Побережье Клифтон-холла 7 страница

Себастьян вздрогнул, понимая, что совершил ошибку. Ему не следовало начинать то, что невозможно было довести до конца. Он вдруг понял, что не сможет оправдать ожидания этих малышей, ожидания тех, кто любил его и нуждался в нём, потому что не знал, как это сделать. Часть его мечтала сбежать отсюда как можно скорее, а другая часть, старая, дряхлая как вселенная, почему-то упрямо жаждала внимания стоящих перед ним детишек.

Заметив бледность брата, Амелия подошла к племянникам в надежде немного утихомирить их.

- Шон, Сьюзан, хватит мучить дядю Себастьяна. Вы ведете себя просто ужасно. Что он подумает о вас? Так вы будете вести себя на прогулке? Если да, то нам с мамой нужно серьезно подумать над тем, стоит ли вообще идти гулять.

- Но, тетя Мелли, – захныкала Сьюзан, взглянув на Амелию. У нее мгновенно повлажнели глаза, и задрожала нижняя губа. – Вы же обещали…

- Да и Бонни нужно выгулять, – не менее расстроено добавил Шон, встав рядом с сестрой.

Себастьян выпрямился и, наконец, вошёл в комнату, понимая, что у него уже нет другого выбора.

- Амелия, – заговорил он мягким, но решительным голосом. – Я пойду с вами на прогулку.

Дети завизжали от восторга и повернулись к нему.

- О, дядя Себастьян, спасибо, – выдохнул Шон.

- Вы не пожалеете об этом, обещаю, – поклялась Сьюзан.

Себастьян посмотрел на эти маленькие существа и отчетливо понял, что как раз пожалеет.

И очень скоро.

***

Тёплый ветерок колыхал листья деревьев. В небе ярко сияло солнце, лаская своими лучами сочную зеленую траву. Вокруг стояла блаженная и умиротворяющая тишина.

Тори поправила шляпку и крепче прижала к себе корзину, в которую бабушка Ада сложила две баночки любимого Тори клубничного варенья и небольшой мешочек с миндалем. Тори всё пыталась вспомнить, кто же из ее домочадцев любит миндаль, но так и не смогла понять, кому они были предназначены. В любом случае Алекс будет рада этим дарам, и уж лучше пусть она начнет любить миндаль, иначе подарок придется отдать миссис Уолбег, которая найдёт ему более подходящее применение на кухне.

Покачав головой, Тори вышла на залитую солнечными лучами поляну, посередине которой стоял большой толстый дуб. У которого сбегались три дороги, ведущие в Клифтон-холл, Чейн-Кросс и… в Ромней. Тори остановилась у дуба, приложив ладонь к груди и чувствуя при этом, как медленно сжимается сердце. У Ады, у этой милой безобидной старушки она на время позабыла о своих переживаниях, но стоило увидеть дорогу в Ромней, как давняя боль снова вернулась к ней. Тори на секунду прикрыла глаза. Думает ли он о ней? Где он сейчас? Как скоро и где она могла бы еще раз увидеть его?

Гневно сжав руку, она резко открыла глаза. Не следовало ей думать об этом. Думать о нём. И хвататься за призрачные надежды, которые никогда не могли бы сбыться. Где бы он ни был, чем бы ни занимался, ему, несомненно, было лучше, чем ей. Да и зачем ему утруждать себя мыслями о той, кто заставила его пройти через настоящий ад?

Развернувшись, чтобы уйти, Тори вдруг заметила в кустах недалеко от дуба что-то блестящее. Она шагнула туда, чтобы разглядеть поближе находку, и перешагнула через толстые корни, выпирающие из-под земли. И внезапно ее внимание привлек громкий лай, который с невероятной скоростью приближался. Тори резко развернулась, чтобы посмотреть, кто вознамерился напасть на нее. Однако правая нога застряла в корнях векового дуба, лодыжку пронзила острая боль. Тори не успела даже вскрикнуть. Она лишь успела заметить летевшее на нее лохматое чудовище, которое прыгнуло и повалило ее на землю.

Корзина упала и покатилась в сторону. На грудь давили сильные лапы пса, который радостно уткнулся мокрой мордой ей в лицо и стал лизать щеки, не позволяя при этом ни дышать, ни шевелиться. Падение было таким стремительным и тяжелым, что Тори ударилась спиной о выпирающие корни дуба, испустив весь воздух из легких.

Пару секунд она пребывала в шоковом оцепенении, но когда сознание стало возвращаться, Тори в то же мгновение почувствовала раздирающую боль в спине и в лодыжке. Ей вдруг стало так плохо, что закружилась голова, и потемнело в глазах. Это была словно последняя капля в чаше ее страданий, но Тори с трудом удалось сдержать слёзы.

И в этот момент недалеко от нее раздался очень знакомый голос.

- Бонни! – позвал пса Шон. – Ты куда убежал? Кого ты там увидел?

- Что на этот раз натворил твой пёс? – недовольно спросила Сьюзан.

- Я разберусь, – резко заявил Себастьян, сетуя на свою уступчивость, и направился к Бонни, хвост которого торчал из-за большого толстого дуба.

Вот что значит идти на прогулку с неуправляемыми детьми и с диким животным, на которого нет управы.

Обогнув дуб, Себастьян хотел было подойти к псу, но едва увидел, кого тот завалил на землю, вернее на угрожающе выпирающие корни дуба, на которых кто-то лежал, как похолодел от ужаса и застыл, не в силах ни дышать, ни тем более шевелиться.

- Вики! – выдохнул он изумленно.

Услышав голоса, Тори попыталась увернуться от Бонни, чтобы посмотреть на того, кто загородил солнце и стоял рядом с ней. И едва подняв глаза, как она замерла, позабыв и о боли, и о своем падении, и об остальном мире.

Хоть в это верилось с трудом, но перед ней возвышался сам Себастьян!

Тори показалось, что время остановилось, потому что остановилось и ее сердце. Меньше всего на свете она ожидала увидеть здесь его, да ещё в такой унизительный для себя уязвимый момент.

Тори медленно моргнула, но видение не исчез. Это было не видение, а живой человек из плоти и крови, и он продолжал стоять рядом и смотреть на нее так же изумлённо, как и она. Тори не могла отвести от него своего тоскливого взгляда. Господи, как давно она хотела увидеть это дорогое лицо, этот до боли родной облик!

Она не видела его целых пять долгих, холодных лет. Она увидела его две недели назад, когда он неожиданно постучался в ее дверь. Но в прошлый раз ей не удалось как следует разглядеть его.

Тори вдруг поразило то, как сильно он изменился за эти пять лет. Лицо стало непроницаемым и суровым, черты резкими, а между бровей залегла глубокая морщинка, словно он не переставал хмуриться. Почти как сейчас.

Но его глаза!

Эти обожаемые, глубоко посаженные зелёные глаза смотрели на нее по-прежнему с такой нежностью и теплотой, что сдавило в груди.

- Господи, Бонни, что ты натворил? – голос Амелии вывел из оцепенения Себастьяна и Тори. Она обошла дуб и резко остановилась, в ужасе глядя на распростертую на земле девушку. – Виктория? О Боже, что этот монстр сделал с тобой?

Наконец, Себастьян пришёл в себя. И ощутил неистовое желание разорвать на части обнаглевшую собаку. Его ноздри расширились, глаза потемнели и сузились. Он схватил ошейник и одним стремительным движение оттащил Бонни от бледной Вики. Вручив поводок Амелии, он резко повернулся к девушке. И почувствовал настоящую панику. Почти как много лет назад, когда ее ударили на мальчишеских играх. У него похолодело все внутри, когда он увидел искаженное от муки обожаемое лицо. Позабыв обо всем на свете и желая помочь, защитить ее любой ценой, он подошел и присел подле ней.

- Милая, где у тебя болит? – глухим от эмоций голосом спросил Себастьян, пристально глядя на нее.

Его лицо было искажено не меньше. Оно было почти пепельного цвета, словно ему было так больно, что он мог в любой момент упасть в обморок. Тори едва могла дышать, почувствовав его рядом. Он был так близко, так невероятно близко, что она могла бы запросто дотронуться до него, но при всем своем желании не могла пошевелиться. В горле стоял такой комок, что было трудно даже дышать, не говоря уже о том, чтобы ответить ему. А потом он взял ее за дрожащую руку и мягко сжал ее холодные пальцы. И Тори захотелось зарыдать, потому что сердце пронзила непереносимая боль. У него была такая теплая, такая сильная ладонь… А ведь в последний раз он прикасался к ней только пять лет назад, когда оставил у конюшни с разбитым сердцем.

- Вики, где у тебя болит? – дрожащим голосом повторил Себастьян, впадая в оцепенение от того, что Вики не может даже говорить. Ее затравленный взгляд прожигал ему грудь. Наклонившись к ней совсем близко, он заглянул в ее затуманенные страданиями глаза, и осторожно провел пальцами по бледной, нежной как шелк коже, не веря тому, что на самом деле касается ее. Господи, он боялся обнаружить, что это очередной жестокий сон! – Скажи мне, прошу тебя.

Его теплое дыхание коснулось ее лица, и Тори зажмурилась, пытаясь из последних сил сдержать слезы.

- Н-нога, – еле слышно молвила она, умирая от желания вжаться в его теплую ладонь.

Он решил, что это боль заставила ее закрыть глаза. Движимый стремлением тут же избавить ее мучения, Себастьян отпустил ее руку, выпрямился и повернулся к ее ноге, прикрытой юбками. И замер от очередной поразительной мысли: он снова будет касаться ее! Сделав глубокий вдох, он медленно потянулся к подолу, который мешал ему добраться до нее.

- Держи своего пса, Шон!

Резкий голос невестки немного привел Себастьяна в чувства, но руки по-прежнему продолжали лихорадочно дрожать.

- Бонни просто хотел поприветствовать мисс Тори, – расстроено сказал Шон. – Он же обожает ее.

- Мисс Тори сильно пострадала, дядя Себастьян? – тихо спросила Сьюзан, внимательно следя за дядей.

Но тот не ответил. Себастьян был слишком занят, слишком сосредоточен на центре своей вселенной. Откинув в сторону подол, Себастьян увидел стройные ножки, затянутые в белые шелковые чулки. Он болезненно сглотнул, увидев, как лодыжка застряла в корнях дерева и начинала опухать. Ей должно быть невероятно больно. Эта мысль отрезвила его, и, разгневавшись на дерево, которое стало причиной ее мучений, Себастьян схватил толстый корень и с такой силой выдернул ее из земли, что земля полетела по сторонам.

И тут же услышал ее стон. Он замер, едва его пальцы сомкнулись вокруг ее поврежденной лодыжки. Себастьян быстро взглянул на нее.

- Тебе очень больно?

Его голос прозвучал с такой неприкрытой мукой, что заныло сердце. Тори медленно покачала головой, боясь не боли в лодыжке, а своих чувств, которые уже с трудом могла контролировать.

- Н-немного, – прошептала она, по-прежнему с закрытыми глазами, боясь раскрыть веки и увидеть его взгляд, его глаза.

Обомлев, Амелия и Сесилия смотрели на всю эту сцену, сдержав дыхания. Тори лежала на земле едва живая, Себастьян смотрел на нее потемневшими глазами, а под загаром проступала неестественная бледность. Амелия даже не могла себе представить, что эти двое так сильно… У нее запершило в горле, когда она увидела, как Себастьян отпустил ненавистный корень, склонился к Тори и взял ее лицо в свои ладони.

- Все позади, – прошептал он у самых ее губ, глядя на подрагивающие веки, которые не хотели раскрываться. Он все смотрел на нее, вбирая в себя ее образ: золотистые брови, маленький носик, полураскрытые губы, которых он касался всего один раз. И умирал от желания коснуться вновь. Не устояв, он дотронулся пальцами до золотистого шелка ее волос, которые еле удерживали шпильки. – Все хорошо.

Все обстояло намного хуже.

От сумасшедшего стука сердца шумело в ушах. Тори понимала, что ей нужно что-то сделать, как-то отреагировать на происходящее, но не могла пошевелиться, захваченная его руками, его густым голосом, его дыханием. Это было его настоящие руки, а не плод ее воображения. Не сон, который мог развеяться в любую секунду. И голос его был настоящим. А ведь совсем недавно она думала, что больше никогда не увидит и не услышит его. Никогда не почувствует тепло его рук. У нее защипало в глазах. Ее терзали такая любовь и тоска по нему, что Тори начинала сходить с ума.

Она медленно открыла глаза. И задохнулась, понимая, что была совсем не готова к этому. Никто не предупредил ее о том, что он будет так близко от нее. Так что она даже видела морщинки вокруг плотно сжатых губ. Губы, которые были в дюйме от нее.

Они бы вечность смотрели друг на друга, если бы не голос Амелии.

- Себастьян, как она?

Себастьян на секунду прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя и совладать со своими желаниями. Он был на волосок от того, чтобы послать весь мир к черту, заключить в железные объятия Вики и унести ее отсюда прочь. Туда, где сможет, наконец, испить ее губы. Ее саму. До самого дна. Где она, наконец, будет принадлежать ему и никто не посмеет отнять ее у него. Даже она сама.

- Ее… – у него срывался голос, когда он заговорил, чуть отстранившись от нее. – Ее нужно доставить домой.

- Ты прав. – Амелия обеспокоенно взглянула на девушку. – Тори, дорогая, ты сможешь подняться?

Себастьян всегда действовал на нее так сокрушительно. Виктория приложила огромное усилие для того, чтобы прогнать оцепенение. И тут же боль стрельнула в спине и в лодыжке. Она прикусила губу, чтобы снова не застонать.

- Н-не знаю, – честно ответила она и на этот раз, не в силах удержаться, схватила Себастьяна за руку и сжала ее. Ей казалось, что стоит отпустить его, и она умрет.

Почувствовав ее дрожь, Себастьян выпрямился и подставил ей другую руку.

- Я помогу тебе встать.

Он очень осторожно просунул руку ей под плечи и помог присесть на месте. Тори сделала судорожный вздох, борясь с собой. Она храбро выдержала это испытание, прежде всего потому, что рядом было столько зрителей. Она заметила их всех только, когда из поля зрения на секунду выпустила Себастьяна.

- А теперь попробуй медленно встать.

Его тёплое дыхание ласкало ей шею, от чего задрожали колени и мурашки побежали по коже. Тори с ужасом думала о том, как будет вставать. И всё же попыталась медленно приподняться, опираясь на его руку. Поврежденная лодыжка оказалась не готовой принять на себя ее тяжесть. Тори покачнулась, и тут же ощутила острую боль в спине. Она вскрикнула, готовая рухнуть обратно на землю, но внезапно оказалась крепко прижатой к груди Себастьяна.

- Я отнесу тебя домой!

Глава 8

У Тори не было больше сил хоть сколь-нибудь сдерживать себя. Поэтому повернувшись в объятиях Себастьяна, она крепко обхватила его шею дрожащими руками и уткнулась ему в грудь.

Наконец, она обнимала его! Живого! Настоящего! Боже, теперь она могла бы сделать вид, что ее сломила боль в спине и ноге! Она могла притвориться, что ей плохо, но в то же самое время больше не скрывать своих истинных чувств, потому что у нее действительно болело всё. И с особой жестокостью болело сердце, которое готово было разорваться на части.

Тори сжала его плечи, а потом заплакала, не в состоянии остановиться. Она так долго жила без него. Так долго мечтала ощутить его тепло. Так сильно скучала. Чувства разом нахлынули на нее, лишая остатков сдержанности. Она хотела выплеснуть на него всю ту тоску, которая сжигала и опустошала ее. Она хотела спрятаться на его груди и никогда больше не отпускать его. Господи, он был нужен ей даже больше, чем воздух!

Зарывшись лицом в ее душистые волосы, Себастьян пытался поверить в то, что она на самом деле в его руках. В его объятиях. Прижатая к его груди. Он чувствовал дрожь ее тела, слышал ее глухие рыдания. Ее слезы капали ему на грудь, мочили рубашку и проникали в кровоточащее сердце, растворяясь в костях. Горло перехватил такой комок, что стало трудно дышать, но он не хотел дышать. Он хотел просто обнимать ее. До конца жизни.

Амелия и Сесилия смотрели на эту сцену, не осмеливаясь произнести ни слова. Единственное, что они поняли достаточно отчетливо: этих двоих нужно на какое-то время оставить одних. Поэтому приподняв с земли корзину Тори, ее шляпку, взяв детей и притихшего пса, они зашагали в сторону Клифтон-холла, чтобы предупредить родных Тори о случившемся.

- Мне показалось, – тихо шепнула Сесилия, – что моё сердце разорвётся… Ты это видела?

- Да, – глухо кивнула Амелия и незаметно смахнула слезинку. – Кажется, Алекс была права…

Парализованный охватившими его чувствами, Себастьян не представлял, сколько прошло времени с тех пор, как Вики оказалась в его объятиях. Он вообще потерял ощущение пространства и времени. Ему казалось, что не существует ничего и никого, кроме Вики. Ее рыдания причиняли ему невероятную боль. Он всё крепче обнимал ее, мысленно моля успокоиться. Он даже не предполагал, что его душа способна ощутить хоть что-либо, но она вдруг перевернулась, когда Вики вжала своё лицо ему в шею, и он почувствовал на своей коже ее теплые губы.

- Прошу тебя, – выдохнул он, вздрогнув, – не плачь…

От звука его голоса Тори захотелось плакать ещё больше. Боль в сердце никак не желала утихать. Она-то думал, что если ей представится случай обнять его, она обретет некий покой, но все оказалось совсем иначе. Обнимая его, она ощущала боль во стократ сильнее прежней. Боже, она ведь чуть было не потеряла его!

- Не могу, – всхлипнула она, крепче обхватив его за шею, ощущая его дрожь и напряжение каменных мышц.

Боже, каким сильным он стал! Какими широкими стали его плечи. Он сильно изменился, но продолжал оставаться всё тем же бесконечно дорогим и родным Себастьяном. Смыслом ее жизни.

- Тебе больно? – хриплым голосом спросило он.

- Н-нет.

Ложь, которую оба тут же уличили, легко сорвалась с ее губ и врезалась в его сердце.

- Ох, Вики, – прошептал он, с трудом сглотнув, и до самого предела вжал ее в свое истосковавшееся по ней тело.

- Себа…

В груди у него словно что-то лопнуло, когда Себастьян услышал свое особое имя из ее уст. И только тогда, наконец, по-настоящему осознал то, что это не сон. Что он дома, с Вики. И что он нужен ей, хоть немного, иначе она не стала бы обнимать его так крепко и с таким отчаянием.

В этот момент Себастьян почему-то поверил, что сможет обрести покой. Когда-нибудь он сможет так же обрести ее. До этого мгновения он никогда не думал, что способен надеется, но объятия Вики творили с ним невероятные вещи. Надежда, которую он никогда не знал, неуверенным толчком пробудилась в нем, давая силы справиться со всеми трудностями. Словно только рядом с Вики он мог понять жизнь. И самого себя.

Момент был настолько хрупким и значимым, что Себастьян полностью погрузился в него. И внезапно понял, насколько никчемны его мысли об отъезде. Он ни за что не сможет оставить ее и уехать отсюда. Ни за что не сможет жить без нее. Ведь она была его судьбой. И видит Бог, он хотел этого больше всего на свете!

Немного придя в себя и глубоко вздохнув, Себастьян открыл глаза и поднял голову. Они стояли посередине дороги совершенно одни. Вся компания видимо ушла в Клифтон-холл, чтобы подготовить родных Вики к их приходу. Он должен было отнести ее домой, где о ней позаботятся, где излечат ее раны. И где ему придется отпустить ее, а самому вернуться в свой пустой и холодный дом. Как бы ни было мучительно думать об этом, сейчас он должен был отодвинуть в сторону все свои переживания ради Вики. И он медленно зашагал к Клифтону, держа в руках самый бесценный дар мира.

Так, молча, они и добрались до Клифтон-холла, где все уже в жгучем ожидании наблюдали, как Себастьян на руках несёт к дому Тори. Вот только ни Себастьян, ни тем более Тори ничего этого не замечали, полностью сосредоточенные друг на друге.

Успокоившись настолько, что перестала плакать, Тори ощутила в груди странную пустоту. Раньше за этим непременно следовал холод, от которого дрожали даже пальцы ног, холод, который мог заставить ее оледенеть навечно. Но на тот раз рядом был Себастьян. И он обнимал ее так крепко, что отогрел ее своим живительным теплом. Тори вдруг обнаружила, как нечто холодное и черное уползает у нее из груди и освобождает ее сердце от чего-то очень тяжелого, давнего и векового. На нее вдруг снизошёл необычайный покой. Это было не жуткое оцепенение, а именно покой. Коего она не знала почти целую вечность.

Чуть ослабив объятия, Тори сделала глубокий вдох и тут же почувствовала его до боли знакомый запах. Густой аромат миндаля и свежих трав. Она помнила этот запах так хорошо, что ощутила дрожь во всем теле. И горькую тоску. Тори отчаянно захотелось посмотреть на него, поэтому медленно подняла к нему свое лицу, и тут же утонула в теплых изумрудных глазах, которые смотрели прямо на нее.

– Как ты себя чувствуешь?

Его голос прозвучал хрипло и тихо.

– Я… мне уже лучше. – Покраснев, Тори снова опустила голову ему на плечо. Теперь, немного придя в себя, она не смогла подавить охватившее ее смущение и ошеломление от того, что действительно находится в его руках. – Прости, – неожиданно пролепетала она виновато.

Себастьян даже остановился от ее слов.

– Что? – Он удивленно взглянул на ее румяное лицо. – Что за глупости ты говоришь? Мне не за что тебя прощать.

– Но всё вышло так… глупо. И я промочила тебе рубашку.

Он нахмурился.

– Даже не думай об этом! И, к тому же, моя рубашка самое последнее, о чём я в состоянии думать.

«О чём же ты думаешь в первую очередь?» – хотелось спросить Тори, но она не посмела. Она боялась нарушить то хрупкое единение, которое так неожиданно окутало и связало их обоих.

Сделав пару шагов в молчании, Себастьян вновь тихо заговорил:

– Я и не знал, что у Шона есть пёс.

Тори уцепилась за возможность поговорить с ним хоть о чём-то.

– Да, – кивнула она. – Бонни был подарком твоего брата на трехлетие Шона.

– Бонни, – медленно повторил он. – Какое ужасное имя они ему дали. Не могли придумать ничего интереснее?

Тори не сразу поняла, о чём он говорит. Но когда до нее дошёл истинный смысл его слов, она резко вскинула голову. Бонни, так в шутку называли Наполеона. Наполеон проиграл в сражении при Ватерлоо. В том самом, в котором участвовал и Себастьян. Девушка замерла, словно ее вернули в холодную, совсем другую реальность. Он заговорил о войне, и ей захотелось узнать, как он пережил всё это. Как выжил? Как ему удалось вернуться? Но она не успела произнести и слово, потому что их внезапно окружили обитатели Клифтона. К ним подбежала запыхавшаяся тетя Джулия и взволнованно спросила:

- Господи, Тори, что с тобой произошло?

Джулия была больше потрясена тем, что видит племянницу на руках этого сурового мужчины, нежели новостью о том, что та упала. И Себастьян с такой щемящей нежностью смотрел на Тори, что невольно сжалось сердце.

Тори болезненно вздрогнула и повернула голову к тете. Ей было невыносимо тяжело возвращаться в настоящее, потому что все ее мысли были о прошлом. Прошлое, которое невозможно было исправить, но которое нужно было хоть как-то сгладить.

- Я… я упала, – тихо ответила она, вдруг густо покраснев от того, что все видят ее на руках Себастьяна.

- Как ты себя чувствуешь?

В голове всё смешалось, и Тори сникла, понимая, что совсем скоро она вновь окажется одна. Без объятий Себастьяна. И опустив голову, она честно призналась:

- Не знаю.

Джулия выпрямилась, собравшись с мыслями. Нужно было действовать очень осторожно и тактично, чтобы не выдать своих чувств и не спугнуть эту пару.

- Идёмте в дом. – Когда они вошли в дом и направились в гостиную, взглянув на Себастьяна, Джулия указала на диван. – Посадите ее сюда. Амелия сказала, что ты ушибла ногу. Алекс немедленно приготовит мазь или компресс, который обязательно поможет тебе. Да, Алекс?

- Конечно, тетя, – кивнула Алекс, стоя рядом с подругой. Она даже не сдвинулась с места, потрясенно глядя на сестру и Себастьяна, видя эмоции, которые отражались на их, казалось бы, замкнутых лицах.

Себастьян подошёл к дивану и вдруг замер, с ужасом понимая, что ему предстоит отпустить Вики. Что совсем скоро он перестанет ощущать ее тепло. Перестанет ощущать саму жизнь. Внутри всё восстало против этого. Он не был готов к этому, не мог, не знал, как отпустить ее. Он крепче обнял ее и взглянул в потемневшие серебристые глаза, в которых застряла немая мольба. И задохнулся, когда ее подрагивающие губы глухо вымолвили:

- Себа…

Она просила его не делать этого!

Она теснее прижалась к нему, призывая его не отпускать себя!

Тори вдруг ощутила в груди давящую боль, не похожую на прежние переживания. На этот раз она по-настоящему не могла отпустить его и была готова отдать за это всё, что попросит жизнь. Она видела, как пелена страданий застилает его глаза, видела, что он никак не может решиться на это, и мысленно умоляла его оставить всё как есть.

Но снова жестокая реальность вторглась в их мир. Джулия подошла к ним и попросила ставшим хриплым голосом:

- Опустите ее на диван, Себастьян.

Себастьян напрягся так, словно на него стали падать все стены мира. Он едва мог дышать. Сердце стало стучать быстрее в ожидании страшного мгновения. Он никак не мог заставить себя отпустить ее, но всё же одеревеневшей спиной он нагнулся и бережно посадил ее на диван. Когда же медленно, словно в каком-то ужасном сне, стал отнимать от нее руки, Себастьян услышал ее горький всхлип. Этот звук сотворил с ним нечто невероятное. Он был на тоненькой грани, на волосок от того, чтобы снова сгрести ее в свои объятия и унести далеко-далеко. На секунду он закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, что она больше не прижимается к нему. А потом выпрямился, сдавленный тяжестью вселенной, и, не замечая никого, отошёл к окну.

Тори вдруг ощутила такой пронзительный холод, что оледенели кончики пальцев. Она сжала ладони, которыми недавно обнимала его, и опустила голову, успокаивая плачущее сердце. Боль в ноге и спине тут же набросились на нее именно в этот уязвимый для нее момент, и Тори с ужасом поняла, что вновь готова расплакаться. Она не видела, как Алекс подошла и стала ощупывать опухшую лодыжку. Она не слышала, что ей говорили, а только молча кивала, всем существом ощущая присутствие Себастьяна. Она хотела, чтобы он снова оказался рядом с ней, но рай закончился, и глупо было надеяться, что когда он обнимет ее, все невзгоды исчезнут.

В ее жизни ничего не могло измениться.

- Ты сможешь встать? – раздался голос Алекс. – Будет лучше, если ты полежишь у себя и дашь ноге отдохнуть, а я как раз сделаю травяной компресс.

Тори медленно сглотнула и подняла голову. И тут же увидела Себастьяна. До этого она и не замечала, как просто он одет. На нем были черные бриджи, высокие сапоги и простая льняная белая рубашка, которая оттеняла его загар. Но простота эта подчеркивала его внутреннюю силу, то, что не смог бы увидеть никто другой. И он был красив той загадочной красотой, которую могла разглядеть за его мрачностью только она.

Было бы так просто встать и подойти к нему. Ведь он был всего в нескольких шагах от нее. Но их разделяла целая пропасть. Внезапно Себастьян медленно обернулся. И их взгляды встретились. И неожиданно Тори заметила белую полоску шрама на его левом виске. Шрам от сабли, или ножа, а возможно и от пули. Шрам, полученный на войне, куда она сама отправила его.

Тори вдруг застыла, с ужасом гадая, сколько ещё шрамов он заработал по ее вине. Что с ним сделали ее безрассудство и глупость. Господи, да он чуть было не погиб только потому, что она как выжившая из ума идиотка посмела заявить, что лучше бы он стал военным! Чувство вины с такой стремительностью нахлынули на нее, что она побелела как полотно и стала задыхаться.

Алекс в тот же миг схватила сестру за руку.

- Боже, Тори, что с тобой? Тебе нехорошо?

Себастьян не мог поверить своим глазам. Он был уверен, что она заметила шрам на его виске. И это так сильно потрясло ее, вызвало такое отвращение, что она готова была упасть в обморок. Боже, он знал, что будет противен ей, но даже не предполагал, как ему будет тяжело увидеть это собственными глазами. Это потрясло его до глубины души. И если минуту назад он верил, что нужен ей, потому что она прижималась к нему так, будто не могла жить без него, теперь же она готова была бежать от него, как от чумы. Он так сильно боялся этого мига. И не зря боялся, потому что вид бледной Тори, которой стало плохо при виде лишь одного его шрама, этой ужасной летописи его жизни, сокрушил и ожесточил его до предела. Он с трудом удерживался от того, чтобы не совершить что-нибудь ужасное.

- Я… – прошептала Тори, холодея ещё большё от того, что видела. Лицо Себастьяна вдруг потемнело так, что ей стало даже страшно. Она видела его таким только один раз, пять лет назад возле конюшни. Где он оставил ее. Минуту назад он не мог отпустить ее, а теперь выглядел так, словно готов был убить ее. И ведь она понимала его. Это она заставила его пройти через немыслимые страдания, а он даже не догадывался, как при этом было плохо ей. Она была виновата перед ним, и не было ей прощения. Но он никогда не выслушает ее. И ни за что не простит. Никогда. Эта мысль довела ее окончательно. Собрав остатки сил, она оперлась на руку Алекс и дрожащим голосом попросила: – Отведи меня в мою комнату, прошу тебя…

Ему было просто невыносимо видеть, как она прикладывает нечеловеческие усилия для того, чтобы убежать от него. Сжав руку в кулак, он подождал, пока она уйдет, а потом сам зашагал к двери гостиной, а затем и парадной, мечтая поскорее исчезнуть отсюда. Из дома, где много лет назад встретил ее. Его лицо исказилось, а сердце замерло в груди.

Какой же он идиот, если посмел поверить в то, что нужен ей. Ей никогда не был нужен глупый зануда. И видимо она всю жизнь именно таким и будет считать его. Не смотря ни на что.

***

Себастьян вошёл в библиотеку и направился к буфету, где отец хранил крепкие спиртные напитки, но, плеснув в бокал густое бренди, он понял, что не сможет сделать ни единого глотка, потому что не переносил алкоголь. И сжав зубы, он гневно швырнул бокал в стену, а потом обессилено опустил руки на деревянную стойку и, тяжело дыша, склонил голову. За окном уже давно стемнело, но он этого не замечал, нещадно гоняя Адама после того, как покинул Клифтон-холл. Он пытался хоть как-то умерить свой гнев, хоть как-то утихомирить свою боль, но ничего не выходило. Казалось, кто-то решил подшутить над ним и с удовольствием подкидывал сухих дров в огонь, на котором он жарился.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: