Глава 3. Семантические трансформации фразеологизмов в текстах рок-поэзии

Особенно многообразно и широко употребляются в текстах фразеологизмы и примыкающие к ним по признаку слитности компонентов различные устойчивые сочетания: пословицы, поговорки, загадки, скороговорки, терминологические сочетания, устойчивые народнопоэтические обороты, а также цитаты из произведений литературы, кино и эстрадной песни. Как правило, осмыслению подвергаются общеупотребительные фразеологизмы и устойчивые выражения, не носящие книжного оттенка или характера устаревших, а в поэтических произведениях Егора Летова нередко имеющие грубо-просторечную окраску, что говорит об ориентации прежде всего на живую разговорную речь усредненного носителя языка, на речевой дискурс современной авторам эпохи, актуальные языковые единицы. Почти полное отсутствие книжных фразеологизмов, восходящих, например, к греческим мифам и т.п., обилие цитат из популярных советских фильмов и песен и произведений русской классической литературы «школьной программы», пристальное внимание к «базовым» русским фразеологизмам, их внутренней форме и взаимосвязи, – все это свидетельствует об отторжении рок-поэтами элитарной культуры и их приверженности массовой культуре. Рок-поэзия обращается прежде всего к двум пластам массовой культуры – народно-фольклорной стихии и городскому просторечию, удивительным образом сочетая их стилевые черты. Авторы не просто механистически используют в своих текстах устойчивые сочетания, порожденные этими пластами культуры, а исследуют их природу, семантику, возможности сочетаемости, устанавливают их связи между собой, прибегая к самым разнообразным экспериментам. Все это приводит к сложно организованной системе отношений между устойчивыми сочетаниями как внутри текстов одного автора, так и среди всех текстов нашей группы поэтов. В этой системе образуются целые ряды фразеологических выражений, объединенных общей структурой или семантикой, создаются новые окказиональные фразеологические единицы, а ФЕ языка преобразуются так, что несколько типов трансформации накладываются друг на друга; иногда создаются целые сложные комплексы из нескольких ФЕ, подверженных ряду преобразований.

В этой главе мы рассмотрим особенности семантических трансформаций устойчивых выражений. В описании преобразований фразеологизмов использована классификация, предложенная А.М. Мелерович и В.М. Мокиенко в словаре «Фразеологизмы в русской речи».

К семантическим преобразованиям относятся семантико-стилистические преобразования, не затрагивающие лексико-грамматическую структуру ФЕ. Фразеологизмы могут приобретать какие-то дополнительные семантические оттенки, коннотации, подвергаться переосмыслению; выделяется здесь группа преобразований, касающихся осмысления автором внутренней формы ФЕ. Поскольку лексико-грамматическая структура ФЕ при таких преобразованиях остается неизменной и у фразеологизмов возникают лишь дополнительные приращения смысла, то наибольший интерес при рассмотрении преобразований этого типа представляет именно группа преобразований, касающихся осмысления автором внутренней формы ФЕ. В этом случае автор может буквализировать значение ФЕ, прибегая к различным синтагматическим и синтаксическим экспериментам, или преобразовывать ФЕ с целью авторской интерпретации ее этимологии или экспликации ее внутренней формы. Именно в контексте, в возможностях сочетаемости, как лексической, так и синтаксической, кроется ключ к разгадке этимологии фразеологизма, к раскрытию его образной основы и мотивированности его значения. Но и другие виды трансформации, пусть и не так полно представленные в текстах рок-поэтов, также заслуживают внимания, поскольку наполнение известных ФЕ новыми оттенками смысла реализует семантический потенциал, заложенный в них образной основой.

1. Приобретение фразеологизмом дополнительного семантического оттенка. Чаще всего ФЕ приобретает дополнительный оттенок, когда ее номинативный компонент входит в состав двучленной метафоры с существительным или именным словосочетанием в родительном падеже, при этом значение ФЕ как бы сужается и сводится к одному кругу явлений. Например, один из излюбленных фразеологизмов всех трех рок-поэтов терновый венец употребляется у Летова в составе такой метафоры: «выбранной доли терновый венец» [3]. ФЕ приобретает таким образом дополнительный оттенок, сужающий ее значение: «страдание по собственной воле из-за своего выбора». Ср. словарное значение: ‘мученичество, страдания’ [6; 73]. Тот же фразеологизм встречается у Летова в таком контексте: «Чтобы было лучше, // Наденьте всем счастливым по терновому венку» [3]. Здесь за счет употребления варианта ФЕ терновый венок (вместо венец) в контексте со словом счастливые фразеологизм имплицитно получает двойную актуализацию, ассоциируясь с фольклорной обрядностью, но главное, приобретает уже другой оттенок значения, нежели ранее (благодаря повелительному глаголу): «навязываемое, насильственное страдание».

Дополнительный семантический оттенок фразеологизму может сообщать согласованное определение одного из компонентов, иногда очень необычное и нарушающее сочетаемость компонента ФЕ как слова свободного употребления. Например, ФЕ бросать камешки в огород приобретает дополнительное значение благодаря такому определению: «По утрам — психоделический камешек в мой огород» [3]. Помимо синтаксической трансформации (уже здесь мы видим комбинацию типов преобразований), ФЕ получает конкретизирующий оттенок значения – «психоделический» камешек, то есть какой-то иррациональный упрек, имеющий отношение к сфере психики.

Иногда дополнительное значение передается через нетрадиционное заполнение позиции при фразеологизме при сильном управлении. Так, в «Непонятной песне» Летова создается абсурдная ситуация путем такого заполнения, причем сразу в двух родственных фразеологизмах:

Так и гнал, так и шел

За собою по пятам

Всё на пятки себе

Упоённо наступал… [3]

Две сходные по семантике и лексическому составу ФЕ, употребленные в одном контексте, актуализируют не только свое фразеологическое значение, но и буквальное, поскольку нагнетение одной лексемы усиливает восприятие образной основы ФЕ. Заполняя управляемые позиции возвратным местоимением, автор доводит ситуацию, передаваемую с помощью фразеологизмов, до абсурда, потому что наступить себе на пятки физически невозможно. Обе ФЕ получают дополнительный оттенок значения «преследовать самого себя».

2. Переосмысление ФЕ. Под переосмыслением понимается коренное преобразование смыслового ядра, «семантического стержня» фразеологической единицы, полное изменение ее смыслового содержания.

Часто переосмысляются фразеологизмы с лексемой «вода» как одни из самых древних и основополагающих. В то же время в них еще хорошо чувствуется образная основа, что и позволяет проводить самые разные эксперименты над семантикой таких ФЕ. Например, Летов подвергает переосмыслению ФЕ живая вода: «По родной грязи, по весенней живой воде» [3]. Словарное значение у этой ФЕ – ‘эликсир жизни; все, что дает человеку энергию, бодрость, силы’ [6; 86]. Автор же актуализирует мотивировавшее возникновение выражения свойство «живой воды» – текучесть, движение (в древнерусском языке живая вода – это также «родниковая вода», вообще – «текучая»). Определение весенняя вносит коннотацию обновления, возрождения. Таким образом, ФЕ получает значение «весенняя текучая вода, несущая обновление».

У Башлачева можно найти целый образный ряд, разворачивающийся вокруг устойчивого сочетания святая вода:

И шило в мешке мы пустили на мыло.

Святою водой наш барак затопило.

Уж намылились мы, но святая вода

На метр из святого и твердого льда [1; 62].

Здесь ФЕ святая вода, благодаря буквализации и дальнейшему развертыванию образа (переход святой воды в другое агрегатное состояние – «святой лед»), теряет свое исходное значение и положительную коннотацию и означает какое-то нежелательное явление, стихийное бедствие.

Одним из самых продуктивных приемов переосмысления фразеологизмов является синтаксическое распространение ФЕ, следствием которого является нарушение исходной семантики ФЕ и ее коренное переосмысление. Так, устойчивое сочетание страшный суд теряет исходный смысл, связанный с религиозными представлениями, благодаря распространению несогласованным определением: «Станут Страшным судом – по себе – нас судить зеркала» [1; 42]. Новое значение ФЕ: «суд, вершимый в соответствии с требованиями, применяемыми к себе».

3. Изменение коннотативного содержания ФЕ. Коннотация рассматривается как эмотивный, оценочный, экспрессивный и функционально-стилистический компоненты значения, неразрывно связанные с предметно-логическим содержанием языкового знака. Следует различать количественные и качественные изменения компонентов коннотации. Количественные изменения проявляются в интенсификации или ослаблении эмоциональности, оценки, экспрессивности. Качественные изменения – в преобразовании, обновлении эмотивно-оценочного плана.

Количественные изменения иллюстрирует следующий пример: «Чтобы ни случилось – умоем руки // Чтобы ни стряслось — помолчим на небо» [3]. Здесь ФЕ умыть руки теряет свою сильную отрицательную коннотацию и становится почти нейтральным, сохраняя лишь слабо выраженный оттенок осуждения бездействия. Это происходит вследствие предопределенности ситуации, создаваемой повтором союза чтобы ни, а также благодаря наличию параллельной нейтральной конструкции помолчим на небо, нивелирующей отрицательную коннотацию фразеологизма.

Интересны случаи намеренного усиления отрицательной коннотации, имплицитно заложенной во фразеологизме. Так, с помощью синтаксического распространения:

Зловещее ремесло —

Выходить из воды оскорбительно, вечно сухим

И каждый бессовестный раз

Продрогшим до мозга костей

Выныривать из пламени [3].

Слабая отрицательная коннотация ФЕ выходить сухим из воды здесь усиливается обстоятельствами оскорбительно и вечно и родовым определением этой ситуации – зловещее ремесло. В этом же тексте можем наблюдать качественное изменение коннотации ФЕ до мозга костей. Эта ФЕ обычно и употребляется с глаголами семантики «замерзнуть», как и здесь (продрогшим), но тут далее следует фраза выныривать из пламени, что придает фразеологизму абсурдную коннотацию, оттенок нелепости.

Коннотация может меняться с отрицательной на положительную, как, например, в следующем контексте: «Говорила о нем так, что даже чесался язык» [1; 82]. ФЕ язык чешется употребляется обычно с интонацией осуждения, имеет отрицательную коннотацию (значение ‘кто-либо не может удержаться, утерпеть, чтобы не заговорить, не сказать что-либо’ [36; 541]), в этом же контексте коннотация зеркально меняется и усиливается частицей даже; здесь появляется такое значение: «говорила много, хорошо о ком-то», поэтому «даже чесался язык».

Иногда, наоборот, коннотация меняется с положительной на отрицательную. При этом может актуализироваться внутренняя форма устойчивого сочетания. Так, Башлачев отталкивается от образной основы ФЕ вечный огонь и, опровергая ее с помощью контекста, меняет коннотацию сочетания:

Только вечный огонь все равно прогорит.

Пусть хорош этот сон. Только тоже не вечен [1; 65].

Происходит качественное изменение коннотации ФЕ вечный огонь – это уже не нечто вечное, символизирующее вечную память, а преходящее. Интересно, что этот оборот объединяется в один ряд с ФЕ заснуть вечным сном, образность которого также разрушается в контексте, но здесь и от самой ФЕ мало что остается, поэтому мы можем говорить лишь об использовании отдельных компонентов, выражающих элементы фразеологического значения.

Как уже отмечалось выше, виды трансформации нередко комбинируются. Так, этот вид преобразований (изменение коннотативного содержания) комбинируется с внутренней синтаксической трансформацией в следующем контексте:

Подбрасывали вверх догорелую искорку

Раскрашивали домики нетрезвыми красочками

Назывались груздями, полезали в кузова… [3]

Поговорка назвался груздем, полезай в кузов теряет здесь императивное значение благодаря синтаксической трансформации из сложноподчиненного предложения в простое двусоставное неполное предложение, осложненное однородными сказуемыми, и изменению времени и модальности. Кроме того, в окружении соответствующего контекста она приобретает оттенок абсурдности, значение нелепой механистической последовательности действий.

4. Особо выделяются семантические преобразования, базирующиеся на образности ФЕ. Это наиболее широко и ярко представленная среди семантических преобразований группа. Внутри нее выделяется еще несколько подтипов, и все они богаты разнообразными модификациями, комбинированием типов трансформации в исследуемых текстах.

Необходимо помнить, что образным словам и сочетаниям слов присуща семантическая двуплановость: образное значение – значение, выражаемое посредством наглядно-чувственного представления о предметах и явлениях действительности, инородного по отношению к предметно-понятийному содержанию данного языкового знака.

На образности ФЕ, на внутренней форме, образной основе фразеологизмов базируются следующие виды семантических преобразований:

1) Двойная актуализация. Под двойной актуализацией понимается совмещение фразеологического значения оборота и его образной основы и/или внутренней формы. Двойная актуализация встречается в текстах очень часто и может осуществляться самыми разными способами.

Одним из самых частых приемов двойной актуализации является синтаксическое распространение одного из компонентов ФЕ. За счет распространения компонента фразеологизма как свободного слова происходит раскрытие внутренней формы ФЕ, актуализируются исходные синтаксические и смысловые связи между ее компонентами. При этом остается «в силе» и ее фразеологическое значение, что ясно из контекста.

Чаще всего распространяется фразеологизм в функции сказуемого. В песне Летова «Какое мне дело» глагольная ФЕ рвать на себе волосы распространяется косвенным дополнением, аналогичным по структуре и близким по лексическому содержанию компоненту, которым он распространяется в рамках ФЕ: «И волосы рвет на себе и на нем» [3]. Может расширять границы само сказуемое, как, например, во фразеологизме молодо-зелено, получающем значение сказуемого в контексте:

Чтобы решительно и повсеместно

Стало молодо-зелено

И красно [3].

Здесь появляется еще одно сказуемое красно, по аналогии с одним из компонентов ФЕ в его прямом значении цвета. Вместе с тем тут нельзя говорить о буквализации значения ФЕ, поскольку сохраняется дефисное написание, что препятствует нарушению тождества фразеологизма и позволяет воспринимать его и в своем фразеологическом значении.

В песне Башлачева «Имя имен» сказуемое ФЕ мутить воду распространяется обстоятельством: «Так чего ж мы, смешав языки, мутим воду в речах?» [1; 41]. Интересен сам механизм распространения: обстоятельство в речах имплицитно составляет паронимическую пару со словом река, который входит в лексико-семантическую группу «вода», представленную одним из компонентов ФЕ. Распространитель не просто косвенно связан с компонентом вода, но проходит через два посредничества – лексико-семантическую группу и паронимическую аттракцию, а слово речь еще и связано с предшествующим контекстом – смешав языки. Таким образом, актуализируется и буквальное значение фразеологизма, благодаря распространителю в речах, который соотносится со словом река, и фразеологическое значение, поскольку тот же распространитель относит высказывание к абстрактно-логической сфере, подчеркивает семантику языка, речи.

Что касается группы существительного, то нередко ФЕ распространяется определением, особенно если именная конструкция состоит из существительного с определением. При этом чаще всего распространяющее определение оказывается семантически соотнесенным с одним из компонентов ФЕ, а именно – с определителем или предикативным признаком субстантива. Например, в песне Дягилевой «Выше ноги от земли» ФЕ горе луковое распространяется определением огородное, которое относится той же лексико-семантической группе, что и слово лук: «земледелие». Тем самым ФЕ получает двойную актуализацию за счет подчеркивания прямого значения одного из компонентов с помощью соотнесенного с ним определителя: «С огородным горем луковым, // С благородным раем маковым» [2]. Во второй части высказывания мы можем наблюдать еще и образование окказиональной ФЕ по модели существующей. В другой песне – «Про чертиков» – распространяется ФЕ отрезанный ломоть, причем двумя определениями, выражающими предикативный признак субстантива: «Эй, оторванный да брошенный отрезанный ломоть» [2]. Причастие оторванный, выражающее то же значение, что и отрезанный, оставляет тождество фразеологизма нерушимым, поскольку присоединяется ко всему неделимому словосочетанию и заново воспроизводит мотивировавшие его отношения, а причастие брошенный усиливает признак отвергнутости и дает дальнейшее развитие образности ФЕ.

Двойная актуализация ФЕ может достигаться и за счет распространения всей ФЕ. В таком случае к ФЕ либо присоединяется вторая часть с однородным сказуемым (перечислительные отношения), либо вторая часть, противопоставленная по содержанию или коннотациям ФЕ (противительные отношения). В «Петербургской свадьбе» Башлачева ФЕ согнуть в бараний рог употреблена в таком контексте:

Летим сквозь времена, которые согнули

Страну в бараний рог и пили из него [1; 32].

Образность фразеологизма развивается во второй части высказывания и пили из него за счет актуализации одной из функций рога с помощью глагола пили и местоименной замены компонента. С другой стороны, остается актуальным и фразеологическое значение высказывания, примененного по отношению к существительному страна, т.е. значение высказывания – «притеснять, подавлять народ этой страны». Последующее же распространение усиливает значение, выражаемое фразеологизмом, и актуализирует его образность.

В песне Башлачева «Лихо» ФЕ лапу сосать получает двойную актуализацию благодаря противопоставлению свободному словосочетанию, близкому по семантике и грамматической структуре фразеологизму: «Пососали лапу – поскрипим лаптями» [1; 17]. ФЕ распространяется словосочетанием приставочного глагола с существительным, однокоренным компоненту ФЕ лапа. Бессоюзное соединение, смена модально-временного плана (настоящее время глагола поскрипим можно рассмотреть и в значении повелительного наклонения) и разделение частей предложения тире – всё это говорит о резком противопоставлении частей высказывания и значении неожиданной смены событий. Распространение ФЕ однокоренным одному из компонентов словом актуализирует буквальное значение фразеологизма, в то же время контекст обусловливает и релевантность фразеологического значения: ‘жить бедно, впроголодь’ [6; 331]. Здесь, однако, более важна сама мотивировавшая высказывание ситуация: образ медведя, живущего зиму неподвижно за счет собственных жировых запасов. Для автора имеет большое значение именно семантика неподвижности в ее противопоставлении движению (поскрипим лаптями), т.к. мотив движения является центральным для творчества Башлачева.

Нередко двойная актуализация достигается за счет соположения двух сходных по каким-либо параметрам фразеологизмов. Например, в песне «Спроси, звезда» Башлачева оба фразеологизма, будучи употребленными в одном контексте, получают за счет этого двойную актуализацию: «Отбивая поклоны, мне хочется встать на дыбы» [1; 36]. Два фразеологизма бить поклоны и встать на дыбы, объединенные семантикой вертикального положения в пространстве, противопоставляются друг другу как низ и верх, и шире – как покорность и бунтарство (что соответствует фразеологическому значение этих выражений – ‘почтительно кланяться кому-либо’ [36; 36] и ‘резко проявлять несогласие’ [36; 453] соответственно), и именно благодаря этому контрасту актуализируется не только их фразовое значение, но и образная основа.

Более очевидную связь с точки зрения лексической близости компонентов можно проследить в песне Дягилевой «Нарисовали икону»:

Падали на колени, на образа молились <…>

А в стороне, у порога клочья холста лежали

Люди забыли бога, люди плечами жали [2].

Здесь два фразеологизма – падать на колени и пожимать плечами – объединяются в контексте по признаку общности лексико-семантической группы: «части тела». Именно наличие в контексте фразеологизма, содержащего слово, обозначающее часть тела, актуализирует образную основу другого фразеологизма, т.к. это акцентирует внимание на физиологической составляющей мотивировавшего словосочетания. Вместе с тем важным остается и фразеологическое значение ФЕ, что ясно из содержания песни: падать на колени – ‘умолять, просить кого-либо о чем-либо’ [36; 308] (и есть прямое упоминание в тексте слова молиться); пожимать плечами – ‘выражать свое недоумение’ [36; 451].

Интересны случаи, когда двойная актуализация происходит за счет прямой или имплицитной аллюзии на один из компонентов ФЕ в последующем контексте. К первой относится лексический повтор с синтаксическим распространением (характерная для разговорной речи конструкция) и употребление компонента ФЕ в составе свободного словосочетания в последующем контексте. Лексический повтор с распространением можно чаще встретить у Летова, поскольку он наиболее близок к разговорной стихии: «Спета моя песенка, // Спета и услышана» [3]. Здесь актуализируется внутренняя форма ФЕ песенка спета (чья) в конструкции с лексическим повтором компонента спета и распространяющим предложение однородным сказуемым услышана, которое вступает в отношения конверсии с глаголом спеть. Такое распространение как бы доводит ситуацию, мотивировавшую фразеологизм, до логического завершения и акцентирует внимание на внутренней форме ФЕ.

Пример прямой аллюзии со свободным употреблением компонента ФЕ в последующем контексте можно увидеть в триптихе Башлачева «Слыша Высоцкого»: «Если ты ставишь крест на стране всех чудес, // Значит, ты для креста выбрал самое верное место» [1; 67]. Употребление в контексте компонента крест фразеологизма поставить крест (на чем) актуализирует внутреннюю форму ФЕ, нарушая ее тождество и создавая предметный образ креста в сознании читателя (слушателя). При этом фразеологическое значение словосочетания также остается существенным для данного текста: ‘окончательно разуверившись в чем-либо, отказаться от чего-либо, перестать думать о чем-либо, надеяться на что-либо’ [36; 347]. Вторая часть предложения в примере, актуализирующая предметный смысл словосочетания, лишь подчеркивает это переносное значение, обоснованность разочарования. Башлачев может и осмыслять внутреннюю форму фразеологизма, продолжая его рассуждением или риторическим вопросом: «Пропадаю с потрохами, // А куда мне, к лешему, потроха» [1; 146]. Однако это не относится к экспликации внутренней формы, поскольку повтором одного из компонентов и употреблением его в составе свободного словосочетания только нарушается целостность ФЕ, благодаря чему существительное начинает восприниматься в буквальном значении, и уже следствием этого является риторическое восклицание, обнаруживающее бесполезность и ненужность такой вещи, как потроха.

Двойная актуализация фразеологизма с помощью имплицитной аллюзии – это употребление в контексте слова, так или иначе связанного с одним из компонентов ФЕ или с содержанием всей ФЕ и актуализирующего тем самым один из аспектов свободного значения компонента ФЕ. В песне Башлачева «Имя имен» таким образом получает двойную актуализацию ФЕ вырвать с корнем: «Вырвет с корнем все то, что до срока зарыто» [1; 42]. В данном контексте слова зарыть и корень объединяются общей семой земля. Одно из значений глагола зарыть, толкуемого как синоним закопать, – ‘засыпать, сровняв с землей’ [24; 208]. Основное же значение существительного корень – ‘подземная часть растения, служащая для укрепления его в почве и всасывания из нее воды и питательных веществ’ [24; 295]. В словарной интерпретации этих слов есть общий компонент земля, и понятно, что следующий за фразеологизмом контекст с помощью глагола зарыть актуализирует образную основу ФЕ, придает ему зримость и пластичность. Действие, заложенное в семантике ФЕ, разрушает предшествовавшее ему (перфектное) действие, описываемое во второй части предложения: вырывается то, что было ранее зарыто. Здесь развитие образности ФЕ идет как бы в обратную сторону (в отличие от примера со «спетой и услышанной песенкой»): автор не домысливает завершение ситуации, легшей в основу ФЕ, а реконструирует породившую ее ситуацию, то, что было «до».

Могут соотноситься и, казалось бы, далекие понятия и явления. Так, в песне Башлачева «Ванюша» получает двойную актуализацию ФЕ взять за горло: «Возьмет за горло – и пой, как можешь…» [1; 153]. В этом отрывке текста речь идет о любви, которая может «принудить» (словарное значение ФЕ) петь, т.е. любовь осмысляется как импульс для песни, для творчества (и это один из главных лейтмотивов творчества Башлачева). С другой стороны, существительное горло и глагол петь, входящий во вторую часть предложения, соотносятся как «орудие действие» и «действие», поэтому слово горло в этом контексте получает предметную характеристику как артикуляционный аппарат, и, таким образом, все фразеологическое выражение воспринимается и в своем буквальном значении.

Двойная актуализация, естественно, нередко сочетается с другими приемами трансформации фразеологизмов. В том же «Ванюше» можно наблюдать сочетание двойной актуализации и внутренней синтаксической трансформации:

Танцуй от печки! Ходи вприсядку!

Рвани уздечки! И душу – в пятку [1; 154]!

ФЕ душа уходит (ушла) в пятки испытывает, во-первых, сильную структурную трансформацию. Существительное пятки переходит в единственное число, существительное душа употреблено вместо именительного в винительном падеже, происходит потеря глагола и меняется само словосочетание с предикативного на эллиптичное словосочетание с сильным беспредложным управлением. Меняется и модальность с объективной на императивную. Если реконструировать это словосочетание, то оно выглядело бы так: «загони [любой глагол с семантикой перемещения] душу в пятку», – где душу (бывшее подлежащее) – прямое дополнение, а в пятку – обстоятельство места. Во-вторых, благодаря контексту, изобилующему словами с семантикой «движение, осуществляемое с помощью ног» (танцуй, ходи, вприсядку), актуализируется внутренняя форма фразеологизма, происходит семантизация существительного пятка, соотносящегося со словами семантики движения как часть ноги.

Иногда сам прием трансформации является средством двойной актуализации ФЕ. В песне Башлачева «Когда мы вместе» за счет расширения сочетаемости получает двойную актуализацию фразеологизм белый свет: «Рядил в потемки белый свет» [1; 137]. Нарушая привычную сочетаемость фразеологизма и актуализируя тем самым исконное цветовое значение прилагательного белый, автор создает оксюморонное сочетание, основанное на контрастной паре «тьма-свет». Это же сближает и компоненты ФЕ друг с другом как противостоящие тьме. Тот же прием можно наблюдать в песне Дягилевой «Порой умирают боги»: «Терновый венец завянет» [2]. Сочетание именной ФЕ с глаголом завянет напоминает о растительном, органичном происхождении венка, а значит, его невечности, тленности, и шире – бесполезности страданий (хотя сам фразеологизм и его этимология подразумевают обратное). У Летова двойной актуализации ФЕ способствует внутренняя морфологическая трансформация:

Блуждаю в трех соснах

Как святой без поводыря

Бреду как в бреду, хохочу, спотыкаюсь [3].

Фразеологизм заблудиться в трех соснах встает в ряд свободных словосочетаний и воспринимается одновременно и во фразеологическом, и в буквальном значении благодаря трансформации глагола совершенного вида заблудиться в бесприставочный глагол несовершенного вида блуждать процессуального значения, как и остальные глаголы в этом контексте.

2) Буквализация значения ФЕ. При буквализации значения исходное, прямое значение сочетания, представляющее собой образную основу ФЕ, не только актуализируется, но выступает на первый план, часто противопоставляясь фразеологическому значению оборота. Это один из самых распространенных приемов, что объясняется стремлением авторов осмыслить внутреннюю форму фразеологизмов, понять механизм их образования из свободных словосочетаний. Поэтому фразеологизмы с помощью различных средств подаются как свободные словосочетания, в их буквальном значении – происходит как бы реконструкция механизма фразообразования.

Наиболее действенным способом буквализации фразеологизма является его распространение таким образом, как если бы это было свободное сочетание. То есть актуализируются такие связи, возможности сочетаемости, которые характерны для компонентов ФЕ как слов в свободном употреблении. Так, у Летова ФЕ много воды утекло распространяется таким обстоятельством образа действия, которое подчеркивает буквальное значение фразеологизма: «Много воды утекло // Всеми соками радуги» [3]. Слово сок, входящее, как и существительное вода, в лексико-семантическую группу «жидкость», актуализирует вещественное значение компонента вода и развивает образность ФЕ. Кроме того, в самом словосочетании всеми соками радуги можно увидеть нарушение синтагматики слов, а именно разрушение достаточно устойчивого сочетания всеми цветами радуги. Таким образом, обе части высказывания влияют друг на друга: у ФЕ много воды утекло выступает на первый план буквальный смысл, что становится возможным благодаря нарушению сочетаемости внутри другого устойчивого словосочетания. В песне Дягилевой «Придёт вода» обстоятельство образа действия усиливает семантику движения, разрушения, заложенную в глаголе ломать, при распространении ФЕ ломать голову (над чем): «Ломать башку на бегу – летать на крылышках из бинтов» [2]. Помимо сочетания буквализации с помощью распространения и замены компонента ФЕ голова на грубо-просторечный синоним башка, в этом примере можно наблюдать сочетание приемов трансформации не только на разных (структурном и семантическом) уровнях, но и внутри одного – внутри самой буквализации. Актуализация буквального значения ФЕ поддерживается не только распространением, но и связью последующего контекста с одним из компонентов ФЕ. Существительное бинт и глагол ломать связаны причинно-следственными отношениями: автор домысливает развитие ситуации уже буквализированного фразеологизма, и бинт выступает как следствие перелома, т.е. действия, выраженного словосочетанием ломать башку.

Обстоятельством места распространяется у Летова ФЕ жребий брошен: «Жребий брошен прямо в рот» [3]. Обстоятельство здесь придает пространственную направленность глагольному действию, выраженному причастием брошен, и актуализирует стершуюся семантику движения, благодаря чему фразеологизм буквализируется. Во фразеологизме ходить по струнке (у кого) семантика движения, перемещения в пространстве компонента ходить актуализируется распространяющими обстоятельствами – пространственными наречиями: «Я хожу по струнке вверх и вниз» [2]. В данном примере наречия составляют контрастную пару, обозначая два полюса вертикального движения, и за счет этого, а также непредельности действия, выражаемого глаголом несовершенного вида, создается эффект повторяющегося, постоянно совершающегося движения. Акцентирование внимания на пространственном перемещении выдвигает на первый план буквальное значение фразеологизма.

Редкий случай буквализации ФЕ с помощью распространения обстоятельством меры и степени можно заметить в песне Башлачева «Поезд»: «Нам нужно молчать, стиснув зубы до боли в висках» [1; 115]. Усиление глагольного действия, выраженного деепричастием, здесь производится непосредственно обстоятельством меры и степени (а как уже отмечалось, актуализация семантики действия, движения в глагольном фразеологизме способствует его буквализации). Кроме того, буквализация подчеркивается и контекстом: слова зубы и виски объединяются в лексико-семантическую группу «части головы человека», а глагол молчать можно рассматривать как контекстуальный эквивалент именного сочетания стиснуть зубы в его прямом значении.

Случаи распространения ФЕ дополнениями не столь часты. В песне Башлачева «Черные дыры» абстрактное словосочетание потерять сознание распространяется прямым дополнением – конкретным существительным, что разрушает тождество фразеологизма и его образность и также актуализирует стершуюся семантику глагольного действия: «Потом потеряли сознание и рукавицы» [1; 21]. Если бы не такое явное, доходящее до абсурдности различие между компонентом ФЕ сознание и распространяющим прямым дополнением, то этот пример можно было бы отнести к расширению компонентного состава ФЕ. Косвенным дополнением в Тв. падеже, обозначающим орудие действия и подчеркивающим тем самым действие, распространяется ФЕ хватать звезды с неба в песне Башлачева «Тесто»:

Сорвать с неба звезды пречистой рукою,

Смолоть их мукою

И тесто для всех замесить [1; 48].

Сопутствующий прием замены компонента хватать на глагол совершенного вида сорвать, выражающий более интенсивное действие, также способствует буквализации ФЕ. В последующем же контексте фразеологизм еще более материализуется, опредмечивается. Звезды (представляющие собой небесные тела из горящих газов, а в обыденном понимании и вовсе луч света от такого тела, видный на ночном небе) выступают как нечто ощутимое, пластичное, что можно в буквальном смысле взять рукой и смолоть как муку.

Другим распространенным средством буквализации ФЕ является такой контекст, в котором сополагается несколько параллельных конструкций (будь то фразеологизмы или свободные словосочетания), имеющих одинаковую грамматическую структуру и близкий лексико-грамматический состав. Назовем этот прием рядом однородных конструкций (даже если в ряд входит только два словосочетания). Благодаря такому параллелизму акцентируется внимание на грамматических и смысловых отношениях между компонентами фразеологизма, и, как следствие, актуализируется его буквальный смысл, развивается образность. Ряд однородных конструкций чаще всего можно наблюдать в творчестве Летова, характерная черта которого вообще – нагнетение рядов параллельных словосочетаний, обесценивающих, обессмысливающих значения слов. Так, в песне «Ко дню поминовения усопших» буквализируется ФЕ кровь с молоком за счет такого разрушения его тождества в ряду подобных словосочетаний: «Да свеча на погосте да блин со сметаной // Да кровь с молоком» [3]. Особо выделяется здесь практически аналогичное словосочетание блин со сметаной, в котором есть и слово, лексически связанное с компонентом ФЕ молоко. И синтаксический параллелизм, и контекстуальное подкрепление словом одной лексико-семантической группы «молочные продукты» актуализируют буквальное значение ФЕ. В другой песне развивается целый комплекс из фразеологизмов и свободных словосочетаний, подкорректированных в соответствии с одной синтаксической моделью – фразеологизма ни кола ни двора:

Ни кола ни двора

Ни пуха ни пера

Ни рыбы ни мяса

Ни пенистого кваса

Ни черствого хлеба, ни мучительного неба

Ни ключей, ни ручьёв. [3; Ни кола ни двора]

Все словосочетания построены по модели ни + сущ. Род. п., ни + сущ. Род. п. Если у ФЕ ни кола ни двора эта структура пока не разрушает тождества, поскольку это и есть отрицание с ни и существительным в Род. п., обозначающее отсутствие чего-либо, то у ФЕ ни пуха ни пера меняется семантика этой структуры (также начинает обозначать отсутствие), а ФЕ ни рыба ни мясо испытывает, помимо семантической, еще и структурную трансформацию под действием ряда однородных конструкций (Им. п. меняется на Род. п.). Свободные словосочетания (за исключением ни пенистого кваса) также приобретают двучленную структуру по модели ни кола ни двора, и здесь можно говорить уже об окказиональных ФЕ, образованных по структурно-семантической модели синонимичной ФЕ ни кола ни двора. Однако, как и ФЕ языка, представленные в этом комплексе, они также являются буквализированными, проходя обратный путь: от свободных словосочетаний они, через буквализацию, возвращаются к таковым же. Таким образом, целый ряд фразеологизмов буквализируется, претерпевая семантические и структурные трансформации, под действием синтаксического параллелизма и контекстуальной близости слов, обозначающих конкретные предметы.

Как правило, параллельные конструкции очень близки и по лексическому составу. Так, в стихотворении Летова «В приторно-черном небе…» ФЕ умыть руки встает в ряд гигиенических процедур: «Не считая того, что зубы почистил и руки умыл» [3]. В «Нюркиной песне» Дягилевой объединяются два фразеологизма (вернее, ФЕ и терминологическое сочетание), имеющих общий компонент белый:

По глазам колючей пылью белый свет

По ушам фальшивой трелью белый стих. [2]

В этом отрывке параллелизм наблюдается уже на уровне предложений, а не словосочетаний. Предложения абсолютно одинаковы по структуре, а некоторые компоненты перекликаются либо по семантике (глаза – уши как органы чувств), либо по звучанию (пыль – трель). Интересно, что буквализируется только одно устойчивое словосочетание – белый свет, в то время как тождество термина белый стих не нарушается, поскольку стихотворение может быть связано со слуховым восприятием, а тем более белый стих, без рифмы и не с таким отчетливым ритмом, не столь благозвучен, как обычные стихи. ФЕ белый свет буквализируется за счет актуализации прямого значения слова свет с помощью его соотнесения в контексте со словом глаза как органа чувств, который воспринимает свет. Также очень близкую связь словосочетаний можно наблюдать в следующем примере: «А на печи // Разгулялся пожар-самовар да заварена каша» [1; 42]. В предложении выражена одновременность двух действий, обозначающих приготовления к трапезе. Слова каша и самовар тесно связаны в сознании носителей языка как исконно русские символы трапезы, к тому же и каша, и самовар готовятся на печи (тоже чисто русский атрибут), поэтому ФЕ заварить кашу (подвергнутая небольшой внешней морфологической трансформации) безоговорочно воспринимается в буквальном смысле.

Когда фразеологизм представляет собой не предикативную единицу, а именное управляемое словосочетание или наречный признак, то его буквализация происходит, в основном, за счет расширения границ его сочетаемости. Например, в «Заговоре» Летова: «Пушечным мясом сочится луна» [3]. Управляемая глаголом сочится, ФЕ пушечное мясо буквализируется за счет усиления прямого значения компонента мясо этим глаголом. У Дягилевой буквализируется ФЕ до ушей: «Раздерите нам рот до ушей» [2]. Фразеологизм, примыкающий обычно к глаголам эмотивного плана, в таком употреблении воспринимается как свободное сочетание слов. В песне «На дороге пятак» Дягилева заставляет ожить стершуюся образность ФЕ из рук вон <плохо>, меняя ее синтаксическую функцию и разбивая саму единицу на два члена предложения: «Вон из рук все бросай да кидайся к дверям» [2]. Если в обычном употреблении этот фразеологизм означает наречный признак (близкий по значению слову очень), то тут, подчиняясь глаголу бросай, он принимает буквальный смысл, при этом вон становится обстоятельством места, а из рук – косвенным дополнением. Интересен следующий пример из Башлачева: «С ходу пропаду, если нет ни души во мне» [1; 50]. Формально сочетаемость ФЕ ни <одной> души здесь не нарушается, поскольку она обычно имеет при себе обстоятельство места, но именно такое распространение буквализирует ее. Будучи употребленным по отношению к одному человеку, фразеологизм начинает обозначать отсутствие души у этого человека в буквальном смысле слова. Следует заметить, что здесь идет речь именно о буквализации путем нарушения сочетаемости, а не путем распространения, поскольку эта ФЕ обычно имеет при себе позицию обстоятельства места, которая заполняется словами, сочетающимися с ней.

Довольно редки случаи, когда другие способы трансформации способствуют буквализации ФЕ. У Летова можно наблюдать довольно интересное сочетание приемов в следующем тексте: «Сел на санки не свои и умчался восвояси» [3]. ФЕ садиться не в свои сани подвергается синтаксической инверсии и внешней морфологической трансформации: существительное сани приобретает уменьшительный суффикс –к– и предлог в заменяется предлогом на. Это способствует буквализации ФЕ, разрушая ее тождество, но главный фактор – это дальнейший контекст и проспективное развитие образности фразеологизма: и умчался восвояси. Большее значение для буквализации имеет такой прием трансформации ФЕ, как замена компонента, в триптихе Башлачева «Слыша В.С.Высоцкого»: «На Молочном пути вход с востока открыт // И опять молоко – по груди, по губам…» [1; 65]. Здесь компонент терминологического сочетания Млечный путь заменяется синонимом (или исконно русским вариантом) молочный, благодаря чему разрушается тождество ФЕ. Буквализация поддерживается и контекстом, в котором существенны детали, связанные с путем как протяженностью в пространстве – вход и восток, а также упоминается слово молоко (как часть другого фразеологизма – молоко на губах не обсохло), подчеркивающее этимологию термина Млечный путь.

3) В следующую группу преобразований, основанных на образности ФЕ, объединим три типа преобразований, так или иначе связанных с осмыслением этимологии, внутренней формы фразеологизма. Это народноэтимологическое осмысление внутренней формы ФЕ, авторская этимология и экспликация внутренней формы (образной основы) ФЕ. Особенно богато этими приемами творчество А. Башлачева как самого выдающегося, мастеровитого поэта всей рок-поэзии, обладающего очень развитым языковым чутьем.

Суть народной этимологии, как отмечают А.М. Мелерович и В.М. Мокиенко, заключается в сведении непонятной единицы языка к понятной, в стремлении осмыслить знаки языка через сопоставление их с внешне сходными, известными. При забвении этимологического значения фразеологизмов между их компонентами и сходными или совпадающими по звучанию словами свободного употребления устанавливаются семантические ассоциации, определяющие новую внутреннюю форму.

В художественных текстах не может быть народной этимологии в чистом виде, она появляется лишь как стилизованный элемент. Поэтому это самый редкий прием. У Дягилевой ФЕ шаром покати получает такую трактовку, которая была бы характерна для народной этимологии: «Кто-то плюнул в песок – покатилось шаром» [2]. Непонятная носителю языка форма глагола покати заменяется мотивированной с его точки зрения формой прошедшего времени, восстанавливающей связь между компонентами ФЕ: покатилось как?/чем? - шаром. В «Слете-симпозиуме» Башлачева ФЕ рубить сплеча употребляется в буквальном значении при характеристике советской речи: «Ату его, вредителя! Руби его сплеча!». [1; 74] Глагол рубить выступает здесь в качестве переходного и имеет при себе прямое дополнение, что неприемлемо в его фразеологическом значении (‘говорить прямо, резко, не считаясь ни с кем и ни с чем’ [36; 393]), поэтому фразеологизм приобретает совершенно другой смысл: «жестоко наказывать». Такая народноэтимологическая трактовка значения фразеологизма, заблуждение, неточность в употреблении подчеркивают недалекую агрессивность, узколобость советских чиновников.

Авторская этимология – такой прием, при котором внутренняя форма ФЕ подвергается нарочитому, сознательному преобразованию, получает трактовку, совершенно отличную от языковой, индивидуально-авторскую интерпретацию. Авторская этимология довольно часто встречается в текстах рок-поэзии, однако нередко при этом сопровождается другими типами преобразований. У Летова устойчивое словосочетание отпускать грехи получает авторскую интерпретацию благодаря распространению: «Отпускает на волю черновые грехи» [3]. Обстоятельство на волю придает словосочетанию другой смысл: грехи не просто отпускают, а освобождают их от конкретного человека. Дягилева по-новому осмысляет ФЕ выжить из ума, повторяя компонент выжить изолированно от ФЕ, благодаря чему актуализируется его иное значение: «Нам нужно выжить, выжить из ума» [2]. Выжить понимается как «остаться в живых», что придает образной основе ФЕ выжить из ума новые оттенки смысла и положительную коннотацию: «спастись от ума». В другом стихотворении этимология ФЕ <остаться> не у дел понимается как переразложение другого словосочетания: «Нелепый удел – не у дел» [2]. В этой авторской трактовке ФЕ не у дел произошла от словосочетания нелепый удел путем усечения прилагательного нелепый до отрицательной приставки и разделения существительного удел на другое существительное дел (в Род. п.) с предлогом у. Синтаксическую трансформацию как средство авторской этимологии можно наблюдать в песне «Столб боли вместо воли-неволи»: «Лыко не вяжет внутри кровь с кислородом» [2]. Во фразеологизме лыка не вяжет существительное лыко меняет функцию прямого дополнения на функцию подлежащего, благодаря чему образная основа ФЕ трактуется следующим образом: человек пьян, т.е. «не вяжет лыка», потому что это самое «лыко» плохо соединяет кислород с кровью.

В песне Башлачева «Вечный пост» терминологическое сочетание краткое причастие благодаря синтаксической трансформации и контекстуального окружению приобретает индивидуально-авторское толкование как производное от церковного понятия причастие:

Коротки причастия на Руси.

Не суди Ты нас. На Руси любовь

Испокон сродни всякой ереси [1; 45].

Интересно, что трансформируется ФЕ как раз с помощью перехода полной формы прилагательного в краткую и, как следствие этого, предикации словосочетания. Таким образом, значение термина мотивирует его синтаксическую трансформацию и шире – нетерминологическое осмысление. Даже в ближайшем контексте есть слово из церковной лексики ересь, ну а вообще, как видно из названия песни, она посвящена церкви и религии, поэтому смысл существительного причастие в этом контексте очевиден.

Несколько фразеологизмов у Башлачева получают авторскую интерпретацию с помощью повтора одного из компонентов. В песне «Когда мы вместе» можно наблюдать паронимический повтор: «А прикажешь языком молоть – молю» [1; 139]. Образную основу ФЕ молоть языком мотивирует в такой интерпретации глагол молить, а не молотить, что ближе к значению речи, мысли, выражаемому фразеологизмом. В песне «Сядем рядом, ляжем ближе…» используется разговорная конструкция лексический повтор с распространением: «Тем, кто мукой – да не мукою – // Все приметы засыпает, засыпает на ходу» [1; 146]. Здесь ФЕ спать на ходу выступает в роли распространителя глагола засыпать, и этот глагол, омонимичный глаголу засыпать – «погружаться в сон», накладывает свое значение на значение фразеологизма. Этот омонимичный повтор изменяет образную основу ФЕ. В песне «Когда мы вдвоем» приемом авторской интерпретации этимологии ФЕ является повтор фразеологизма с распространением одного из компонентов: «Но я не боюсь измениться в лице, // Измениться в твоем бесконечно прекрасном лице» [1; 147]. Распространение существительного лицо местоимением твое меняет смысл всего выражения измениться в лице: не «измениться лицом», а «измениться в чьих-то глазах». Игру омонимами можно наблюдать в этой же песне:

Вольно кобелю.

Да рубил бы я сук,

Я рубил бы всех сук, на которых повешен,

Но чем больше срублю, тем сильней затяну петлю [1;148].

Здесь подвергается переосмыслению ФЕ рубить сук, на котором сидишь. Благодаря эллипсису использованию омоформов сук (м. р., ед. ч, Вин. п.) и сук (ж. р., мн. ч., Вин. п.), соответствующему контексту (кобель – сука как пара по признаку пола) и замене второй части ФЕ (на которых повешен вместо на котором сидишь) фразеологизм приобретает совершенно другую образную основу и противоположную – положительную – коннотацию: рубишь уже не сук дерева под собой (следствие – падение), а сук (скажем так, врагов), на которых висишь в петле (следствие – освобождение из петли). Однако здесь тоже не все однозначно, потому что при очевидном желании избавиться от петли она от этого только сильнее затягивается.

Под экспликацией внутренней формы (образной основы) ФЕ Мелерович и Мокиенко понимают раскрытие в контексте исходного образного представления, ситуации, явившихся базой фразообразования. При этом фразеологическое значение, его индивидуальное употребление сопоставляется с мотивирующей его, «порождающей» ситуацией. Таким образом прослеживается, выявляется процесс переноса значения, охватывающий определенную композиционную часть текста. Такой прием встречается только у Башлачева. Так, в песне «Мельница» внутренняя форма ФЕ через пень колоду эксплицируется с помощью расширения компонентного состава:

Дальний путь – канава торная.

Все через пень-колоду-кочку кувырком да поперек [1; 18].

По одной из версий, выражение «связано с хождением по бурелому, где идешь «через пень в колоду», т.е., перешагнув через очередной пень, можешь попасть ногой в трухлявую колоду» [6; 436]. И действительно, Башлачев объясняет образную основу словосочетания, рисуя картину непролазного бурелома, дополняя ФЕ компонентом кочка и подчеркивая трудность пути по такому лесу: канава, кувырком да поперек. Этот же фразеологизм в песне «Некому березу заломати» получает авторскую интерпретацию путем синтаксического переразложения: «Через пень колоду сдавали» [1; 26]. Фразеологизм, обозначающий один наречный признак, здесь разбивается на два члена предложения: через пень становится косвенным дополнением, а колоду – прямым дополнением одного и того же глагола сдавали. То, что при образовании ФЕ имелась в виду колода карточная, нигде не упоминается, поэтому это индивидуально-авторская трактовка этимологии фразеологизма. В песне «Вечный пост» эксплицируется внутренняя форма ФЕ сыр-бор загорелся (из-за / от кого, чего): «Как искали искры в сыром бору» [1; 45]. Как известно, этот фразеологизм – сокращение от пословичного выражения От искры сыр-бор загорелся, и автор, используя отдельные компоненты фразеологизма, в то же время включает в текст элементы мотивировавшего его пословичного выражения (искры) и дает полную форму прилагательного сырой, чтобы нагляднее объяснить образность фразеологизма.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: