Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Основы теоретической психологии 33 страница




 

Воспроизводя своеобразие биологических объектов, Аристотель трактуеторганизм как систему. Она целостна, устойчива, активна, целеустремленна. В отличие от постоянно подверженных "энтропии" (сравните Демокритово "рассеяние" атомов) физических объектов система организма стремится сохранить свою организацию. Будучи неотделима от внешнего, она активно противостоит ему и "поглощает" его порциями в соответствии с присущим ей устройством. В этом мы видим зачатки концепции гомеостаза, согласно которой организм удерживает свои процессы на стабильном уровне вопреки возмущающим внешним воздействиям.

 

Вместе с тем устойчивость живого сопряжена с его изменением, развитием, движущую силу которого Аристотель усматривал в самом телесном субстрате, в стремлении организма к "потребному будущему", к переформированной цели, заранее определяющей ход текущих событий. Учение Аристотеля запечатлело первую фазу научного понимания системности, гомеостаза и активности организма, ставшую "сходной для последующих исканий и решений.

 

После Аристотеля достигнутый им синтез был утрачен. Его место на столетия заняли два подхода: либо дуалистический (сопряженный с религиозным мировоззрением), разъявший душу и тело, "ибо редукционистский, который, возвращая кдоаристотелевским ^"лядам, рассматривал душу (психику) как разновидность материи, ^Щества.

 

Машина кок образ В XVII веке с появлением новой картины м^ системности покончившей с прежними аристотелевск^

 

"формами" и "сущностями", представившей. зримое мироздание движущимся по законам механики, зарождас новый тип системного объяснения организма и его психических^ явлений - восприятия, памяти, аффекта, движения, 0бразцомта1 го объяснения стала модель Декарта, в которой организм был П[ ставлен как машинообразно работающее устройство.

 

Подобно тому как Аристотель развивал системные идеи в прс вовес "несистемным" атомистическим воззрениям Демокрита карт, разрабатывая свою системную модель, отграничил объясне ее действий от "несистемного", хотя и строго причинного объяе ния хода вещей в неорганическом мире. В отличие от христиане> мировоззрения создавалась новая картина природы, любой объект торой, включая человеческое тело, рисовался движущимся по нег ложным законам механики. '

 

Если для Аристотеля примером целесообразного действия слу ла работа скульптора, воплощающего свой замысел в куске мрамо то для Декарта - работа техника, создающего машину, способную тем действовать независимо от этого техника в автоматическом^ жиме, соответственно присущей ей "диспозиции органов". '" Разные социально-исторические эпохи сформировали разлит? основания для системного стиля мышления. Этот стиль и опре^й характер объяснения психических форм жизни. В творчестве Де^ та он привел к открытию рефлекторной природы поведения, чтй^ ло эпохальным событием как для физиологии, так и для психолО^ Конкретные представления Декарта о механизме рефлекса Я<> лись фантастическими. Но принципиальная схема этого механйМ стала на два века основополагающей для нескольких поколений

 

следователей головного мозга и его функций, в том числе пси?Ы1.<it ских. '

 

Согласно Декарту, природа и сознание - это два предельных (хЯ1 вания бытия, две субстанции, которые "пересекаются" в челоВ^ ском организме в "шишковидной железе" (имелся в виду эпШфМ Если ограничиться этой версией Декарта (породившей концепций' называемого психофизического взаимодействия), останутся невьМ

 

ленными два его важнейших нововведения. Они содержались в*И i^i^

 

рии организма, отделявшей от субстанции материи особый круг> лений, механика которых в виде "трубок и причин" качественно^ личалась от механического движения любых других природных^ ектов. От мыслящей же субстанции эта теория отделяла другой^ явлений, качественно отличных от "чистых" мыслей, поскольКУ"-

 

дения (Декарт обозначил их словом "страсти", то есть страдатель-^е состояния души) порождаются "машиной тела".

 

Один круг накладывается на другой. Тем самым системная трак-^овка организма позволяла системно представить также и элементарные психические функции без обращения к душе как их организатору и регулятору.

 

Эти глубинные радикальные сдвиги в самом способе изображения отношений между телесным и психическим, реализующие принцип системности, оставались в тени, поскольку в философском манифесте Декарта декларировалась изначальная гетерогенность протяженной материи и непротяженного сознания. На этом манифесте и сосредоточились оценки его антиаристотелевского поворота, приведшего к идее о психофизическом взаимодействии (тогда как согласно Аристотелю междудушой и телом не может быть взаимодействия, ибо душа не отдельная сущность, а форма тела, способ его организации).

 

В противовес традиционной оценке Декарта как родоначальника бескомпромиссно дуалистического направления мысли в психологии нового времени следует подчеркнуть, что именноДекартом в эту эпоху была предпринята попытка сомкнуть психическое и физическое, исходя из принципа системности. Этим не отрицается дуализм Декартовой философии. Но он выступал на другом уровне, а именно когда речь шла о сознании как непосредственном знании субъекта о своих личных мыслях и желаниях.

 

Душа-согласно Декарту-имеетдвойнуюдетерминацию: наряду с активными, деятельными состояниями у нее имеются "страдательные" (страсти или аффекты), которые порождаются воздействием внешних физических причин на телесную (физическую) организацию. "Страстями можно вообще назвать все виды восприятий или знаний, встречающихся у нас, потому что часто не сама душа наша делает их такими, какими они являются, а получает их всегда от вещей, представляемых ими".

 

Мысля природу как протяженную, бесконечную делимую материю, вихреобразнодвижущуюся вокруг Солнца по физико-математическим законам, Декарт ориентировался на другой объяснительный принцип, ^огда речь шла о "живой машине".

 

В определенном смысле Декарт столкнулся с той же трудностью, ^то и Аристотель, знакомый с причинным объяснением взаимодействия элементов природы, предложенным Демокритом. Для изучения живых систем с присущими им целостностью, упорядоченностью, Организацией, целесообразностью и др. атомистическая гипотеза была ^пригодна. Столь же непригодной в этом плане являлась и картези-^кая концепция о вихреобразном движении материальных частиц.

 

С ее помощью анатомо-физиологическое знание не могло быть i двинуто ни на йоту. Вместе с тем отказаться от указанной концещщ,> значило бы разъять природу на лишенные внутренней связи сфс^1 Выход, найденный Декартом, состоял в том, чтобы "загнать" движае^ щиеся по собственным законам физические "вихри" (в виде огнсц<ай добных частиц, названных "животными духами") в телесную кт^ц струкцию, которая, в свою очередь, работает на собственных, ини^р чем в "чистой" физике, началах.

 

Тем самым разграничились две категории материальных тел и к мечалась перспектива объяснения процессов в организме (в том ч< ле и психических), исходя из постулата об их подчиненности 061 тивным (стало быть, независимым от сознания) принципам сист ной организации.

 

Указанное разграничение двух категорий тел позволяло oбъяc^ жизненные явления материальными причинами, не впадая в "ц редукционизма (сводящего эти явления к физико-химическим). заметил М. Полани, "этоможетпоказаться невероятным, ноэтоф что в течение трехсотлет писатели, которые оспаривали возможна объяснить жизнь, исходя из физики и химии, оперировали в качее аргумента тем, что живые тела не ведут себя машинообразно, вм< того, чтобы указать, что само по себе наличие у живых существ> шинообразных функций доказывает, что жизнь не может быть обы нена в терминах физики и химии".

 

Машинообразность в данном контексте - синоним системноа Модель "организма-машины" с новых позиций объясняла i свойств живого тела: системность (машина - это устройство, ими щее структуру, которая предполагает согласованное взаимодейст< образующих ее компонентов, необходимых и достаточных для успей ного функционирования), целостность (ответная реакция на разд] житель производится всей "машиной тела"), целесообразность (в1 шине она предусмотрена конструктором, в "живой машине" вь жена в полезной службе на благо целого). Однако такие решаю1 признаки поведения организма, как его активность, изменчивое целью адаптации к новым обстоятельствам, его развитие, чужды> ру механических систем (автоматов). ^

 

Научная мысль стала изучать эти признаки с разработкой "о^Ц воззрений на системность в XIX веке. Первая половина этого в^^ ознаменовалась крупными успехами в изучении строения и ФУ^^^^ нервной системы. Важнейшим открытием явилось установление^ личий между сенсорными (чувствительными) и моторными (дв^ тельными) нервами, переход возбуждения первых (посредством Ив тров спинного мозга) в ответную реакцию вторых. Переход был'

 

дд^ован как отражение, и потому, соответственно латинскому обо-начению этого феномена, назван рефлексом (от лат. reflexus -отра- ^ение). Он был наглядно представлен в образе рефлекторной дуги, имеющей "два плеча". Казалось, умозрительные прозрения Декарта, удающиеся механизма мышечных действий, вызванных отражени-g^ мозгом внешних толчков, воспринимаемых органами чувств, получили надежное подтверждение в опытах физиологов и врачей.

 

Между тем их скальпелем, рассекающим различные части нервной системы, руководило такое воззрение на изучаемый объект, которое ориентировалось на "анатомическое начало". Оно предполагало, что каждая функция организма имеет отличный от других анатомический субстрат. Определенный круг реакций объяснялся тем, что внешний импульс запускает в ход нервный механизм, приводящий в движение мышцу.

 

Эта теория рефлекса была с энтузиазмом встречена в медицинских кругах. Она открывала новые перспективы в диагностике нервных болезней.

 

Вскоре обнаружилась ее уязвимость в нескольких отношениях. Рефлекс считался автоматической реакцией, осуществляемой спинным мозгом, тогда как головной мозг наделялся спонтанно действующей "по ту сторону" рефлекторного механизма психикой (сознанием и волей).

 

Дуалистическая картина нервной деятельности получала в этой анатомической схеме предельно четкое выражение. Сама деятельность мыслилась как "пучок" независимых друг от друга рефлекторных дуг, то есть лишалась системного объяснения. Слабость концепции рефлекторной дуги обнажала также ее неспособность объяснить адаптивный характер поведения даже на уровне обезглавленной амфибии с сохраненным спинным мозгом. Так, обезглавленная лягушка изменяла свое поведение в зависимости от внешних условий, в которые ее помещал экспериментатор (ползала, плавала и т.п.), то есть не являлась рефлекторным автоматом. Эта способность организма различать УСЛОВИЯ и регулировать соответственно им свои ответные действия требовала пересмотреть прежнюю "несистемную" схему рефлекторной дуги. В физиологии намечаются новые подходы к соотношению спинного и головного мозга, рефлекса и психики. В середине прошлого века в биологических науках назревал крутой поворот.

 

Коренным образом меняется весь строй представ-Система лений об организме, его эволюции, саморегуля-"ргонизм - среда" ции и взаимоотношениях с внешней средой. Складывается новый системный стиль мышле-^^> и утверждении которого выдающуюся роль сыграли четыре есте-^оиспытателя Ч.Дарвин, К. Бернар, Г. Гельмгольци И.М. Сеченов.

 

В физиологии новые учения сложились в противовес двум направлениям: ориентации на "анатомическое начало" и физико-химической школе. Оба направления внесли важный вклад в становление научных знаний об организме. Опора на анатомию позволила выяснить зависимость функций от субстрата. Что касается физико-химической школы, то она возникла в атмосфере энтузиазма, вызванного открытием закона сохранения и превращения энергии. В силу этого закона организм включался в общий круговорот физико-химических ' веществ и процессов в природе.

 

Это нанесло сокрушительный удар по витализму, считавшемужи^ ^ вое тело управляемым сверхприродными агентами. Нотрактовкаор^1 ганизма как энергетической машины столь же мало была способцЦЙ объяснить системную сущность жизни, как и опора на его анатоми^Д ческое устройство, -и-1

 

Ни одно, ни другое направление на могли объяснить специфики^ биологического типа поведения организма. Одно из них (ориентирйяЦ ванное на "анатомическое начало") отделяло организм от среды, ечЩ тая, что все условия для жизнедеятельности скрыты в нем самом. Дру^ roe - отождествляло организм со средой, доказывая, что их объ^ няет подчиненность одним и тем же физико-химическим закона>

 

Новую эпоху в биологии и психологии открыл переход к ос(системе, интегрирующей организм и среду, трактующей их вза отношение как целостность, но отличную от физико-химичес энергетической и молекулярной целостности.

 

УДарвина принцип определяющей роли среды сочетался с и борьбы живых существ за выживание в этой среде. Пафос физ> химического направления состоял в том, чтобы отождествить про] сы в неорганической и органической природе, подвести их поди закон и сделать организм объектом точного знания. По-новомуЗД терпретируя отношение "организм - среда", дарвиновская KOHKI ция акцентировала активность организма, побуждая снять знаки венства между двумя членами отношения.

 

Обычно главное достижение Дарвина усматривается в том, 41 объяснил реальную целесообразность живого, дававшую повод н пять организм изначально заложенной в нем целью, слепым механ мом естественного отбора. Но этим, как и внедрением принципа^ вития, объяснительный потенциал дарвиновского учения не огр чивался. Идея борьбы организма за выживание в среде стимулиг ла рождение и развитие концепции о двух средах: внешней, к* рой приспосабливается организм, и внутренней, присущей емус му, отстаиваемой им в борьбе за существование. СамДарвинэтоЙ<1 цепции не выдвигал, однако подготавливал ее своим учением. ^

 

У истоков новой модели организма стоял Бернар, согласно которому организм имеет две среды: внешнюю, физическую среду, и внутреннюю, в которой существуют все живые элементы органического тела.

 

Внутренняя среда состоит из плазмы и лимфы (в дальнейшем к этому была присоединена тканевая жидкость). Бернар впервые поставил вопрос о постоянстве внутренней среды и механизмах, его удерживающих.

 

Генеральная идея состояла в том, что именно благодаря постоянству внутренней среды организм приобретает независимость от внешних превратностей. На сохранение констант этой среды (кислород, сахар, соли и т. д.) работает множество витальных механизмов.

 

О том, каковы эти механизмы, Бернар еще ничего сказать не мог, но общая идея являлась чрезвычайно перспективной, приведя к учению о гомеостазе (равновесном состоянии, обеспечиваемом посредством саморегуляции), ставшим, как было уже сказано, синонимом системности.

 

И вновь, как и в прежние эпохи (во времена Аристотеля и Декар-та), идея системности утверждалась в противовес несистемным представлениям о природе как великом круговороте бесчисленного множества физических частиц. Изъять живое тело из этого круговорота значило бы вырвать его из единой цепи бытия.

 

Такая версия устраивала витализм, концепция которого об особой "жизненной силе" являлась столь же несовместимой с принципом системности, как и концепция, которая, сводя мироздание к превращениям энергии, оставалась безразличной к организации живых систем,

 

 

Бернар считал эти системы построенными из общих для всей природы физико-химических элементов, но образующих в отличие от их взаимодействия вне организма особую внутреннюю среду, удерживаемую в своем постоянстве благодаря факторам, неизвестным неорганической природе.

 

Утвердив системное отношение "орга-Зарождение принципа низм - среда", Дарвин и Бернар создали системности в психологии новую проблемную ситуацию в психофизиологии органов чувств. Ведь именно посредством этих органов реализуется указанное отношение на уровне ^ведения организма. При первых попытках их экспериментального изучения физиологи, как и при анализе рефлексов, следовали "анархическому началу" с присущим емуэлементаризмом.

 

Шли поиски прямой зависимости ощущений от нервных волокон. ^этом пути были достигнуты некоторые успехи. Появилась, вчаст-^ти, теория цветного зрения Гельмгольца. Однако тот же Гельмгольц, перейдя и своей "Физиологической оптике" от отдельных ощущений к объяснению того, как возникают целостные образы внешних объектов, решительно изменил свой подход к этим психическим феноменам. Он выдвинул получившую экспериментальное подтверждение гипотезу о том, что целостный психический образ строится целостным сенсомоторным механизмом, благодаря операциям, сходным, как уже отмечалось, с логическими ("бессознательным умозаключениям").

 

Это был выдающийся шаг на пути утверждения принципа системности в психологии.

 

Следующий шаг принадлежал Сеченову. Он перевел понятие о бессознательных умозаключениях на язык рефлекторной теории. За этим стояло радикальное преобразование понятия о рефлексе. Взамен отдельных рефлекторных дуг вводилась теория нейрорегуляции поведения целостного организма. Эта теория содержала ряд принцип^ ально новых факторов. Мышечное действие, в котором было приня*' то видеть вызванный внешним импульсом завершающий фрагмент отдельной рефлекторной дуги, отныне решительно меняло свой облик, притом по нескольким параметрам. ^

 

Прежде всего следует отметить, что исходным моментом всегоа^ та (иначе говоря, егодетерминантой) выступал не сам по себе внеш* ний физический раздражитель, но раздражитель, выполняющийфу^. кцию сигнала, поэтому имеющий двойную обращенность и к оргам низму, и к внешней среде. В качестве сигнала он служил различенную свойств этой среды, ориентации в ней или, говоря современнымязЙ^ ком, - информации о ней. Поэтому Сеченов говорил о раздражит^" ле, провоцирующем рефлекс, как своего рода гибриде, сочетающем принадлежность к физическому миру с особой функцией, котору^ традиция приписала сознанию, а именно - быть носителем чувство вания как сигнала событий в среде. ^ '

 

При этом не только известные пять органов чувств, но и мыпН^ как таковая, являются "чувствующим снарядом" - датчиком сведений о пространственно-временных координатах, в пределах которвЙ. выполняется движение. Эти сведения поступают обратно в нервНИ> центры, сигнализируя о выполнении программы поведения. Отсюв* одна из кардинальных сеченовских идей: идея кольцевого УПР^^^, ния движением, перечеркивающая схему рефлекторной дуги, ^-^ рванной на сокращении мышцы, ^р

 

Наконец, взамен отдельных, разрозненных дуг поведение вь*^^^ пало в виде целостного, координируемого нервными центрами пР^, цесса. Особую роль в этом процессе Сеченов придал открытому*^. центральному торможению.

 

"Легко понять в самом деле, что без существования тормозов в те-це и, с другой стороны, без возможности приходить этим тормозам в деятельность путем возбуждения чувствующих снарядов (единственно возможных регуляторов движения), было бы невозможно выполнение плана той "самоподвижности", которою обладают в столь высокой степени животные".

 

Самоподвижность (Сеченов берет этот термин в кавычки) и есть не что иное, как активная саморегуляция поведения. Мысль о ее невозможности без включения тормозных устройств в мозгу, притом "запускаемых" не из глубин организма, а с сенсорной периферии (то есть под действием импульсов, идущих из внешней среды), решительно изменяла общую картину работы нервной системы.

 

Прежняя физиология объясняла рефлекторные акты (как компонент этой работы) тем, что в них задействован один нервный процесс - возбуждение. После сеченовского открытия возбуждение оказалось сопряженным с неведомым прежней нейрофизиологии мозга торможением. Только их динамика, интеграция (или, как говорил И.П. Павлов, баланс) позволили понять сложную организацию целостного нервно-мышечного акта, имеющую биологические основания. Прежняя, досеченовская трактовка этого акта представляла его и категориях механики: внешний стимул, играющий роль "спускового крючка", приводит в действие "сцепление" звеньев рефлекторной дуги.

 

"Самоподвижность" организма, отличающая его от технических устройств, при таком взгляде объяснению не подлежала. (И потому относилась за счет особых витальных сил.)

 

Задача же, решенная Сеченовым, позволяла, оставаясь в пределах естественнонаучной схемы, найти в самой нервной системе субстрат, вынуждающий ее не только производить ответную реакцию, но и задержать ее (вопреки силовому давлению извне). Причем требовалось отнести включение тормозного субстрата в работу управляющих жи-пым телом нервов за счет тех же причин, которые приводят это тело в Движение. Никаких других причин, кроме внешних влияний, нату-Ралист, не признающий витализм, принять не мог.

 

Поэтому Сеченов специально подчеркивал, что единственно возможными регуляторами не только движения, но и его задержки слу-^ит "возбуждение чувствующих снарядов". Стало быть, и в этом слу-^ первопричину действия следует искать в контактах организма с ^пешней средой, в сфере импульсов с периферии. Особо следует от-^тить, что речь шла именно о чувствовании. Тем самым в объясне-"е системной саморегуляции вводилось интегральное понятие, ко-^Рое являлось столь же физиологическим, сколь и психологическим.

 

 

Нервная система наделялась способностью не только проводить возбуждение, но также передавать по центростремительному "приводу" импульсы, несущие (в форме чувствования) сведения о внешнем источнике. Эти сведения вынуждают организм действовать, но они же вынуждают его и задержать действие. Именно это обеспечивало системный подход к нервным явлениям в противовес двум до-минировавшим в ту эпоху в их трактовке подходам: анатомическому и молекулярному (физико-химическому).

 

Главную задачу Сеченов усматривал в том, чтобы "изучать не форму, а деятельность, не топографическую обособленность органов, а сочетание центральных процессов в естественные группы". Такое еоч четание не ограничивалось "центральными процессами". Оно являя ло собой компонент более общей системы, включающей совместно с центрами сенсорные и двигательные "снаряды". <

 

Кольцевая регуляция работы системы организма

 

Три учения, каждое из которых разрабатывалось прежде по собх ственному (не связанному с другими исследовательскими направлен ниями) плану - об органах чувств, о головном мозге и о рефлексах-> пересекались в концепции Сеченова в целостную "единицу". СтерзкМ нем концепции служил преобразованный рефлекторный Принцип-Главное преобразование заключалось в том, что взамен образа "дуглД утверждался образ "кольца". "АЯ Идею кольцевой регуляции давно (еще до н>чв* ла XIX века) высказывали исследователи орИ(> нов чувств (одним из первых - английский псщ-(хофизиолог Ч. Белл). Изучая процесс ПОСТРОИТ ния зрительного (пространственного) образ>^Ц

 

открыл зависимость этого образа от деятельности глазных мышц. Выдвинутая Беллом гипотеза о "нервном круге", соединяющем мозГЯД приданной глазу мышцей, а саму эту мышцу вновь с мозгом, бМИ^ замечательной догадкой о саморегуляции чувственного познания.Ойф' впервые содержала идею кольцевой связи между сенсорными ияИЦ шечными процессами, имелось в виду влияние двигательной рв<^ ции на сенсорную, а последней, посредством мозга, надеятельнобЩ, глазных мышц. ^ц

 

Близким по смыслу являлось учение Гельмгольца о "бессознат^ЯЦг ных умозаключениях" - операциях, производимых не умом, а М^Ив^ цами зрительного аппарата, от деятельности которых зависит, вчаИИр ности, константность зрительного образа. Здесь также психолог^^ ский эффект достигался благодаря сенсомоторному "кругу", кота конечно, не мог бы возникнуть без такого посредника,"как нер центры (хотя их роль в построении психического образа для ф логов тех времен выступала только в качестве непременного

 

внутреннего механизма, о деятельности которого еще ничего не было известно).

 

Совершенно уникальным в сеченовской концепции "кольцевого управления поведением" являлось положение о характере информации, посылаемой мышцами в головной мозг, откуда идут "обратно" команды на периферию организма к этим же самым мышцам. Вопрос, касающийся оснащенности мышц сенсорными (чувствующими) нервами, уже давно был решен положительно.

 

Это означало, что мышцы являются органом не только движения, но и ощущения, хотя бы и неосознанного (говоря языком Сеченова, "темного мышечного чувства"). Возникал, однако, другой вопрос: что же именно ощущается благодаря раздражению мышцы? Согласно версии физиологов, ощущается состояние органа, то есть мышцы как таковой. Сеченов же высказал идею (которую, как он писал, "выносил около самого сердца") о том, что посредством мышечного чувства познаются свойства внешней, объективной среды, в которой совершается действие или, точнее, пространственно-временные параметры этой среды.

 

Тем самым взамен "круга между мозгом и мышцей", то есть модели, ограничивающей самоорганизацию замкнутой системы организма (импульсы поступают из мышц в нервные центры, откуда в свою очередь направляются импульсы к мышцам, последние сообщают о достигнутом эффекте в центры и т. д.), вырисовался иной "круг". Это был большой "круг", реализующий системное отношение "организм - среда", в котором мышцы выполняли функцию посредника - органа познания среды, несущего информацию о ней, а не о собственном состоянии.

 

К этому следует присоединить другое сеченовское положение, возлагавшее на мышцу работу по анализу и синтезу внешних объектов, их сравнению и построению умозаключений ("элементов мысли"), ведущих к появлению расчлененных чувственных образов.

 

В итоге отношение "организм - среда" оборачивалось в сеченов-ской интерпретации отношением "организм - выстраиваемый им сенсомоторный образ среды - сама среда как независимая от организма и его действий реальность". Вводя среднее звено, Сеченов пе-Реходил от биологии к психологии, видя в ее явлениях непременный Фактор жизни на уровне системно организованного поведения.

 

До сих пор речь шла о внешнем поведении. Однако издавна пола-"алось, что своеобразие психологии предопределено представлен-^остью в изучаемой ею предметной области особых внутренних яв-^пий, незримых никем, кроме субъекта, способного к самоотчету о Ни^

 

 

Ни учение Дарпина об адаптации организма к внешней среде, ни учение Бернара о среде внутренней не содержали идейных ресурсов для реализации принципа системности применительно к психической регуляции поведения.

 

Психическая регуляция поведения

 

Первым эту задачу решил Сеченов. Опорой для него стало центральное торможение. Оно оказалось причастным к разряду тех механизмов, которые способны выполнять двойную службу. В физиологии центральное торможение объясняло "самоподвижность". в психологии - процесс преобразования внешнего поведения во внутреннее (этот процесс получил впоследствии имя "интериоризации").

 

Начиная свой путь в психологии, Сеченов предложил ставшую некогда популярной формулу, согласно которой мысль - не что иное как рефлекс, оборванный на завершающей двигательной фазе. Иначе говоря - "две трети рефлекса". Но из факта "обрыва" (торможения) работы мысли вовсе не следовало, что она бесследно гаснет. Эффект этой работы, произведенной в жизненных встречах организм> со средой, сохраняется в мозгу (в виде теперь уже неосознаваемого субъектом, добытого благодаря его предшествующим действиям образа этой среды). Это и есть тот сенсомоторный и интеллектуальный опыт, организующий каждую последующую жизненную встречу организма с внешним миром. *

 

Сеченов детально разобрал процесс интериоризации нафеномеж зрительного мышления, главной операцией которого (как и друпи актов мышления) является сравнение. Оно возникает благодаря тему, что глаза "бегают" по предметам, непрерывно сопоставляя оди>в другим. При этом "умственные образы предметов как бы накладыв*- ются друг на друга". '-






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных