Меня будут винить в смерти Кокошки!

Шла Первая мировая война. Известие о гибели на русском фронте художника Оскара Кокошки появилось в венских утренних газетах в первые дни осени. Альма Малер все еще пребывавшая в неведении относительно смерти возлюбленного, собиралась, как обычно, позавтракать в кафе «Демель»...

Она решила не читать газет до полудня, оставив другим сомнительное удовольствие изучать плохие новости, которых в войну и так хватает с избытком. У нее была запланирована встреча с Бертой Цуккеркандль.

Берта сидела за столиком, Альма пристально посмотрела на подругу, но та почему-то старательно отводила взгляд и не спешила начать разговор, что было ей несвойственно.

- Берта, что случилось?- встревожилась Альма.

Подруга тяжело вздохнула, раскрыла веер и начала энергично обмахиваться.

- Так ты не знаешь...

- Не знаю чего?

Берта склонилась над столиком. Инстинктивно Альма сделала то же самое.

- Твоего Кокошку убили.

Альма отпрянула:

- Во-первых, не моего...

Берта не смогла подавить смешок. Это же как нужно измучить женщину своей страстью, чтобы она отказывалась признавать связь с тем, кто больше никогда ее не потревожит... А она-то думала, что хоть теперь Альма даст волю чувствам! Но нет.

Сколько лет они дружны, и ни разу Берта не видела, чтобы Альма билась в истерике или рвала на себе волосы. На похоронах мужа была царственно сдержанна, вот и сейчас, узнав о смерти любовника, сидит и задумчиво рассматривает прохожих.

- Меня будут винить в смерти Оскара, - произнесла Альма.

- Да с чего ты взяла?!

- Меня винили в том, что он ушел на фронт, а теперь обвинят и в его гибели...

Берта недоуменно приподняла брови:

- Но ты же не можешь отрицать, что провоцировала его. Называла «трусом», призывала записаться в добровольцы…

- Я задыхалась! Ты все прекрасно знаешь. Он- невозможный человек! И всегда был таким. Ревность, постоянные истерики, сцены…Он носил мои бусы! И если ты думаешь, что это трогательно, ошибаешься. Эти красные бусы не раз ставили меня в крайне неловкое положение. Что уж говорить о его отношении к Малеру!

Берта чуть не поперхнулась: вот, снова начинается! Со смерти Густава прошло всего четыре года, а Альма уже причислила его к лику святых: то и дело упоминала его в разговорах, постоянно превозносила заслуги, восхищалась успехом в Нью-Йорке. Неудивительно, что Кокошка был недоволен таким обожествлением своего предшественника.

Порой он даже слишком бурно выражал недовольство, грозил разбить бюст Малера работы Родена, в присутствии гостей его вдовы отпускал в адрес покойного фривольные шутки. И если поначалу Альма закрывала глаза на выходки молодого любовника, то последние месяцы перед уходом на фронт уже не могла выносить его истерики.

Берта решила сменить тему.

- Как поживает твой супруг?

Альма и Вальтер поженились две недели назад. Они не афишировали свою свадьбу. В курсе были только ближайшие друзья, да и то не все.

- Мне сложно привыкнуть к тому, что я снова замужем,- пожала плечами Альма. - Знаешь, мне порой кажется, что я не смогу быть кем-то, кроме как вдовой великого Малера. Роль жены архитектора Вальтера Гропиуса прельщает меня куда меньше. Даже официанты обращаются ко мне «фрау Малер». Вальтер все еще в Берлине. Военную службу не так просто оставить, как жену.

- Да, некоторым, между прочим, военная служба стоит жизни, - Берта не могла удержаться от колкости. Ей казалось, что Кокошка принес жертву, которую Альма совсем не оценила, и Берта искренне жалела несчастного художника.

Подруга не отреагировала на язвительное замечание, но оно явно пришлось ей не по вкусу. Уже через пять минут Берта жалела о недавнем выпаде. Она любила Альму и не хотела ссоры.

Они простились, и Альма под пристальным взглядом Берты свернула за угол площади, после чего ускорила шаг. Она отправилась в студию Оскара.

…Студия Оскара Кокошки осталась точно такой, какой она запомнила ее в свое последнее посещение. А ведь прошел почти год! Огромные окна задернуты суконными шторами, внутри почти прохладно. Посреди комнаты два мольберта, вдоль стен, повернутые «спиной» к зрителю, громоздятся картины. «Как перед расстрелом», - подумала Альма и поежилась. Зачем Оскар так ее мучил? Зачем пошел на войну? Ну, какой из него вояка…

...Альма подошла к длинному деревянному столу, заляпанному красками. Повсюду валялись кисти, на краю сиротливо стояла недопитая бутылка вина и несколько стаканов, один из которых был полным. Альма направилась туда, где за занавеской располагалась спальня Оскара: широкая низкая кровать, два сундука с одеждой, умывальник и шкаф без дверок, забитый бумагами.

Нужно спешить. Скоро сюда нагрянет пьяная шайка многочисленных друзей и приятелей Оскара или, что еще хуже, его разъяренная мать. Как фрау Малер объяснит им свой визит в студию Кокошки? «Фрау Малер-Гропиус. Малер-Гропиус», - поправила себя Альма.

Сдув пыль с очередной стопки рисунков, она снова принялась за работу - одни наброски оставляя на полке, другие складывая на сундук. Альма в последний раз оглянулась, пытаясь запомнить студию такой, какой она была при Оскаре. Скоро здесь поселится другой художник, будет рисовать совсем другие картины. Альма покрепче обхватила папку и вышла, тихо затворив за собой дверь.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: