Схемы и их свойства

Из всего множества свойств и отношений, которые могут вы- ражаться элементами закрытых классов, Талми особенно инте- ресуют особенности языковой концептуализации пространства. Автор обращает внимание на то, что представление пространст- венных отношений в языке всегда носит схематический характер: грамматическая единица неизбежно «высвечивает» лишь отдель- ные стороны обозначаемой сцены, игнорируя все остальные (при этом «неучтенные» аспекты могут варьировать в широком диапа- зоне, никак не ограничивая возможность применения данной единицы). Можно сказать, что каждый грамматический элемент с пространственной семантикой задает некоторую схему (schema), которая приложима к целому семейству конфигураций, обладаю- щих общими свойствами [Talmy 1983: 258].

Схемам присущи следующие характеристики [там же: 258–264]:

1) идеализация,

2) абстракция,

3) языковая топология.

Суть идеализации состоит в том, что употребление граммати- ческого элемента для описания сцены всегда сопряжено с «вы- свечиванием» каких-то отдельных свойств объекта, существенных для данной схемы. Так, для схем, задаваемых английскими пред- логами from и near, важно, чтобы соответствующие предметы были приблизительно равны по трем измерениям и, следовательно, могли быть осмыслены в виде точки. При этом «масштаб» ситуа- ции не играет никакой роли, ср.:

A pelican 20 feet from the boulder (‘Пеликан в двадцати футах от ва- луна’),

An asteroid near the planet (‘Астероид около планеты’).

Аналогичным образом, предлог along (‘вдоль’) может употре- бляться по отношению к любому предмету, у которого одна из сторон гораздо длиннее, чем две другие (например, карандаш, небоскреб и пр.); сам предмет при этом концептуализируется как линия.

Абстракция — это оборотная сторона идеализации: если идеа- лизация связана с выявлением у объекта очертаний, соответст- вующих данной схеме, то абстракция означает отвлечение от всех остальных его свойств. В качестве примера можно привести схе- му предлога across (‘через, поперек’), которая, хотя и предъявляет к объекту целый ряд требований, не содержит ограничений на тип поверхности (суша или вода) и на наличие / отсутствие боковых границ (рис. 28).

Итак, схемы определенным образом идеализируют объект,

«замечая» в нем лишь основные геометрические очертания (точ- ки, линии, плоскости и пр.) и игнорируя важные физические характеристики. Более того, для схем обычно несущественны и конкретные контуры, углы и расстояния между составляющими их точками, линиями и плоскостями, т. е. параметры, присущие метрическому пространству, классической геометрии Эвклида. Для выражения этих характеристик в языках мира используются преимущественно лексические единицы, ср.: square (‘квадрат- ный’), straight (‘прямой’), equal (‘равный’), числительные и пр. Грамматические же элементы структурируют пространство ина- че — с точки зрения его топологических свойств. Они описывают пространство в терминах относительных, качественных, прибли- зительных — а не абсолютных, количественных и точных [Talmy 1983: 262; Талми 1999, № 1: 96–100].

Таким образом, можно сказать, что грамматические элементы выражают скорее понятия, связанные с топологическим простран- ством1, — пространством, из которого изъяты мера и система координат, но в котором сохраняются отношения соседства, вклю-

1 «Топологическое пространство — основной объект изучения топологии. Понятие топологического пространства можно рассматривать как обобщение понятия гео- метрической фигуры, в котором мы отвлекаемся от свойств наподобие размера или точного положения частей фигуры в пространстве, и сосредотачиваемся только на взаимном расположении частей. Топологические пространства возникают естест- венно почти во всех разделах математики» [Топологическое пространство].

a. across the river b. across the tennis court

c. *across the pier

d.?across the swimming pool

e. across the lake

Рис. 28. Across [Talmy 1983: 260]

ченности / исключенности, прерывности / непрерывности1. Здесь уместно вспомнить упоминавшуюся в предыдущей главе ней- тральность грамматических элементов по отношению к абсолют- ной / измеренной величине (расстояния, размера и т. д.), форме / контуру линии и объему. В частности, масштаб ситуации не влия- ет на выбор предлога, ср.:

The lamp stood in the box (‘Лампа стояла в коробке’) vs. The building stood in the valley (‘Здание стояло в долине’).

The ant crawled across my palm (букв. ‘Муравей полз через мою ладонь’) vs. The bus drove across the country (‘Автобус ехал через <всю> страну’).

Комментируя подобные факты, Талми отмечает, что топологию часто называют «геометрией резинового листа» (rubber-sheet ge- ometry), который может быть растянут до требуемого размера. «На

1 Согласно психологам, топологическое пространство ранее всего приобретается ребенком и на протяжении всей жизни служит основой для восприятия реальности. Ж. Пиаже, правда, утверждал, что по мере развития человека топологическое про- странство все более вытесняется евклидовым, однако современные исследователи склоняются к тому, что этот процесс не носит всеобъемлющего характера и в созна- нии человека сосуществуют различные формы восприятия пространства [Копосов 2001: 36–43]. Субъективные особенности представлений человека об окружающей пространственной среде и их степень соответствия реальной топографии местности имеют значение не только для когнитивных исследований, но и для прикладных задач в области архитектуры, градостроительства, дизайна и пр. (см., напр., [Линч 1982] и публикации лаборатории Space Syntax Group на http://www.spacesyntax.org).

первый взгляд, несложно иметь в языке две грамматические фор- мы или более, которые относятся к одной и той же геометрической схеме, но различаются между собой отнесенностью к разным участкам на шкале величины: например, одну форму со значени- ем ‘в’ для емкостей размером с полчашки, а другую — со значе- нием ‘в’ для емкостей размером с океан. Но что примечательно: за вычетом немногих спорных исключений, кажется, что языки избегают подобных разграничений в подсистемах закрытых клас- сов» [Талми 1999, № 1: 101–102].

Языковая топология не вполне совпадает с топологией мате- матической. Например, английский предлог in (‘в’) нейтрален по отношению к закрытости (замкнутости) вместилища, ср.: in the bowl (‘в миске’) vs. in the ball (‘в шаре’). Для его употребления так- же несущественно, является ли поверхность вместилища сплош- ной, ср.: in the bell-jar (‘в стеклянном сосуде’) vs. in the birdcage (‘в птичьей клетке’). Эти параметры игнорируются топологиче- ской системой языка, но для математической топологии они яв- ляются значимыми [там же: 102].

Выбор схемы

Само собой разумеется, что один и тот же объект может участ- вовать в различных пространственных конфигурациях и, следова- тельно, подвергаться разным схематизациям. К примеру, коробка может «иметь» тарелку на ней, мяч в ней и куклу в 5 метрах от нее. Схема, задаваемая предлогом на, требует, чтобы коробка имела горизонтальную верхнюю поверхность, но для нее несущественно, есть ли внутри полое пространство. Для предлога в, напротив, пер- вое свойство не имеет значения, а наличие полости является опре- деляющим. Для отношения удаленности, выражаемого предлогом от, обе эти характеристики не играют никакой роли, зато важно, чтобы объект представлял собой целостный предмет, который мож- но концептуализировать в виде точки [Talmy 1983: 264–265].

Более интересно то, что к одной и той же пространственной конфигурации бывают приложимы разные схемы, дающие, соот- ветственно, различные образы одной и той же ситуации. В анг- лийском языке подобная альтернативная схематизация возможна, например, при описании движения человека через поле, на кото- ром растет пшеница, ср. [там же: 265]:

A man went across the wheatfield vs. A man went through the wheatfield, –

где предлоги across и through налагают каждый свою схему. Первый акцентирует тот факт, что человек пересекал участок горизон- тальной поверхности от одного края до другого, но игнорирует среду, в которой это движение осуществлялось (пшеничные ко- лосья). Второй, напротив, подчеркивает среду, но оставляет в тени горизонтальность и ограниченность поверхности.

Другие примеры альтернативной схематизации ситуации вклю- чают следующие пары предложений [там же: 266]:

Get this bicycle out of the driveway! (‘Убери этот велосипед с дороги’) vs. Get that bicycle out of the driveway! (‘Убери тот велосипед с доро- ги’) — в соответствии с тем, как говорящий мысленно расчленяет сцену;

The cabbage in the bin is all turning brown (‘Вся капуста в ящике на- чала гнить’) vs. The cabbages in the bin are all turning brown (‘Все кочаны капусты в ящике начали гнить’) — в зависимости от того, осмысля- ется капуста в ящике как масса или как совокупность дискретных предметов.

Во всех рассмотренных выше примерах именно говорящий выбирает конкретную схему из диапазона возможных. Однако, по мнению Талми, в некоторых случаях выбор между потенци- альными альтернативами уже сделан и закреплен языком. Примером могут служить отдельные непоследовательности в язы- ковой концептуализации схожих пространственных конфигура- ций: так, в английском языке автомобиль осмысляется как вме- стилище (in / into / out of the car), а автобус — как платформа (on / onto /off of the bus). Этому факту есть историческое объяснение, так как первоначально перемещение осуществлялось в открытых каретах и дилижансах. Кроме того, как замечает Талми, в отличие от легкового автомобиля, по салону автобуса можно ходить, и это, предположительно, подкрепляет использование схемы, акценти- рующей горизонтальную поверхность, а не внутренний объем. С другой стороны, в немецком языке и легковые автомобили, и автобусы концептуализируются как вместилища. Это дает ав- тору основание утверждать, что язык обладает способностью на- вязывать своим носителям определенный способ осмысления объекта, одну схему, а не другую [там же: 266–267].

Обратимся теперь к тому, как множество потенциальных про- странственных конфигураций «покрывается» схемами граммати- ческих элементов в конкретном языке. Согласно традиционным представлениям, эти схемы должны обладать высокой степенью

смежности (не оставлять зазоров между собой), не пересекаться (т. е. находиться в отношениях взаимного исключения) и быть приблизительно равными по объемам тех семантических областей, которые ими «охватываются». Однако такая идеальная картина далека от действительности [там же: 276].

Прежде всего, в языке нет «континуума схем», где каждая от- личалась бы от соседних лишь по одному параметру: на самом деле, каждая схема отличается от любой другой одновременно целым набором характеристик. Вследствие этого говорящий не всегда имеет в своем распоряжении «стопроцентно подходящую» схему, высвечивающую ровно те аспекты ситуации, которые он хочет подчеркнуть. Нередко ему приходится выбирать между бо- лее общей схемой, отражающей меньше характеристик описы- ваемой сцены, чем он хочет выразить (underspecific schema), и из- лишне детализированной схемой, содержащей такие подробности, которые отсутствуют в его мысленном образе (overspecific schema) [там же: 269].

Поясним сказанное на примерах [там же: 270–271]. Допустим, требуется выразить тот факт, что некто шел по прерии. Какой английский предлог следует подставить в предложение He walked … the prairie? Употребление предлога across предполагает, что путь пролегал от одного края ограниченного пространства до проти- воположного края, но в данном случае это не так. Не подходят и другие «кандидаты»: предлог along требует, чтобы прерия пред- ставляла собой узкую длинную полосу, over подразумевает выпук- лую поверхность, through подчеркивает среду, через которую про- ходил субъект (например, колосья пшеницы), around — изогнутость траектории. Получается, что рассматриваемая ситуация попадает

«между» схемами, задаваемыми английскими предлогами, все из которых оказываются излишне детализированными для нее.

Обратный случай — недостаточную подробность схемы — мож- но проиллюстрировать уже знакомой ситуацией, в которой че- ловек переходит поле, на котором растет пшеница. Ресурсы грам- матических элементов английского языка не позволяют одновременно отразить как ограниченность пространства поля (A man went across the wheatfield), так и среду, через которую он продвигался (A man went through the wheatfield), так что говоряще- му приходится делать выбор в пользу высвечивания либо одного, либо другого аспекта.

Очевидна также несостоятельность представления о том, что грамматические элементы (в данном случае предлоги) «покрыва-

ют» приблизительно равные по объему семантические области. Чтобы это было так, они должны были бы предъявлять примерно одинаковое число требований к описываемым сценам. Но на самом деле предлоги значительно варьируют с точки зрения «про- работанности» своей схемы, что доказывается сравнением анг- лийских предлогов across и near, первый из которых предъявляет к описываемой сцене 9 требований (см. ниже), а последний тре- бует лишь, чтобы обозначаемый объект мог быть осмыслен в виде точки [там же: 276–277].

Согласно Талми, предлоги и дейктические выражения анг- лийского языка в совокупности позволяют отразить как минимум двадцать параметров, имеющих непосредственное отношение к пространственным конфигурациям. Очевидно, что охватить все- возможные их комбинации язык не в состоянии — для этого потребовались бы миллионы лексем. В действительности собст- венное выражение в английском языке имеют лишь отдельные комбинации параметров. Тем не менее они с достаточной плот- ностью и репрезентативностью покрывают эту как минимум 20-мерную, семантическую область [там же: 277–279].

Не следует забывать, однако, что даже те грамматические еди- ницы, которые задают весьма подробные схемы, не способны от- разить все аспекты описываемой ситуации. С этой точки зрения, роли говорящего и слушающего в процессе коммуникации сводят- ся к следующему. Говорящий стремится к тому, чтобы передать адресату полную картину соответствующей ситуации, вызвать в его сознании ее подробный образ. Перед ним стоит задача обозначения целого через части за счет выбора наиболее подходящей схемати- зации (т. е. элемента закрытых классов), а также соответствующих лексических единиц. Адресат же должен сделать обратное, а имен- но: по частям реконструировать целое, опираясь при этом не толь- ко на информацию, извлекаемую из грамматических и лексических единиц, но и на собственные знания о мире и понимание текущей речевой ситуации. По ходу дискурса полученный образ ситуации может дополняться и корректироваться [там же: 274, 279–280].

Фигура и Фон

Любая схема, используемая для обозначения пространственных конфигураций, предполагает выделение в описываемой сцене того, что Талми называет попеременно то первичным и вторичным объектами (primary and secondary objects), то соответственно

Фигурой (Figure) и Фоном (Ground). Заимствуя последнюю пару терминов из гештальтпсихологии, автор, однако, снабжает их своими определениями [Talmy 1983: 232]:

«Фигура — это движущийся или потенциально движимый пред- мет, местонахождение, путь, ориентация или направление кото- рого неизвестно и нуждается в определении.

Фон — это неподвижный предмет, выполняющий функцию точки отсчета при определении местонахождения, пути, ориен- тации или направления Фигуры».

Очевидна содержательная близость между определенными таким образом понятиями Фигуры и Фона и понятиями траекто- ра и ориентира в концепции Р. Лангакера; возможны и параллели с семантическими падежами Ч. Филлмора [там же: 232–233].

Итак, Фигура — это та «часть» сцены, которая находится в фокусе внимания и местонахождение и прочие пространственные характеристики которой описываются относительно другой «час- ти» (Фона), расположение, а иногда и геометрические свойства которой уже известны адресату или считаются таковыми. Фон, таким образом, выполняет роль «референциального объекта» (reference object), ср. [там же: 230]:

The bike stood near the house (‘Велосипед стоял рядом с домом’).

The bike stood in the house (‘Велосипед стоял в доме’).

The bike stood across the driveway (‘Велосипед стоял поперек дороги’).

The bike rolled along the walkway (‘Велосипед катился по аллее’).

Фигура и Фон обладают набором стандартных характеристик, которые в значительной мере предопределяют распределение со- ответствующих ролей между «частями» сцены [там же: 230–231]:

Подчеркивая значимость данных понятий для семантического анализа, автор указывает на разную степень приемлемости таких предложений, как:

The bike is near the house (‘Велосипед стоит рядом с домом’) и? The house is near the bike (?‘Дом стоит рядом с велосипедом’), – которую можно объяснить только функциональной асимметрией между Фигурой и Фоном. Иначе остается неясным, почему данные предложения неравноценны — ведь с точки зрения формальной се- мантики отношение be near является симметричным [там же: 231].

Хотя в большинстве схем Фигура, действительно, предстает в виде более простого геметрического объекта по сравнению со сложной конфигурацией Фона, она тоже может подвергаться подробной «прорисовке». Рассмотрим схему, задаваемую англий- ским предлогом across, на примере предложения:

The board lay across the railway bed (‘Доска лежала поперек желез- нодорожного полотна’).

Эта схема содержит целый ряд требований к геометрической форме как Фигуры (F), так и Фона (G), а также к их взаимному расположению, ср. [там же: 235]:

1) F узкий и длинный, обычно ограниченный с обоих концов;

2) G имеет форму ленты;

3) ось F (обычно, но необязательно также ось G) расположена горизонтально;

4) оси F и G в грубом приближении перпендикулярны;

5) F расположен параллельно плоскости G;

6) F касается плоскости G, но не лежит на ней;

7) длина F не меньше, чем ширина G;

8) F касается обоих краев G;

9) выступ F за пределы G с какой-то одной стороны не превышает существенно его выступа с другой стороны, а также ширины G.

Талми утверждает, что несоблюдение любого из перечисленных условий делает невозможным употребление предлога across, причем в некоторых случаях его можно заменить другим предлогом. Например, если F не просто касается плоскости G, а лежит на ней, уместен предлог in; если ось F не перпендикулярна оси G, а, скорее, параллельна — предлог along; если же длины F недостаточно для того, чтобы пересечь G, следует употребить предлог on [там же].

Все же в целом такая подробная «прорисовка» Фигуры нети- пична. Что касается Фона, то он в разных схемах может пред- ставать в виде различных геометрических форм, ср. [там же: 237–238]:

· точки: The bike stood near the boulder (‘Велосипед стоял около валуна’);

· пары точек: The bike stood between the boulders (‘Велосипед стоял между двух валунов’);

· набора из нескольких точек: The bike stood among the boulders

(‘Велосипед стоял среди валунов’);

· скопления множественных, близко расположенных друг к другу точек, осмысляемых как масса: The toy bike stood amidst the wheatstalks (‘Игрушечный велосипед стоял посреди пше- ничных колосьев’);

· среды: The tuna swam through the minnows / the seaweed / the polluted water (букв. ‘Тунец плыл сквозь стаи мелких рыбок / водоросли / загрязненную воду’).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: