Stylistic aspect of translation

1.1

Gaza Crisis “Start by listening” Obama tells Mideast envoy 28/01 07:43 CET

That was the advice from Barack Obama to his new peace envoy George Mitchell who is on a whistle-stop tour of the Middle East.

After meeting Egyptian President Hosni Mubarak later today, Mitchell will travel on to Israel, the West Bank, Jordan and Saudi Arabia.

Earlier, Mitchell held talks with an old friend, EU foreign policy chief Javier Solana, also on a week of shuttle diplomacy.

75-year-old Mitchell’s trip is aimed at strengthening the fragile truce between Israel and Hamas, under pressure after an upsurge in violence over the last 24 hours.

Meanwhile, Hamas leader Khaled Meshaal has once more called for Israel to lift its blockade of Gaza and re-open the crossing points.

Meshaal made his appeal during talks with Syrian President Bashar al-Assad in Damascus.

1.2

Кризис в Газе Обама послал Митчелла на Ближний Восток 28/01 07:43 CET

Спецпосланник президента США Джордж Митчелл приступил к своей миссии на Ближнем Востоке. Он проведёт здесь 8 дней. Во вторник Митчелл прибыл в Каир, где уже встретился с главой египетского МИД-а Ахмедом Абул Гейтом. Сегодня американского посланника примет президент Египта Хосни Мубарак. Митчелл намерен также посетить Иорданию, Израиль, Палестинскую Автономию и Саудовскую Аравию.

Дипломатические шаги по мирному урегулированию ближневосточной проблемы предпринимает и Евросоюз, направивший в регион своего комиссара по внешней политике Хавьера Солану. Он также начал своё турне с Каира. Митчелл и Солана обсуждают в Египте возобновление палестино-израильских мирных переговоров и продление перемирия между Израилем и палестинской групиировкой ХАМАС в секторе Газа. Каир активно участвует в ближневосточном мирном процессе, пытаясь наладить и контакты между соперничающими палестинскими движениями ФАТХ и ХАМАС.

Лидер ХАМАС Халед Мешааль, проживающий в Дмаске, обсудил вчера ситуацию в Газе с президентом Сирии Башаром аль-Асадом.

По словам Мешааля, самым важным сейчас является открытие контрольно-пропускных пунктов на границе с сектором Газа.

(http://www.euronews.net/en/article/28/01/2009/gaza-ceasefire-threatened/)

2.1

It may have been true, too, that need and weakness bound us: but they had bound us effectively, so what need had we to protest against the terms of our bondage? What right had I to deny the conditions of our meeting? We were starving, when we met, James and I, parched and starving: and we saw love as the miraged oasis, shivering on the dusty horizon in all the glamour of hallucination: blue water, green fronds and foliage breaking from the dry earth. Like deluded travellers we had carefully approached, hardly able to trust the image's persistence, afraid that it would fade into yet more dry acres as we drew nearer: believing ourselves blinded by our own desires: but when we got there – when I got there, for how can I speak for him, so dead and speechless when I got there, the image remained, it sustained my possession of it, and the water that I drank, the so much longed for water, was sweet, not sour and brackish to the taste. Nor were the leaves green merely through the glamour of distance, through the contrast with the preceding waste: they remained green to the touch, dense, endless foresting boughs, an undiscovered country, no shallow quickly – exhausted, quickly-drained sour well, but miles of verdure, rivers, fishes, coloured birds, miles with no sign of ending, and, perhaps, beyond them all, no ending but the illimitable, circular, inexhaustible sea.

That evening, when I went to the hospital, the sister in charge of the ward led me to James with pride, and said that he was lightening. I asked what she meant, and she said that she meant that he was less deeply unconscious, he was regaining some of his reflexes: she flashed a torch for me into his sightless eye, and I saw the iris, very faintly, contract. Life was restoring itself to that glaucous, opaque, visionary globe. I felt such relief, and I too felt pride: I felt that he was responding to my faith, as to the nurse's care. I told myself, at that point, that I would not care if he were lost to me forever, if that eye never again mirrored mine and saw in mine, as he had once said, proximity: I would be grateful if he survived, to see other things, having been removed from me by fate and not by infidelity. I was lying to myself, of course I was lying, but how can one face such depths of selfishness? I sat by his bed for the accustomed half hour, staring not at him, because he did look too dreadful, despite the alleged lightening, but at the weave of my basket which I carried everywhere in place of a handbag – I had not had a handbag for years because I never went near handbag shops, but it was quite easy to buy baskets in the local ironmongers. It was a new basket, foreign, woven of rushes, and at first glance it seemed to be merely a neutral pale brown and yellow straw colour: but as I stared I noticed in the dried colourlessness of it faint watery tender streaks of green. I can't say how much this discovery affected me. It seemed the green of the marshes where those rushes had once flourished: I saw suddenly the vision of vast acres of growing things, and it seemed so hopeful that the colour of growth should persist so obstinately in such dry tender shades. Even if James had died he would have been beautifully resolved into other elements. But it was no longer possible that he should die. When I touched his hand at parting I thought it stirred, very slightly, at my touch.

From “The Waterfall” by M. Drabble

2.2

Трудно сказать, что же на самом деле соединило нас. Может и правда, мы оба просто устали нуждаться в ком-то и болеть одиночеством. Чем бы в действительности ни были эти узы, одно отрицать бесполезно – связанные, мы оказались сильнее и потому не противились им.

Мы с Джеймсом были похожи на путников, проделавших долгий путь через раскаленную пустыню, томимых голодом и жаждой, которые вдруг увидели вдали, где горизонт в дрожа­щем мареве сливается с песками, призрачный оазис – с сине­вой рек и зеленью рощ, с зонтиками пальм и пышными кро­нами фруктовых деревьев. Вот таким призрачным виденьем представилась нам любовь, и мы боялись идти дальше, чтобы не обнаружить, что это всего-навсего мираж, галлюцинация, порожденная силой нашего же воспаленного воображения. Слишком силен был страх найти вместо цветущего оазиса мертвую сушь.

Но вот наконец мы... правда, теперь, когда Джеймс так без­жизненно лежит в больничной палате, я могу говорить только за себя... Но вот наконец я оказалась в этом райском саду и убе­дилась, что он не обернулся пустой иллюзией, а напоил меня своими ручьями – и вода эта была на вкус сладкой, без соли и горечи. Вблизи этот волшебный оазис был еще прекраснее, чем он представлялся издалека; его зелень не превратилась в тлен от того, что я прикоснулась к этим ветвям и листьям... Это было безудержное буйство зелени – густые заповедные чащи неизведанной страны, богатства которой разнообразны и неистощимы; и не было конца и края этим щедрым лесам, где щебечут пестрые певчие птицы, и не было преграды этим полноводным рекам, где снуют стаи серебристых рыб. Представить, что этот чудесный мир где-то кончается, было невозможно, потому что он устремлялся в объятия еще более бесконечного и неисчерпаемого моря.

Когда в тот вечер я пришла в больницу к Джеймсу, медсес­тра, курировавшая его палату, с гордостью повела меня к нему. «Наступило улучшение», – вот что она сказала. Я спросила, что это значит, и она объяснила, что, хотя он все еще без созна­ния, к нему начали возвращаться рефлексы. Чтобы я в этом убедилась, она поднесла зажженную лампу к его открытым невидящим глазам, и я заметила, как слабо дрогнули зрачки. Я почувствовала огромное оживляющее облегчение – его гла­за, мутные и потемневшие, оживали! Теперь и я почувствовала гордость – да, это произошло благодаря врачам и медсестрам, но это была и моя вера в чудо тоже! И тогда я сказала себе: «Теперь мне все равно – будем ли мы когда-нибудь еще так близ­ки, что его глаза будут отражаться в моих, а мои – в его. Только бы он выжил – пусть в них отражается все что угодно. Только бы он жил – я буду благодарна, даже если судьба заберет его у меня. Я знаю, судьба может это сделать, но я не верю, что это может сделать неверность». Конечно, говоря так, я обманывала себя – разве возможно вынести такое самоотречение?

Обычно я проводила у его кровати отведенные полчаса, но в тот день я смотрела не на него – его вид пугал меня, несмотря на вроде бы наступающее улучшение; я разгляды­вала плетение на своей корзинке. У меня уже давно не бы­ло сумочки – здесь их негде было купить, а всевозможные корзины продавались на каждом шагу. Эта новая корзинка, плетенная из тростника, – у нас таких не делали – на первый взгляд была обычного желто-коричневого цвета, но, при­глядевшись, я заметила, что высохшие тростинки отливают легким бледно-зеленым оттенком. Это крошечное открытие подействовало на меня самым удивительным образом: нежно-зеленый тон показался мне отзвуком, эхом той сочной зелени болот, где когда-то постукивал на ветру этот тростник. Я живо представила себе густые заросли камыша, и от того, как упорно сухой тростник помнил зелень живого растения, я вдруг ощу­тила надежду. Даже если Джеймс покинет этот мир, он будет жить для меня во всем, что меня окружает. Но теперь этого уже не должно случиться. Когда, прощаясь, я коснулась его руки, мне показалось, что от моего прикосновения она слабо, почти незаметно дрогнула в ответ.

(Суханова Е.Из материалов конкурса на лучший художественный перевод благотворительного фонда «Евразия» 2003 – 2 место)

3.1

Francis Brett Young (1884-1954)
Hic Jacet Arthurus Rex Quondam Rexque Futurus

Arthur is gone... Tristram in Careol
Sleeps, with a broken sword - and Yseult sleeps
Beside him, where the Westering waters roll
Over drowned Lyonesse to the outer deeps.

Lancelot is fallen... The ardent helms that shone
So knightly and the splintered lances rust
In the anonymous mould of Avalon:
Gawain and Gareth and Galahad - all are dust.

Where do the vanes and towers of Camelot
And tall Tintagel crumble? Where do those tragic
Lovers and their bright eyed ladies rot?
We cannot tell, for lost is Merlin's magic.

And Guinevere - Call her not back again
Lest she betray the loveliness time lent
A name that blends the rapture and the pain
Linked in the lonely nightingale's lament.

Nor pry too deeply, lest you should discover
The bower of Astolat a smokey hut
Of mud and wattle - find the knightliest lover
A braggart, and his lilymaid a slut.

And all that coloured tale a tapestry
Woven by poets. As the spider's skeins
Are spun of its own substance, so have they
Embroidered empty legend - What remains?

This: That when Rome fell, like a writhen oak
That age had sapped and cankered at the root,
Resistant, from her topmost bough there broke
The miracle of one unwithering shoot.

Which was the spirit of Britain - that certain men
Uncouth, untutored, of our island brood
Loved freedom better than their lives; and when
The tempest crashed around them, rose and stood

And charged into the storm's black heart, with sword
Lifted, or lance in rest, and rode there, helmed
With a strange majesty that the heathen horde
Remembered when all were overwhelmed;

And made of them a legend, to their chief,
Arthur, Ambrosius - no man knows his name -
Granting a gallantry beyond belief,
And to his knights imperishable fame.

They were so few... We know not in what manner
Or where they fell - whether they went
Riding into the dark under Christ's banner
Or died beneath the blood-red dragon of Gwent.

But this we know; that when the Saxon rout
Swept over them, the sun no longer shone
On Britain, and the last lights flickered out;
And men in darkness muttered: Arthur is gone..

3.2

Артура больше нет… И спит Тристан,
Обняв разбитый меч – Изольда спит
С ним рядом, где стремится в океан
Поток, которым Лионесс укрыт.

Мёртв Ланселот… Осела пыль времён,
И шлемов ярких медь – труха в гробах.
Героев упокоил Авалон:
Гавейн, Гарет и Галахад – все прах.

Где стен твоих обломки, Камелот?
Где гордый Тинтагель в руинах дремлет?
Где светлых дев останки червь грызёт?
То Мерлин знал, но он уж нам не внемлет.

И Гвиневеру больше не зови –
Не ставь на суд красу самой весны,
В чьё имя ноты боли и любви
Из песни соловьиной вплетены…

Не обернётся правда красотою,
И ты поймёшь, что паладин – не свят,
Элейн была девчонкою простою,
И грязной деревушкой – Астолат,

А весь тот славный мир – лишь гобелен,
Поэтом сотканный, что, как паук,
Нить выжав из себя, опутал тлен,
Украсив миф трудом искусных рук…

И всё там ложь? О нет! Могучий Рим
Сгнил на корню и свой закончил век,
Но чудо совершив, расцвёл над ним
Последний, жизнь вбирающий побег –

Британский дух. И горстка удальцов –
Простых и грубоватых, но из тех,
Кто за свободу умереть готов –
Надев отцом завещанный доспех,

Меч обнажив, с копьём наперевес
Средь бури чёрной подняла свой стяг,
Величьем осиянная с небес,
Перед которым преклонился враг

И сам сложил легенды, что гремели
По всей земле, хоть бой давно угас,
И кто героев вёл на самом деле –
Артур, Амброзий? – рок сокрыл от нас.

Их было мало… У какого трона
И как они ушли во мглу веков –
Окрасив кровью гвентского дракона
Или молитвой славя лик Христов?

Но знаем мы: когда топтал их прах
Саксонский сброд, померк небесный свет
Над островом британским, и в слезах
Шептал народ: «Артура больше нет…»

http://k-a-t-z.livejournal.com/57696.html

3.3 Артур ушел...

Артур ушел… Со сломанным клинком
Тристам уснул, напев его любимый
Закатных вод влачится быстряком
Над Лайонессом к сумрачным глубинам.

Мертв Ланселот… Врагам стоял заслоном,
Но шлем его, расколотый копьем
В могиле безымянной Авалона:
Гавейн и Галахэд – всё поросло быльём.

Где флюгера и башни Камелота?
Трагических любовников судьба?
Но яркоглазых дам гноит болото
И Мерлина утеряна волшба.

За имя Гвинивер - окончим торг, -
Само себя оно предаст иначе, -
В котором боль и чувственный восторг,
Смешались, будто в соловьином плаче.

Не любопытствуй, дабы не открыть,
Что Астолат в прокуренной лачуге
Жил как свинья – разнузданную прыть
В красавице, в любовнике – пьянчугу.

Прорехи в гобелене зачинить
Поэты постарались, при нехватке
Из собственного брюшка брали нить,
Легенду приукрасив – Что в остатке?

То: Что когда срубили римский дуб,
И от корней прервался слабый ток
Живицы, верхний сук, там был заруб,
Вдруг выпустил невысохший росток.

Но бритт ему поверил – неотесан,
И вот уже заволокло лазурь;
Казался он незыблемым утёсом,
Когда стоял спокойный среди бурь

И, заряжая штормовое сердце,
То меч вздымал, то вел вперед войска
Со странной властью, орды иноверцев
Вдруг понимали, что они в тисках;

Легендой стал тот храбрый государь,
Артур, Амброзиус – она молчит лукаво -
Отвагу нес, как некий божий дар,
И рыцари его покрыты славой.

Их мало… Но в значении двояком
Те рыцари сражались испокон -
Они погибли под Христовым стягом,
А может, их испепелил дракон.

Мы знаем, в ночь, когда бежали саксы,
Был мрак столь осязаемо тяжел,
Что звезды расплывались, словно кляксы;
И шепот в темноте: Артур ушел…

http://stihi.ru/2004/02/28-578

4.1

Metaphor is for most people a device of the poetic imagination and the rhetorical flourish – a matter of extraordinary rather than ordinary language. Moreover, metaphor is typically viewed as characteristic of language alone, a matter of words rather than thought or action. For this reason, most people think they can get along perfectly well without metaphor. We have found, on the contrary, that metaphor is pervasive in everyday life, not just in language but in thought and action. Our ordinary conceptual system, in terms of which we both think and act, is fundamentally metaphorical in nature.

The concepts that govern our thought are not just matters of the intellect. They also govern our everyday functioning, down to the most mundane details. Our concepts structure what we perceive, how we get around in the world, and how we relate to other people. Our conceptual system thus plays a central role in defining our everyday realities. If we are right in suggesting that our conceptual system is largely metaphorical, then the way we think, what we experience, and what we do every day is very much a matter of metaphor.

But our conceptual system is not something we are normally aware of. In most of the little things we do every day, we simply think and act more or less automatically along certain lines. Just what these lines are is by no means obvious. One way to find out is by looking at language. Since communication is based on the same conceptual system that we use in thinking and acting, language is an important source of evidence for what that system is like.

Metaphors We Live By Lakoff, G.&.Johnson

http://uztranslations.net.ru/?category=linguistics&altname=Cognitive_Linguistics_Metaphors_We_Live_By

4.2

Для большинства людей метафора – это поэтическое и риторическое выразительное средство, принадлежащее скорее к необычному языку, чем к сфере повседневного обыденного общения. Более того, метафора обычно рассматривается исключительно как принадлежность естественного языка – то, что относится к сфере слов, но не к сфере мышления или действия. Именно поэтому большинство людей полагает, что они превосходно могут обойтись в жизни и без метафор. В противоположность расхожей точке зрения мы утверждаем, что метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути.

Понятия, управляющие нашим мышлением, вовсе не замыкаются в сфере интеллекта. Они управляют также нашей повседневной деятельностью, включая самые обыденные, земные ее детали. Наши понятия упорядочивают воспринимаемую нами реальность, способы нашего поведения в мире и наши контакты с людьми. Наша понятийная система играет, таким образом, центральную роль в определении повседневной реальности. И если мы правы в своем предположении, что наша понятийная система носит преимущественно метафорический характера, тогда наше мышление, повседневный опыт и поведение в значительной степени обусловливаются метафорой.

Однако понятийная система отнюдь не всегда осознается нами. В повседневной деятельности мы чаще всего думаем и действуем более или менее автоматически, в соответствии с определенными схемами. Что представляют собой эти схемы, для нас совсем не очевидно. Один из способов их выявления состоит в обращении к естественному языку. Поскольку естественноязыковое общение базируется на той же понятийной системе, которую мы используем в мышлении и деятельности, язык выступает как важный источник данных о том, что эта система понятий собой представляет.

Джордж Лакофф, Марк Джонсон, "Метафоры, которыми мы живем"

http://uchcom.botik.ru/IHPCS/MET/WebLibrary/Lakoff/Metaphors-We-Live-By.win.html

5.1

My fellow citizens:

I stand here today humbled by the task before us, grateful for the trust you have bestowed, mindful of the sacrifices borne by our ancestors. I thank President Bush for his service to our nation, as well as the generosity and co-operation he has shown throughout this transition.

Forty-four Americans have now taken the presidential oath. The words have been spoken during rising tides of prosperity and the still waters of peace. Yet, every so often the oath is taken amidst gathering clouds and raging storms.

At these moments, America has carried on not simply because of the skill or vision of those in high office, but because we, the people, have remained faithful to the ideals of our forbears, and true to our founding documents.

So it has been. So it must be with this generation of Americans.

Serious challenges

That we are in the midst of crisis is now well understood. Our nation is at war, against a far-reaching network of violence and hatred. Our economy is badly weakened, a consequence of greed and irresponsibility on the part of some, but also our collective failure to make hard choices and prepare the nation for a new age. Homes have been lost; jobs shed; businesses shuttered. Our healthcare is too costly; our schools fail too many; and each day brings further evidence that the ways we use energy strengthen our adversaries and threaten our planet.

These are the indicators of crisis, subject to data and statistics. Less measurable but no less profound is a sapping of confidence across our land – a nagging fear that America's decline is inevitable, that the next generation must lower its sights.

Today I say to you that the challenges we face are real. They are serious and they are many. They will not be met easily or in a short span of time. But know this, America – they will be met.

On this day, we gather because we have chosen hope over fear, unity of purpose over conflict and discord.

On this day, we come to proclaim an end to the petty grievances and false promises, the recriminations and worn-out dogmas, that for far too long have strangled our politics.

Nation of 'risk-takers'

We remain a young nation, but in the words of scripture, the time has come to set aside childish things. The time has come to reaffirm our enduring spirit; to choose our better history; to carry forward that precious gift, that noble idea, passed on from generation to generation: the God-given promise that all are equal, all are free, and all deserve a chance to pursue their full measure of happiness.

In reaffirming the greatness of our nation, we understand that greatness is never a given. It must be earned. Our journey has never been one of short-cuts or settling for less. It has not been the path for the faint-hearted – for those who prefer leisure over work, or seek only the pleasures of riches and fame. Rather, it has been the risk-takers, the doers, the makers of things – some celebrated but more often men and women obscure in their labour, who have carried us up the long, rugged path towards prosperity and freedom.

For us, they packed up their few worldly possessions and travelled across oceans in search of a new life.

For us, they toiled in sweatshops and settled the West; endured the lash of the whip and ploughed the hard earth.

For us, they fought and died, in places like Concord and Gettysburg; Normandy and Khe Sahn.

(http://news.bbc.co.uk/2/hi/americas/obama_inauguration/7840646.stm)

5.2

Дорогие сограждане!

Я стою перед вами сегодня, полностью сознавая грандиозность стоящих перед нами задач, испытывая глубокую признательность за оказанное мне доверие и вспоминая жертвы, которые принесли наши предки. Я благодарен президенту Буша за его служение нашей стране, а также за его великодушие и сотрудничество на протяжении всего периода передачи власти.

Сорока четырем американцам выпала честь принести президентскую присягу. Ее слова звучали в периоды растущего процветания и мирного затишья. Но были времена, когда присяга звучала во времена сгущающихся туч и бушующих бурь. В эти моменты Америка продолжала двигаться вперед не только благодаря таланту или видению тех, кто занимал высшие посты, но и потому что «Мы, Народ Соединенных Штатов», хранили верность идеалам своих предшественников и составленных ими основополагающих документов.

Так было до сих пор. И так должно быть в нынешнем поколении американцев.

Тот факт, что мы переживаем кризис, хорошо понимают сегодня все. Наша страна находится в состоянии войны против широкой сети насилия и ненависти. Наша экономика серьезно ослаблена вследствие алчности и безответственности отдельных лиц, но также из-за нашей общей неспособности сделать трудный выбор и подготовить народ к новым временам. Потеряно жилье, сокращены рабочие места, закрыты предприятия. Наше здравоохранение обходится слишком дорого, наши школы часто не справляются со своей задачей, и каждый день приносит новые подтверждения, что наши способы пользования энергией укрепляют наших врагов и угрожают нашей планете.

Все это признаки кризиса, подтвержденные фактами и статистикой. Труднее измерить ослабление уверенности по всей стране, жителей которых снедает гнетущая тревога того, что упадок Америки неизбежен, и что следующее поколение должно снизить свои ожидания.

Я говорю вам сегодня: стоящие перед нами вызовы – реальны. Они серьезны, и их много. Их не удастся решить легко за короткий период времени. Но я хочу, чтобы Америка знала – мы с ними справимся.
В это день мы собрались потому, что предпочли страху надежду, а единство целей – конфликту и раздору.

В этот день мы пришли, чтобы провозгласить конец мелочным обидам и фальшивым обещаниям, взаимным обвинениям и устаревшим догмам, которые слишком долго душили нашу политику.

Мы остаемся молодой страной, однако, как сказано в Писании, настало время избавиться от инфантильности. Пришло время вновь подтвердить стойкость нашего духа, сделать выбор в пользу лучшего будущего, привнести в него тот бесценный дар, ту благородную идею, которую мы передавали из поколения в поколение: завет Всевышнего, что все мы равны, все мы свободны, и все заслуживаем права на стремление к счастью.

Подтверждая величие нашей страны, мы понимаем, что величие не дается даром. Его необходимо добиваться. На нашем пути мы никогда не искали легкого выхода и не довольствовались малым. Этот путь был не для слабых духом – тех, кто предпочитал труду праздность и удовольствия, связанные с богатством и славой. Это был путь для тех, кто готов рисковать и действовать, кто умел делать дело. Некоторые из них получили признание, но чаще эти мужчины и женщины трудились в безвестности. Однако благодаря им мы с честь прошли долгий путь к процветанию и свободе.
Ради нас они собрали свои нехитрые пожитки, и пересеки океан в поисках новой жизни.

Ради нас они трудились в потогонных цехах и осваивали Запад, выносили удары кнута и пахали целинные земли.

Ради нас они сражались и погибали в Конкорде и Геттисберге, в Нормандии и Кхесане.

(http://www.voanews.com/russian/2009-01-20-voa36.cfm)

6.1

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: