Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Философия К. Маркса.




Философия марксизма возникает в 40-е годы 19-го века в ходе критического переосмысления философии Гегеля (объективный идеализм) и Фейербаха (антропологический материализм), произведенного Карлом Марксом (1818-1883) и его другом и соавтором Фридрихом Энгельсом (1820-1895). Будучи первоначально последователями Гегеля, младогегельянцами или левогегельянцами, т.е. принадлежали к той группе последователей Гегеля, которые пытались из философии Гегеля делать революционные выводы, Маркс и Энгельс переходят на позиции материализма, пройдя через философию Фейербаха. Критикуя идеализм Гегеля, Маркс писал: “Человека Гегель делает человеком самосознания, вместо того чтобы самосознание сделать самосознанием человека, - действительного человека, т.е. живущего в действительном, предметном мире и им обусловленного. Гегель ставит мир на голову … Вся “Феноменология” имеет своей целью доказать, что самосознание есть единственная и всеобъемлющая реальность ”.[158] Таким образом, Маркс утверждает одну простую мысль о том, что Гегель превратил действительность, весь материальный мир в простую определенность самосознания, превращая тем самым материальные вещи в мысли. Но Маркс отнесся весьма критически и к материализму вообще и Фейербаха в частности, критикуя его за то, “что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой”.[159]

Именно указанный недостаток, который в методологическом плане проявляется в виде метафизического способа мышления и исследования и помешал Фейербаху увидеть и сохранить рациональное зерно или революционное содержание гегелевской философии, каким является диалектический метод Гегеля. Фейербах просто отбросил философию Гегеля “в сторону, как нечто негодное к употреблению” и, таким образом, вместе с водой, как говорится, выплеснул и ребенка. В отличие от него, Маркс и Энгельс критически переосмысливают и перерабатывают учение Гегеля. При этом они задаются целью спасти именно то, что считали революционным началом или ядром этого учения – диалектику. “Гегель, - замечает по этому поводу Энгельс, - не был просто отброшен в сторону. Наоборот, за исходную точку была взята указанная выше революционная сторона его философии, диалектический метод. Но этот метод в его гегелевской форме был непригоден. У Гегеля диалектика – есть саморазвитие понятия. Абсолютное понятие не только существует – неизвестно где – от века, но составляет истинную живую душу всего существующего мира… Надо было устранить это идеологическое извращение. Вернувшись к материалистической точке зрения, мы снова увидели в человеческих понятиях отображения действительных вещей вместо того, чтобы в действительных вещах видеть отображения тех или иных ступеней абсолютного понятия”.[160]

Маркс и Энгельс отходят от Гегеля и расходятся с ним в принципе, т.е. в решении того основополагающего вопроса, который Энгельс охарактеризовал как “великий основной” или “высший” “вопрос всей, в особенности, новейшей философии”, т.е. вопроса “об отношении мышления к бытию, духа к природе”. Гегель, как мы видели, решал данный вопрос идеалистически, т.е. признавал первичность духа, мышления и вторичность, производность природы, бытия. Маркс и Энгельс, наоборот, рассматривали дух как продукт развития природы и, таким образом, исходили из всеобщего принципа философского материализма, провозглашающего первичность бытия, природы (материи) и вторичность мышления, духа (сознания). Однако в отличие от Фейербаха и других философов, придерживавшихся данного принципа, они признавали наличие деятельного, творческого момента в мышлении, сознании. Сознание, хотя и представляет собой, в конечном итоге, продукт развития мира, но, тем не менее, оно не является, по их мнению, пассивным и бессильным по отношению к ней. Как раз наоборот, оно, обладая определенным творческим потенциалом, может оказывать и оказывает обратное, активное воздействие на материю. Однако данный творческий потенциал является не безграничным и абсолютным, как это утверждает философский идеализм, а оказывается ограниченным и относительным. Это значит, что сознание или дух не может создавать нечто из ничего, а может лишь видоизменять и преобразовывать природу, причем на основе тех же объективных закономерностей, которые присущи самой природе.

Итак, материя объявляется единственно существующей объективное реальностью и помимо и вне ее ничего не существует. Материя является вечной, несотворимой и неуничтожимой и ее несотворимость и неуничтожимость следует понимать как в количественном, так и в качественном аспектах. Энгельс пишет: “…у нас есть уверенность в том, что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов никогда не может быть утрачен и что поэтому с той же самой железной необходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на Земле свой высший цвет – мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время”.[161]

Материя пребывает в постоянном движении, понимаемом в самом широком смысле. Движение – это изменение вообще. Более того, движение рассматривается как способ существования материи. Это значит, что материя не может существовать иначе, как движущаяся или, точнее сказать, самодвижущаяся реальность. Следовательно, материи без движения не бывает, но и движение не может существовать вне материи и помимо нее. И поскольку движение есть такой внутренний атрибут материи, оно, естественно, характеризуется теми же признаками, что и сама материя. Оно поэтому также является вечным, несотворимым, неуничтожимым, неисчерпаемым в качественном и количественном аспектах и т.д. “Движение, - подчеркивает Энгельс, - есть способ существования материи. Нигде и никогда не было и не может быть материи без движения… Материя без движение так же немыслима, как и движение без материи. Движение поэтому так же несотворимо и неразрушимо, как и сама материя…”.[162]

Понимая движение в самом широком смысле как изменение вообще и обобщая данные современной науки, Энгельс разрабатывает свою классификацию основных форм движения материи, согласно которой он различает, пять таких форм: механическую, физическую, химическую, биологическую и социальную. Эти формы перечислены в такой последовательности не случайно. Дело в том, что Энгельс располагает их по степени сложности и развитости, начиная от низшей наименее развитой и кончая высшей и наиболее сложной. Так, первые три формы, т.е. механическая, физическая и химическая присущи неорганической природе. На химическом уровне своей структурной организации неживая материя достигает границы своей меры, а, достигнув этих границ, она непременно превращается в материю живую, которой свойственна качественно новая форма движения – биологическая. Живая материя достигает полноты своего развития на нашей планете в человеке, вместе с которым появляется новый социальный уровень структурной организации материи. Для данного уровня, т.е. для человеческого общества, характерна новая форма движения материи – социальная.

Между пятью основными формами движения материи существует глубокая диалектическая связь, которая состоит, главным образом, в следующем: менее высокие из этих форм служат предпосылкой развития более высоких форм и поэтому эти последние, как продукт развития первых, непременно должен включать их в себя. Однако включенность низших форм движения в его высшие формы следует понимать не в прямом, буквальном смысле. Высшие формы движения материи содержат в себе низшие его формы в снятом, преобразованном виде, т.е. в качестве своих собственных моментов. Так, например, биологическая форма, будучи продуктом развития форм движения материи в неживой природе вообще и химической в частности, не является однако их простой суммой или сочетанием, а представляет собой нечто качественно новое как по отношению к каждой их них в отдельности, так и по сравнению со всеми ими вместе взятыми. Следовательно, высшие формы движения материи несводимы к низшим, хотя они из них и происходят.

Движение материи всегда происходит в пространстве и времени. Это значит, что пространство и время выступают основными формами всякого бытия. Или, говоря иначе, пространство и время являются формами существования самой материи и поэтому они “без материи суть ничто, пустые представления, абстракции, существующие только в нашей голове”.[163] При этом пространство представляет собой порядок одновременного сосуществования явлений (предметов, процессов и т.д.) материального мира, т.е. то общее отношение, в которое они вступают между собой, существуя друг подле друга. Время же представляет собой порядок последовательного существования этих явлений, т.е. то их общее отношение, в котором они находятся между собой, существуя друг после друга.

Таким образом, материя, движение, пространство и время составляют собой единое и в самой действительности нерасчлененное целое. Абстрагирование или извлечение любого из этих компонентов целого возможно, поэтому лишь только в мышлении, в сознании.

Пребывая в постоянном саморазвитии, материя непременно порождает на определенном этапе своего развития сознание как то свойство, в котором она приходит как бы к познанию самой себя. Сознание в онтологическом плане выступает, следовательно, свойством (функцией) высокоорганизованное или высокоразвитой материи, какой является человеческий мозг. В гносеологическом же аспекте оно является активным отражением материального бытия, ибо оно “никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием”.[164]

Итак, материя познаваема. В связи с этим Маркс и Энгельс подвергают основательной критике агностицизм вообще и кантовскую форму его выражения в частности. Материальный мир, бытие не содержат в себе, согласно их точке зрения, ничего такого, что было бы принципиально недоступным человеческому познанию. Но, вместе с тем, сознание оказывается не простым, а сложным диалектическим процессом, в структуре которого можно в первом приближении различить два основных компонента или уровня: Чувственно-эмпирический и мысленно-теоретический. Эти уровни, будучи элементами единой структуры, тесно взаимодействуют между собой и взаимопроникают друг в друга.

Противоречивая природа человеческого познания проявляется в том, что оно представляет собой единство конечного и бесконечного. Оно всегда конечно по конкретно исторической форме своей осуществимости, но по своему предмету и по своей окончательной цели оно бесконечно. И именно данная противоречивая сущность, которая принимает форму противоречия между стремлением человека (человечества) исчерпывающим образом познать бесконечный мир, с одной стороны, и его конечными и ограниченными возможностями, не позволяющими ему когда-либо актуально достичь этой цели полностью – с другой, и составляет собой главную движущую силу познания. “Таким образом, оказывается, - пишет Энгельс, - что стоят перед противоречием: с одной стороны, перед ними задача – познать исчерпывающим образом систему мира в ее совокупной связи, а с другой стороны, их собственная природа, как и природа мировой системы, не позволяет им когда-либо разрешить эту задачу. Но это противоречие лежит не только в природе обоих факторов, мира и людей, оно является также главным рычагом всего умственного прогресса и разрешается каждодневно и постоянно в бесконечном прогрессивном развитии человечества…”.[165] Данное противоречие “может быть разрешимо только в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас, по крайней мере, на практике бесконечен”.[166]

Противоречивая сущность человеческого познания проявляется также в том, что его продукт, т.е. наше знание, представляет собой синтез истины и заблуждения. Дело в том, что в конечном и через конечное (а наше сознание всегда будет таковым) можно схватывать, выражать, отображать и т.д. бесконечное (ведь именно таковым и является, как отмечалось, предмет познания) лишь приблизительно, частично, фрагментарно. Вот, собственно, почему знание всегда будет содержать в себе как момент соответствия той реальности, которую оно отображает, так и момент несоответствия с ней, т.е. как истину, так и заблуждение. Исходя из этого, истину можно представить в качестве процесса бесконечного приближения знания к своему предмету.

Итак, истина и заблуждение представляют собой диалектические противоположности и в качестве таковых они суть относительные, взаимно переходящие друг в друга, понятия. “Истина и заблуждение, подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, - пишет Энгельс, - имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области… Как только мы станем применять противоположность истины и заблуждения вне границ выше указанной узкой области, так эта противоположность сделается относительной… А если мы попытаемся применять эту противоположность вне пределов указанной области, как абсолютную, то мы уже совсем потерпим фиаско: оба полюса противоположности превратятся каждый в свою противоположность, т.е. истина станет заблуждением, заблуждение – истиной”.[167] Следовательно, истина всегда является относительной. Но относительная истина, как знание не совсем полное и не совсем точное, снимает в себе в качестве собственных моментов не только заблуждение, но и, так называемую, абсолютную истину. Абсолютная истина в данном случае понимается как некий инвариантный элемент наших знаний, который отличается несомненной полнотой и завершенностью. Иначе говоря, она есть такое знание, которое при дальнейшем развитии познания может находить себе все новое и новое подтверждение, поскольку оно исчерпывающе отражает отдельные конечные события, те или иные отдельные моменты реальности. Только в таком понимании допустимо говорить о вечных истинах, об истинах в последней инстанции. Однако абсолютная истина в смысле окончательной, всеобъемлющей полностью завершенной системы познания природы и истории “остается как для нашего времени, так и на все времена делом невозможным”. И это понятно, ибо достижение такой окончательной, всеобъемлющей и навсегда завершенной истины означало бы прекращение всякого движения и развития, завершение природного процесса, всемирной истории и познания, что является простым абсурдом, поскольку “противоречит основным законам диалектического мышления”.[168]

Истина в марксистской философии понимается как знание, адекватно отображающее действительность и именно поэтому она непременно обладает объективным содержанием. Данное, независимое от человека и человечества содержание, получает свое обозначение и выражение в, так называемой, объективной истине. Оно может быть выявлено и непосредственно установлено только через практику. Таким образом, практика, понимаемая в самом широком смысле как материальная и духовная человеческая деятельность, включается Марксом и Энгельсом в познавательный процесс и рассматривается ими в качестве его важнейшего компонента. Она выполняет в данном процессе, согласно их точке зрения, сложную многоплановую роль или функцию, которая состоит не только в том, что практика служит отправным пунктом (началом, толчком) и конечной целью познания, но и критерием истины. “Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, - пишет Маркс во втором тезисе о Фейербахе, - вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике человек должен доказать истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос”.[169] Из всего этого следует, что именно через практику и только на ее основе человеческое сознание может реализовывать свою активно преобразовательную по отношению к бытию функцию. Это значит, что только через практику, понимаемую в указанном широком смысле, куда в качестве образующего момента входит само сознание, может и должен быть преобразован мир, который был, как подчеркивал Маркс в своем знаменитом 11-м тезисе о Фейербахе, лишь различным образом объяснен философами, между тем как “дело заключается в том, чтобы изменить его”. Таким образом, только через практику сознание может не только отражать мир, но и творить его.

В связи со всем этим, как было уже отмечено, Маркс и Энгельс не только отвергают то, что они считали консервативной стороной гегелевской философии, т.е. идеалистическую систему, но и подвергают принципиальному пересмотру гегелевский диалектический метод. “Мой диалектический метод по своей основе не только отличен от гегелевского, - отмечает Маркс, - но является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней”.[170] Следовательно, хотя Гегель и дал всеобъемлющую формулировку диалектических законов, изложил он их содержание в “мистифицированной форме” и задача для Маркса состояла в том, чтобы освободить это содержание из гегелевской мистической оболочки. “У Гегеля, - утверждает Маркс, - диалектика стоит на голове. Надо поставить ее на ноги, чтобы вскрыть под мифической оболочкой рациональное зерно”.[171]

Законы диалектики, которые “были развиты Гегелем на его идеалистический манер лишь как законы мышления”, являются, как полагает Энгельс, законами, прежде всего, природы и человеческого общества и поэтому они должны быть извлечены из истории этих последних. Это значит, что в отличие от Гегеля, исключающего природу из процесса развития и ограничивающего этот последний рамками одного только понятия, Маркс и Энгельс придают этому процессу всеобщий, глобальный характер и поэтому они рассматривают диалектику и определяют ее как науку “о всеобщих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления”, как науку “о всеобщей связи”. Следовательно, они, в противоположность Гегелю, допускающему существование только диалектики понятия (мышления), признают существование как объективной диалектики (т.е. диалектики природы и общества), так и субъективной диалектики (т.е. диалектики мышления и познания). При этом в соответствии со своими материалистическими принципами они считают, что субъективная диалектика есть, на самом деле, лишь отражение и продолжение диалектики объективной в сознании. “Так называемая объективная диалектика царит во всей природе, - пишет Энгельс, - а так называемая субъективная диалектика, диалектическое мышление, есть только отражение господствующего во всей природе движения путем противоположностей”.[172]

Вслед за Гегелем Маркс и Энгельс различают три главных закона диалектики, а именно: “превращение” количества в качество и обратно, взаимное проникновение полярных противоположностей, и превращение их друг в друга и развитие путем отрицания отрицания. Эти законы “являются действительными законами развития природы”. Так, закон перехода количества в качество и обратно, по мнению Энгельса, выражает то, “что в природе качественные изменения – точно определенным для каждого отдельного случая способом – могут происходить лишь путем количественного прибавления либо количественного убавления материи или движения (так называемой энергии)”.[173] Второй из указанных законов раскрывает источник господствующего во всей природе движения или развития, поскольку именно противоположности “обусловливают жизнь природы своей постоянной борьбой и своим конечным переходом друг в друга…”.[174] И, наконец, закон отрицания отрицания показывает, что развитие природы происходит путем “возвращения” к исходному состоянию (“повторение” старого) на ином, более высоком уровне и поэтому придает развитию “спиральную форму”.

Помимо трех главных законов диалектики Маркс и Энгельс перерабатывают на свой материалистический лад и гегелевскую диалектику полярных категорий, таких, как содержание и форма, сущность и явление, действительность и возможность, причина и следствие, необходимость и случайность и т.д. При этом они апеллируют, прежде всего, и главным образом к процессу развития природы и к общественно-историческому процессу, извлекая именно оттуда предметное содержание диалектического взаимодействия между указанными полярными противоположностями. Так, они, в конечном счете, разрабатывают свою материалистическую диалектику в противоположность гегелевской идеалистической диалектике.

Подвергая критике, социологические концепции младогегельянцев, Маркс и Энгельс формулируют основные принципы материалистического понимания истории принципиально отличные от гегелевского или идеалистического понимания истории, предполагавшего “существование абстрактного, или абсолютного, духа, который развивается таким образом, что человечество представляет собой лишь массу, являющуюся бессознательной или сознательной носительницей этого духа”, а “история человечества превращается в историю абстрактного и потому для действительного человека потустороннего духа человечества”.[175]

Материалистическое понимание истории составляет простую истину: люди должны, прежде всего, есть, пить, одеваться и т.п. В конечном счете, они должны изначально, первоначально удовлетворять свои естественные или материальные потребности, без удовлетворения которых, собственно, жизнь просто невозможна. Для этого люди должны производить материальные блага, которые необходимы для поддержания и воспроизводства жизни. Следовательно, материальное производство составляет основу жизни и развития общества. Резюмируя суть материалистического понимания истории в “Немецкой идеологии”, Маркс и Энгельс пишут: “Итак, это понимание истории заключается в том, чтобы исходя именно из материального производства непосредственной жизни, рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения – т.е. гражданское общество на его различных ступенях – как основу всей истории; затем необходимо изобразить деятельность гражданского общества в сфере государственной жизни, а также объяснить из него все различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т.д. и т.д., и проследить процесс их возникновения на этой основе, благодаря чему, конечно, можно будет изобразить весь процесс в целом (а потому также и взаимодействие между его различными сторонами).[176]

Когда Маркс и Энгельс говорят о материальном производстве, о материальных отношениях между людьми, то под материальным понимается здесь объективное, т.е. независимое от сознания людей. Независимость от сознания тех или иных общественных отношений означает, прежде всего, что эти отношения формируются, возникают и существуют, предварительно не проходя через сознание людей. К таким общественным отношениям относятся экономические (производственные) отношения, отношения повседневной обыденной жизни (бытовые), семейные и национальные. Совокупность материальных отношений, среди которых экономические (производственные) отношения являются определяющими, определяются в историческом материализме как общественное бытие, которое, по словам Маркса, есть не что иное, как реальная жизнь общества. Совокупность же идей, теорий, мнений, которые существуют в обществе, определяется как общественное сознание. Сообразно с исходным принципом материализма о первичности бытия относительно сознания Маркс и Энгельс в “Немецкой идеологии” заявляют, что “сознание (das Bewusstsein) никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием (das bewusste Sein), а бытие людей есть реальный процесс их жизни”.[177] Отношения между людьми, складывающиеся в процессе воспроизводства ими своей жизни, производственные отношения, таким образом, являются первичными, определяющими все другие отношения. Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их бытие, общественное бытие определяет их сознание.

Утверждение независимых от сознания законов развития общества, позволяет рассматривать развитие общества, его историю как естественноисторический процесс. Естественноисторический процесс – это направленный, необходимый, объективный процесс, как и любой естественный природный процесс. Но в то же время в отличие от природных естественных процессов естественноисторический процесс результат деятельности людей, преследующих свои цели. Среди законов общественного развития имеются такие, которые действуют на всех ступенях общественного развития – это, например закон определяющей роли общественного бытия относительно общественного сознания, закон определяющей роли способа производства относительно структуры общества, закон определяющей роли базиса относительно надстройки и др. Но имеются и такие, которые присущи лишь некоторым периодам общественного развития. Это, например, закон разделения общества на классы и закон классовой борьбы.

Все социальные законы действуют там и тогда, где и когда действуют соответствующие условия и отношения. Каждый закон действует в определенных условиях, и результаты его действия зависят от этих условий, которые изменяются не только от одной формации к другой, но и в каждой отдельной формации. Таким образом, начинает формироваться целая наука об обществе и общесоциологическая теория марксизма, именуемая исторический материализм. Как философская наука об обществе он исследует отношение между материальным и идеальным в общественной жизни, отношение субъективного и объективного в историческом процессе, движущие силы развития общества, сущность человека и его место в мире. Как общесоциологическая теория марксизма он исследует наиболее общие законы функционирования и развития общества как целостной системы. Фундаментом же исторического материализма является материалистическое понимание истории.

Мы уже отметили, что для воспроизводства своей жизни люди вступают в производственные отношения, причем эти отношения не зависят от их воли, однако эти отношения всегда соответствуют определенной ступени развития производительных сил. Производительные силы – это средства производства, и, прежде всего, орудия труда и люди, приводящие их в действие. Процесс же производства в данном случае рассматривается не как технологический процесс, а как социальный. В широком смысле слова общественные производственные отношения являются совокупностью всех экономических отношений и разделяются на отношения непосредственного производства, распределения, потребления и обмена. В конкретно-исторических условиях все эти отношения наполняются конкретно-историческим содержанием. Однако их сущность всюду и всегда будет заключаться, по мнению Маркса, в форме собственности на средства производства. При этом собственность понимается не просто как юридически закрепленное право на вещь, а как реальная совокупность отношений между людьми. Таким образом, социальная характеристика производственных отношений зависит от формы собственности. Границы же производственных отношений определяются движением материального продукта, которое начинается в сфере непосредственного производства и завершается в сфере индивидуального потребления.

Производительные силы и производственные отношения – это две стороны общественного производства, которые не существуют отдельно друг от друга, как не существуют отдельно содержание и форма. (Производительные силы – это содержание, а производственные отношения – это форма). Единство производительных сил и производственных отношений составляет общественный способ производства.

Взаимодействие производительных сил и производственных отношений подчиняется общему закону соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. Производственные отношения более устойчивы к изменениям, чем производительные силы и их роль в рамках этого закона двояка. Они могут ускорять или тормозить развитие общественного производства. Каждая форма производственных отношений существует до тех пор, пока она предоставляет достаточный простор для развития производительных сил. В ходе развития производительных сил производственные отношения постепенно вступают с ними в противоречие и превращаются в их оковы и тогда, заявляет Маркс, наступает эпоха социальной революции. В ходе революции старые производственные отношения сменяются новыми и служат формой дальнейшего развития производительных сил.

Закон соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил определяет, таким образом, не только развитие данного способа производства, но и необходимость его замены другим. С развитием производительных сил в недрах старого общества зарождаются и новые производственные отношения, которые образуют основу нового способа производства. По мере роста противоречия между развивающимися производительными силами и устаревающими производственными отношениями все более необходимым становится качественный переход от старых отношений к новым, т.е. революционное уничтожение старых отживших экономических, социальных и политических форм, т.е. социальная революция, которая открывает возможность утверждения нового способа производства.

Способ производства, согласно Марксу, обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще, ибо, как мы уже отметили, не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. Формулируя суть материалистического понимания истории, Маркс делает вывод, что способ производства определяет процесс и направленность исторического развития. Когда изменяется способ производства, то изменяется также и общество вообще. “Приобретая новые производительные силы, - пишет Маркс, - люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, - они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница дает нам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом”.[178] Таким образом, история развития общества есть, прежде всего, история смены способов производства. Иначе говоря, на основе способа производства мы можем выделять различные ступени исторического процесса, которые характеризуются своим способом производства, своим историческим типом производственных отношений и организацией общественной жизни в целом. Таким образом, Маркс приходит к формационному делению исторического процесса и выявлению формационных типов конкретного общества, называя их общественно-экономическими формациями. Общественно-экономическая формация выделяет и фиксирует в историческом процессе то, что превращает его ступени в общественные системы, отличные друг от друга. Иначе говоря, общественно-экономическая формация отражает такие ступени исторического процесса, которые характеризуются своим способом производства, своим историческим типом общественных отношений и организацией общественной жизни в целом.

Рассматривая общественно-экономическую формацию как целостную общественную систему, которая представляет собой исторически определенную ступень общества, необходимо иметь в виду, что здесь речь идет о человеческом обществе вообще. Общественно-экономическая формация – это исторически определенная ступень развития не отдельной страны или региона, а всемирной истории, т.е. категория “общественно-экономическая формация” выражает качественную определенность различных фаз общественного развития. Поэтому категория “общественно-экономическая формация “ не охватывает своим содержанием всего многообразия явлений и событий в развитии конкретного общества. Она отражает только сущностные характеристики такого общества, его исторический тип, т.е. принадлежность к определенной ступени всемирно-исторического процесса.

Проблема определения основных ступеней всемирной истории и ее периодизации возникла задолго до марксизма. Первоначально в основе периодизации истории были весьма далекие от исторической реальности основания: библейские мифы и легенды, начиная с сотворения мира. Затем историю делили на четыре периода, которые были связаны с существованием “четырех великих империй” – ассиро-вавилонской, медяно-персидской, греко-македонской и римской. Позже исторический процесс начинают дифференцировать по эпохам – эпоха древности, эпоха средневековья, эпоха нового и новейшего времени. В таком подходе к периодизации истории еще нет представления о качественном своеобразии каждого этапа исторического развития общества и рубежи между ними устанавливаются весьма произвольно и произвольно переносятся.

Представители немецкой классической философии пытаются периодизировать исторический процесс в зависимости от качественного изменения в уровне нравственного “совершенства” общества, или в зависимости от степени зрелости разума человеческого рода. Этапы в развитии нравственной автономии личности, или эпохи, различающиеся степенью зрелости ума человеческого рода, имели чисто умозрительный, спекулятивный, внеисторический характер, несовместимый с реальным историческим процессом.

Истоки марксистской периодизации истории, пожалуй, можно найти у Жан-Жака Руссо, в его попытке периодизации истории по формам хозяйственной деятельности, однако, в конечном счете, определяющей силой исторического развития у него оказался разум, сознание, а не хозяйственная деятельность.

История, согласно Марксу, знает пять общественно-экономических формаций: первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и коммунистическая. О наличии еще одной формации Маркс высказывался весьма смутно, и это породило длительные дискуссии среди марксистов, которые так и не пришли к однозначному решению. Речь идет об азиатском способе производства, и, следовательно, об азиатской формации.

Структура любой общественно-экономической формации имеет основные элементы, которые ее составляют. Речь идет в первую очередь о базисе и надстройке, которые находятся в определенной взаимосвязи друг с другом. “С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке, - писал Маркс. – При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче – от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснять из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества”.[179] Таким образом, базис – это совокупность производственных, экономических отношений, а надстройка – система политических, юридических, религиозных и всяких других идей, идеологических отношений и институтов, которые им соответствуют, т.е. государство, политические партии, церковь и т.п.

Каждое конкретно-историческое общество имеет специфический базис и надстройку, которая ему соответствует. Базис определяет надстройку, т.е. надстройка находится в зависимости от базиса. Все ее коренные изменения обусловлены изменением базиса. Но надстройка обладает и относительной самостоятельностью, т.е. надстройка играет активную роль в функционировании базиса. Возникнув на определенном базисе, идеи и социальные институты оказывают активное влияние на породивший их базис и развитие общества в целом.

Надстройка также развивается не только под воздействием базиса, но и вследствие взаимодействия различных форм общественного сознания и всех ее структурных элементов. Относительная самостоятельность надстройки проявляется также и в преемственности духовного развития человечества.

Воздействие надстройки на базис может быть как позитивным, так и негативным, т.е. надстройка может, как способствовать, так и препятствовать развитию базиса. Однако основная функция надстройки – это защита, охрана своего базиса, т.е. надстройка, соответствующая своему базису, создает и поддерживает условия его развития. Признание же первичности базиса в отношении надстройки – это есть утверждение материализма в сфере истории, в общественной жизни.

Общественно-экономическая формация имеет и много других составляющих: исторические общности людей (род, племя, народность, нация), классы и другие социальные группы. Было бы неверно включать их в базис или в надстройку, но они, несомненно, являются элементами общественно-экономической формации и качественно различны в каждой из них.

Наряду с понятием “общественно-экономическая формация”, Маркс, как мы видели, использует понятие “эпоха”. Эти понятия следует различать. Категория общественно-экономической формации фиксирует достигнутую ступень развития всемирной истории и соответственно тип отдельного общества, его сущностные черты. Категория исторической эпохи выделяет определенный отрезок реальной истории, охватывая все многообразие существующих социальных организмов различных исторических типов на основе каких-то доминирующих тенденций развития, как материальных, так и духовных в данный период времени. (Эпоха Просвещения, эпоха Возрождения, эпоха промышленного переворота, эпоха первоначального накопления капитала, эпоха Реформации и т.п.). Вместе с тем понятие эпохи может фиксировать и переходные состояния всемирной истории (переход от феодализма к капитализму). Однако всегда следует иметь в виду, что социально-философские категории в отрыве от реальной истории не имеют научной ценности, смысла и значения. Их значение в том, что они являются ступенями познания исторической действительности и позволяют систематизировать и обобщать фактические данные.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных