25 страница. ОСНОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ. В других условиях, вызванных к действию той же колонизацией края, надобно искать источника самой идеи удела как частной личной

ОСНОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ. В других условиях, вызванных к действию той же колонизацией края, надобно искать источника самой идеи удела как частной личной собственности удельного князя. Колонизация ставила князей Верхнего Поволжья в иные отношения к своим княжествам, каких не существовало в старой Киевской Руси. Там первые князья, явившись в Русскую землю, вошли в готовый уже общественный строй, до них сложившийся. Правя Русской землёй, они защищали её от внешних врагов, поддерживали в ней общественный порядок, доделывали его, устанавливая по нуждам времени подробности этого порядка, но они не могли сказать, что они положили самые основания этого порядка, не могли назвать себя творцами общества, которым они правили. Старое киевское общество было старше своих князей. Совсем иной взгляд на себя, иное отношение к управляемому обществу усвояли под влиянием колонизации князья Верхневолжской Руси. Здесь, особенно за Волгой, садясь на удел, первый князь его обыкновенно находил в своём владении не готовое общество, которым предстояло ему править, а пустыню, которая только что начинала заселяться, в которой всё надо было завести и устроить, чтобы создать в нём общество. Край оживал на глазах своего князя: глухие дебри расчищались, пришлые люди селились на Lновях¦, заводили новые посёлки и промыслы, новые доходы приливали в княжескую казну. Всем этим руководил князь, всё это он считал делом рук своих, своим личным созданием. Так колонизация воспитывала в целом ряде княжеских поколений одну и ту же мысль, один взгляд на своё отношение к уделу, на своё правительственное в нём значение. Юрий Долгорукий начал строить Суздальскую землю; сын его Андрей Боголюбский продолжал работу отца; недаром он хвалился, что населил Суздальскую землю городами и большими сёлами, сделал её многолюдной. Припоминая работу отца и свои собственные усилия, князь Андрей по праву мог сказать: LВедь это мы с отцом сработали Суздальскую Русь, устроили в ней общество¦. Такой взгляд был едва ли не главной причиной отчуждения Андрея Боголюбского от южной Руси и его стремления обособить от неё свою северную волость. Чувствуя себя полным хозяином в этой волости, он не имел охоты делиться ею с другими, вводить её в круг общего родового владения князей. Подобно старшему брату смотрел на Суздальскую землю и поступал в ней и Всеволод III, а их образ мыслей и действий стал заветом для Всеволодовичей. Мысль: это моё, потому что мной заведено, мною приобретено, - вот тот политический взгляд, каким колонизация приучала смотреть на своё княжество первых князей Верхневолжской Руси. Эта мысль легла в основание понятия об уделе как личной собственности владельца, этот взгляд переходил от отца к детям, стал наследственной, фамильной привычкой суздальских Мономаховичей, и им руководились они в устроении своих вотчин, как и в распоряжении ими. Таково политическое основание удельного порядка: идея личного и наследственного княжеского владения возникла из установленного колонизацией отношения князей к их княжествам в области Верхней Волги XIII и XIV вв.

ФОРМУЛА. Таким образом, удельный порядок держался на двух основаниях, на географическом и на политическом: он создан был совместным действием природы страны и её колонизации. 1) При содействии физических особенностей Верхневолжской Руси колонизация выводила здесь мелкие речные округа, уединённые друг от друга, которые и служили основанием политического деления страны, т. е. удельного её дробления. Мелкие верхневолжские уделы XIII и XIV вв. - это речные бассейны. 2) Под влиянием колонизации страны первый князь удела привыкал видеть в своём владении не готовое общество, достаточно устроенное, а пустыню, которую он заселял и устраивал в общество. Понятие о князе как о личном собственнике удела было юридическим следствием значения князя как заселителя и устроителя своего удела. Так объясняю я историческое происхождение удельного порядка княжеского владения, установившегося на верхневолжском севере с XIII в.

ОТСУТСТВИЕ ПРЕПЯТСТВИЙ. К сказанному надобно прибавить, что здесь новому порядку не приходилось бороться с противодействием, какое на юге могла встретить при первых попытках осуществления мысль о раздельном наследственном владении со стороны бояр, многочисленных старых и влиятельных городов, даже самих князей; даже среди них являлись беззаветные, но не всегда сообразительные поборники старины, каким был воитель-бродяга, всегда готовый повалить головой за путаницу, им же и напутанную, запоздалый сухопутный русский варяг-витязь Мстислав Мстиславович Удалой, князь торопецкий из смоленских. В Ростово-Суздальской земле сила боярства, и без того не особенно сильного, и только двух старших вечевых городов. Ростова и Суздаля, была подорвана социальной усобицей, которую подготовила колонизация страны, а князья этой стороны в XIII в. все - птенцы одного Большого Гнезда, как прозвали Всеволода III, все воспитывались в одинаковых владельческих понятиях и привычках. Всеволодовичи имели под руками население, в большинстве подвижное и разрозненное, ещё не обсидевшееся на свежих лесных росчистях, не успевшее сомкнуться в плотные местные и сословные союзы, чувствовавшее себя на чужой стороне, ничего не считавшее своим, всё получившее от местного князя-хозяина. На такой податливой общественной почве можно было заводить какое угодно политическое хозяйничанье.

ЛЕКЦИЯ XX

Замечание о значении удельных веков в русской истории. Следствия удельного Порядка княжеского владения. Вопросы, предстоящие при их изучении. Ход удельного Дробления. Обеднение удельных князей. Их взаимное отчуждение. Значение удельного Князя. Юридическое его отношение к частным вотчинникам в его уделе. Сопоставление удельных отношений с феодальными. Состав общества в удельном Княжестве. Упадок земского сознания и гражданского чувства среди удельных Князей. Выводы.

Нам предстоит изучить следствия удельного порядка княжеского владения. Но предварительно взглянем ещё раз на причину, действие которой будем рассматривать.

УДЕЛЬНЫЕ ВЕКА. Бросив в изучаемом периоде беглый взгляд на судьбу юго-западной Руси, мы надолго выпустили её из вида, чтобы сосредоточить всё своё внимание на северо-восточной половине Русской земли, на верхневолжской отчине суздальских Всеволодовичей. Такое ограничение поля наблюдения - неизбежная уступка условиям наших занятий. Мы можем следить только за господствующими движениями нашей истории, плыть, так сказать, её фарватером, не уклоняясь к береговым течениям. В области Верхней Волги сосредоточивались с XIII в. наиболее крепкие народные силы, и там надобно искать завязки основ и форм народной жизни, которые потом получили господствующее значение. Мы уже видели, в каком направлении стала изменяться здесь общественная жизнь под влиянием отлива народных сил в эту сторону. Старый устоявшийся быт расстроился. В новой обстановке, под гнётом новых внешних несчастий всё здесь локализовалось, обособлялось: широкие общественные связи порывались, крупные интересы дробились, все отношения суживались. Общество расплывалось или распадалось на мелкие местные миры; каждый уходил в свой тесный земляческий уголок, ограничивая свои помыслы и отношения узкими интересами и ближайшими соседскими или случайными связями. Государство, опирающееся на устойчивые общие интересы, на широкие общественные связи, при такой раздроблённой и разлаженной жизни становится невозможно или усвояет несвойственные ему формы и приёмы действия: оно также распадается на мелкие тела, в строе которых с наивным безразличием элементы государственного порядка сливаются с нормами гражданского права. Из такого состояния общества на Западе вышел феодализм; такое же состояние на Верхней Волге послужило основой удельного порядка. При изучении истории неохотно останавливают внимание на таких эпохах, дающих слишком мало пищи уму и воображению: из маловажных событий трудно извлечь какую-либо крупную идею; тусклые явления не складываются ни в какой яркий образ; нет ничего ни занимательного, ни поучительного. Карамзину более чем 300-летний период со смерти Ярослава I представлялся временем, Lскудным делами славы и богатым ничтожными распрями многочисленных властителей, коих тени, обагрённые кровию бедных подданных, мелькают в сумраке веков отдалённых¦. У Соловьева, впрочем, самое чувство тяжести, выносимое историком из изучения скудных и бесцветных памятников XIII и XIV вв., облеклось в коротенькую, но яркую характеристику периода. LДействующие лица действуют молча, воюют, мирятся, но ни сами не скажут, ни летописец от себя не прибавит, за что они воюют, вследствие чего мирятся; в городе, на дворе княжеском ничего не слышно, всё тихо; все сидят запершись и думают думу про себя; отворяются двери, выходят люди на сцену, делают что-нибудь, но делают молча. Однако такие эпохи, столь утомительные для изучения и, по-видимому, столь бесплодные для истории, имеют своё и немаловажное историческое значение. Это так называемые переходные времена, которые нередко ложатся широкими и тёмными полосами между двумя периодами. Такие эпохи перерабатывают развалины погибшего порядка в элементы порядка, после них возникающего. К таким переходным временам, передаточным историческим стадиям, принадлежат и наши удельные века: их значение не в них самих, а в их последствиях, в том, что из них вышло.

СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ. Удельный порядок, следствия которого нам предстоит изучить, сам был одним из политических следствий русской колонизации Верхнего Поволжья при участии природы края. Эта колонизация приносила в тот край те же общественные элементы, из которых слагалось общество днепровской Руси: то были князья, их дружины, городской торгово-промышленный класс и перемешавшееся сельское население из разных старых областей. Мы знаем их взаимное отношение в старой Руси: три первых элемента были силами господствующими и борющимися при участии духовенства, обыкновенно умиротворяющем. Областные вечевые города, руководимые своими Lлепшими мужами¦, знатью торгового капитала, обособляли области в местные миры, а дружины, аристократия оружия, со своими князьями скользили поверх этих миров, с трудом поддерживая связь между ними. Представляются вопросы: какое соотношение установилось между этими общественными стихиями под кровом удельного порядка и какое участие приняла каждая из них в действии этой новой политической формы? Эти вопросы и будут руководить нами при изучении следствий удельного порядка. При этом изучении мы будем рассматривать удел сам в себе, без его отношений к другим уделам: этих отношений мы коснёмся в истории княжества Московского. Следствия этого порядка становятся заметны уже в XIII в., ещё более в XIV.

ДРОБЛЕНИЕ УДЕЛОВ. Прежде всего этот порядок сопровождался всё усиливавшимся удельным дроблением северной Руси, постепенным измельчанием уделов. Старая Киевская Русь делилась на княжеские владения по числу наличных взрослых князей, иногда даже с участием малолетних; таким образом, в каждом поколении Русская земля переделялась между князьями. Теперь с исчезновением очередного порядка стали прекращаться и эти переделы. Члены княжеской линии, слишком размножавшейся, не имели возможности занимать свободные столы в других княжествах и должны были всё более дробить свою наследственную вотчину. Благодаря этому в некоторых местах княжеские уделы распадались между наследниками на микроскопические доли. Я сделаю краткий обзор этого удельного дробления, ограничиваясь лишь двумя первыми поколениями Всеволодовичей. По смерти Всеволода его верхневолжская вотчина по числу его сыновей распалась на 5 частей. При старшем Владимирском княжестве, которое считалось общим достоянием Всеволодова племени, явилось 4 удела: Ростовский, Переяславский, Юрьевский (со стольным городом Юрьевом Польским) и Стародубский на Клязьме. Когда внуки Всеволода стали на место отцов. Суздальская земля разделилась на более мелкие части. Владимирское княжество продолжало наследоваться по очереди старшинства, но из него выделились 3 новых удела: Суздальский, Костромской и Московский. Ростовское княжество также распалось на части: из него выделились младшие уделы Ярославский и Углицкий. Переяславский удел также распался на несколько частей: рядом со старшим уделом Переяславским возникли два младших, из него выделившихся, Тверской и Дмитрово-Галицкий. Только княжества Юрьевское и Стародубское остались нераздельны, ибо первые их князья оставили лишь по одному сыну. Итак, Суздальская земля, распадавшаяся при детях Всеволода на 5 частей, при внуках его раздробилась на 12. В подобной прогрессии шло удельное дробление и в дальнейших поколениях Всеволодова племени. Для наглядности пересчитаю вам части, на какие последовательно дробилось старшее из первоначальных удельных княжеств - остовское. Из этого княжества сначала, как я сказал, выделились уделы Ярославский и Углицкий, но потом и остальное Ростовское княжество распалось ещё на две половины, ростовскую, собственно, и белозёрскую. В продолжение XIV и XV вв. белозёрская половина в свою очередь распадается на такие уделы: Кемский, Сугорский, Ухтомский, Судской, Шелешпанский, Андожский, Вадбольский и другие. Ярославское княжество в продолжение XIV и XV вв. также подразделилось на уделы Моложский, Шехонский, Сицкой, Заозёрский, Кубенский рядом с предыдущим, Курбский, Новленский, Юхотский, Бохтюжский и другие. Как вы можете видеть по названиям этих уделов, большая часть их состояла из небольших округов заволжских речек Сити, Суды, Мологи, Кемы, Ухтомы, Андоги, Бохтюги и т. д.

ОБЕДНЕНИЕ КНЯЗЕЙ. С этим следствием тесно связано было и другое - обеднение большей части измельчавших удельных князей северной Руси. По мере размножения некоторых линий Всеволодова племени наследники получали от своих отцов всё более мелкие части своих фамильных вотчин. Благодаря этому дроблению большая часть удельных князей XIV и XV вв. является в обстановке не богаче той, в какой жили посредственные частные землевладельцы позднейшего времени. К числу ярославских уделов принадлежало княжество Заозёрское (по северо-восточному берегу Кубенского озера). В начале XV в. этим княжеством владел удельный князь Димитрий Васильевич. Один из сыновей этого князя ушёл в Каменный монастырь на острове Кубенского озера и постригся там под именем Иоасафа. В старинном житии этого князя-инока мы находим изобразительную картину резиденции его отца, заозёрского князя. Столица эта состояла из одинокого княжеского двора, недалеко от впадения реки Кубены в озеро. Близ этой княжеской усадьбы стояла церковь во имя Димитрия Солунского, очевидно, этим же князем и построенная в честь своего ангела, а поодаль раскинуто было село Чирково, которое служило приходом к этой церкви: L...весь же зовома Чиркова к нему прихожаше¦. Вот и вся резиденция удельного Lдержавца¦ начала XV в.

ИХ ВЗАИМНОЕ ОТЧУЖДЕНИЕ. Удельный порядок княжеского владения по самому существу своему вносил взаимное отчуждение в среду князей, какого не существовало среди князей старой Киевской Руси. Счёты и споры о старшинстве, о порядке владения по очереди старшинства поддерживали тесную солидарность между теми князьями: все их отношения держались на том, как один князь доводился другому. Отсюда их привычка действовать сообща; даже вражда из-за чести старшинства, из-за Киева, больше сближала их между собою, чем отчуждала друг от друга. Среди удельных князей северной Руси, напротив, никому не было дела до другого. При раздельности владения между ними не могло существовать и сильных общих интересов: каждый князь, замкнувшись в своей вотчине, привыкал действовать особняком, во имя личных выгод, вспоминая о соседе-родиче лишь тогда, когда тот угрожал ему или когда представлялся случай поживиться на его счёт. Это взаимное разобщение удельных князей делало их неспособными к дружным и плотным политическим союзам; княжеские съезды, столь частые в XII в., становятся редки и случайны в XIII и почти прекращаются в XIV в.

УДЕЛЬНЫЙ КНЯЗЬ. Вместе с этой владельческой замкнутостью князей падает и их политическое значение. Политическое значение государя определяется степенью, в какой он пользуется своими верховными правами для достижения целей общего блага, для охраны общих интересов и общественного порядка. Значение князя в старой Киевской Руси определялось преимущественно тем, что он был прежде всего охранителем внешней безопасности Русской земли, вооружённым стражем её границ. Достаточно бросить беглый взгляд на общественные отношения в удельных княжествах, чтобы видеть, что удельный князь имел иное значение. Как скоро в обществе исчезает понятие об общем благе, в умах гаснет и мысль о государе, как общеобязательной власти, а в уделе такому понятию даже не к чему было прикрепиться. Это не был ни родовой, ни поземельный союз; это даже совсем было не общество, а случайное сборище людей, которым сказали, что они находятся в пределах пространства, принадлежащего такому-то князю. При отсутствии общего, объединяющего интереса князь, переставая быть государем, оставался только землевладельцем, простым хозяином, а население удела превращалось в отдельных, временных его обывателей, ничем, кроме соседства, друг с другом не связанных, как бы долго они ни сидели, хотя бы даже наследственно сидели на своих местах. К территории удельного княжества привязаны были только холопы князя; свободные обыватели имели лишь временные личные связи с местным князем. Они распадались на два класса: на служилых и чёрных людей.

СЛУЖИЛЫЕ ЛЮДИ. Служилыми людьми были бояре и слуги вольные, состоявшие на личной службе у князя по уговору с ним. Они признавали власть его над собой, пока ему служили; но каждый из них мог покинуть князя и перейти на службу к другому. Это не считалось изменой князю. Уделы не были замкнутыми политическими мирами с устойчивыми, неприкосновенными границами, суживались и расширялись, представлялись случайными частями какого-то разбитого, но ещё не забытого целого: бродя по ним, население мало затруднялось их пределами, потому что оставалось в Русской земле, среди своих, под властью всё тех же русских князей. Князья в своих взаимных договорах долго не решались посягать на этот бытовой остаток единства Русской земли, которое, перестав быть политическим фактом, всё ещё оставалось народным воспоминанием или ощущением. Покинув князя, вольные слуги его сохраняли даже свои права на земли, приобретённые ими в покинутом княжестве.

ЧЁРНЫЕ ЛЮДИ. Таковы же были отношения и чёрных, т. е. податных людей к удельному князю. Как отношения служилых людей были лично-служебные, так и отношения чёрных были лично-поземельные. Черный человек, городской или сельский, признавал власть князя, платил ему дань, подчинялся его юрисдикции, только пока пользовался его землёй, но и он мог перейти в другое княжество, когда находил местные условия пользования землёй неудобными, и тогда разрывались все его связи с прежним князем. Значит, как служилый человек был военно-наёмным слугой князя, так чёрный человек был тяглым съёмщиком его земли. Можно понять, какое значение получал удельный князь при таких отношениях. В своём уделе он был, собственно, не правитель, а владелец; его княжество было для него не обществом, а хозяйством; он не правил им, а эксплуатировал, разрабатывал его. Он считал себя собственником всей территории княжества, но только территории с её хозяйственными угодьями. Лица, свободные люди, не входили юридически в состав этой собственности: свободный человек, служилый или чёрный, приходил в княжество, служил или работал и уходил, был не политической единицей в составе местного общества, а экономической случайностью в княжестве. Князь не видел в нём своего подданного в нашем смысле слова, потому что и себя не считал государем в этом смысле. В удельном порядке не существовало этих понятий, не существовало и отношений, из них вытекающих. Словом государь выражалась тогда личная власть свободного человека над несвободным, над холопом, и удельный князь считал себя государем только для своей челяди, какая была и у частных землевладельцев.

ХАРАКТЕР ДЕРЖАВНЫХ ПРАВ. Не будучи государем в настоящем смысле этого слова, удельный князь не был однако и простым частным землевладельцем даже в тогдашнем смысле. Он отличался от последнего державными правами, только пользовался ими по-удельному. Они не вытекали из его права собственности на удел, как и не были источником этого права. Они достались удельному князю по наследству от неудельных предков того времени, когда каждый князь, не считая себя собственником временно владеемого им княжения, был участником в принадлежавшей Ярославичам верховной власти над Русской землёй. Когда единство княжеского рода разрушилось, державные права удельных князей не утратили прежней династической опоры, уже вошедшей в состав политического обычая, получившей народное признание; только изменились их значение и народный взгляд на них. Удельного князя признавали носителем верховной власти по происхождению, потому что он князь, но он владел известным уделом, именно тем, а не этим, не как дольщик всеземской верховной власти, принадлежавшей всему княжескому роду, а по личной воле отца, брата или другого родственника. Наследственная власть его не могла найти новой, чисто политической основы в мысли о государе, блюстителе общего блага как цели государства: такая мысль не могла установиться в удельном княжестве, где общественный порядок строился на частном интересе князя-собственника, а отношения свободных лиц к нему определялись не общим обязательным законом, а личным добровольным соглашением. Потому, как скоро утвердилась мысль о принадлежности удела князю на праве собственности, его державная власть оперлась на это право и слилась с ним, вошла в состав его удельного хозяйства. Тогда и получилось сочетание отношений, возможное только там, где не проводят границы между частым и публичным правом. Верховные права князя-вотчинника рассматривались как доходные статьи его вотчинного хозяйства, и к ним применяли одинаковые приемы пользования, дробили их, отчуждали, завещали; правительственные должности отдавались во временное владение, в кормление или на откуп, продавались; в этом отношении должность судьи сельской волости не отличалась от дворцовой рыбной ловли, там находившейся. Так частное право собственности на удел стало политической основой державной власти удельного князя, а договор являлся юридическим посредником, связывавшим эту власть с вольными обывателями удела. Князь-родич XII в.. оставшись без волости, не лишался Lпричастия в Русской земле¦, права на державное обладание частью земли, следовавшей ему по его положению в княжеском роде. Удельный князь-вотчинник XIV в., потеряв свою вотчину, терял вместе и всякое державное право, потому что удельные князья, оставаясь родственниками, не составляли рода. родственного союза: безудельному князю оставалось только поступить на службу к своему же родичу или к великому князю литовскому.

ТРИ РАЗРЯДА ЗЕМЕЛЬ. Характер личного хозяина удела с державными правами выражался в отношениях князя к трём разрядам земель, из которых состояла его удельная вотчина. Это были земли дворцовые, чёрные и боярские; под последними разумеются вообще земли частных собственников, светских и церковных. Различие между этими разрядами происходило от чисто хозяйственной причины, от того, что к разным частям своей удельной собственности владелец прилагал различные приёмы хозяйственной эксплуатации. Дворцовые земли в княжеском поземельном хозяйстве похожи на то, чем была барская запашка в хозяйстве частного землевладельца: доходы с них натурой шли непосредственно на содержание княжеского дворца. Эти земли эксплуатировались обязательным трудом несвободных людей князя, дворовых холопов, посаженных на пашню, страдников, или отдавались в пользование вольным людям, крестьянам, с обязательством ставить на дворец известное количество хлеба, сена, рыбы, подвод и т. п. Первоначальной и отличительной чертой этого разряда земель было издолье, натуральная работа на князя, поставка на дворец за пользование дворцовой землёй. Чёрные земли сдавались в аренду или на оброк отдельным крестьянам или целым крестьянским обществам, иногда людям и других классов, как это делали и частные землевладельцы; они, собственно, и назывались оброчными. Сложнее кажутся отношения князя к третьему разряду земель в уделе. Весь удел был наследственной собственностью его князя; но последний разделял действительное владение им с другими частными вотчинниками. В каждом значительном уделе бывало так, что первый князь, на нём садившийся, уже заставал в нём частных землевладельцев, светских или церковных, которые водворились здесь прежде, чем край стал особым княжеством. Потом первый князь или его преемники сами уступали другие земли в своём уделе в вотчину лицам и церковным учреждениям, которые были им нужны для службы или молитвы. Таким образом в вотчине великого князя являлись другие частные вотчины. При слиянии прав государя и вотчинника в лице князя такое совмещение прав нескольких владельцев было возможно юридически. Князь, конечно, отказывался от прав частного распоряжения вотчинами частных владельцев и удерживал за собою только верховные права на них. Но так как и эти верховные права считались владельческими и наравне с другими входили в юридический состав удельной княжеской собственности, то появление в уделе земли, принадлежавшей частному владельцу, не мешало князю считать себя собственником всего удела. Так под действием осложнявшихся отношений разделялись различные по природе элементы в смешанном составе удельной княжеской собственности и вырабатывалось понятие об общем верховном собственнике удела по отношению к частным и частичным владельцам. Князь иногда уступал боярину, вотчиннику в его уделе, вместе с правом собственности на его вотчину и часть своих верховных на неё прав.

ОТСУТСТВИЕ ФЕОДАЛЬНОГО МОМЕНТА. Возникали отношения, напоминающие феодальные порядки Западной Европы. Но это - явления не сходные, а только параллельные. В отношениях бояр и вольных слуг к удельному князю многого недоставало для такого сходства, недоставало, между прочим, двух основных феодальных особенностей: 1) соединения служебных отношений с поземельными и 2) наследственности тех и других. В уделах поземельные отношения вольных слуг строго отделялись от служебных. Эта раздельность настойчиво проводится в княжеских договорах XIV в. Бояре и вольные слуги свободно переходили от одного князя на службу к другому; служа в одном уделе, могли иметь вотчины в другом; перемена места службы не касалась вотчинных прав, приобретённых в покинутом уделе; служа по договору где хотел, вольный слуга Lсудом и данью тянул по земле и по воде¦, отбывал поземельные повинности по месту землевладения; князья обязывались чужих слуг, владевших землёй в их уделах, блюсти как своих. Все эти отношения сводились к одному общему условию княжеских договоров: L...а бояром и слугам межи нас вольным воля¦. Феодальный момент можно заметить разве только в юридическом значении самого удельного князя, соединявшего в своём лице государя и верховного собственника земли. Этим он похож на сеньора, но его бояре и слуги вольные совсем не вассалы.

РАЗНИЦА ПРОЦЕССОВ. Феодализм, говоря схематически, строился с двух концов, двумя встречными процессами: с одной стороны, областные правители, пользуясь слабостью центральной власти, осваивали управляемые области и становились их державными наследственными собственниками; с другой - крупные собственники, аллодиальные землевладельцы, став посредством коммендации королевскими вассалами и пользуясь той же слабостью, приобретали или присвояли себе правительственную власть в качестве наследственных уполномоченных короля. Оба процесса, дробя государственную власть географически, локализуя её, разбивали государство на крупные сеньории, в которых державные прерогативы сливались с правами земельной собственности. Эти сеньории на тех же основаниях распадались на крупные баронии со второстепенными вассалами, обязанными наследственной присяжной службой своему барону, и вся эта военно-землевладельческая иерархия держалась на неподвижной почве сельского населения вилланов, крепких земле или наследственно на ней обсидевшихся. У нас дела шли несколько иным ходом. Изменчивые временные княжения Киевской Руси сменились верхневолжскими суздальскими уделами, наследственными княжествами, которые под верховной властью далёкого нижневолжского хана стали в XIV в. независимы от местных великих князей. Значительный удельный князь правил своим уделом посредством бояр и вольных слуг, которым он раздавал в кормление, во временное доходное управление, города с округами, сельские волости, отдельные сёла и доходные хозяйственные статьи с правительственными полномочиями, правами судебными и финансовыми. Некоторые бояре и слуги, сверх того, имели вотчины в уделе, на которые удельный князь иногда предоставлял вотчинникам известные льготы, иммунитеты, в виде освобождения от некоторых повинностей или в виде некоторых прав, судебных и финансовых. Но округа кормленщиков никогда не становились их земельною собственностью, а державные права, пожалованные привилегированным вотчинникам, никогда не присвоялись им наследственно. Таким образом, ни из кормлений, ни из боярских вотчин не выработалось бароний. В истории Московского княжества мы увидим, что в XV в. некоторые великие князья стремились поставить своих удельных в отношения как будто вассальной зависимости, но это стремление было не признаком феодального дробления власти, а предвестником и средством государственного её сосредоточения. В удельном порядке можно найти немало черт, сходных с феодальными отношениями, юридическими и экономическими, но, имея под собою иную социальную почву, подвижное сельское население, эти сходные отношения образуют иные сочетания и являются моментами совсем различных процессов. Признаки сходства ещё не говорят о тождестве порядков, и сходные элементы, особенно в начале процесса, неодинаково комбинируясь, образуют в окончательном складе совсем различные общественные формации. Научный интерес представляют не эти элементы, а условия их различных образований. При образовании феодализма видим нечто похожее и на наши кормления и на вотчинные льготы, но у нас и те и другие не складывались, как там, в устойчивые общие нормы, оставаясь более или менее случайными и временными пожалованиями личного характера. На Западе свободный человек, обеспечивая свою свободу, ограждал себя, как замковой стеной, цепью постоянных, наследственных отношений, становился средоточием низших местных общественных сил, создавал вокруг себя тесный мир, им руководимый и его поддерживающий. Вольный слуга удельных веков, не находя в подвижном местном обществе элементов для такого прочного окружения, искал опоры для своей вольности в личном договоре на время, в праве всегда разорвать его и уйти на сторону, отъехать на службу в другой удел, где у него не было упроченных давностью связей.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: