Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Максималистская» концепция языка




 

Одним из крупнейших теоретиков когнитивного направления в лингвистике по праву считается Рональд Лангакер, который с 1976 г. разрабатывает теорию, первоначально называвшуюся про- странственной грамматикой (space grammar), а позже переимено- ванную в когнитивную грамматику 1. Ее содержание отражено в многочисленных авторских публикациях2, из которых программ- ным произведением считаются «Основы когнитивной граммати- ки» в двух томах [Langacker 1987a, 1991b]. На русский язык были переведены две его статьи [Лангаккер 1997; Лангакер 1998]; име- ется также научно-аналитический обзор [Лангаккер 1992].

В типичной для когнитивистов манере Р. Лангакер формули- рует принципы когнитивной грамматики, отталкиваясь от тех фундаментальных положений генеративной теории, с которыми он принципиально не согласен. Таковыми являются, прежде все- го, утверждения об автономности языковой системы, независи- мости грамматики от лексики и возможности описания значения при помощи аппарата формальной логики. В позиции Лангакера по этим вопросам четко прослеживается общая для всей когни- тивной лингвистики платформа [Langacker 1991a: 1]:

1) язык не обладает самодостаточностью и не может быть опи- сан без учета когнитивных процессов;

 

1 Термин грамматика здесь следует понимать расширительно, в смысле ‘теория языка’.

2 См. также популярное изложение концепции Лангакера в [Taylor 2002].


 

2) грамматические структуры не следует рассматривать в ка- честве отдельной, независимой формальной системы, так как лексика, морфология и синтаксис представляют собой единый континуум символьных единиц, не подразделяю- щийся естественным образом на составные части;

3) основанная на условиях истинности формальная семантика не способна адекватно описывать значения языковых вы- ражений.

 

Как известно, один из вариантов генеративной грамматики Хомского называется «минималистская теория». Обыгрывая это название, Лангакер характеризует свою концепцию как максима- листскую, поскольку в ней отрицаются центральные принципы генеративизма, а именно [Langacker 1988b: 127–129]:

· экономия (учет возможно большего объема данных при по- мощи возможно меньшего числа правил);

· порождаемость (взгляд на грамматику как на совокупность правил, подробно и эксплицитно описывающих процесс по- рождения и дающих «на выходе» строго определенное множе- ство высказываний);

· редукционизм (исключение из описания всех тех структур, которые могут быть порождены с помощью грамматических правил);

· нисходящая организация порождения языковых выражений. Этим догматам генеративной теории Лангакер противопо- ставляет свой собственный взгляд на язык. В его понимании язы- ковая система представляет собой обширный и в значительной степени избыточный массив единиц, не поддающийся алгорит- мическому исчислению. Под «единицей» автор понимает некую в совершенстве освоенную структуру — «когнитивный шаблон» (cognitive routine), которым говорящий может оперировать как еди- ным целым, не задумываясь о его композиционных особенностях. Единицы могут быть сколь угодно сложными, а степень их регу- лярности варьирует в широком диапазоне — от весьма общих до частных и даже единичных случаев. Порождение языковых вы-

ражений строится по восходящему принципу [там же: 131–132]. Свою концепцию языка Лангакер обосновывает соображе-

ниями психологической достоверности: подобно всем когнити- вистам, он стремится прежде всего к тому, чтобы его теория со- гласовывалась с эмпирическими данными о мышлении и мозге. Именно на этом основании он отвергает генеративные грамма- тики, главное достоинство которых — логичность и строгая по-


 

следовательность — являются, по его словам, следствием искаже- ния и обеднения содержательной стороны [Langacker 1988a: 13]. Когнитивная грамматика задумана автором как средство описания психологических структур, составляющих языковую способность человека, т. е. его способность овладевать языковым узусом. Неслучайно он называет свою когнитивную грамматику «моделью, основанной на употреблении языка» (a usage-based model of language structure) [Langacker 1988b: 130–131].

Мысль о том, что знания о языке в мозгу человека представле- ны в избыточном виде, Лангакер подкрепляет следующими дово- дами. Во-первых, маловероятно, чтобы носитель языка хранил в памяти исключительно «исходные» словоформы, а при необхо- димости употребить любую другую форму парадигмы всякий раз осуществлял бы операцию ее «вычисления» в соответствии с пра- вилом. Например, желая упомянуть про собак (во множественном числе), он извлекал бы из памяти лемму dog и применял правило: dog + -s ® dogs. С когнитивной точки зрения, гораздо более прав-доподобно предположить, что в сознании носителя языка, по крайней мере, некоторые, высокочастотные, словоформы имеют статус самостоятельных единиц (заметим, что речь здесь идет, разумеется, о регулярных словоформах, так как нерегулярные обладают таким статусом даже в генеративных теориях).

Другой аргумент Лангакера в пользу самостоятельности высоко- частотных неисходных словоформ связан с процессом усвоения языка. Автор утверждает, что формы множественного числа суще- ствительных типа dogs (‘собаки’), trees (‘деревья’), обозначающих распространенные, часто встречающиеся в повседневной жизни объекты, входят в сознание ребенка еще до того, как он узнает мо- дель, по которой они образуются, и было бы странно, если бы позд- нейшее осознание этой модели влекло за собой их вытеснение из памяти и переход к режиму вычисления по правилу. Более есте- ственно предположить, что в сознании носителей языка сосуще- ствуют разные способы представления языковых структур: в рас- сматриваемом примере таковыми являются форма dogs как самостоятельная единица и модель образования этой регулярной словоформы из исходной формы dog. Само собой разумеется, что набор языковых форм и выражений, имеющих статус самостоятель- ных единиц, различен у разных людей и даже у одного и того же человека меняется на протяжении его жизни [там же: 129–133].

Заметим, что данные рассуждения Лангакера имеют достаточ- но солидную традицию, связанную с обсуждением актуальных для современной психолингвистики, психологии и когнитивной


 

науки вопросов усвоения, хранения и использования знаний о языке. В каком виде в мозгу говорящего «записаны» знания о мор- фологии языка, его словообразовании, лексике? Хранятся ли отдельные словоформы, морфемно членимые слова, значения многозначного слова в «штучном» виде или всякий раз склады- ваются и раскладываются «по кирпичикам» в соответствии с пра- вилами?

Разумно предположить, что существует некий баланс между объемом языкового материала, который человек «держит в голове» в готовом виде, и объемом языкового материала, который он кон- струирует непосредственно в процессе порождения или понимания текста. По здравому замечанию Е. В. Рахилиной, реальный гово- рящий не может ни слишком много помнить, ни слишком много конструировать «на ходу». В первом случае он будет похож на человека, который говорит с помощью одних только готовых кли- ше и не может составить никакого нового текста. В случае второй крайности говорящий уподобляется человеку, который каждый раз возвращается к себе домой с работы, пользуясь картой, ком- пасом и схемой маршрута, что ненормально: путь, проделанный многократно, не может не храниться в памяти целиком, и обычно человек обращается именно к этому целостному образу, а не к правилам его построения [Рахилина 2000: 266–267].

В терминах Б. М. Гаспарова речь идет о соотношении между репродуктивной и операционной стратегиями воспроизведения языковых единиц. Репродуктивная стратегия состоит в том, что- бы запомнить некоторое число единиц, каждую в отдельности, и затем по мере надобности воспроизводить их в речи, непосред- ственно извлекая из памяти. Операционная стратегия — это стра- тегия, при которой требующийся конкретный материал языка развертывается по определенным правилам из компактного, мно- гократно свернутого абстрактного отображения этого материала (в формальных правилах, синтаксических деревьях и пр.) [Гаспаров 1996: 57].

По мнению автора, говорящие прибегают к обеим стратегиям, но в разных случаях предпочтительной оказывается либо одна, либо другая. Когда нужно использовать высокочастотные языко- вые формы, они, скорее всего, не строятся всякий раз заново по правилам, а воспроизводятся в готовом виде. Если человек на протяжении своей жизни огромное число раз «пускал в ход» свое знание той или иной формы (употреблял сам, воспринимал устно или на письме, вспоминал, проговаривал про себя), ее прямое воспроизведение не требует от него никаких дополнительных


 

оперативных усилий, а следовательно, репродуктивная стратегия оказывается более выгодной. С другой стороны, чем меньше ча- стотность употребления какой-либо языковой единицы, тем более предпочтительной оказывается операционная стратегия. Как за- мечает автор, операционная стратегия присутствует на заднем плане нашей языковой деятельности, в качестве некоего фона, всегда готового вступить в действие, как только в нем возникает нужда [там же: 59–61].

Основной смысл рассуждений Гаспарова сводится к отрицанию кажущихся преимуществ операционной стратегии. Системная модель, стремящаяся к созданию непротиворечиво упорядоченной картины предмета, на поверку оказывается значительно менее экономным способом обращения с языком, чем это представля- лось на первый взгляд, и дело здесь не только в ее высокой слож- ности. Решающим фактором в пользу репродуктивной стратегии является употребление одного и того же языкового материала в процессе долговременного пользования языком, ср.: «Языковое существование не есть однократный экзамен на овладение язы- ковым материалом» [там же: 58–59].

Мысль о приоритете целостного восприятия и целостного хра- нения, а также целостного извлечения из памяти готовых единиц номинации подтверждается эмпирически, ср. следующее выска- зывание П. Ладефогеда: «Данные из нейрофизиологии и психоло- гии свидетельствуют о том, что вместо того, чтобы иметь в запасе небольшое количество исходных единиц (primitives) и организовы- вать их далее в соответствии с большим количеством разных пра- вил, мы запасаемся большим количеством комплексных единиц, с которыми мы манипулируем с помощью небольшого числа про- стейших операций» (цит. по: [Человеческий фактор 1991: 136]).

 

 

Типы единиц

 

Стремление к психологической достоверности обязывает Лангакера строить свою модель так, чтобы она отражала те струк- туры и способности, которые составляют языковое знание гово- рящего. Автор утверждает, что это знание носит процедурный, а не декларативный характер. «Внутренняя грамматика» пред- ставляет собой структурированный1 инвентарь общепринятых

 

1 Инвентарь является структурированным в том смысле, что некоторые его единицы могут выступать составными частями других единиц [Langacker 1991a: 116].


 

языковых единиц (structured inventory of conventional linguistic units), причем единицы различаются по своей внутренней сложности.

Процесс построения языковых структур говорящим видится Лангакеру как последовательная сборка из ресурсов инвентаря все более сложных структур, в соответствии со схематическими шаблонами, также входящими в инвентарь. Результат такой сбор- ки обычно расходится, а иногда и явно противоречит тому, что могло бы быть «вычислено» исходя из собственно содержания языковых единиц, ибо говорящий в процессе построения речевых структур руководствуется не только языковой конвенцией, но и пониманием контекста, коммуникативными целями, фоновыми знаниями и т. д. Соответственно, автор характеризует свою ког- нитивную грамматику как непорождающую и некомпозициональ- ную [Langacker 1991a: 15–16].

Лангакер постулирует три типа единиц: семантические, фо- нологические и символьные1. Символьные единицы являются биполярными: они выражают связь между семантической еди- ницей (семантический полюс) и фонологической единицей (фо- нологический полюс) и схематически представляются в виде: [[SEM]/[PHON]]. Например, слово pencil (‘карандаш’) в нотации Лангакера имеет вид [[PENCIL]/[pencil]], где прописными бук- вами обозначена семантическая сторона данного слова, а строч- ными — фонологическая (в орфографическом представлении) [там же].

В понимании Лангакера не только лексикон, но и грамматика характеризуются символичностью, образностью2. Употребляя то или иное слово, морфему или грамматическую конструкцию, говорящий тем самым выбирает определенный способ выражения понятийного содержания. Разные языки предоставляют разный набор способов выражения одного и того же содержания (средств создания образности), причем эти различия достигаются как за счет лексикона, так и грамматики.

По существу, эти замечания не содержат в себе ничего ориги- нального, так как именно на данном феномене задолго до Лангакера и когнитивистов было сосредоточено внимание выдающихся

1 Употребляя словосочетание символьная единица, Лангакер имеет в виду, что данные единицы выражают («символизируют») понятийное содержание в соответ- ствии с определенным образом (image), который говорящий выбирает исходя из своих коммуникативных задач [Langacker 1991a: 12].

2 Под образностью здесь и далее Лангакер понимает не образные средства языка, а способность говорящего «изображать» одну и ту же ситуацию альтернативными способами [Langacker 1988c: 63].


 

представителей менталистской традиции в американской линг- вистике — Э. Сепира и Б. Л. Уорфа. Однако они значимы в кон- тексте противостояния генеративного и когнитивного направле- ний: утверждение о биполярности грамматических единиц подчеркивает неразрывную связь грамматики с фонологией, лек- сикой и семантикой и тем самым резко контрастирует с традици- онным для генеративизма рассмотрением ее как автономной формальной системы.

Новизна подхода Лангакера обнаруживается в объединении лексических и грамматических единиц в один класс, вытекающем из его нежелания проводить традиционную границу между сло- варем и грамматикой1. В его представлении, лексика, морфология и синтаксис образуют единый континуум, не распадающийся естественным образом на непересекающиеся классы, хотя и де- монстрирующий большое разнообразие в том, что касается уров- ня обобщенности, структурной сложности, закрепленности, ре- гулярности и продуктивности символьных единиц. В процессе коммуникации говорящий движется от семантического полюса к фонологическому, а адресат — в противоположном направлении, но оба они неизбежно имеют дело с биполярным использованием языка [Langacker 1988a: 11–14].

В нотации Лангакера существительное изображается как [[THING]/[X]], а глагол — как [[PROCESS]/[Y]], где [THING]

и [PROCESS] — абстрактные понятия, а [X] и [Y]2— схематиче- ские фонемные структуры. В когнитивной грамматике Лангакера нет традиционных правил и синтаксических деревьев — есть только модели сборки более сложных символических единиц из более простых. Правилу или конструкции соответствует сим- вольная единица, которая является одновременно сложной и схематической. Например, морфологическое правило образова- ния отглагольного существительного со значением агентивности (того, кто / что выполняет действие) — типа teacher (‘учитель’), helper (‘помощник’), hiker (‘турист’) и т. д. — представлено так называемой «схемой построения» (constructional schema) [[[PROCESS]/[Y]]–[[ER]/[-er]]], параллельной внутренней структуре соответствующих слов, ср.: [[[TEACH]/[teach]]–[[ER]/ [-er]]] (рис. 7).

 

1 Это решение мотивируется известной размытостью границы между лексикой и грамматикой, невозможностью их четкого разделения (подробнее см., напр., [Стеблин- Каменский 1974; Лайонз 1978: 460–463]).

2 Все элементы, заключенные в квадратные скобки, обладают статусом языковых единиц.


 


PROCESS Y


ER

-er


 

 


TALK

talk


ER

-er


 

Рис. 7. Схема построения и ее реализация [Langacker 1988a: 24]

 

Схемы построения и их реализации представляют собой раз- личные аспекты знания языка; и те, и другие, будучи наделены статусом самостоятельных единиц, могут входить во «внутреннюю грамматику», которую и пытается моделировать Лангакер. По отношению к языковым выражениям схема построения выпол- няет функцию категоризации: она описывает минимальные ус- ловия, которым должно удовлетворять выражение, для того что- бы считаться реализацией данной схемы.

Схемы построения могут включаться одна в другую, тем самым образуя схемы более высокого уровня сложности. Так, в резуль- тате объединения схемы на рис. 7 со схемой существительного [[THING]/[X]] получается схема построения [[[THING]/[X]]– [[PROCESS]/[Y]]–[[ER]/[-er]]], по которой регулярно образуют- ся сочетания типа pencil sharpener (‘точилка для карандашей’), mountain climber (‘скалолаз’), lawn mower (‘газонокосилка’) и пр. (рис. 8).

 

 

       
     
  THING     PROCESS   ER    
X Y -er  
           
         
             
             
    SHARPEN ER sharpen -er    
PENCIL pencil  
   
   
                             

 

 

Рис. 8. Включение одной схемы построения в другую [Langacker 1988a: 25]

 


 

Взгляд на грамматику как на массив символьных единиц (а не автономный уровень языковой структуры) позволяет Лангакеру сформулировать достаточно жесткие (возможно, даже более жесткие, чем в алгоритмических моделях) ограничения на допу- стимые единицы. Автор исходит из наличия у человека двух фундаментальных когнитивных способностей, а именно схема- тизации (способности выделять общее, поднимаясь над частными отличиями) и категоризации (способности сравнивать новый опыт с имеющимся образцом). Как следствие, его когнитивная грам- матика содержит единицы следующих трех типов (и только их!):

1) конкретные («реальные») семантические, фонологические и символьные единицы, например [BALLOON]/[balloon];

2) схематические структуры для конкретных единиц соответственно: [THING]/[X];

3) отношения категоризации, связывающие схематические структуры и конкретные единицы: [[THING]/[X] ® [BALLOON]/[balloon]].

Ограничение на типы единиц Лангакер объясняет требовани- ем содержания (content requirement), тем самым подчеркивая, что из когнитивной грамматики исключены характерные атрибуты генеративного синтаксиса — признаки без содержания (contentless features), синтаксические «пустышки» (dummies), деревья зависи- мостей и пр. [Langacker 1991a: 18–19; 295–296].

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных