О ПОЛИБИИ И ЕГО СОЧИНЕНИЯХ 21 страница

39. Море, именуемое Понтом, имеет в окружности около двадцати двух тысяч стадий ¹²⁸ и два противолежащие одно другому устья, одно из Пропонтиды, другое из Меотидского озера; это последнее само по себе имеет в окружности восемь тысяч стадий ¹²⁹. В названные здесь водоемы изливается множество больших рек, вытекающих из Азии; еще более многочисленные и большие реки текут в них из Европы; переполненное ими Меотидское озеро изливается через устье в Понт, а Понт в Пропонтиду. Устье Меотиды называется Киммерийским Боспором, имеет в ширину стадий тридцать, а в длину шестьдесят; все оно мелководно. Подобно этому устье Понта называется Фракийским Боспором; в длину оно имеет около ста двадцати стадий, а ширина его не везде одинакова. Началом этого устья со стороны Пропонтиды служит полоса воды между Калхедоном ¹³⁰ и Византией в четырнадцать стадий ¹³¹, а со стороны Понта так называемый Гиер ¹³², где, как рассказывают, Ясон ¹³³ на обратном пути из Колхиды ¹³⁴ впервые принес жертву двенадцати божествам. Место это находится в Азии и отстоит от Европы, именно от святилища Сараписа ¹³⁵ на противоположном берегу Фракии, на двенадцать стадий. Есть две причины, по коим воды Меотиды и Понта вытекают непрерывно за пределы своих вместилищ. Одна понятна сама по себе и ясна для каждого: если многие реки вливаются в водоем определенных размеров, то вода в нем прибывает все больше; при отсутствии какого бы то ни было истока постоянно прибывающая вода стала бы захватывать все большее пространство впадины; напротив, если истоки есть, то излишек воды, получающийся вследствие новых притоков и увеличения количества ее, должен уходить и изливаться непрерывно через существующие отверстия. Другая причина этого такова: вследствие сильных дождей реки несут в названные выше впадины много речного ила: образующиеся таким образом наносы больше и больше поднимают воду, которая тем же способом выливается через существующие отверстия. Приращения ила и воды из рек совершаются непрерывно и постоянно, а потому непрерывным и постоянным должно быть и излияние воды через устья. Таковы подлинные причины излияния воды из Понта. Справедливость этого объяснения подтверждается не рассказами торговых людей, но самым по возможности точным наблюдением природы.

40. Так как мы остановились на этой местности, то нельзя допускать в изложении никаких неясностей или голословных уверений, как поступает обыкновенно большинство историков. Напротив, необходимо подкреплять рассказ наш доказательствами, дабы у любознательных читателей не возникало никаких недоразумений относительно описываемых предметов. Такого рода изыскания составляют преимущество нашего времени, когда все моря и земли сделались доступными, и потому не подобает более ссылаться на поэтов и баснописцев как на свидетелей неведомого. Так обыкновенно поступали наши предшественники, которые, говоря словами Гераклита ¹³⁶, приводили ненадежных свидетелей в подтверждение сомнительных известий. Итак, мы утверждаем, что Понт принимает наносы с давнего времени по настоящее, и что мало-помалу он будет занесен илом совсем, так же как и Меотида, если, конечно, свойства этих местностей останутся те же и причины наносов будут действовать неизменно. Время бесконечно, а вместимость впадин точно ограничена, и поэтому нет сомнения, что впадины со временем наполнятся, хотя бы наносы были самые незначительные. В природе так: если что-либо конечное растет или убывает непрерывно в продолжение бесконечного времени, то цель изменений в том или в другом направлении ¹³⁷ будет достигнута неизбежно, как бы незначительны ни были самые изменения: на сей раз допустим это. Но если ил наносится не в малом количестве, а в очень большом, то, очевидно, теперешнее предсказание наше исполнится ¹³⁸ не в далеком, но в близком будущем. Так и есть на самом деле. Меотида уже заносится илом, ибо большая часть ее имеет глубины пять-семь сажен, вследствие чего по нему не могут ходить большие корабли без лоцмана. Далее Меотида, как единогласно свидетельствуют о том древние ¹³⁹, была первоначально морем, сливающимся с Понтом в одно, а теперь это — озеро сладкой воды ¹⁴⁰, ибо морская вода вытеснена из него наносами, а вливающаяся в него из рек вода получила перевес. Подобное же случится и с Понтом, начало чего наблюдается уже и теперь: хотя совершающиеся в нем изменения благодаря обширности впадины не очень заметны для большинства людей, но достаточно небольшого внимания для того, чтобы и теперь ясно различить эти изменения.

41. Так как Истр, протекая по Европе, впадает в Понт множеством устьев, то перед ними в море на расстоянии одного дня пути образовалась полоса земли стадий в тысячу из ила, нанесенного из устьев реки. На эту полосу земли иногда набегают плывущие по Понту корабельщики, находясь еще в открытом море, а ночью, когда места эти не видны, корабли разбиваются о них. У моряков они называются Стефами ¹⁴¹. Вот, по нашему мнению, причина того, что насыпь образуется не у самого берега, но выдвигается далеко вперед: пока течение реки сохраняет силу, преодолевает морскую воду и прогоняет ее, до тех пор земля и все приносимое рекою должно отбрасываться вперед, не задерживаясь раньше и не останавливаясь. Но как только вследствие глубины и обилия морской воды течение реки слабеет, тогда неизбежно по силе природы задерживается несомый ею ил. Вот почему наносы мощных больших рек отлагаются вдали от берега, хотя море у самой суши и глубоко; напротив, реки небольшие и тихо текущие образуют наносы вблизи своих устьев. Яснее всего обнаруживается это во время половодия от ливней, когда и незначительные речонки, преодолевая у своих устьев морскую волну, отбрасывают наносы в море тем дальше, чем стремительнее река, и тем ближе, чем течение реки тише. Ничего нет невероятного ни в величине вышеупомянутой полосы земли, ни вообще во множестве камней, бревен и ила, наносимых реками; глупо было бы не верить этому. Достаточно поглядеть на любой горный поток, как он нередко в короткое время размывает и пробивает крутые обрывы, несет с собою разный лес, землю и камни и образует такие наносы, что изменяет и делает неузнаваемою самую местность ¹⁴².

42. Поэтому не следует удивляться тому, что столь многочисленные и быстрые реки, притом текущие непрерывно, производят упомянутое выше действие и могут наконец наполнить Понт. Для человека, рассуждающего правильно, это представляется не только вероятным, но и неизбежным. Чего следует ожидать в будущем, показывает следующее: насколько вода Меотидского озера слаще понтийской, настолько же Понт несомненно отличается от нашего моря* ¹⁴³. Отсюда ясно, что если пройдет времени во столько раз больше того, в какое наполнилась Меотида, во сколько одна впадина больше другой, то и Понт сделается мелководным озером со сладкой водой наподобие озера Меотидского. Следует, впрочем, предполагать, что с Понтом это произойдет тем скорее, что изливающиеся в него реки больше и многочисленнее.

Предыдущее рассказано для тех читателей, которые не верят, что Понт заносится илом уже и теперь, что некогда будет занесен совсем и, при всей значительности объема, обратится в маловодное озеро. Еще больше говорили мы это ради изобличения лживости мореплавателей и наклонности их к чудесному, дабы избавить себя от необходимости принимать по неведению с детскою верою все, что бы ни говорилось, и при помощи правдивых указаний получить хоть некоторую возможность различать в чужих сообщениях ложь от правды. Теперь возвратимся к дальнейшему рассказу о выгодах местоположения Византии.

43. Мы только что сказали, что длина устья, соединяющего Понт с Пропонтидою, сто двадцать стадий, что одним концом его со стороны Пропонтиды служит Гиер, а другим, со стороны Понта, промежуточное пространство у Византии. Между этими оконечностями находится на европейском берегу устья святилище Гермеса на выдающейся в виде мыса скале; от Азии оно удалено стадий на пять: это и есть наиболее узкая часть прохода. Здесь-то, как рассказывают, Дарий ¹⁴⁴ перекинул мост через пролив, когда шел войною на скифов. На всем остальном протяжении от Понта сила течения в устье равномерна, потому что берега пролива с обеих сторон остаются одинаковыми. Но лишь только идущее из Понта течение, сжатое в теснине, ударяется с силою о Гермесово святилище на европейском берегу, где, как мы сказали, самая узкая часть пролива, тут оно делает поворот как бы от толчка и стремительно несется к противоположному берегу Азии. Отсюда, как бы повернув назад, течение принимает противоположное направление к высотам Европы, именуемым «подле Очагов» ¹⁴⁷. Здесь оно поворачивает снова и ударяется в так называемую Корову, местность в Азии, где, как гласят сказания, впервые остановилась Ио ¹⁴⁸ после переправы через Боспор. От Коровы оно делает последний поворот и устремляется к самой Византии, там около города разделяется и небольшую часть своей воды посылает в залив, именуемый Рогом ¹⁴⁹, а остальная, большая часть, опять отклоняется в сторону. Однако этому последнему течению недостает уже силы для того, чтобы достигнуть противолежащего берега, где находится Калхедон; ибо после неоднократных отклонений в сторону течение слабеет в этой более широкой части пролива, не делает больше коротких изломов в направлении к азиатскому берегу под острым углом, но идет под тупым; поэтому, не достигнув города калхедонян, оно направляется дальше посередине пролива.

44. То, что делает положение Византии весьма удобным и в такой же мере неудобным положение Калхедона, объяснено нами выше; однако на первый взгляд может показаться, что оба города занимают одинаково выгодное положение. Вопреки видимости нелегко бывает при всем старании войти морем в один из этих городов; напротив, в другой город течение несет тебя непреоборимо, даже наперекор твоему желанию, как мы заметили выше. Вот и доказательство того: переправляющиеся из Калхедона в Византию не могут плыть прямо по причине идущего посередине течения, сворачивают к Корове и так называемому Хрисополю ¹⁵⁰, которым некогда по совету Алкивиада завладели афиняне и в котором они первые начали облагать данью все идущие в Понт суда; дальше этого города плывущие отдаются течению, которое и заносит их непременно к Византии. То же самое замечается и во время плавания по другую сторону** города византийцев, именно: плывет ли кто-нибудь от Геллеспонта под южными ветрами, или к Геллеспонту из Понта под пассатом ¹⁵¹, прямой удобный путь лежит вдоль европейского берега из города византийцев к теснинам Пропонтиды, где находятся города Абидос и Сест ¹⁵², а оттуда таким же точно способом обратно к Византии. Совсем иным оказывается путь от Калхедона вдоль азиатского берега, который представляет много изгибов, а область кизикенян ¹⁵³ выступает далеко в море. Плывущему от Геллеспонта к Калхедону трудно идти сначала вдоль европейского берега, потом, по приближении к Византии, обогнуть эти местности и подойти к Калхедону; мешает тому морское течение и выясненные выше причины. С другой стороны, судну, выходящему из Калхедона, нет никакой возможности подойти прямым путем к Фракии; его задерживают находящееся в промежутке течение и оба ветра ¹⁵⁴, на том и другом пути дующие в противную сторону, именно: южный ветер гонит в Понт, а северный из Понта, и ни на одном из этих путей нельзя миновать ветров.

Вот что делает положение Византии весьма выгодным со стороны моря; невыгоды сухопутного положения ее будут выяснены ниже.

45. Фракия ¹⁵⁵, простираясь от одного моря до другого, кругом облегает земли византийцев, так что они ведут постоянную трудную войну с фракийцами. Хотя бы византийцы приготовились к борьбе и восторжествовали над врагом, навсегда избавиться от войны они не могут, потому что во Фракии много народов и владык. Одолей византийцы одного владыку, на страну их пойдут три других, более могущественных; уступками, платежом дани, договорами византийцы ничего не достигают. Самые уступки в чем-либо, сделанные одному, порождают пять новых врагов, поэтому они непрерывно пребывают в состоянии тяжелой войны; ибо что может быть опаснее и страшнее войны с соседями, притом с варварами? Как бы то ни было, византийцы всецело поглощены борьбою с этими опасностями на суше, но кроме всех прочих бедствий, сопряженных с войною, они терпят муки Тантала, как выражается поэт. Ибо византийцы владеют плодоноснейшей землей; когда обработают ее старательно и получится обильнейший урожай превосходного качества, когда вслед за сим появляются варвары и часть плодов уничтожают, а другую собирают и уносят с собою, тогда, не говоря уже о потерянных трудах и затратах, самый вид истребления прекрасных плодов повергает византийцев в тяжкую скорбь и печаль. Тем не менее войну с фракийцами они по привычке выдерживали и верно хранили первоначальные отношения к остальным эллинам. Но положение их сделалось в высшей степени трудным, когда ко всему этому пошли на них еще и галаты под предводительством Комонтория ¹⁵⁶.

46. Эти галаты покинули родину вместе с Бренном ¹⁵⁷. Избегнув гибели в Дельфах и явившись к Геллеспонту, они не переправились в Азию, но остались тут же, потому что их пленили окрестности Византии, одержали победу над фракийцами, Тилу ¹⁵⁸ обратили в царскую резиденцию и стали угрожать византийцам великими опасностями. При первых вторжениях галатов во время первого царя их Комонтория византийцы постоянно откупались подарками, уплачивая по три, по пяти, а иногда и по десяти тысяч золотых, лишь бы избавить свою страну от разорения. Наконец они вынуждены были согласиться на уплату восьмидесяти талантов ежегодной дани. Так было до царствования Кавара ¹⁵⁹, при котором владычество галатов пало, а самое племя было совершенно истреблено фракиянами, в свою очередь одолевшими врага. В такое-то время ¹⁶⁰ византийцы, удручаемые данью, послали сначала послов к эллинам с просьбою о помощи и о поддержке их в тогдашней нужде. Так как большинство эллинов оставило просьбы их без внимания, то византийцы вынуждены были взимать пошлину с судов, идущих в Понт. [47.] Взимание византийцами пошлины с товаров, идущих из Понта, было для всех эллинов убыточно и тяжело и возмущало их, а потому все народы, занимающиеся морской торговлей, обратились с жалобами к родосцам, так как эти последние почитались сильнейшим морским народом. Следствием этого была война, о которой мы и намерены говорить теперь.

Побуждаемые собственными потерями и терпевшими ущерб соседями, родосцы при участии союзников прежде всего отправили посольство к византийцам с требованием отменить провозные пошлины. Но византийцы решительно отвергли это требование и в правоте своего поведения были убеждены прениями, происходившими между послами родосцев и тогдашними представителями государства византийцев, Гекатодором и Олимпиодором; вследствие этого родосцы удалились ни с чем. По возвращении послов домой они приняли решение объявить войну византийцам по причинам, указанным мною выше. Тут же они отправили послов к Прусию с просьбою принять участие в войне; им стало известно, что Прусий по каким-то причинам находится во вражде с византийцами.

48. Подобным же образом действовали и византийцы: они также послали послов к Атталу и Ахею с просьбою о военной поддержке. Аттал готов был помочь; но силы его в то время были незначительны, ибо Ахей принудил его довольствоваться отцовскими владениями. Ахей, в то время владычествовавший над землями по сю сторону Тавра и недавно присвоивший себе царское достоинство, обещал оказать помощь. Таким поведением он сильно оживил надежды византийцев и навел страх на родосцев и Прусия. Дело в том, что Ахей состоял в родстве с Антиохом, вступившим на царство в Сирии, а упомянутые выше владения Ахей приобрел приблизительно таким образом. По смерти Селевка, отца этого Антиоха, царство наследовал старший сын его Селевк; в силу родства, он вместе с ним совершил поход через Тавр года за два до времени описываемых нами событий. Селевк младший, лишь только получил царскую власть, узнал, что Аттал покорил уже себе всю Азию по сю сторону Тавра; тогда-то Селевк поспешил защитить с этой стороны свои владения. С большим войском он перевалил через Тавр и пал жертвою коварства галата Апатурия и Никанора. Ахей, как родственник, не замедлил отмстить за смерть Селевка, повелев казнить Никанора и Апатурия; в командовании войском и в управлении делами он показал себя и благоразумным, и великодушным. Так, невзирая на благоприятствовавшие ему обстоятельства и на сочувствие народа, при помощи которого он мог возложить на себя диадему, Ахей отказался от этого, оставляя царскую власть за младшим из сыновей Антиохом, деятельно в разных направлениях совершал походы и завоевал снова всю Азию по сю сторону Тавра. Когда дела его сверх всякого ожидания приняли столь счастливый оборот, когда он запер Аттала в самом Пергаме ¹⁶¹ и все остальные земли покорил своей власти, тогда, ослепленный победами, он немедленно уклонился с прежнего пути, возложил на себя диадему и провозгласил себя царем, в то время самым могущественным и грозным из всех царей и владык по сю сторону Тавра. На него-то рассчитывали византийцы более всего, когда объявили войну родосцам и Прусию. Раньше Прусий укорял византийцев за то, что они, решив поставить несколько изображений его, не исполнили этого решения, все откладывали, пока дело не было забыто. [49.] Недоволен был он ими и за то, что они всячески старались примирить враждовавших между собою и воевавших Ахея и Аттала, тогда как, по его соображениям, дружба их была невыгодна для него во многих отношениях. Сердился он и за то также, что византийцы, как казалось, отправляли к Атталу посольство для участия в жертвоприношениях по случаю празднества Афины между тем, как к нему на Сотерии не послали никого. По всем этим причинам он таил в себе вражду к византийцам и потому охотно принял предложение родосцев. При заключении договора с послами он настаивал на том, чтобы родосцы вели войну на море, сам же он рассчитывал нанести неприятелю не меньший ущерб на суше.

По такой-то причине и таким образом началась у родосцев война с византийцами.

50. Что касается византийцев, то сначала они воевали ревностно, так как были убеждены, что Ахей им поможет; со своей стороны они рассчитывали запугать Прусия и поставить его в трудное положение, пригласив из Македонии Тибойта ¹⁶². Прусий, как мы объяснили выше, брался за войну с жаром и отнял у византийцев так называемый Гиер, что у устья Понта. Сами они незадолго перед тем дорого заплатили за него и присвоили себе ради удобного местоположения. Византийцы не желали, чтобы утвердился здесь кто-либо другой и мешал им взимать пошлины с торговых людей, идущих в Понт за рабами или за ловлею рыбы ¹⁶³. Прусий отнял у них также и ту область Мисии ¹⁶⁴ на азиатском берегу, которою издавна уже владели византийцы. Родосцы вооружили шесть своих кораблей, прибавили к ним четыре союзнических и, поставив начальником Ксенофонта, направились с десятью кораблями к Геллеспонту. В то время как родосцы с остальными кораблями стали на якоре подле Сеста и задерживали идущих в Понт, наварх с одним кораблем вышел в море с целью испытать византийцев, не откажутся ли они под страхом войны от принятого раньше решения. Но византийцы не обращали на него никакого внимания, поэтому Ксенофонт возвратился назад, взял с собою прочие корабли и пошел к Родосу. [51.] Между тем византийцы послали Ахею требование о помощи, а в Македонию отправили людей с поручением привести с собою Тибойта; ибо владычество над вифинами принадлежало столько же Тибойту, сколько и Прусию, потому что он был дядею Прусия по отцу. При виде упрямства византийцев родосцы придумали действительное средство для достижения намеченной цели, именно: они видели, что источник упорства византийцев в войне кроется в надеждах их на Ахея, знали также, что отец этого последнего содержится в плену в Александрии, и что Ахей дорого бы дал за освобождение отца; поэтому они решили отправить посольство к Птолемею с просьбою о выдаче им Андромаха ¹⁶⁵. Если и прежде они ходатайствовали об этом мимоходом, то теперь принялись за дело со всем старанием, дабы оказать услугу Ахею и тем обязать его к исполнению всех их требований. Когда послы явились, Птолемей думал сначала удержать Андромаха при себе, дабы воспользоваться им при случае. Дело в том, что распря его с Антиохом еще не была улажена, да и Ахей, недавно провозгласивший себя царем, был достаточно могущественным владыкою. Андромах был отцом Ахея и братом Лаодики, супруги Селевка. Но родосцы владели вполне расположением Птолемея, который готов был угождать им во всем, а потому и теперь уступил их просьбам и поручил им доставить Андромаха сыну его. Успев в этом, а кроме того оказав Ахею некоторые другие почести, родосцы лишили византийцев важнейшей опоры их. В то же время византийцев постигла и другая неудача: на пути из Македонии скончался Тибойт и тем расстроил их планы. После этого византийцы упали духом, а надежды Прусия на победу оживились: сам он вел войну против византийцев с азиатского берега и жестоко теснил их, а в то же время с помощью наемных фракийцев на европейском берегу не давал византийцам выходить за городские ворота. Обманутые в своих расчетах, теснимые со всех сторон войною, византийцы помышляли только о том, как бы с честью выйти из трудного положения.

52. Когда царь галатов Кавар появился перед Византием и в качестве ревностного посредника старался положить конец войне, Прусий и византийцы вняли его настояниям. При известии об этих усилиях Кавара и об уступчивости Прусия родосцы также стремились к достижению своей цели: они выбрали в послы к византийцам Аридика и в то же время отправили к ним Полемокла с тремя триремами, желая предстать перед византийцами, как говорится, с копьем и с жезлом глашатая ¹⁶⁶. Когда Аридик и Полемокл явились, заключен был мир при гиеромнемоне ¹⁶⁷ Кофоне, сыне Каллигитона, в Византии. Договор с родосцами был краток: «Византийцы не должны взимать провозной пошлины ни с кого из плывущих в Понт, тогда родосцы и союзники их обязуются жить в мире с византийцами». Условия договора с Прусием были приблизительно таковы: «Между Прусием и византийцами должны быть мир и дружба на вечные времена. Ни византийцы не должны ходить войною на Прусия под каким бы то ни было видом, ни Прусий на византийцев. Прусий обязуется возвратить византийцам без выкупа земли, укрепления, уведенных жителей их и пленных, равно взятые в начале войны суда, захваченное в укреплениях метательное оружие, а также дерево, камень и черепицу из поселения Гиера». Опасаясь наступления Тибойта, Прусий срыл все укрепления, которые казались ему удобно расположенными для каких-либо военных действий. «Прусий обязуется принудить вифинов, завладевших какими бы то ни было землями Мисийской области, подвластной византийцам, возвратить их земледельцам». Так началась и кончилась война родосцев и Прусия против византийцев.

53. В это время кносяне ¹⁶⁸ отправили посольство к родосцам, убедили их послать им корабли, находившиеся под командою Полемокла, спустив на море и прибавив еще три других беспалубных судна. После этого, когда корабли прибыли к Криту, элевтернийцы ¹⁶⁹ начали подозревать, что Полемокл с товарищами в угоду кносянам лишил жизни одного из сограждан их, Тимарха. Поэтому элевтернийцы прежде всего дали дозволение ¹⁷⁰ брать добычу у родосцев, а затем объявили им войну. Незадолго перед сим литтян ¹⁷¹ также постигла величайшая беда. Вообще весь Крит находился в то время приблизительно в таком положении. Соединившись с гортинцами ¹⁷², кносяне подчинили себе весь Крит за исключением города литтян. Так как это был единственный город, отказывавший им в повиновении, то кносяне вознамерились идти на него войною и помышляли о совершенном разрушении его для примера прочим критянам и для устрашения их. Первое время все критяне воевали против литтян; но потом по какому-то ничтожному поводу возникли разногласия, и, как обыкновенно бывает у критян, в среде их начались междоусобные распри. Полирреняне, кереты, лаппеи, кроме того гории с аркадянами ¹⁷³ единогласно отказались от дружбы с кносянами и постановили заключить союз с литтянами; что касается гортинцев, то одни из них, старшие возрастом, приняли сторону кносян, другие, молодежь, примкнули к литтянам, и встали друг на друга. Когда движение это столь неожиданно охватило союзников, кносяне призвали к себе тысячу человек из Этолии в силу союза. Немедленно после этого старшие возрастом гортинцы захватили в свои руки кремль Гортины, ввели в город кносян и этолян, затем часть молодежи изгнали, других перебили и выдали город кносянам.

54. В то самое время, как литтяне вышли поголовно на войну, кносяне по получении об этом известия заняли Литт, оставшийся совершенно беззащитным. Детей и женщин они отослали в Кнос, город сожгли, срыли его стены, разорили вконец и возвратились домой. Между тем литтяне возвратились из похода в город и при виде случившегося были так потрясены, что ни один из присутствующих не отважился войти в родной город. Все бродили вокруг города, многократно выражали свою скорбь в громких жалобах о судьбе родины и своей собственной, повернули назад и возвратились в город лаппеев. Лаппеи приняли их радушно и с большим участием. В один день литтяне из граждан превратились в изгнанников и чужеземцев, и потом вместе с союзниками вели войну против кносян. Литт, колония лакедемонян, связанная с ними узами родства, древнейший из городов Крита, по общему мнению воспитывавший всегда доблестнейших критян, был столь внезапно разрушен до основания.

55. При виде того, что кносяне вступили в союз с этолянами, полиррении, лаппеи и союзники их отправили посольство к царю македонян и к ахеянам с просьбою о помощи и принятии их в союз, так как знали этолян за врагов Филиппа и ахеян. Ахеяне и Филипп приняли их в общий союз и отправили вспомогательное войско: четыреста иллирян под командою Платора, двести ахеян, сто фокидян. Прибытие этого войска доставило полирренянам и их союзникам сильную поддержку. В короткое время они заперли элевтернийцев, кидониатов, а также аптерян ¹⁷⁴ в стенах их, принудили отложиться от союза с кносянами и делить общую с ними долю. Затем полирреняне, а с ними вместе союзники их послали Филиппу и ахеянам пятьсот критян, кносяне же незадолго до того отправили тысячу критян этолянам. Эти критяне участвовали в дальнейшей войне двух противников. Изгнанные из города гортинцы завладели гаванью фестян ¹⁷⁵; подобным же образом с поразительною смелостью они захватили гавань и самих гортинцев и, отправляясь оттуда, теснили войною находившихся в городе сограждан.

56. В таком-то положении были дела на Крите. В это же время и Митридат ¹⁷⁶ объявил войну синопейцам ¹⁷⁷, которая послужила для них как бы началом и источником бедствия, испытанного ими до конца. Когда они послали послов к родосцам с просьбою о помощи в этой войне, родосцы постановили выбрать трех человек и вручить им сто сорок тысяч драхм, каковые они и должны были употребить на необходимые для синопейцев военные нужды. Трое выбранных для этого родосцев доставили десять тысяч бочек ¹⁷⁸ вина, триста талантов выделанного волоса ¹⁷⁹, сто талантов выделанных жил, тысячу полных вооружений, три тысячи чеканенных золотых монет, четыре камнеметательницы с прислугою. Послы синопейцев взяли все это с собою и отправились в обратный путь. Синопейцы пребывали в тревоге, как бы Митридат не вздумал осадить их с суши и с моря; на этот случай и рассчитаны были все приготовления их. Синопа лежит, если идти морем к Фасису, на правом берегу Понта, на полуострове, выступающем в море. Находясь на перешейке полуострова, соединяющем этот последний с Азией и имеющем не больше двух стадий, город оказывается совершенно отрезанным. Остальная часть полуострова, обращенная в море, по направлению к городу, ровна и удобна для ходьбы, напротив, со стороны моря кругом обрывиста, неудобна для якорной стоянки и доступна лишь в очень немногих местах. Вот почему жители Синопы боялись, что Митридат, возведя сооружения со стороны Азии, сделает также высадку в местах ровных, господствующих над городом со стороны противоположной, морской, и, таким образом, попытается запереть их. Поэтому они начали кругом укреплять ту часть полуострова, которая омывается морем, и входы с моря ограждать палисадами и окопами, а в то же время наиболее выгодные пункты снабжали метательным оружием и войском. Пространство всего полуострова невелико, а потому он может быть легко защищен и при небольших средствах. Таково было положение Синопы.

57. Между тем царь Филипп двинулся с войском из Македонии, — на этих именно начинаниях мы оставили союзническую войну, — направился на Фессалию и Эпир, поспешая на этом пути совершить вторжение в Этолию. Александр и Доримах в это же самое время нашли случай занять город эгирян с помощью измены, стянули в этолийский город Оянфею ¹⁸⁰, лежащий против поименованного выше города, около тысячи двухсот воинов и, заготовив для них перевозочные суда, выжидали удобного времени отплытия и осуществления своего замысла. Некий перебежчик из Этолии, долгое время живший среди эгирян и заметивший, что стража у ворот Эгия предается пьянству и исполняет свои обязанности нерадиво, осмеливался неоднократно переходить к Доримаху и его друзьям и призывал их, как людей слишком привычных к подобным предприятиям, совершить задуманное дело. Что касается города эгирян, то он расположен в той части Пелопоннеса, которая примыкает к Коринфскому заливу, между городами эгиян и сикионян. Построенный на обрывистых, недоступных холмах, он по своему положению обращен к Парнасу и прилегающим к нему землям на противоположной стороне залива; от моря город отстоит стадий на семь. Дождавшись попутного ветра, Доримах и отряд его отчалили от берега и ночью еще забросили якорь у реки, протекающей мимо города. Александр и Доримах, а вместе с ними Архидам, сын Панталеонта, с толпою этолян подошли к городу по дороге, ведущей от Эгия. Тогда названный выше перебежчик с двадцатью опытнейшими воинами прошел благодаря знанию местности крутые обрывы непроходимыми тропинками скорее остальных воинов и, проникнув в город по какому-то водопроводу, нашел стражу у ворот еще спящею. [58.] Умертвив стражей в то время, как они были еще в постелях, и приказав разрубить засовы топорами, он открыл ворота этолянам. Столь неожиданно ворвавшись в город, этоляне не остерегались более и открыто торжествовали победу ¹⁸¹. Это обстоятельство подготовило для эгирян избавление, а для этолян гибель. Воображая, что нахождение внутри стен есть уже окончательное завоевание чужого города, они так и вели себя, именно: очень недолго этоляне оставались в сборе на площади, потом, жадные к добыче, они разбрелись по городу, врывались в дома и грабили имущество уже при дневном свете. Что касается эгирян, на коих беда обрушилась внезапно и совершенно неожиданно, то все те из них, которые были захвачены неприятелем в своих жилищах, бежали в страхе и ужасе за город, полагая, что он уже окончательно во власти неприятеля; все те, напротив, которые услышали шум раньше, чем дома их подверглись нападению, выбегали из домов и устремлялись к акрополю. Число их все увеличивалось, и они становились смелее, тогда как скопище этолян по выясненным выше причинам более и более убывало и приходило в расстройство. Как бы то ни было, Доримах и товарищи его начинали понимать опасность положения и потому собрали своих и устремились на утвердившихся в акрополе эгирян; они рассчитывали, что смелым и отважным нападением напугают и обратят в бегство эгирян, которые собрались там для самозащиты. Однако эгиряне, ободряя друг друга, выдерживали натиск и храбро дрались с этолянами. Но так как акрополь не был огражден стенами и схватка была рукопашная, один на один, то вначале борьба шла так, как и следовало ожидать, когда одни борются за родину и детей, а другие за самую жизнь; наконец, ворвавшиеся этоляне оборотили тыл. Воспользовавшись отступлением неприятеля, эгиряне с ожесточением, наводящим ужас, напирали на бегущих; вследствие этого очень многие этоляне в смятении топтали друг друга на бегу в воротах. Александр пал в бою, во время самой схватки; Архидам ¹⁸² погиб в тесноте и давке у ворот. Что касается остальной массы этолян, то одни из них были растоптаны, другие свернули себе шею, когда бежали по непроходимым обрывам. Наконец часть этолян спаслась бегством на корабли; эти последние без вооружения, с великим срамом и сверх всякого ожидания, возвратились морем домой.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: