Побережье Клифтон-холла 3 страница

Всё своё свободное время Тори старалась провести с ним, но теперь ей это удавалось не так хорошо, как раньше. Жизнь брала своё. Ей приходилось заниматься с учителями, постигать тайны этикета, рисования и музицирования. Себа же пытался найти свой путь в жизни и, будучи вторым сыном графа, ему нужно было заняться своим делом. Он так тщательно думал об этом, так скурпулёзно взвешивал свои решения, что Тори порой становилось не по себе за него. Он и так с рождения был серьёзным и ответственным человеком, а тут почти доводил себя до полногоистощения, ища ответы.

Однажды, сидя с ним на их любимом валуне теплым летним вечером, Тори поняла, что он стал ей больше, чем друг. Он занимал очень важное место в ее жизни. Место, на которое не смог бы претендовать никто другой. Место, которое навсегда было отдано ему.

Тори переживала за него, отчаянно стремилась помочь ему сделать выбор, но он не позволял ей этого, беспечно заявляя, что нет повода для волнений. Вот только она знала, что Себа никогда не бывал беспечным. И любое решение принимал с такой дотошностью, что иногда это изумляло и раздражало. Но больше всего ее начинала тревожить его сдержанность. Себастьян всегда всё держал в себе, а она так сильно хотела, чтобы он делился с ней всем: своими мечтами, заветными желаниями, своими мыслями, своими переживаниями. Она была открыта перед ним как книга, а он был тайной, которую она никак не могла разгадать. Тори иногда это жутко пугало, а иногда и злило, однако она была слишком юна, чтобы понять, что на самом деле за этим может скрываться.

Всё было в том, что он редко улыбался, мало смеялся и почти никогда не шутил. Тори хотела, чтобы ее друг умел радоваться жизни, умел чувствовать необъяснимую легкость и восторг, которые заполняли ее тогда, когда они бывали вместе. Но что-то внутри него постоянно сдерживало все его порывы. С другой стороны благодаря этому качеству он и не играл с другими мальчишками и девочками. Тори не могла себе представить, чтобы он дружил с другими девочками или играл с ними. Ей это казалось чем-то ужасным, неприятным. Стоило только подумать, что он может привести к их валуну другую девочку и почитать ей, как Тори приходила в ярость. Это причиняло ей необъяснимую боль. Хотя, нет, она как раз объяснила это тем, что Себа принадлежал только ей одной. И точка. Слава богу, он знал об этом и нисколько не возражал!

Но чем больше они росли, тем больше мир делился на мальчиков и девочек, на мужчин и женщин. Появилось осознание своей принадлежности и места в этом мире. И это начинало пугать Тори, потому что законы жизни возводили невидимые барьеры между ней и Себастьяном. Она не понимала, что происходит, но что-то менялось, что-то уходило, а на смену приходило то, что не поддавалось объяснению.

В довершении ко всему Тори однажды увидела, как местный конюх поцеловал дочку их кухарки, и это запечаталось у нее в голове, как поворотный момент. Потому что Тори вдруг стала размышлять, а что было бы, если бы Себа поцеловал ее? В губы, а не в щеку, как бывало прежде. Что бы она почувствовала? Что почувствовал бы он сам? И чем больше она думала об этом, тем больше эти рассуждения пугали ее. И Тори засунула их в самый дальний угол сознания, не желая, чтобы хоть что-то омрачало их дружбу.

Однако она даже не предполагала, что их дружбу омрачит сам Себастьян.

В тот день они сидели на валуне и смотрели на пенящиеся волны, когда он тихо заговорил:

– Я долго думал, прежде чем решить.

– Ты всегда думаешь, сколько я тебя знаю, – с нежностью заметила Тори и повернула к нему улыбающееся лицо. Но увидев его задумчивый профиль, девушка насторожилась: сегодня он выглядел чересчур серьезным. – И что ты решил? – обеспокоенно спросила она, нахмурившись.

– Мне нужно определиться по жизни, решить, кем стать.

Едва эти слова сорвались с его губ, как Тори ощутила острое беспокойство.

– И… и кем ты хочешь стать? – дрожащим голосом осведомилась она.

Тут он поднял голову и посмотрел на нее своими необыкновенно зелеными глазами, и сердце Тори замерло в груди. Ему было уже восемнадцать лет. Боже, он был так красив суровой, присущей ему одному строгой мужской красотой! Черты лица его стали ещё более выразительными, подбородок выступал вперед, а темно-каштановые волосы завитками падали на широкий лоб. Но, как и прежде, сильнее всего завораживали его глубоко посаженные, миндалевидные глаза. Их взгляд проникал ей в самую душу и заставлял невольно трепетать. Она по праву гордилась своим другом.

– У меня не так уж и много вариантов, – как-то печально начал он. – У младших сыновей небольшой выбор, если только у них нет богатой овдовевшей тети, которая могла бы оставить им свое наследство, но такой у меня, к сожалению нет. Поэтому мне остается выбрать морской флот, армию, адвокатское дело, банки или…

Себастьян не договорил, но Тори каким-то образом догадалась, что он выбрал именно то, что недосказал. И она почему-то была уверена, что это не обрадует ее.

– Или? – в нетерпении спросила она.

– Это мое призвание, – неожиданно решительно заявил он. – Я чувствую, что это именно то, с чем я справлюсь лучше всех. Я рождён для этого.

Его убежденность вселила в нее почему-то не восхищение, а ужас.

– Рождён для чего? – глухо осведомилась Тори, соскочив с валуна.

Себастьян тоже спустился на золотистый песок.

– Я хочу стать священником, – тихо ответил он, глядя ей прямо в глаза. – Я хочу помогать другим и доносить до них слово Господа.

Тори застыла, как громом поражённая. В том, что он хотел помогать другим, не было ничего плохого. К тому же он был невероятно добр ко всем, и будучи набожной, она понимала значение слов Бога. Но Тори не могла свыкнуться с мыслью о том, что Себа хотел стать священником! Ее Себа! Стать занудным, скучным священником! Она никогда не видела, чтобы священники искренне радовались жизни, по-настоящему веселились и шутили. А ее Себа был всегда таким серьезным, таким ответственным. Звание священника навсегда похоронит его в стенах обязательств и превратит его жизнь в монотонное, однообразное и мрачное существование. Как он этого не понимал? Тори всегда хотела, чтобы он был по-настоящему счастлив, чтобы он радовался жизни. Смеялся. Улыбался.

Он совершит самую большую ошибку в жизни, если пойдет по этой дороге. Поэтому она не могла принять его решения. Просто не могла!

– Ты не можешь быть священником! – резко заявила она.

Он ведь даже не научил ее играть в шахматы! – почему-то вдруг в голову закралась именно эта сакральная мысль.

Себастьян нахмурился.

– Почему ты так говоришь?

– Это не твое призвание! – более убежденно воскликнула Тори, впервые по-настоящему гневаясь на него. Впервые в жизни она рассердилась на него, и это ей ужасно не понравилось. Но больше всего ей не понравилось то, что именно он был виновен в том, что она рассердилась на него. Он был таким взрослым! Как он мог прийти к такому абсурдному заключению?! – Почему ты не выбрал что-то другое? – с упрёком спросила она. – Например, стал бы барристером и мог бы дослужиться до верховного судьи. Или устроился бы в Ост-Индской компании. Или стал бы военным. Быть военным намного лучше, чем быть священником!

– Откуда ты знаешь об Ост-Индской компании? – удивился он.

– Отец мне рассказывал, но дело не в этом. Ты не станешь священником!

– Но почему?

Тори с горечью признала, видела это по выражению его глаз, что он не понимает ее. Он не понимал, что совершал величайшую ошибку в своей жизни, а она не знала, как попросить его не делать этого.

– Это самое занудное и скучное занятие на свете! – сказала она первое, что пришло ей в голову.

Ее звенящий голос потонул в шуме волн. Пораженный ее словами, Себастьян уставился на нее.

– Ты считаешь меня занудой? – не веря собственным ушам, медленно спросил он, выпрямляясь. – Скучным?

Тори вздрогнула, но не отступила, чувствуя, как колотиться сердце.

– Ты станешь таким, если пойдешь учиться на священника.

– Я уже всё решил!

Мир раскалывался на множество частей, а она ничего не могла с этим поделать. Сердце Тори болезненно заныло. Она не представляла, что когда-нибудь все может сложиться именно так. Всю жизнь, с тех пор, как она обрела его, Тори боялась только одного: что между ней и Себой может что-то встать. Впервые угроза была более чем реальной, и Тори вдруг поняла, что не вынесет этого. Потому что была до смерти напугана.

– Ты не можешь так поступить, – с жалобным упреком прошептала она, прикусив нижнюю губу.

– Почему? – спросил он, смягчившись, когда увидел, как ее милое личико исказилось от настоящей боли. – Почему, Вики?

Его нежный голос сотворил с ней нечто необъяснимое: Тори к своему ужасу заплакала, ощутив холод в груди.

– Тебе ведь придется уехать для учебы… – пролепетала она. – Надолго. И я тебя не увижу.

Одна только мысль об этом вселяла в нее панику и ужас.

– Но только так я смогу выучится на священнослужителя, – словно бы оправдываясь, сказал он. – Да и в любом случае мне пришлось бы уехать, чтобы учиться.

– Прошу тебя, не делай этого, – взмолилась она, чувствуя, что начинает задыхаться.

Тори вдруг увидела, как потемнели его красивые глаза. От боли.

– Мне уже прислали письмо из Кембриджа… – Его голос стал совсем тихим. – Я зачислен на первый курс.

Тори окаменела, ощутив, как земля уходит из-под ног. Своими словам он словно бы вонзил ей в сердце самый острый нож. От потрясения у нее даже слезы высохли на глазах. Это было похоже на предательство. Он предал ее! Он решил их судьбу, не посоветовавшись с ней. Больнее всего ее ранило именно осознание этого факта.

– Значит, ты уже все решил? – наконец заговорила она шершавым голосом. – Принял решение без меня?

Он вздрогнул так, будто она ударила его.

– Так будет лучше.

– Как это может быть лучше? – вскрикнула Тори, вытерев тыльной стороной руки вновь скатившиеся по щекам слезы. Ее начинало трясти от дикого холода. – Зачем ты это делаешь? Ведь все было так хорошо.

– Жизнь не стоит на месте, – с присущей ему мудростью заметил Себастьян, с мольбой глядя на нее. – Все меняется. И поверь, так будет лучше. Я обещаю, – горячо заверил он.

– Неужели? Ты действительно веришь в то, что говоришь? – С гневом и мольбой она смотрела на него и ждала ответа, который исправит всё это, но он не ничего не сказал. Словно бы ему не хотелось оставаться с ней. Расставание с ним для нее было подобно смерти. Как он этого не видел? Как не может понять? Как он может поступить так необдуманно, разрушить свою жизнь и ее мир? У нее дрожали ноги, когда Тори отошла от него. Ее сердце разрывалось на части. Такой боли она ещё никогда прежде не чувствовала. И она вдруг так на него рассердилась, что больше не хотела его видеть. Раз он уже все решил, раз он не хочет оставаться с ней, раз не хочет, чтобы ее смех согревал его, пусть тогда делает, что хочет. Тяжело дыша, она гневно выпалила: – Ну что ж, прекрасно, уезжай в свой Кембридж, учись на священника. Делай, что считаешь нужным. А меня оставь в покое!

Она убежала с пляжа, так и не оглянувшись, оставив его стоять возле их валуна.

Ей казалось, что мир рухнул. Тори так сильно боялась дня, когда Себа может уйти из ее жизни, когда она будет ему больше не нужна. И, кажется, такой день наступил. Вот только она не была готова к тому, что обрушится на нее от его предательства. Боль охватила и терзала ее с такой силой, что было трудно дышать, трудно говорить. Трудно даже двигаться. Боль, которую причинил ей именно он, разрушив всё то, что было святым для нее. Он добровольно решил покинуть ее, оставить одну. Тори просто не представляла, что будет делать без него. Она наивно верила в то, что их дружбе ничего не угрожает, что она будет длиться вечно. Неужели она была так слепа! Так наивна!

Тогда пусть он уезжает в свой чертов Кембридж и учится на священника, пусть добровольно отрекается от всех радостей жизни, пусть улыбка больше не коснётся его красивого лица, пусть свет больше не будет светиться в его глазах, пусть он больше никогда не будет смеяться, пусть живет без нее…

– Черт побери! – закричала Тори, гневно шага по лесу и отчаянно борясь со слезами.

И впервые в жизни ей захотелось сделать что-нибудь ужасное, безумное. Хотелось кого-нибудь ударить! Что-нибудь разрушить. Себа говорил, что хотел помогать другим, доносить до других слово Божье, а как же она? Неужели она ничего не значила для него, если ему было так легко разрушать их дружбу? Неужели ему было все равно, что они надолго не увидятся друг с другом? В нем не было ни капельки привязанности к ней?

Едва добравшись до дома и распахнув двери, Тори стремительно полетела вверх по широкой лестнице, желая оказаться в своей комнате, но ее остановил голос Кейт, которая вышла из гостиной вместе с родителями.

– Тори, что это с тобой? – настороженно спросила старшая сестра, зная, что Тори никогда не хлопает дверью.

Но, увидев слегка припухшие красные глаза сестры, Кейт застыла, зная точно, что Тори почти никогда не плачет. Поэтому можно было сразу догадаться, что случилось что-то ужасное. Однако сестра не пожелала ответить. И даже не взглянула на них.

– Оставьте меня в покое! – яростно прокричала Тори и убежала к себе.

Она заперлась у себя, и никого не пускала к себе до самого вечера.

Домочадцы с ужасом пытались понять, что произошло с ней, но только на следующий день узнали, что Себастьян уехал на учебу в Кембридж, и что он будет учиться на священника. Теперь было очевидно, что послужило причиной дурного настроения Тори, но никто так и не смог понять, что она испытывала на самом деле. Когда же виконтесса попыталась вызвать свою юную дочь на откровенный разговор, Тори холодно отмахнулась и гневно потребовала:

– Никогда больше при мне не упоминай имени этого зануды!

***

Мир словно сорвался со своей оси и двигался по наклонной вниз в бездонную пропасть. Так полагала Тори, которая с каждым днем всё больше убеждалась, что жизнь без Себастьяна просто невыносима. Он так долго был частью ее жизни, что теперь образовалась пугающая пустота, которую никто не в силах был заполнить. Она не представляла, что делать без него, о чем говорить, чем заняться, как встречать рассветы и с кем делиться сокровенными мыслями. Она была уверена, что и он в определенные моменты жизни нуждался в ней, и теперь она не могла посидеть рядом с ним, чтобы ему захотелось улыбаться. Чтобы и он ощутил покой и счастье.

Теперь же он был очень далёко от нее и не знал, через что ей приходится проходить. Сейчас он занимался тем, что любил больше всего на свете: он учился, читал книги. И возможно, уже забыл ее, глупую, наивную девочку, которая сходила с ума от беспокойства за него. Тори прикладывала отчаянные усилия для того, чтобы не давать губительным мыслям развиваться и дальше.

Поэтому с большим рвением стала предаваться занятиям, чтобы доказать ему, что и она на что-то способна, что и она кое что всё же может. Тори изучала танцы и этикет во всех подробностях, родословную всех аристократов, тонкости ведения светского разговора, вышивания и выучила французский язык даже лучше самой Кейт. Но вот скрупулёзнее всех, во всех нюансах Тори пыталась постичь искусство флирта. Она хотела быть самой запоминающейся, самой красивой и яркой дебютанткой сезона, чтобы он понял, наконец, от чего добровольно отказался и уехал.

Родные видели ее отчаянные попытки заполнить жизнь чем-то существенным после отъезда Себастьяна. Они видела, как буквально заново ей приходилось учиться жить, дышать и смотреть на солнце. Но никто не смел говорить ей об этом, и тем более вздумать утешать ее. И Тори была безмерно благодарна им за это.

Он приехал домой ровно через год на летние каникулы. Как раз все дружные соседи собрались в Ромней, когда он вошел в гостиную. Тори безумно боялась этой встречи, умирала от страха обнаружить, что он мог наслаждаться жизнью вдали от нее, что мог забыть о ее существовании, в то время как она не переставала ни секунды тосковать по нему. Ей было плохо, ей было безумно больно и одиноко без него, вот только Тори не желала показывать ему, как ей жилось в его отстутствие.

Тори боялась и тайно мечтала о встречи с ним. И вот однажды встреча состоялась, и глубоко потрясал ее.

Теперь она была достаточно взрослой, чтобы контролировать свои чувства, но потерпела полное фиаско, едва увидела его.

Он ещё больше повзрослел, плечи его стали шире, руки сильнее, черты лица ещё выразительнее, подчеркивая силу его характера и затаившиеся глубокие чувства. Но вот глаза… Когда Себастьян обнаружил ее присутствие в комнате, он так нежно и тепло посмотрел на Тори, что ей захотелось зарыдать и броситься в его объятия. Ещё немного и колдовство его изумрудных глаз могло заставить ее умолять его больше никогда не уезжать из Нью-Ромней. И его ласковый голос, этот бархатистый баритон! Тори даже не представляла, что так смертельно соскучилась по нему, пока не взглянула на него. Ей казалось, что сердце медленно раскалывается на две части. Одна часть умирала без него, а вторая с отчаянной мольбой тянулась к нему. Боль в груди была просто невыносимой.

Она бы никогда не подумала, что он сам сможет причинить ей такую боль, но это было именно так. С тех пор как он уехал, Тори понимала и не раз, что ему рано или поздно пришлось бы уехать на учебу. Он не мог вечно сидеть возле нее. Вот только она не могла простить ему выбора, который навсегда лишит его всех радостей жизни, навсегда отнимет его у нее. Тори была слишком сильно обижена на него, поэтому повела себя с ним непростительно грубо и холодно. И когда он рассказывал о своей учебе, Тори безразлично махнула рукой:

– Жизнь священников такая скучная. Они настоящие зануды.

Хорошо, что семейство викария Хауэлла не было в Ромней. Однако остальные, наконец, поняли, что происходит нечто серьёзное. Но снова никто не решился вмешаться или начать задавать вопросы.

Тори было противно от того, что она причиняла боль Себастьяну, вела себя с ним грубо и невежливо, но она не могла остановить себя. Когда она видела Себастьяна, теперь, когда он бывал рядом с ней, в ней словно пробуждался внутренний демон, который терзал уже не только ее. Ей было больно вдвойне от того, что она поступала с ним так дурно и отвратительно. По ночам Тори горько плакала, сжимая в ладони подаренные им золотые часы, моля Бога о том, чтобы всё стало как прежде. Но, разумеется, ничего уже не могло измениться.

Он приезжал домой два раза в год: на Рождество и летние каникулы. Он стремился к общению с ней, игнорируя ее холодные и колкие замечания. Он был неизменно вежлив и терпелив с ней, и это ещё больше сводило Тори с ума. Потому что ей казалось, что он ведет себя так, будто ничего не произошло, ничего не изменилось. Но, разумеется, это было не так! А однажды, когда он признался, что примерял сутану, Тори готова была разбить о его голову всё, что находилось в комнате.

Вскоре настала пора выводить в свет Кейт. Это было незабываемое зрелище. Старшая сестра превратилась в такую изящную красавицу, что Тори не могла отрицать: Кейт найдет себе мужа, едва переступит порог бальной залы. Сама Тори осталась в деревне, пока родители и Кейт уехали в Лондоне. По правилам младшие сестры не имеют права выходить в свет, пока старшая не выйдет замуж, однако не это заставило Тори остаться дома. Во-первых, она ещё не достигла возраста, когда положено представлять дочерей дворян ко двору. А, во-вторых, Тори сама никуда не хотела уезжать. Она предпочитала гулять по пляжу.

Быть у валуна.

Жизнь в деревне почти застыла, пока, наконец, не приехал Себастьян. Тори знала точно, когда он должен был приехать, но даже самой себе не признала, что считала каждый день, каждый час до того мгновения, когда вновь увидит его. Как ни странно, вместо того, чтобы ехать в Лондон, где на время сезона жила вся его семья, где были развлечения, он приехал в деревню.

Приехал к ней.

Ей так хотелось верить в то, что он действительно приехал к ней!

Они встретились на пляже, возле валуна, где поссорились четыре долгих, мучительно холодных года назад. Теперь ей было семнадцать, но и сейчас Тори остро реагировала на него и поражалась тому, каким красивым и высоким он стал. Почему она не имела права лично видеть каждый миг его взросления? Ей было по-прежнему больно смотреть на него.

Тори сидела на валуне, когда появился он. Сердце в груди забилось как сумасшедшее от предчувствия скорой встречи. Она всегда чувствовала, когда он оказывался рядом с ней, даже не видя его. И чтобы немного успокоиться, девушка медленно соскользнула с камня, погрузив ноги в мягкий, золотистый песок.

Себастьян подошёл ближе и стал рядом с ней. Ветер трепал их одежду, развевая подол светлой юбки девушки. Теперь по росту она уступала ему лишь незначительно, доходя макушкой ему до подбородка. Она тоже подросла, если только он это заметил. Какое-то время они молча смотрели на море и на редкие волны, которые накатывали на берег, и Тори на секунду попыталась представить себе, что ничего не произошло, что не было никакой ссоры, расставаний и боли.

И тут он заговорил ставшим совсем мужским, бархатистым, до боли знакомым голосом.

– Как у тебя дела, Вики?

Тори сжалась от мучительной боли, услышав свое особое имя, произнесённое его глубоким голосом, однако она приложила все силы для того, чтобы скрыть свои чувства. Что она могла ответить? Разве он не понимал, не видел, как ей плохо без него? Но он ни за что не узнает об этом, поклялась Тори, и заговорила притворно беззаботным тоном:

– Восхитительно, благодарю. Я готовлюсь к своему сезону. Скоро закончится нынешний сезон. Кейт выйдет замуж. Кажется, она нашла свою любовь. Отец писал, что собирается дать объявление о помолвке. Затем настанет моя очередь. Я поеду в город, буду ходить на балы и приемы, встречу свою любовь и тоже выйду замуж. А ты как?

Тори была достаточно взрослой, чтобы понимать, что она делает. Ей было невыносимо больно говорить такое, но она хотела увидеть хоть какие-то его чувства, хотела понять, что же все-таки значит для него. Нужна ли она ему? Он как-то покажет, что она ему небезразлична? Тори мысленно умоляла его сделать хоть что-нибудь, сказать хоть что-нибудь! Пусть он отругает ее, пусть потребует, чтобы она никуда не поехала. Ведь в Лондоне у нее, несомненно, будут поклонники, которые станут ухаживать за ней, дарить цветы. Но если он попросит, если скажет хоть слово, она никуда не поедет. Одно слово…

Поклонники, которые захотят ее поцеловать! Но Тори не хотела чужих поцелуев! Она хотела, чтобы ее целовал только Себастьян, ее Себа. В последние годы жажда его поцелуя стала просто навязчивой идеей. Она грезила об этом миге почти постоянно, изводя себя почти до предела, желая об этом во сне и наяву.

И снова он ничего не ответил на ее провокационное заявление. Кроме бледности и сковавшего напряжения, ничего больше не выдавало его чувств. А потом он медленно развернулся и шагнул прочь, словно пожалел, что вообще пришел сюда. Это просто потрясло Тори. Она была в таком отчаянии, а он смеет уходить! И вот так она нужна ему? И после всего у него хватает наглости вот так легко разрывать ей сердце? У нее перехватило дыхание, потому что она ощутила себе преданной. В очередной раз! Не в силах больше скрывать свой гнев, Тори обернулась и громко крикнула, глядя ему в спину:

– Ты – чурбан! Я говорю, что поеду в Лондон, найду себе жениха и, возможно, выйду замуж, а ты просто разворачиваешься и уходишь?!

И тут Себастьян остановился и резко обернулся к ней. Он отошёл от нее всего на пять шагов, поэтому Тори удалось отчетливо увидеть, с какой болезненной грустью потемнели его некогда сверкающие зелёные глаза.

- Ты имеешь право на свой сезон, а я не имею права отнимать его у тебя, – тихо произнес он, сжав руку в кулак так незаметно, что девушка даже не обратила на это внимания.

Тори шагнула к нему, не отрывая от него взгляда. И когда оказалась прямо перед ним, она вдруг ощутила, как из нее разом уходят все силы. Она так устала. Устала сражаться с ним. За него. Устала жить без него.

- Как ты можешь быть таким спокойным? – охрипшим от боли голосом спросила Тори, полагая, что хоть бы сейчас он не сможет устоять, хоть бы сейчас он должен сделать что-нибудь, иначе она просто сойдет с ума.

Он так долго смотрел на нее, что, казалось, больше никогда не заговорит, но все же он не сдержался.

- Я заканчиваю учебу в следующем году, – совсем тихо начал он, так что Тори пришлось напрячь слух, чтобы расслышать каждое его слово, которое перекрывал шум волн. – Архиепископ выдаст свидетельство о сане и назначит мне приход. Возможно, если ты подождешь…

Сердце Тори подпрыгнуло с такой силой, что сначала она просто позволила себе впитать в себе его слова. Он хочет, чтобы она ждала его! Он думает о ней. Он хочет… Боже! Тори готова была сказать, что будет ждать его вечно, что хочет этого больше всего на свете, но он вдруг прикрыл глаза, опустил и так сокрушительно покачал головой, будто жалея о каждом произнесённом слове, жалел так, что Тори похолодела от ужаса. А потом на ее глазах он снова развернулся и широкими шагами пошёл прочь, словно только и мечтал о том, чтобы покинуть пляж. Покинуть ее. На этот раз Тори ощутила черную боль, которая с неумолимой силой собиралась поглотить ее.

Он уходил, не желая слушать ее ответа. Он не желал слушать ее ответа. Не хотел, чтобы она ждала его. И жалел, что сказал ей такое?

- Ты – трус, Себа! – выкрикнула Тори так громко, что запершило в горле. Она даже не заметила, что плачет, пока провожала его пустым взглядом. – Ты самый настоящий трус!

Но он даже не обернулся. Он просто ушёл.

Невероятно!

Глава 4

Настала пора Тори выходить в свет и быть представленной ко двору, вот только сама она хотела этого меньше всего на свете. Ее мысли и желания были очень далеки от Лондона, однако реальность вторгалась даже в самые потаённые уголки сознания. И вскоре она попала в совершенно другой мир, мир богатства, красоты и блеска.

Кейт была рядом и всячески помогала сестре, хотя сама нуждалась в гораздо большей поддержке после того, что с ней произошло. В прошлом году что Кейт так и не вышла замуж, хотя и было объявлено о ее помолвке с тем самым джентльменом, которому удалось покорить ее сердце и который изначально являл собой образец добропорядочности и чести. Вот только все его достоинства, все чувства и клятвы оказались грязной ложью, потому что в самый неожиданный момент выяснилось, что у него уже есть законная супруга и даже двоё детей. Кейт очень тяжело перенесла предательство своего «жениха». У нее напрочь пропало желание вновь появляться в свете, потому что она больше не могла верить мужчинам. Но в самый последний момент она передумала. Ради Тори, которая попадала в тот же мир, который год назад разбил ей сердце. Кейт не желала сестре такой же участи, а Тори не могла найти слов, чтобы выразить свою благодарность и любовь к сестре. Она всегда восхищалась выдержкой и силой воли Кейт. И если бы не Кейт, она вряд ли смогла бы пройти через новые испытания.

Тори испытала настоящий шок, когда на первом же балу ее безоговорочно признали новой сенсацией сезона. Все представители мужского пола добивались ее внимания, бальная карточка заполнялась с ошеломляющей скоростью, а цветочные магазины получали невероятную выручку только от продаж букетов специально для мисс Виктории Хадсон. Городской дом в Лондоне был превращён в настоящую оранжерею, и Тори любила журить отца, который с грустью смотрел на умирающие цветы, предпочитая живые, в глиняных горшочках.

Но никакой радости ни балы, ни тем более знакомства не приносили ей. И Тори стало противно от того, что ей придется веселиться, улыбаться, смеяться и делать вид, что жизнь прекрасна. Потому что ничего прекрасного уже не могло быть.

На первом же балу у Тори появился особо пылкий поклонник, если не учесть дюжину других, которые постоянно преследовали ее. Гарри Лейтон, красивый светловолосый сын престарелого графа, выделялся среди всех своими изысканными манерами, был неизмеримо галантен, всегда сопровождал ее на различные мероприятия, приглашал на прогулки и, конечно же, дарил цветы. Тори не имела ничего против наличия у себя стольких поклонников, потому что, глядя на них, она представляла, как бы отреагировал на всё это Себастьян, если бы видел их своими глазами. Несомненно, он бы пришёл в ярость, если бы узнал, сколько мужчин желает ее внимания, ее слов, ее решений и ее улыбки. Сознание этого факта подстегивало ее. И чем больше она думала, как бы досаждала его своим поведением и наличием бесчисленных поклонников, тем больше ей хотелось флиртовать, смеяться и улыбаться. В конце концов, Тори решила, что отточила до совершенства мастерство скрывать свои истинные чувства, и полагала, что так будет всегда, пока однажды Лейтон не поцеловал ее.

Всё произошло так быстро и неожиданно, что Тори не успела даже отреагировать или остановить его. Они гуляли в саду графини Данбери, у которой проходил очередной бал, когда Лейтон решительно обнял ее. Тори была ошеломлена и немного даже напугана его поведением. Ей казалось, что ее загнали в угол. Она никогда не думала, что ее поцелует кто-то другой, что с ней произойдет такое. Нет, она не была настолько наивна, чтобы не понимать, что может грозить девушке, которая остается наедине со своим кавалером. Просто она не представляла, что кто-то другой может поцеловать ее раньше Себастьяна.

Первой ее мыслью была: это должен был быть Себастьян! В эту минуту она отчаянно, до боли хотела бы оказаться в объятиях Себы. Чтобы это были губы Себы. Ведь она так долго грезила об этом, так неистово желала именно его поцелуя. Замершая от столь глубоких переживаний в руках безразличного ей поклонника, тем самым она дала Лейтону призрачную надежду на то, что неравнодушна к нему, что конечно же было абсолютно не так.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: