы роста номинальных денежных доходов начали выходить из-под контроля. Ничем не обеспеченные деньги выбрасывались на потребительский рынок, стимулируя волны покупательского ажиотажа, быстро сокращался круг товаров, имеющихся в свободной торговле. Все большая часть страны садилась на карточки»[17]. В этих условиях руководство СССР стало искать выход в иностранных кредитах. Горбачев любил говорить, что для такого гиганта, как СССР, с его богатствами и объемами производства, существовавший к началу перестройки уровень зарубежного долга в 35—40 млрд долларов — это сущие пустяки. Не надо бояться увеличивать внешнюю задолженность страны, если от этого зависит успех перестройки.

Кредитный рейтинг СССР в то время был очень высок. Кредиты не надо было выпрашивать — нам их охотно предлагали все, прежде всего западные немцы. Постепенно, однако, на Западе укреплялось понимание того, что пере­стройка в СССР буксует и, скорее всего, окончится катастрофой. Но и в этих условиях получение кредитов не представляло для Москвы особых сложностей, поскольку наши западные партнеры исходили из целесооб­разности сохранения Горбачева у власти и продолжения начатого им курса.

В самые последние годы существования СССР его экономические проблемы настолько обострились, что советское руководство вынуждено было перейти к поиску в основном так называемых несвязанных кредитов для латания все новых дыр в государственной казне. Об инвестициях в производство и его развитие речи уже не было, советская экономика рушилась на глазах.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: