Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Структурно-семантические преобразования, в результате которых возникают окказиональные ФЕ




Это наиболее обширная и интересная группа преобразований, поскольку в результате разнообразных формальных и семантических экспериментов возникают новые индивидуально-авторские фразеологизмы, характеризующие особенности употребления ФЕ языка в текстах рок-поэзии и отражающие своеобразие стилевой манеры каждого поэта. Окказиональные ФЕ, образованные на базе ФЕ языка (окказиональные дериваты ФЕ), характеризуются признаками, свидетельствующими о нарушении тождества фразеологизма: изменением предметно-понятийного содержания, категориальной семантики, нетождественностью образной основы. Выделяются следующие виды окказионализмов:

1. Окказиональные ФЕ, вычлененные из состава устойчивых сочетаний. Наиболее простой способ – вычленение одного компонента из состава двучленной номинативной ФЕ, состоящей из двух равноправных компонентов. Например, Дягилева в стихотворении «Пустошь – ветошь…» оставляет вторую часть крылатого выражения чудо-юдо рыба-кит: «Расцепляет волокно горизонтом рыба-кит» [3]. Летов вычленяет компонент твердая память из юридической формулы в здравом уме и твердой памяти, послужившей базой для образования ФЕ языка в здравом уме. Поэт реализует неиспользованный языком потенциал этой формулы и берет оставшуюся часть для образования номинативной индивидуально-авторской ФЕ: «Полная мера, твердая память» [3]. Здесь мы наблюдаем морфологическую трансформацию и приведение именного словосочетания «к нулевому знаменателю» – форме Им. падежа. Это достаточно распространенное явление при вычленении, поскольку таким образом устанавливается грамматическая самостоятельность и цельнооформленность новообразованных единиц: «Знамя на штык – козел в огород» (из ФЕ пустить козла в огород) [2], «Отважно отвоевывали ломаный грош» (из ФЕ гроша медного (ломаного) не стоит) [3]. Летов вычленяет окказионализм седьмые небеса из ФЕ на седьмом небе, изменяя падеж и число исходной ФЕ: «Сухие рты, седьмые небеса» [3]. Самостоятельность этой окказиональной ФЕ подтверждается наличием ее и в другом тексте уже в родительном падеже, что говорит о ее достаточной освоенности автором для появления парадигмы склонения: «От родной земли до седьмых небес» [3]. Возможность склонения новообразованных ФЕ свидетельствует об их прочном вхождении в активный словарь выразительных средств авторов: «Ежовой рукавицей проповедуйте любовь» (из ФЕ в ежовых рукавицах, брать в ежовые рукавицы) [3], «по свежему преданию» (из ФЕ свежо предание, а верится с трудом) [2], «восемь метров земель тридевятых» (из ФЕ за тридевять земель) [2], «и радоваться солнышку и дождичку в четверг» (из ФЕ после дождичка в четверг) [2], «всех лежачих камней пересохшая правда» (из ФЕ под лежачий камень <и> вода не течет) [1; 184].

Нередко вычленение окказиональных ФЕ из состава ФЕ языка сопровождается другими видами трансформации. Чаще всего – заменой одного из компонентов: синонимической («Дареные лошадки разбрелись на заре» [3] – из ФЕ дареному коню в зубы не смотрят; «праздник на моей стороне» [1; 51] – из ФЕ будет и на твоей улице праздник) или метонимической («От закрытых дверей до зарытых зверей» [2] – из ФЕ вот где собака зарыта). Вычленение также совмещается с морфологическими и синтаксическими трансформациями. Например, в стихотворении Летова «Из меня все сыпется» приобретает уменьшительный суффикс компонент ФЕ как из рога изобилия: «рожки изобилия, серебряные копытца» [3]. Здесь также можно наблюдать образование ФЕ серебряные копытца на основе сказки П.Бажова. Эти окказиональные фразеологизмы очень близки друг другу по значению: «источник богатства». Башлачев преобразует предикативное сочетание ФЕ на воре и шапка горит в номинативное и расширяет компонентный состав вычлененной из нее окказиональной ФЕ: «Не накинуть на Имя Имен золотую горящую шапку» [1; 42]. Летов в песне «Прыг-скок» расширяет компонентный состав ФЕ выносить сор из избы, совмещая его с морфологической трансформацией (уменьшительный суффикс): «Досадный сор из мясной избушки» [3]. ФЕ нужен как собаке пятая нога претерпевает изменения в текстах Летова и Дягилевой при образовании окказиональных фразеологизмов путем вычленения. Летов использует уменьшительный суффикс для компонента собаке («Словно пятая нога у хромой собачонки» [3]), а Дягилева использует синонимическую замену для компонента нога и метонимическую – для компонента собаке: «Пятую лапку бродячей дворняжки» [2]. Интересный прием трансформации можно наблюдать в песне Дягилевой «Гори, гори ясно»: «Рожки-ножки черным дымом» [2]. Автор из ФЕ рожки да ножки, которую, казалось бы, нельзя сократить, вычленяет неделимую билексему, т.е. сложную номинативную единицу, состоящую из двух (или более) самостоятельных слов, соединенных аналитическим (дефиснооформленным) способом, и обладающую «синкретическим (концептуальным) значением» [37; 37].

Итак, основной корпус окказиональных ФЕ, вычлененных из состава устойчивых сочетаний, представлен номинативными единицами. Однако этим их круг не ограничивается. Башлачев вычленяет несколько наречных (по синтаксической функции) фразеологизмов: «Дальше носа не ходи без ружья» (из ФЕ не видеть дальше своего носа) [1; 29], «А живи, как есть – в три погибели» (из ФЕ в три погибели согнуть) [1; 45], «Все вершины на свой аршин» (из ФЕ все вершины на свой аршин») [1; 46]. Возможность вычленения не только номинативных, но и наречных ФЕ, говорит о достаточно гибкой сочетаемости компонентов и частей фразеологизмов со словами свободного употребления.

2. Окказиональные ФЕ, образованные по структурно-семантическим моделям синонимичных ФЕ. Наиболее близко к исходным ФЕ располагаются такие окказионализмы, которые образованы путем замены одного компонента, синонимичны по значению исходной ФЕ и даются в одном контексте с последней: «Полная чаша, полная мера» [3]. Окказиональная ФЕ полная мера практически идентична по смыслу исходной, а компонент мера более прозрачен с точки зрения образности, чем чаша, и отражает значение фразеологизма ‘всего много, в изобилии’ [36; 517]. Так же близки исходным устойчивым выражениям окказиональные ФЕ, образованные путем замены компонентов словами одной лексико-семантической группы: «Море по колено, небо по плечо» [3]. Окказиональная ФЕ небо по плечу сохраняет образность и значение исходного фразеологизма, поскольку компоненты заменяются словами из лексико-семантических групп «объекты природы» и «части тела». Здесь новообразованный фразеологизм также дается в контексте с исходным, что подчеркивает их тесную взаимосвязь и облегчает понимание окказионализма. Значение нового фразеологизма может несколько отличаться от значения исходного. В стихотворении «Солнцеворот» Летов образует три окказиональных ФЕ от фразеологизма (мое, наше и т.д.) дело маленькое, причем первый из них образован в результате структурно-семантической аналогии по контрасту: «Наше дело большое, <…> Наше дело последнее, наше дело пропащее» [3]. Башлачев придает дополнительный оттенок значения окказиональным выражениям, образованным от ФЕ всем сестрам по серьгам: «Всем сестрам – по любви, <…> Всем братьям – по кресту виноватому» [1; 160]. В первой ФЕ он заменяет компонент по серьгам на абстрактное понятие, во второй компонент сестрам – на слово одной лексико-семантической группы. Значение фразеологизмов перемещается в абстрактно-логическую сферу. Дягилева в стихотворении «Столб боли вместо воли-неволи» переосмысляет значение образованной от фразеологизма рубить с плеча окказиональной ФЕ рубить с хвоста: «Жизнь рубит с хвоста теплой волной» [2]. Значение новой ФЕ, образованной путем замены компонента с плеча словом одной лексико-семантической группы «части тела»: «начинать с конца».

В редких случаях значение новообразованного фразеологизма антонимично значению исходного, причем происходит это благодаря замене компонентов исходной ФЕ на слова той же лексико-семантической группы. В песне «Ржавая вода» Башлачев при образовании окказиональной ФЕ заменяет прилагательное, обозначающее цвет, что переворачивает значение ФЕ красная дата: «Черными датами» [1; 113]. Новая ФЕ обозначает не «праздник, выходной день», а «трагическое событие». А в песне «Имя имен» тот же механизм образования окказионального фразеологизма приводит к коренному переосмыслению значения исходной ФЕ из огня да в полымя: «Перекрести нас из проруби да в кипяток» [1; 42]. Компоненты прорубь и кипяток, принадлежащие той же лексико-семантической группе, что и синонимы огонь и полымя (пламя), оказываются антонимами по отношению друг к другу как «холодное» и горячее». Благодаря этому значение новой ФЕ становится не «из одной неприятности в другую, еще большую», а «из одного состояния в совершенно другое, абсолютно противоположное». Значение фразеологизма может и полностью обесцениваться, если в основу его образования положен грамматический или фонетический принцип. Например, Летов образует от ФЕ всему свое время два окказиональных фразеологизма, заменяя компонент время словами на –мя того же типа склонения: «Всему свое бремя, всему свое вымя» [3]. Башлачев же образует окказиональную ФЕ имеющий душу – да дышит от крылатого выражения имеющий уши, да услышит, руководствуясь лишь фонетическим созвучием между компонентами фразеологизма душу и дышит [1; 148].

Разумеется, образование окказиональных ФЕ по структурно-семантическим моделям синонимичных ФЕ может сопровождаться другими видами трансформации. Например, Летов образует окказиональную ФЕ на основе фразеологизма вынь да положь, трансформируя утвердительную форму в отрицательную, при этом смысл почти стирается: «Вечно от вас только вынь да положь // Да не ссы да не трожь» [3]. Только благодаря наличию в одном контексте исходной ФЕ устанавливается вторичность новообразованного фразеологизма. Дягилева образует окказиональную ФЕ от полностью деформированного фразеологизма ждать у моря погоды: «Ожидало поле ягоды, ожидало море погоды» [2]. Смысл новой ФЕ синонимичен смыслу исходной, однако без контекста было бы сложно определить базу образования окказионализма. Интересно, что первый компонент исходной ФЕ море заменяется словом одной лексико-семантической группы, а второй – словом, созвучным ему и связанным по смыслу с компонентом поле.

Наконец, следует отметить существование целых рядов окказиональных фразеологизмов, образованных по модели одной исходной ФЕ. Сложный комплекс различных преобразований наблюдаем в стихотворении Летова «Все ли понарошку»:

Кусок не по зубам – не по Сеньке вина

Не по росту потолок – не по карману цена

Не по вкусу пряник – не по чину мундир [3].

Структурно-семантической моделью служит контаминированная форма фразеологизмов по Сеньке шапка и не по зубам (первый берет от второго отрицательную форму вместо утвердительной, второй берет от первого расширенный подлежащим состав). В первой ФЕ происходит замена компонента шапка на вина. ФЕ не по зубам за счет расширения компонентного состава словом кусок буквализируется. Остальной ряд фразеологизмов образован по модели окказиональной ФЕ не по Сеньке вина, причем ФЕ языка не по карману претерпевает те же изменения, что и не по зубам (расширение компонентного состава под влиянием соседних фразеологизмов).

В песне Дягилевой также наблюдаем ряд окказиональных фразеологизмов, образованных по структурно-семантической модели ФЕ на все четыре стороны. При этом сама исходная ФЕ в контексте не явлена, однако легко восстанавливается:

Мне придётся отползать

От объявленья войны на все четыре струны

От узколобой весны во все четыре стены

От подгоревшей еды за все четыре беды

От поколения зла в четыре чёрных числа [2].

синтаксическая модель соблюдается не совсем точно в трех последних фразеологизмов, однако это не затрудняет восприятие смысла. В окказиональной ФЕ в четыре черных числа можем также заметить контаминацию с ФЕ < на> черный день, сопровождающуюся метонимической заменой компонента день на число.

3. В следующую группу объединим три типа окказионализмов-«перевертышей». Это окказиональные ФЕ, образованные в результате структурно-семантической аналогии по контрасту (одноструктурные антонимы ФЕ языка), основывающиеся на структурно-семантической (ролевой) инверсии и основывающиеся на конверсии ситуации.

Основной корпус окказиональных ФЕ, образованных в результате структурно-семантической аналогии по контрасту, составляют трансформированные фразеологизмы, в которых один из компонентов исходной заменен его антонимом (иногда контекстуальным): «В пустоте да не в обиде» (вместо в тесноте да не в обиде) [3], «Как на собственные поминки испекли мы каравай» (вместо как на <чьи-то> именины…) [3], «борьба за смерть» (вместо борьба за существование) [1; 31]. Редкий случай, когда оба компонента ФЕ антонимичны исходным, наблюдаем в стихотворении Летова «Наши»: «На ночную нежность да на злобу дня» [3]. Окказиональная ФЕ на ночную нежность, образованная в результате синтаксического преобразования и структурно-семантической аналогии по контрасту от ФЕ на злобу дня, дается в одном контексте с исходным фразеологизмом, что облегчает установление ее вторичности. Дягилева преобразует ФЕ вкривь и вкось таким образом, что один из компонентов оказывается антонимичным обоим исходным компонентам, а второй лишь созвучен компоненту вкривь: «С камня гора вверх и вбок покатилась // Камни с холмов – вниз и впрямь» [2]. Интересно, что в этом контексте уже от окказиональной ФЕ также по контрасту образуется еще одна ФЕ вверх и вбок, полностью антонимичная образующей ФЕ вниз и впрямь.

Образование окказиональных ФЕ по контрасту может совмещаться с другими типами преобразований, например, с синтаксической трансформацией: «Да от зла не искать бы зла» (вместо от добра добра не ищут) [1; 51]. В стихотворении «Рашид + Оля» Башлачев полностью деформирует ФЕ хлеб-соль, и от этого деформированного выражения по контрасту образует новую ФЕ. Как одно целое эти два выражения близки по звучанию и отточенности формы к авторскому афоризму: «Дай нам, Боже, хлеба и дай нам соли! // Дай нам, Сатана, табаку-вина» [1; 187]. Интересное сочетание приемов можно обнаружить в окказиональной ФЕ Летова, основанной на знаменитом выражении А.П. Чехова по капле выдавливать из себя раба: «Этакое выдавливание из себя по капле Георгия-Победоносца» [3]. Окказиональная ФЕ образована в результате структурно-семантической аналогии по контрасту (раба – Георгия-Победоносца) и изменения категориального значения фразеологизма (выдавливать – выдавливание).

Образование окказиональных ФЕ, основывающихся на структурно-семантической (ролевой) инверсии, возможно, преимущественно, на базе фразеологизмов, состоящих из двух смысловых центров, которые меняются местами: «Славный урок – не в глаз, а в бровь» (вместо не в бровь, а в глаз) [3], «с ниточки по миру отдам» (вместо с миру по нитке – голому рубаха; здесь также имеет место сокращение компонентного состава, характерное для разговорного употребления ФЕ) [1; 50], «тебе – лилипуту в стране Гулливеров» (от названия 1 части книги Д.Свифта «Гулливер в стране лилипутов») [1; 108]. Исключение составляет пример из песни Башлачева «В чистом поле дожди косые»: «Спасите ваши души». Здесь окказиональная ФЕ образована от фразеологизма, состоящего из трех равноправных частей спасите наши души (поскольку это расшифровка аббревиатуры). В результате замены местоимения происходит ролевая инверсия: целью сообщения является спасение его адресата, а не адресанта. В песне Башлачева «Ванюша» ролевая инверсия сопровождается буквализацией ФЕ валять [ломать, корчить] дурака [ваньку]: «Да, может, Ванька чего сваляет? А ну-ка, Ванька! Душа гуляет!». Как видно хотя бы из названия, «Ванька» – имя главного героя песни, и эта фраза – обращение к нему.

Представленность в исследуемых текстах окказиональных ФЕ, основывающихся на конверсии ситуации, ограничена одним случаем в песне Башлачева «Имя имен»: «Велика ты, Россия, да наступать некуда» [1; 41]. Трансформируется крылатое выражение Велика Россия, а отступать некуда, – позади Москва. Если кто-то отступает, то потому, что кто-то наступает, поэтому здесь мы имеем дело именно с конверсией ситуации.

4. Окказиональные ФЕ, основывающиеся на преобразовании категориального значения ФЕ, обычно представляют собой субстантивные фразеологизмы, образованные от глагольных: «Поздние гадания на кровавой гуще» [3]. Летов в данном случае использует также расширение компонентного состава ФЕ гадать на кофейной гуще и замену компонента кофейная, однако ведущим приемом здесь оказывается именно изменение категориального значения. Может преобразовываться и просто предикативное сочетание, необязательно глагольное: «Золотое молчанье уст» (от ФЕ слово – серебро, молчанье – золото). В отдельных случаях глагол может трансформироваться в причастие, однако тогда на первый план выходит существительное, а не процесс, и такие трансформации сближаются с вычленением окказиональных ФЕ из состава ФЕ языка: «обменяемся <…> пожатыми плечами» (от ФЕ пожимать плечами) [3], «хвост поджатый» (от ФЕ поджать хвост) [2]. В стихотворении Летова «Я в соплях не захлебнулся» можно наблюдать единичный случай, когда на первый план при преобразовании категориального значения выходит прилагательное, связанное с глаголом исходной ФЕ: «С жиру бесноватому, кругло виноватому» (от ФЕ с жиру беситься) [3]. В целом же эта группа преобразований представлена не широко и больше имеет отношение к синтаксису и грамматике, нежели непосредственно к синтагматике устойчивых сочетаний.

5. Контаминация ФЕ. Это один из самых распространенных способов трансформации ФЕ, имеющий прямое отношение к их сочетаемости. Основанием для контаминации чаще всего служит наличие одного общего компонента: «Искали ветер Невского да в Елисейском поле» (контаминируются ФЕ ищи ветра в поле и отправиться в Елисейские поля; общий компонент поле) [1; 32], «святая вода на пустом киселе неживой» (контаминируются ФЕ святая вода, седьмая вода на киселе и неживая вода; общий компонент вода) [1; 121]. Когда форма общего компонента совпадает в обоих фразеологизмах, один из них синтаксически поглощает второй и становится ведущим: «Еле-еле душа в черном теле» [1; 122]. Значение окказиональной ФЕ остается почти таким же как у ведущей ФЕ еле-еле душа в теле, при этом появляется дополнительный оттенок значения второго фразеологизма держать в черном теле: «о едва живом, уставшем от притеснений и страданий человеке» (в данном случае о поэте). Тот же механизм включения одного фразеологизма в состав другого действует при образовании окказиональной ФЕ закуси губу не дуру [3]. Собственно, элемент фразеологизма губа не дура здесь оказывается не более чем приложением, согласующимся с основной ФЕ закусить губу. Значение же окказиональной ФЕ писали вилами на роду [1; 45] синкретично и в равной степени складывается из значений образовавших его фразеологизмов на роду написано и вилами по (на) воде писано, имеющих не один, а два общих компонента. В окказиональной ФЕ, образованной контаминацией фразеологизмов перевести дух и единым духом, фразеологическое значение первого фразеологизма вообще не актуально: «Любовь, Ванюха, не переводят единым духом» [1; 153]. Здесь актуально лишь значение «растрачивать» глагола переводить (также трансформируется совершенный вид глагола в несовершенный). Ту же ФЕ перевести дух Дягилева объединяет в одном контексте, используя эллипсис прямого дополнения, с близкой ей по составу и грамматической структуре, но совершенно отличной по значению ФЕ испустить дух: «Может дух испустить, может, перевести» [2]. Все три автора обращают внимание на близость фразеологизмов менять шило на мыло и шило в мешке (от пословицы шила в мешке не утаишь) и контаминируют их в своих текстах: «Где рядышком – шило, в мешке не утаенное // Да мыло, которое так и не удалось на шило променять» [3]. Летов здесь объединяет эти два фразеологизма, эксплицируя их внутреннюю форму с точки зрения взаимосвязи друг с другом. Башлачев дает другую интерпретацию этимологии этих фразеологизмов: «И шило в мешке мы пустили на мыло» [1; 62]. Смысл ФЕ менять шило на мыло становится «превратить шило в мыло». Дягилева устанавливает цепочечную взаимосвязь между ФЕ менять шило на мыло – шило в мешке – покупать кота в мешке: «Шило на мыло, мешок и кота» [2]. Каждый фразеологизм имеет один общий компонент с предыдущим, поэтому два крайних фразеологизма «цепочки» не имеют в составе общего компонента, но оказываются связанными через центральную ФЕ шило в мешке, имеющую по одному общему компоненту с каждой из крайних ФЕ.

В песне Башлачева «На жизнь поэтов» основанием для контаминации ФЕ вздохнуть полной грудью и дышать на ладан служит наличие однокоренных компонентов: «Как вольно им петь. И дышать полной грудью на ладан» [1; 121]. Контаминация двух совершенно отличающихся по значению и коннотации фразеологизмов создает трагически абсурдную ситуацию при описании жизни поэтов, которой они с каждой секундой не боясь приближают смерть. Часто основанием для контаминации является наличие во фразеологизмах слов одной лексико-семантической группы: «пожимает плечами мне в пояс» (ФЕ пожимать плечами и кланяться в пояс; слова лексико-семантических групп «телодвижения» и «части тела») [2], «хлебом-солью по болотам, киселем по берегам» (ФЕ хлеб-соль и молочная река, кисельная берега; слова лексико-семантической группы «продукты питания») [2], «с семи драных шкур – шерсти клок» (ФЕ спустить три шкуры (семь шкур) и с паршивой овцы хоть шерсти клок; слова лексико-семантической группы «кожные покровы») [1; 34].

Нередко контаминируются фразеологизмы, имеющие идентичную или сходную грамматическую структуру или одинаковое категориальное значение. Дягилева создает окказиональную ФЕ на основе двух очень близких и по значению, и по образной основе, и по грамматической структуре фразеологизмов: «Им брошена тень на ветхий плетень» [2]. Происходит контаминация ФЕ наводить тень на плетень и бросать тень на что-либо, сопровождающаяся внешней морфологической трансформацией (глагола в причастие) и расширением компонентного состава (ветхий). В стихотворении «И не жарко и не жалко» Дягилева образует целый ряд на основе двучастной грамматической структуры ФЕ ни рыба ни мясо, которая сама при этом в тексте не заявлена:

И не елка и не палка

И не шило и не мыло

Не Фома и не Ерёма [2].

Таким образом, контаминируются 4 ФЕ: ёлки-палки, менять шило на мыло, Фома да Ерёма и ни рыба ни мясо (ее грамматическая структура). Летов в стихотворении «Это еще куда ни шло» на основе грамматической структуры ФЕ флаг кому-либо в руки создает комплекс окказиональных ФЕ, смешивая этот фразеологизм с ФЕ ветер в голове:

Факел в руку

Ветер в голову

Флаг тебе в руку

Факел тебе в голову [3].

Смысл фразеологизмов от такого хаотичного смешения обесценивается. В стихотворении «Посв. Дураку» Летов контаминирует фразеологизмы без царя в голове и держать камень за пазухой исходя из наличия в их грамматической структуре обстоятельства места: «Без царя за пазухой» [3]. В стихотворении «Как везли бревно…» основанием для контаминации фразеологизмов становится их общее пространственное значение: «Сквозь игольное ушко да за тридевять червивых земель» [3].

В отдельных случаях фразеологизмы контаминируются на основании синонимичности или близости их фразового значения. Например, Дягилева контаминирует два фразеологизма гол как сокол и ни кола ни двора, объединенных значением «о крайне бедном человеке», обнаруживая их фонетическое созвучие: «Гол сокол – со двора на кол» [2]. Башлачев в песне «Пляши в огне» удачно сочетает синонимичные ФЕ всё трын-трава и море по колено: «Я тебя люблю, и по колено мне трын-трава» [1; 51]. Значение «всё нипочем», выражаемое фразеологизмами, вдвойне усиливается благодаря такой контаминации. В песне «Перекур» Башлачев объединяет в одном контексте ФЕ идти в ногу и дать тягу, имеющие общую семантику ходьбы, движения: «А кто-то шагнул, да не в ногу, и сразу дал тягу» [1; 134].

Отметим несколько единичных принципов контаминации. В песне Башлачева «Подвиг разведчика» контаминируются ФЕ заблудиться в трех соснах и за деревьями не видеть леса на основании метонимической соотнесенности компонентов сосна и лес как части и целого: «И в трех соснах порой не видят леса» [1; 76]. Контаминация ФЕ седьмая вода на киселе и беда не приходит одна в песне Дягилевой «Reggae» становится возможной благодаря фонетической близости компонентов беда и вода: «Седьмая вода, седьмая беда опять не одна до самого дна» [2]. Уникальную контаминацию можно наблюдать в песне Башлачева «Имя имен»: «Хотя лихом в омут глядит битый век на мечах» [1; 41]. Соединяются ФЕ час пик и битый час, имеющие общий компонент час, который в тексте, однако, не явлен, потому что происходит его метонимическая замена на компонент век. Кроме того, компонент пика в первой ФЕ заменяется словом той же лексико-семантической группы «холодное оружие» меч. Интересны также случаи, когда фразеологизмы контаминируются на основании антонимичности их компонентов. Дягилева контаминирует ФЕ в тихом омуте черти водятся и буйная головушка, имеющие в составе антонимичные компоненты тихий – буйный: «В тихий омут буйной головой» [2]. Башлачев использует контекстуальные антонимы из русского фольклора для образования окказиональной ФЕ не Варвара-краса, да не курица-Ряба [1; 83]. Однако ведущим принципом объединения двух прецедентных текстов Варвара-краса (длинная коса) и курочка Ряба следует признать общность источника – русские народные сказки.

6. Окказиональные ФЕ, образованные по моделям ФЕ языка, на базе образа ФЕ при частичном изменении значения и образной основы. Обычно такие окказиональные ФЕ образуются в результате замены одного из компонентов фразеологизма языка, приводящей к появлению дополнительных оттенков значения или его полному изменению, обновлению коннотации и образности. Чаще всего в текстах рок-поэзии преобразования этого типа связаны с фонетической заменой компонента. Наиболее формально близки оригинальным фразеологизмам те окказиональные ФЕ, которые образованы путем замены одного из компонентов ФЕ словом, отличающимся от него одной фонемой (для удобства назовем их «фонетическими моделями»). Например, Летов образует ФЕ панические войны [3] на базе термина пунические войны. Новообразованная ФЕ внутренне сбалансирована: компонент панические согласован по смыслу со вторым компонентом война, поскольку война обычно ассоциируется с паникой, страхом. Башлачев также заменяет компонент ФЕ брачное ложе на слово, отличающееся всего одной фонемой, благодаря чему смысл новообразованной ФЕ становится практически антонимичным смыслу исходной: «И на бранное ложе всходила, как на пьедестал» [1; 82]. В песне же «Имя имен» такая замена компонента на слово, отличающееся одной фонемой, корректирует значение ФЕ вкривь и вкось: «Вкривь да врозь обретается верная стежка-дорожка» [1; 41]. У окказиональной ФЕ остается только одно значение из трех вариантов значения исходной ФЕ: «в различных направлениях» [М; 70]. В песне «Сядем рядом…» окказиональный фразеологизм усиливает значение базовой ФЕ разбить в пух и в прах, обращая внимание на возможность не только физического, но и духовного уничтожения: «Размолотит колос в дух и прах один цепной удар» [1; 145]. При этом актуализируется и буквальное значение фразеологизма благодаря замене компонента разбить на размолотить и заполнению позиции прямого дополнения существительным колос. В песне «Вечный пост» фонетическая модель фразеологизма встречать хлебом-солью получает отрицательную коннотацию, в целом не меняя значения исходной ФЕ: «Хлебом с болью встретят златые дни» [1; 44]. Компоненты хлеб и боль не соотносятся друг с другом по смыслу, т.к. принадлежат разным лексико-семантическим группам, и основная смысловая нагрузка лежит на общем контрасте между исходной ФЕ и окказиональной. В песне Башлачева «Петербургская свадьба» фонетическая замена одного из компонентов ФЕ до гробовой доски сопряжена с заменой предлога до на антоним от, благодаря чему полностью меняется значение исходной ФЕ: «Но купол лба трещит от гробовой тоски» [1; 32].

Гораздо чаще окказиональные ФЕ просто созвучны исходным и не повторяют почти в точности их звуковой облик (назовем их для удобства «рифмованными моделями»): «небеса в решете» (вместо чудеса в решете) [1; 138]. Дягилева придает отрицательную коннотацию окказиональной ФЕ по сравнению с исходной ФЕ быльем поросло, заменяя компонент быльем созвучным словом: «Было да гнильем поросло» [2]. Значение новообразованной ФЕ близко значению исходной, и в данном случае сложно разграничить такие типы трансформации, как рассматриваемый и образование окказиональных ФЕ по структурно-семантическим моделям синонимичных ФЕ. В стихотворении того же автора «Столб боли…» также наблюдаем пограничный случай: «Входит любовь штопором в спину» [2]. Замена компонента нож ФЕ нож в спину словом той же лексико-семантической группы, с одной стороны, существенно не изменяет значения фразеологизма, а с другой стороны, придает ему дополнительные оттенки. Штопор – «винтовой стержень для откупоривания бутылок» [24; 901], поэтому значение окказиональной ФЕ связано с открытием любовью какого-то нового содержания в человеке. Рифмованные модели могут сохранять семантику исходных ФЕ в общих чертах, преображая образную основу: «Мне с моею милою – рай на шабаше» [1; 50]. Башлачев, образуя окказиональную ФЕ от крылатого выражения с милым рай и в шалаше, оставляет почти неизменным общее значение исходной ФЕ: «с любимым человеком хорошо в любых условиях». В песне «Рождественская» фонетическая замена также не противоречит значению исходной ФЕ скатертью дорога и усиливает имплицитный смысл, заложенный в этом пожелании: «Спите дети. Я пошел. Скатертью тревога» [1; 141]. Пожелание удачной дороги как раз подразумевает отсутствие тревог и неприятностей в пути. При образовании окказиональной ФЕ не в квас, а в кровь [1; 45] от фразеологизма не в бровь, а в глаз возникает определенный дисбаланс. Оба компонента новой ФЕ принадлежат одной лексико-семантической группе «жидкости», при этом кровь занимает более сильную смысловую позицию (как глаз), чему соответствует и его синтаксическая позиция, однако рифмуется этот компонент со словом бровь, занимающим слабую позицию. Иногда замена по созвучию уничтожает логику и грамматическую правильность высказывания: «Круговорот еды в природе // Наоборот беды в народе» [3]. Окказиональная ФЕ, образованная от терминологического сочетания круговорот воды в природе, обладает лишь зачатками смысла и значения, складывающихся из значений знаменательных слов без учета предлогов и связи слов в предложении. Башлачев образует две окказиональные ФЕ по модели ФЕ языка одним миром мазаны: «Там, где все одним жиром мазаны, там, где все одним миром травлены» [1; 129]. Значения этих авторских фразеологизмов установить трудно, можно лишь сделать вывод об их ярко выраженной отрицательной коннотации.

При образовании окказиональных ФЕ по моделям ФЕ языка могут использоваться замены однокоренными словами и семантические замены. Однокоренные замены могут вносить неожиданные ноты в звучание уже привычных фразеологизмов. Например, Башлачев придает трагическую окрашенность ФЕ легок на помине: «<поэты> В быту тяжелы. Но однако легки на поминках» [1; 122]. Значение окказиональной ФЕ воспринимается буквально: представляется легкий гроб с телом умершего поэта. В песне «Петербургская свадьба» Башлачев создает неологизм Царь-Пушкин [1; 33] на базе билексемы царь-пушка, подчеркивая статус А.С.Пушкина как светила русской поэзии. В песне «Когда мы вместе» Башлачев с помощью однокоренной замены создает оксюморонное сочетание на базе ФЕ будь что будет: «И будь что будет // Забудь, что будет» [1; 137]. В этом же тексте наблюдаем интересную закономерность: сразу в двух фразеологизмов компонент руки заменяется на ручьи. Автор устанавливает связь между этими этимологически родственными словами с помощью создания окказиональных ФЕ: «Я воли не давал ручьям» (на базе ФЕ дать волю рукам) [1; 137], «Молю о том, чтоб все в твоих ручьях» (на базе ФЕ в руках кого, чьих, у кого) [1; 139]. При семантических заменах заменяющее слово не имеет ничего общего с заменяемым компонентом ФЕ и направлено на выражение определенного значения окказиональным фразеологизмом. Башлачев в песне «В чистом поле – дожди» создает окказиональную ФЕ на базе термина Вторая мировая война: «На Второй Мировой поэзии признан годным и рядовым» [1; 55]. Автор такой семантической заменой уподобляет поэзию войне. В этом же тексте семантическая замена компонента ФЕ на миру и смерть красна способствует буквализации значения окказиональной ФЕ: «А кровь – она ох красна на миру» [1; 56]. Дягилева с помощью семантической замены корректирует значение ФЕ прописная истина: «Промозглые истины» [2]. Автор усиливает отрицательную коннотацию окказиональной ФЕ, и такое свойство объекта, как «общеизвестность, тривиальная верность» превращает в «затхлость, закостенелость». Нельзя не отметить и некоторую формальную близость компонентов промозглый и прописной. Летов заменяет существительное на возвратное местоимение в пословице поспешишь – людей насмешишь, благодаря чему у окказиональной ФЕ появляется дополнительный оттенок значения: «Поспешишь – себя насмешишь» [3]. Значение авторской пословицы: «спешить не следует, чтобы не навредить себе». Интересный случай наблюдаем в песне Башлачева «На жизнь поэтов»: «Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия» [1; 121]. Автор при образовании окказиональной ФЕ по модели термина знак многоточия использует окказионализм кровоточие.

7. Окказиональные ФЕ – образные сравнительные обороты, в которых образ сравнения возникает на базе образной основы ФЕ. В состав образного сравнения может входить вся ФЕ целиком без изменений. В этом случае значение и образность ФЕ остаются почти неизменными: «Словно погоня в горячей крови» (от прецедентного текста – песни Я.Френкеля на слова Р.Рождественского «Погоня в горячей крови») [3], «Отчаянный, словно отрезанный ломоть» (от ФЕ отрезанный ломоть) [3], «Как шило в мешке – два смешка, три насмешки – набитый дурак, я смешал в своей трубке» (от ФЕ шило в мешке) [1; 61]. Однако чаще всего сравнением с остальной частью фразеологизма поясняется один из его компонентов, обычно глагольный или адъективный: «За бледные крылья таскать, как каштаны из огня» (от ФЕ таскать каштаны из огня) [3], «Посыпались бесы из нас, как песок» (от ФЕ песок сыплется из кого) [3], «В мире, загробном как жизнь» (от ФЕ загробная жизнь) [3], «Глаза у меня велики, как у страха» (от поговорки у страха глаза велики) [3]. При таком образовании окказиональных ФЕ фразеологизмы могут подвергаться другим типам трансформации. Например, Летов создает сравнительный оборот словно обожженные богами горшки [3], преобразуя категориальное значение поговорки не боги горшки обжигают. При этом отрицательная форма переходит в утвердительную. В другом тексте Летов на основе крылатого выражения если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе образует такое сравнение: «Как поперлись на кладбище, словно горы к магометам» [3]. Трансформируя единственное число компонентов гора и Магомет во множественное, автор придает ситуации характер типовой, а имя Магомет становится нарицательным. Замена компонента идет на просторечный вариант поперлись также способствует десакрализации выражения, подчеркивает его бытовую применимость.

8. Окказиональные ФЕ, возникающие на основе определенных литературных сюжетов. Расширим эту группу преобразований и включим сюда также все окказиональные ФЕ, имеющие в своей основе любой прецедентный текст: цитату из литературного произведения, эстрадной песни, фильма и иного культурного факта. Чаще всего авторы расширяют компонентный состав прецедентных текстов, названий различных произведений искусства, известных выражений из песен и книг, благодаря чему они получают дополнительные оттенки значения: «Красный смех оцепенения» (от названия рассказа Л.Андреева «Красный смех») [3], «Сто добровольных лет одиночества» (от названия рассказа Г.Маркеса «Сто лет одиночества») [3], «Весна на до боли Заречной улице» (от названия фильма Ф.Миронера и М.Хуциева «Весна на заречной улице») [3], «На вражьей безымянной высоте» (от названия песни М.Матусовского и В.Баснера «На безымянной высоте») [1; 78]. Прецедентные тексты претерпевают те же изменения, что фразеологизмы при трансформации. Может заменяться один из компонентов: «ветер обновлений крепчал» (замена однокоренным синонимом; от названия песни «Ветер перемен» М.Дунаевского и Н.Олева) [3], «соль на мозоль» (замена по созвучию словом одной лексико- семантической группы; от названия песни «Не сыпь мне соль на рану» В.Добрынина и С.Осиашвили) [2]. У Башлачева замена компонента обесценивает смысл выражения, делает его алогичным: «Любимый город может спать спокойно // И мирно зеленеть среди зимы» (вместо «Любимый город может спать спокойно // И видеть сны, и зеленеть среди весны», из песни «Любимый город» Н.Богословского и Е.Долматовского) [1; 77]. Этим приемом автор высмеивает пафос советской кинематографии и эстрады, использующей речевые штампы часто в расход со смыслом. Летов преобразует категориальное значение названия пьесы С.Беккета «В ожидании Годо»: «Он глазами зеленел, ожидая Годо» [3]. Башлачев же в триптихе «Слыша В.С.Высоцкого» использует синтаксическую инверсию, упоминая названия фильма, в котором снимался Высоцкий, «Место встречи изменить нельзя»: «И нельзя изменить место встречи» [1; 65]. Летов создает сравнительные обороты на основе литературных сюжетов: «Тяжелы стали руки, словно веки у Вия» (аллюзия на повесть Н.Гоголя «Вий») [3], «Сижу как король Лир на именинах» (аллюзия на трагедию У.Шекспира «Король Лир») [3]. Иногда окказиональные ФЕ на основе прецедентных текстов образуются по контрасту. Например, Башлачев подбирает антонимичные конструкции для крылатого выражения из «Евгения Онегина» иных уж нет; а те далече, в результате чего возникает следующая окказиональная ФЕ: «Мой друг, иные здесь. От них мы недалече» [1; 31]. Антонимы: иных уж нет – иные здесь, те – мы, далече – недалече. Летов развертывает целый ряд контрастных ФЕ, вступая в полемику с названием книги С.Алексиевич «У войны – не женское лицо»:

У войны не женское лицо

Но лёгкая женская поступь <…>

Но женский лукавый смех <…>

Но девичьи глаза <…>

Но нежные женские руки [3].

В другом тексте Летов создает окказиональную ФЕ, объединяя два варианта начала песни Я.Шведова и А.Новикова «Смуглянка»: «Как-то утром на рассвете» [3]. Песня стала настолько популярной в народе, что приобрела вариативный зачин: «Рано утром на рассвете…» и «Как-то летом на рассвете…».

Необходимо отметить такую интересную закономерность: авторы при обыгрывании литературных сюжетов нередко используют временные наречия, обозначающие постоянность или регулярную повторяемость действия или состояния. Тем самым они подчеркивают застывший статус таких выражений; герои этих сюжетов как бы «зависают» на одном действии, не в силах выбраться из этого круга в силу языковой употребительности выражений: «Акелла опять промахнулся» (аллюзия на «Маугли» Р.Киплинга) [3], «Главное, что ежик всегда в тумане» (аллюзия на мультфильм «Ежик в тумане») [3], «Музыкант по-прежнему слеп, // Снайпер все также глух» (аллюзия на повесть В.Г.Короленко «Слепой музыкант») [1; 95]. В последнем примере можем также наблюдать образование окказиональной ФЕ по структурно-семантической модели синонимичной ФЕ (которая сама образована на основе литературного сюжета). Причем Башлачев очень точно выдерживает соответствие: как музыкант, главным органом чувств для которого является слух, может обойтись без зрения, так же и снайпер, для которого главное – зрение, может обойтись без слуха. В песне «Трагикомический роман» Башлачев подчеркивает универсальность пушкинской крылатой фразы Тьмы низких истин мне дороже / Нас возвышающий обман: «Тьмы низких истин, как всегда, дороже // Нас возвышающий… роман» [1; 170]. Что особенно важно, этой окказиональной ФЕ Башлачев устанавливает статус литературы как лжи, используя семантическую рифму обман – роман в качестве основания для замены компонента крылатого выражения.

В заключение этой главы следует сказать, что нередко эксперименты с фразеологизмами, их трансформации благодаря виртуозному владению фразеологией, языковому чутью отливаются в авторские афоризмы на базе ФЕ: «Мертвые не сеют и не жнут» (что посеешь, то и пожнешь) [3], «Дело мастера боится, а мастер вентилятора» (дело мастера боится) [3], «Вольному дуля, пешему – пуля» (вольному воля, <спасенному рай>) [3], «Святые пустые места – это в небо с моста» (свято место пусто не бывает) [2], «Юродивые – князи нашей всепогодной грязи» (из грязи в князи) [1; 16], «Не погрешу против истины, согрешив за нее» (<не> погрешить против истины) [1; 51], «Лучше семь раз услышать – один раз сказать» (семь раз отмерь, один раз отрежь) [1; 66], «Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам» (что написано пером, того не вырубишь топором) [1; 121]. Афористичность окказиональных ФЕ часто достигается при обыгрывании внутренней формы, образной основы фразеологизма. Например, Башлачев использует народноэтимологическую трактовку ФЕ истина в вине при образовании афоризма ищем истину в стаканах и этой истиной блюем [1; 98]. Летов как бы завершает образ, разворачивающийся в ФЕ стоять одной ногой в могиле: «Одна нога в могиле, другая на облаке» [3]. В стихотворении «Рашид + Оля» Башлачев создает контрастный афоризм, оспаривая истину о том, что «браки заключаются на небесах»: «Стопроцентный брак допускают в ЗАГСах, но любовь вершится на небесах» [1; 187].

Существует еще целый ряд окказиональных фразеологизмов, созданных в тексте разными способами на базе ФЕ языка, не входящих в данные разряды образных словосочетаний, как, например, следующее выражение: «Не велик ты грош, не впервой ломать» (от ФЕ гроша ломаного не стоит) [1; 132]. Это говорит о безграничных возможностях сочетаемости фразеологизмов и их преобразований.

 

 

Заключение

Нами было проанализировано около 450 фразеологических единиц и около 300 словосочетаний (учитывая только необычные с точки зрения нормативной синтагматики словосочетания и преобразованные фразеологизмы). На основании проведенного анализа мы пришли к выводу, что нарушение синтагматики слов и использование несемантических принципов сочетаемости слов, а также трансформации фразеологизмов – одни из основных элементов поэтики русского рока.

Активное использование и преобразование фразеологических единиц свидетельствует о глубокой укорененности рок-поэзии в народном сознании, поскольку фразеология и паремии данного языка отражают коллективный опыт народа-носителя, мудрость, накопленную поколениями. Осмысление внутренней формы фразеологизмов, связанное с их двойной актуализацией, экспликацией внутренней формы и буквализацией, является попыткой авторов проникнуть в механизм фразообразования и понять логику народного сознания. Стремления по-новому интерепретировать этимологию некоторых фразеологизмов предлагают читателю (слушателю) альтернативные пути фразообразования, заставляя его задуматься о происхождении и образной основе фразеологических единиц, которые люди ежедневно употребляют в речи. Многочисленные структурно-семантические преобразования фразеологизмов еще глубже вскрывают механизм фразообразования, устанавливая связи устойчивых выражений между собой, возможности их сочетания друг с другом (в том числе контаминации) и словами свободного употребления, использования общего образа фразеологизма и его компонентов в качестве слов свободного употребления и т.д. Разрушение образности фразеологизмов, образование подобных фразеологизмов на базе ФЕ языка говорит о достаточно свободном употреблении фразеологизмов в современной поэтической речи, и в частности, рок-поэзии, о превращении фразеологии в один из главных объектов языковых экспериментов. Пристальное внимание к фразеологизмам связано с тем, что они в достаточно распространенной форме (по сравнению со словами и их валентностями) отражают формировавшуюся веками языковую картину действительности. Своими преобразованиями авторы расшатывают застывшую в языке систему понятий и концептов, пытаются внести в нее новые краски, расширяя сочетаемость фразеологизмов, устанавливая неожиданные связи между ними.

Выявленное нами многообразие типов нарушения синтагматики слов и несемантических принципов сочетаемости также говорит об определенных сдвигах в сознании современного человека относительно традиционной картины мира. Расширение значений слов в их сочетаниях является результатом накапливания опыта и знаний о предметах и явлениях, выделения в них новых граней и нюансов, которые невозможно описать традиционными сочетаниями слов. Абсурдная сочетаемость слов, представленная в психоделической поэзии Летова и Дягилевой, отражает кризис сознания в современную эпоху, утрату веры в законы логики и здравый смысл и поиск путей иного, иррационального осмысления неустойчивого мира абсурда. С этим связан и выход за пределы семантической сочетаемости. Принципы фонетической и словообразовательной сочетаемости слов, выявленные в текстах рок-поэзии, являют собой новые способы формирования языковой картины действительности.

Таким образом, нарушение синтагматики слов, его закономерности и новые принципы сочетаемости, семантические и структурно-семантические трансформации фразеологизмов, будучи характерными чертами языка рок-поэзии, отражают стремление современных авторов преодолеть языковую инерцию и, разрушая, расшатывая традиционную языковую картину действительности, сформировать на ее базе новый способ постижения мира, в котором слова и устойчивые сочетания связываются в идеи не только за счет своих лексических значений, но и на основе фонетических, морфологических, ассоциативных связей, нередко интуитивно устанавливаемых авторами.

 

 

Библиография:

 

1. Башлачев А. Как по лезвию. М., 2006

2. Дягилева Я. Стихи и тексты. [Электронный ресурс] / Я. Дягилева. – Режим доступа: http://yanka.lenin.ru/knigi/yaha_txt.htm

3. Летов Е. Стихи. [Электронный ресурс] / Е.Летов. – Режим доступа: http://www.gr-oborona.ru/pub/rock/egor_letov_stihi.html

 

4. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990

5. Бабкин А.М. Русская фразеология, ее развитие и источники. Л., 1970

6. Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник. СПб., 2001

7. Быков В.Б. Русские блатные пословицы и поговорки (лингвистические аспекты субстандартной паремии) // Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Международной конференции. М., 1999. С. 11-28

8. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959

9. Виноградов В.В. О теории художественной речи. Изд. 2-е, испр. М., 2005

10. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963

11. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. Изд. 5-е, стереотип. М., 2007

12. Доманский Ю.В. Русская рок-поэзия: текст и контекст. М., 2010

13. Ерофеева Е.А. Индивидуально-авторские преобразования фразеологизмов в ранней прозе Ф.М.Достоевского // Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Международной конференции. М., 1999. С. 163-172

14. Жизнь русской фразеологии в художественной речи: проспект школьного фразеологического словаря /под ред. Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Кострома, 2006

15. Ионова И.А. Морфология поэтической речи. Кишинев, 1988

16. Ковалева Н.А. Синтагматика языковых и окказиональных фразеологических единиц (на материале эпистолярий А.П.Чехова) // Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Международной конференции. М., 1999. С. 181-186

17. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М., 1986

18. Кожевникова Н.А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М., 1986

19. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. М., 1999

20. Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В.Н.Ярцевой. М., 1990

21. Мелерович А.М., Мокиенко В.М. Фразеологизмы в русской речи. Словарь. М., 1997

22. Огольцев В.М. Устойчивое сравнение в системе русской фразеологии. Л., 1978

23. Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980

24. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений/ Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В.Виноградова. – 4-е изд., дополненное. – М., 1997

25. Рок-музыка в СССР: Опыт популярной энциклопедии. Составитель А.К.Троицкий. М., 1990

26. Розенталь Д.Э. Справочник по русскому языку. Словарь лингвистических терминов / Д.Э.Розенталь, М.А.Теленкова. М., 2003

27. Русская разговорная речь. М., 1973

28. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. – 2-е изд., испр. и доп. – М., 2002

29. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М., 1974

30. Словарь сочетаемости слов русского языка: Ок. 2500 словар. статей / Ин-т рус. яз. им. А.С.Пушкина; Под ред. П.Н.Денисова, В.В.Морковкина. – 2-е изд., испр. – М., 1983

31. Современный русский литературный язык: Учебник / Под ред. Акад. РАО В.Г.Костомарова и проф. В.И.Максимова. М., 2003

32. Сухотин В.П. Синтаксическая синонимика в современном русском литературном языке. Глагольные словосочетания. М., 1960

33. Троицкий А. Рок в Союзе: 60-е, 70-е, 80-е… М., 1991

34. Тураева З.Я. Лингвистика текста (Текст: структура и семантика). М., 1986

35. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Изд. 2, стереотип. В четырех томах. М., 1986, 1987

36. Фразеологический словарь русского языка. Под редакцией А. И. Молоткова. Издание третье, стереотипное. М., 1978

37. Хашимов Р. И. Билексема как особая единица языка // Вопросы филологии. М., 2008. № 4. С. 30–38

38. Химик В.В. Поэтика низкого, или Просторечие как культурный феномен. СПб., 2000

39. Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М., 1985

40. Шведова Н.Ю. Активные процессы в современном русском синтаксисе. М., 1966

41. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960

42. Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М., 1977

43. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII – XIX вв. М., 1999


[1] Здесь и далее значения всех слов приводятся по изданию Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – 4-е изд., дополненное. – М., 1997

[2] Курсив в цитатах везде мой – А.Б.

[3] Следует сразу же оговориться, что «неправильными» мы называем такие сочетания условно, с целью подчеркнуть фактологическую несовместимость компонентов; на самом же деле такая сочетаемость оправдана с точки зрения художественной выразительности и ничем не хуже «правильных» словосочетаний.

[4] Курсив, подчеркивание и жирный шрифт мои – А.Б.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных