Интерлюдия в темноте 21 страница

Фал ’Нгистра вздохнула и, обойдя яхту, уселась на мягкое сиденье на корме. Она рассеянно поиграла с одним из тросов, натянутых между двумя опорами, потерлась о него ладошкой. Парень, который разговаривал с Фал утром, когда яхта медленно отплывала от материка к острову, увидел ее теперь и подошел поговорить.

– А ты не хочешь посмотреть остров? – спросил он.

Он был очень худой и, судя по всему, легкомысленный. Кожа у него была насыщенного желтого цвета, близкого к золотому. Она так лоснилась, что Фал не могла не думать о голограмме, потому что кожа его казалась гораздо более толстой, чем тощие руки и ноги.

– Не хочется мне, – сказала Фал.

Она не хотела говорить с парнем раньше, не хотела и теперь. И вообще она жалела, что согласилась на этот круиз.

– Почему? – сказал парень.

Фал не могла вспомнить его имя. Она слушала вполуха, когда он заговорил с ней, и даже не была уверена, что он представился, хотя и допускала, что все-таки представился.

– Просто не хочу. – Она пожала плечами, даже не смотря на него.

– Ах вот как, – сказал он и на время замолк.

Фал знала, что солнечный свет отражается от его тела, но так и не повернулась в его сторону. Она смотрела на далекие деревья, волны, красноватые тела сирвелей, выпрыгивавших из воды, чтобы набрать воздуха и снова нырнуть.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал парень.

– Неужели? – повернулась она к нему.

Вид у парня был чуть удивленный. Он кивнул ей:

– Ты что, сыта по горло, да?

– Может быть, – ответила она и снова отвернулась. – Немного.

– А почему с тобой повсюду старый автономник?

Она метнула взгляд на парня. Джейз сейчас был где-то внизу – должен был принести ей выпить. Он поднялся на борт вместе с Фал и все время оставался поблизости – парил, охранял ее, как обычно. Она опять пожала плечами, глядя, как откуда-то из середины острова поднялась стая птиц. Птицы принялись с криками кружить по воздуху, иногда снижаясь к самой воде.

– Он присматривает за мной, – сказала она и посмотрела на свои руки: солнечный свет так причудливо отражался от ее ногтей.

– А что, за тобой нужно присматривать?

– Нет.

– Так зачем же он это делает?

– Не знаю.

– Знаешь, ты такая таинственная, – сказал парень.

Фал не смотрела на него, но, как ей показалось, в его голосе прозвучала насмешка. Она молча пожала плечами.

– Ты – как этот остров, – сказал он. – Такая же странная и загадочная.

Фал фыркнула и попыталась состроить саркастическую мину. Потом она увидела, как из дверей появился Джейз со стаканом, быстро встала и пошла навстречу старому автономнику; парень увязался за ней. Она взяла у автономника стакан и благодарно ему улыбнулась. Фал принялась пить, поглядывая на парня через стекло стакана.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказал Джейз. – А вы разве не хотите посмотреть остров?

Фал была не прочь лягнуть машину за этот доброжелательный тон и за то, что он обратился к парню почти в тех же выражениях, что парень – к ней самой.

– Может, еще и посмотрю, – сказал парень, глядя на нее.

– Вы непременно должны это сделать, – сказал Джейз, двигаясь к корме. Старый автономник выпустил из своего корпуса искривленное поле, словно тень без предмета, ее отбрасывающего, и обнял им парня за плечи. – Кстати, я не мог сдержаться – подслушал, о чем вы говорили чуть раньше, – сказал он, легонько подталкивая парня в шею и таким образом задавая ему направление.

Золотая голова парня повернулась в сторону Фал, которая все еще пила маленькими глотками из принесенного ей стакана и только теперь двинулась следом за Джейзом и парнем. Она отставала от них на несколько шагов. Парень снова повернул голову к автономнику, который говорил:

– Вы рассказывали о том, что вас не взяли в Контакт…

– Верно. – В голосе парня внезапно послышались настороженные нотки. – Ну и что? Да, я говорил об этом.

Фал по-прежнему шла за ними. Она чмокнула губами; в стакане звякнула льдинка.

– Вы говорили об этом как-то обиженно, – сказал Джейз.

– Ничего подобного, – быстро сказал парень. – Просто я думаю, что это несправедливо, вот и все.

– Что вас не взяли? – спросил Джейз.

Они приближались к сиденьям вокруг кормы, где за несколько минут до того сидела Фал.

– Ну да. Мне всегда этого хотелось, и я думаю, они совершили ошибку. Я знаю, из меня получился бы хороший агент. Я думал, что теперь, когда идет война, им нужно больше людей.

– Верно. Но желающих поступить в Контакт гораздо больше, чем им требуется.

– Но я думал, что они учитывают, среди прочего, степень твоего желания, а я хотел поступить в Контакт, как никто другой. Сколько себя помню, я всегда хотел…

Они подошли к сиденьям, и голос парня замер. Фал села, следом за ней сел и парень. Фал теперь смотрела на него, но не слушала, что он говорит. Она думала.

– Может, они сочли, что вы еще недостаточно зрелый человек.

– Да зрелый я!

– Гм-м-м. Они редко принимают таких молодых. Насколько мне известно, принимая людей вашего возраста, они ищут в них особую разновидность зрелости.

– Да это же глупо. То есть я хочу сказать, откуда вам знать, что нужно делать, если они вам не говорят? Как же подготовиться? Я думаю, это несправедливо.

– В некотором роде, я полагаю, так оно и было задумано, – ответил Джейз. – У них столько желающих, что они не могут принять всех, даже лучших не могут принять, ведь их так много, а потому они прибегают к случайной выборке. Но вы можете подать заявку еще раз.

– Не знаю, – сказал парень. Он чуть подался вперед, поставил локти на колени, упер подбородок в ладони и уставился на отполированное дерево палубы. – Я иногда думаю, они так говорят, чтобы немного подсластить отказ. Я думаю, они, может, все-таки принимают лучших из лучших. Но я думаю, он совершили ошибку. Они ведь тебе не говорят, что у тебя не получилось, так что ты ничего не можешь поделать.

… – Она тоже думала о том, что у нее не получилось.

Джейз поздравил ее с идеей найти мутатора. Но сегодня утром, спускаясь на древнем паровом фуникулере из дома, они узнали о событиях на Ваваче, о том, что мутатор по имени Бора Хорза Гобучул появился и сумел бежать на пиратском корабле, забрав с собой их агента Перостек Бальведу. Интуиция не обманула Фал, и Джейз не скупился на похвалы, подчеркивая, что не ее вина, если этому Гобучулу удалось бежать. Но она расстроилась. Иногда ее расстраивало то, что она оказывается правой, может предугадывать события, выстраивать верные гипотезы.

Ей все это представлялось таким очевидным. Никакого сверхъестественного предзнаменования или глупого случая (вроде того, когда внезапно подвернулась Бальведа, на поврежденном, но победоносном экспедиционном корабле Контакта «Нервная энергия», который буксировал большую часть захваченного идиранского крейсера), все казалось таким… таким естественным, что именно Бальведу и рекомендовали отправить на поиски пропавшего мутатора. К этому времени у них появилось больше информации о том, что происходило в том объеме пространства во время захвата идиранского крейсера. Возможные и вероятные перемещения различных кораблей, о которых были получены сведения, все это указывало (как опять же считала Фал – со всей очевидностью) на пиратский корабль под названием «Турбулентность чистого воздуха». Существовали и другие возможности, и они тоже были проверены, насколько позволяли ресурсы Особых Обстоятельств Контакта, и без того уже задействованные на полную мощность, но Фал была уверена: если поиски в каком-то направлении и принесут плоды, то это будет вавачское направление. Капитана «Турбулентности чистого воздуха» звали Крейклин, и он был игроком в Ущерб. Наиболее очевидным местом для полной игры в Ущерб на ближайшие годы был Вавач. Поэтому наиболее вероятным местом для перехвата пиратского корабля (исключая Мир Шкара – в том случае, если мутатор уже захватил власть на корабле) был Вавач. Она, конечно, рисковала, настаивая на том, что наиболее вероятным местом был Вавач и что отправить туда нужно именно Бальведу, но вот теперь, когда все произошло согласно ее предсказаниям, Фал поняла, что рисковала-то вовсе не она. Рисковала Бальведа.

Но что еще можно было предпринять? Военные действия охватывали все большее пространство. У агентов Особых Обстоятельств были и другие важные задания, а в том районе, кроме Бальведы, других агентов ее уровня так или иначе не было. С ней послали одного молодого парня, но он был пока только многообещающим агентом, а не опытным. Фал все это время знала, что если бы подступиться к мутатору, а через него – к Разуму можно было бы, только втеревшись в доверие к наемникам и поступив в их команду, то Бальведа рискнула бы своей жизнью, а не жизнью этого парня. Такой поступок был отважным, но, на взгляд Фал, ошибочным. Мутатор видел Бальведу прежде, он легко мог ее узнать при любом изменении внешности (а на радикальные физические изменения у Бальведы не было времени). Догадайся мутатор, кто она такая (а Фал подозревала, что именно это и случилось), и у Бальведы шансов выполнить задание оказывалось гораздо меньше, чем у самого зеленого, незакаленного новичка, не вызывающего подозрений. «Простите меня, дорогая, – думала Фал, – я бы изобрела для вас что-нибудь получше, если бы могла…»

Она весь этот день пыталась возненавидеть мутатора, представить его и возненавидеть, потому что он, возможно, убил Бальведу. Но, во-первых, ей было трудно вообразить кого-то, о чьей внешности она не имела ни малейшего представления (похож ли он на капитана корабля, Крейклина?), а во-вторых, ненависть по какой-то причине не материализовывалась. Мутатор не представлялся ей реальным.

Ей нравилось звучание имени Бальведа; эта женщина была храброй, предприимчивой, и Фал надеялась, что она не погибнет, выживет и когда-нибудь – может быть, после войны – они встретятся.

Но это тоже не представлялось ей реальным.

Она не могла в это поверить; она не могла представить это себе так, как, например, представляла встречу Бальведы с мутатором. Она видела эту встречу перед своим мысленным взором, желала, чтобы так оно и случилось… В ее версии побеждала, конечно, Бальведа, а не мутатор. Но Фал не могла представить, как она встречается с Бальведой, а это почему-то пугало ее, словно она настолько уверовала в собственный дар предвидения, что неспособность ясно представить себе то или иное событие означала: это событие никогда не произойдет. В любом случае, это ее угнетало.

Каковы шансы агента выжить в этой войне? Не очень высокие, и Фал прекрасно знала это, но даже если предположить, что сейчас Бальведе удастся спастись, то каковы шансы, что она не найдет свою смерть в следующий раз? Чем дольше шла война, тем выше была вероятность ее гибели. Фал считала (и к такому же выводу пришли наиболее продвинутые Разумы), что война будет длиться десятилетия, а не годы.

Ну, конечно, плюс-минус несколько месяцев. Фал нахмурилась и прикусила губу. Она живо представляла себе, как они похищают этот Разум, мутатор побеждает, а все ее идеи иссякают. Единственное, что ей удалось придумать за последнее время, это способ (возможный, предположительный) отделаться от Гобучула: это не остановит его раз и навсегда, но не исключено, что затруднит ему выполнение задачи. Однако особого оптимизма она не испытывала, даже если бы военное командование Контакта и согласилось на этот опасный, сомнительный и потенциально связанный с расходами план…

– Фал? – сказал Джейз.

Она поняла, что смотрит на остров, не видя его. Стакан в ее руке нагрелся; оба, Джейз и парень, смотрели на нее.

– Что? – сказала она и сделала еще глоток.

– Я спрашивал, что ты думаешь о войне, – сказал парень.

Лоб у него был наморщен, глаза прищурены – солнце било прямо ему в лицо. Фал посмотрела на его широкое, открытое лицо и задумалась – сколько же ему лет? Старше ее? Младше? Чувствовал ли он то же, что она, – хочет ли, как она, быть старше, чтобы его воспринимали как человека ответственного?

– Не понимаю. Что ты имеешь в виду? В каком смысле – «думаю»?

– Ну, – сказал парень, – кто победит?

Он выглядел раздраженным. Фал подозревала: ему было ясно, что она его не слушает. Она перевела взгляд на Джейза, но старый автономник не сказал ни слова, а полей ауры вокруг него не было, и догадаться о том, что он думает или чувствует, было невозможно. Усмехался ли он про себя? Или волновался? Фал сделала последний глоток прохладной жидкости – больше в стакане ничего не осталось.

– Мы, конечно же, – быстро сказала она, переводя взгляд с парня на Джейза. Парень покачал головой.

– А я вот не уверен, – сказал он, потирая подбородок. – Я не уверен, что нам хватит воли.

– Воли? – переспросила Фал.

– Да. Желания драться. Я думаю, идиране – прирожденные солдаты. А мы – нет. Я хочу сказать – посмотри на нас…

Он улыбнулся так, словно был гораздо старше ее и считал себя намного более умудренным. Он повернул голову и неторопливо помахал рукой в сторону острова, где на песке лежали лодки.

В пятидесяти-шестидесяти метрах от них, на мелководье, под невысоким утесом, Фал увидела мужчину и женщину. Судя по всему, шло совокупление – они слегка приседали, потом выпрямлялись; темные руки женщины обвились вокруг светлой шеи мужчины. Не на это ли намекал парень?

Бог ты мой, уж эта одержимость сексом.

Спору нет, секс – это, конечно, здорово, но как люди могут относиться к нему настолько серьезно? Иногда Фал испытывала низкую зависть к идиранам. Они-то с этим справились; по прошествии некоторого времени секс переставал для них что-либо значить. Идиране были двойными гермафродитами: каждая часть пары зачинала от другой, и каждая обычно рожала двойню. После одной, иногда двух беременностей они, закончив выкармливание, переходили на новую стадию развития и становились воинами. Стадия плодоношения завершалась для них навсегда. Возрастал ли после этого их интеллект или же происходили только личностные изменения – на сей счет единого мнения не существовало. Идиране определенно становились более коварными, но менее восприимчивыми, начинали мыслить более логично, но при этом частично утрачивали воображение, делались более жестокими, теряли сострадание. Они увеличивались в росте на целый метр, их вес почти удваивался, кератиновый покров обретал большую твердость и толщину, мускулы возрастали в объеме и плотности, и все внутренние органы адаптировались к этим внешним изменениям, увеличивающим мощь особи. В то же время репродуктивные органы атрофировались: идиране становились бесполыми. Все это происходило очень четко, симметрично и аккуратно, безо всяких там Культурных вывертов.

Да, она понимала, почему этот долговязый идиот, сидящий рядом с ней со своей улыбочкой неуверенного превосходства, находит идиран столь впечатляющими. Юный недоумок.

– Это… – Фал чувствовала раздражение, а потому нужные слова не приходили. – Это мы теперешние. Мы еще не успели эволюционировать… мы сильно изменились, сильно изменили себя, но мы ничуть не эволюционировали с тех пор, как поднялись с четверенек и начали убивать себя. Я имею в виду, убивать друг друга.

Она глубоко вздохнула, сердясь теперь на саму себя. Парень снисходительно улыбался, глядя на нее. Фал почувствовала, как кровь приливает к щекам.

– Мы все еще животные, — гнула свое она. – Мы такие же прирожденные бойцы, как и идиране.

– Почему же тогда они побеждают? – самодовольно ухмыльнулся парень.

– У них было преимущество. Мы стали готовиться к этой войне в самую последнюю минуту. Война стала для идиран образом жизни, а у нас все выходит не очень, потому что мы уже сотни поколений как не воевали. Но ты не волнуйся, – сказала она, глядя в свой пустой стакан и чуть понижая голос, – мы учимся очень быстро.

– Ну ладно, поглядим, – кивнул ей парень. – Я думаю, мы выйдем из этой войны и позволим идиранам расширить сферу своего влияния… или как это у них там называется. Эта война – что-то вроде приключения, и все теперь стало иначе, но она идет уже четыре года и… – Он снова махнул рукой. – Мы пока так ничего и не выиграли. – Он рассмеялся. – Пока мы только удираем!

Фал быстро встала и отвернулась на тот случай, если из глаз у нее потекут слезы.

– Черт побери, – сказал парень Джейзу. – Я, кажется, зашел слишком далеко и сказал что-то не то… Может, у нее друг или родственник?..

Она пошла по палубе, чуть прихрамывая: едва зажившая нога снова дала о себе знать какой-то далекой, ноющей болью.

– Не беспокойтесь, – сказал Джейз парню. – Оставьте ее в покое, и все будет в порядке…

Она поставила свой стакан в одну из темных пустых кают на яхте и пошла дальше, направляясь к носовой надстройке.

Она поднялась по лестнице в рулевую рубку, потом по другой лестнице – на крышу рубки и уселась там, скрестив ноги (недавно вылеченная нога откликнулась болью, но Фал не обратила внимания), и уставилась в море.

Далеко-далеко, чуть ли не на грани видимости, в почти неподвижном воздухе мерцало что-то белое – цепь каких-то очертаний. Фал ’Нгистра испустила долгий, печальный вздох, спрашивая себя, уж не горные ли это вершины, и, может, они и видны-то лишь потому, что так высоки, потому, что воздух там прозрачнее. А может, это просто облака. Она плохо помнила географию этого места, а потому сказать точно не могла.

Она сидела, думая об этих пиках, и вспомнила, что как-то раз (случилось это в высоком нагорье, где небольшая горная речушка выходила на заболоченное плато протяженностью около километра, где она то петляла, то преодолевала пороги, то скатывалась вниз по влажной, поросшей тростником земле, напоминая спортсмена, который разминается перед игрой) нашла кое-что, сделавшее эту зимнюю прогулку памятной.

По берегам речушки образовались прозрачные хрупкие ледяные пластинки. Некоторое время Фал бродила, счастливая, по мелководью, ломая сапогами лед и смотря, как его уносит поток. В тот день она не поднималась в горы – только прогуливалась; сапоги на ней были водонепроницаемые, а никакого альпинистского снаряжения она не взяла. Оттого, что она не делала ничего опасного или требующего физических усилий, она снова почувствовала себя ребенком.

Она подошла к месту, где речушка перетекала через пороги, скатываясь вниз, на такую же заболоченную местность, и где под стремниной образовалась небольшая заводь. Уровень воды понижался лишь на метр, и саму речушку можно было легко перепрыгнуть, но Фал запомнила и эту речушку, и эту заводь, потому что там, среди водоворотов, под плещущейся быстриной, плавало кольцо замерзшей пены.

Вода здесь была мягкой, с примесью торфа, и в горных речушках иногда образовывалась желтовато-белая пена; ее носил ветер, она попадала в тростниковые заводи, но Фал никогда не видела, чтобы пена собиралась в кольцо и замерзала. Увидев это кольцо, она рассмеялась, осторожно вошла в воду и подобрала его. Диаметром оно было немногим больше, чем расстояние между ее вытянутыми большим пальцем и мизинцем, а толщиной – несколько сантиметров. Кольцо оказалось совсем не таким хрупким, как она поначалу опасалась.

Пенистые пузыри замерзли на холодном воздухе и в почти ледяной воде, образовав нечто вроде крохотной галактики: довольно часто встречающая спиральная разновидность, как и ее галактика, та, в которой живет она. Фал крутила в руке этот хрупкий кружок из воды, воздуха и взвешенных в них химических веществ, нюхала его, пробовала на язык, смотрела сквозь него на невзрачное зимнее солнце, щелкала его пальцем, проверяя, звенит он или нет.

Потом ее маленькая замерзшая галактика начала таять на глазах; Фал видела, как ее собственное дыхание соприкасается с кольцом, оставляет краткий отпечаток ее тепла в воздухе.

Наконец она положила кольцо туда, откуда взяла, и оно снова принялось медленно вращаться в заводи, под невысокими порогами.

Именно тогда ей и пришло в голову сравнение с галактикой, и она подумала о сходстве сил, образующих то и другое – маленькое и огромное. «А что на самом деле важнее?» – подумала она, но сама смутилась при этой мысли.

Но время от времени она снова думала об этом, понимая, что одно ничуть не менее важно, чем другое. Размышляя об этом вновь и вновь, она неизменно чувствовала смущение.

Фал ’Нгистра глубоко вздохнула – ей стало немного лучше. Она улыбнулась, подняла голову, и на мгновение закрыла глаза, глядя сквозь закрытые веки на красноватое, подернутое дымкой солнце. Потом она провела рукой по своим курчавым светлым волосам и вновь спросила себя: что это за далекие, дрожащие, неясные очертания над поблескивающей водой – облака или горы?

МИР ШКАРА

Представьте себе необъятный поблескивающий океан, увиденный с большой высоты. Он уходит к четкой изо

гнутой линии на каждой из сторон горизонта, и солнце горит на миллиардах крохотных волн. А теперь представьте ровное одеяло туч над океаном, оболочку из черного бархата, подвешенного высоко над водой и тоже уходящего за линию горизонта, но, невзирая на отсутствие солнца, отражающего блеск моря. Добавьте к этой туче много тонких, острых лучей, разбросанных по основанию чернильного покрывала, как сверкающие глаза, одиночные, парные или соединенные в большие группы, каждая из которых находится далеко-далеко от другой.

Такое зрелище открывается, когда корабль летит в гиперпространстве, точно крошечная мошка, между энергетической сеткой и реальным пространством.

Тоненькие, острые лучи на нижней поверхности тучи – это звезды, волны на море – неровности сетки, с которыми корабль при движении в гиперпространстве соприкасается полями двигателя, а вспышки – это источник его энергии. Гиперсетка и плоскость реального пространства имеют кривизну, как океан и облака, окутывающие планету, только менее выраженную. Черные дыры здесь похожи на тонкие крутящиеся трубы, что соединяют облака с морем. Сверхновые звезды – как длинные вспышки молний в зоне сплошной облачности. Астероиды, луны, планеты, орбиталища, даже кольца и сферы здесь почти не видны…

В гиперпространстве неслись два корабля быстрого реагирования класса «убийца» – «Торговая надбавка» и «Ревизионист»; они мчались под сетью реального пространства, как хищные сверкающие рыбы в глубоком стоячем пруду. Они пролетали через системы, мимо звезд, под пустыми пространствами подныривая глубже, чтобы их труднее всего было засечь.

Их двигатели были средоточием почти невообразимой энергии; в пределах двух сотен метров была сконцентрирована мощность, равная примерно одному проценту мощности небольшого солнца. Она позволяла двум судам нестись по четырехмерной пустоте со скоростью, эквивалентной чуть меньше чем десяти световым годам в час в реальном пространстве. В то время такая скорость считалась необыкновенно высокой.

Определив впереди Сверкающий Берег и Сумрачный Залив, корабли искривили свой курс, до этого прямой, и углубились в зону военных действий, направившись в ту систему, где находился Мир Шкара.

Вдалеке виднелась группа черных дыр, которая и создала Залив. Эти желоба, полные скрытой энергии, пронзили здесь космос несколько тысячелетий назад, очистив пространство позади себя от поглощенных ими звезд и создав искусственный галактический рукав во время движения по пологой спирали к центру медленного вращающегося острова звезд и туманностей, который и был галактикой.

Эту группу черных дыр обычно называли Лесом – так тесно друг к другу они располагались, и два мчавшихся на всех парах корабля Культуры получили инструкции: если их засекут и пустятся за ними в погоню – попытаться пройти между этими скрученными, смертельно опасными стволами. Считалось, что подразделения Культуры лучше ориентируются на местности, чем идиранские: поэтому предполагалось, что у кораблей есть хорошие шансы проскочить опасный участок, а любой преследователь скорее даст по тормозам, чем рискнет отправиться в Лес. Риск был невероятно высоким, но и возможности этих двух кораблей быстрого реагирования были воистину безграничными. Культура пока построила всего несколько таких, и нужно было предпринять все меры к их безопасному возвращению или – если случится худшее – к полному самоуничтожению.

Они не встретили вражеских кораблей, промчались вдоль внутреннего торца Барьера Тишины за считанные секунды. Две короткие вспышки – и корабли, согласно приказу, выпустили свои заряды, потом развернулись и понеслись на максимальной скорости, мимо редких звезд и Сверкающего Берега, в пустые небеса Сумрачного Залива.

Они обнаружили вражеский корабль вблизи системы Мира Шкара – тот бросился было за ними, но сделал это с большим опозданием, и они быстро вышли за пределы действия лазеров слежения. Выполнив свою странную миссию, корабли направились в дальнюю часть Залива. Разумам на борту и небольшим человеческим экипажам, находившимся на кораблях (экипажи находились на кораблях потому, что сами того пожелали, а не потому, что в этом была какая-то необходимость), не сообщили, для чего они палят в пустое пространство дорогими боеголовками, выпускают автономники-мишени и ведут по ним стрельбу из лазерного оружия, выстреливают облака антивещества и обычного газа, отправляют в космос сигнальные корабли без энергетических установок – фактически беспилотные шаттлы, начиненные радиопередатчиками. Весь этот спектакль был призван произвести как можно больше шума, световых и радиационных эффектов, широкополосных сигналов, в которых должны будут разобраться идиране, прежде чем смогут добраться до сигнальных кораблей и взорвать их или захватить.

Их попросили рискнуть жизнью, выполняя какое-то идиотское задание по отвлечению противника: казалось, оно имело целью убедить бог знает кого, что где-то у черта на куличках произошло космическое сражение, тогда как на самом деле ничего не было. И они выполнили задание!

Что задумала Культура? Идиране, похоже, получали удовольствие от смертельно опасных заданий. Легко могло создаться впечатление, что если им поручали миссии иного рода, то они воспринимали это как оскорбление. Но Культура? Ведь там даже в военных подразделениях слово «дисциплина» было под запретом, там люди всегда хотели знать почему и зачем.

Видимо, дела Культуры и в самом деле были плохи.

Два корабля мчались по Заливу, и внутри каждого кипели жаркие дискуссии.

«Турбулентности чистого воздуха» потребовался двадцать один день, чтобы совершить переход от Вавача к Миру Шкара.

Вабслин проводил время, ремонтируя то, что можно было отремонтировать, однако кораблю требовалась капиталка. Хотя структурно он оставался целым и жизненно важные устройства его функционировали почти нормально, все его системы в той или иной мере пострадали, хотя катастрофических поломок и не случилось. Гипердвигатели работали чуть менее ровно, чем прежде, ядерные двигатели нельзя было долго использовать в условиях атмосферы; Хорза собирался прибегнуть к ним на подходе к Миру Шкара и выключить вскоре после входа в атмосферу. Число датчиков значительно сократилось, а эффективность оставшихся упала до уровня, лишь слегка превышавшего минимально возможный.

И все же Хорза считал, что они еще дешево отделались.

Подчинив себе экипаж «ТЧВ», Хорза смог перепрограммировать идентификационные системы. Морочить мозги вольному отряду не было нужды, и потому он стал медленно мутировать, приобретая свой прежний облик. Делал он это для Йелсон и других членов отряда. Он решил остановиться на компромиссе – на одну треть Крейклин, на одну треть – тот Хорза, который был на «ТЧВ» до Вавача. Оставалась еще одна треть, которую он взращивал не ради кого-то на борту, а ради рыжеволосой девушки-мутатора по имени Кьерачелл. Хорза надеялся, что Кьерачелл узнает эту часть его внешности, когда они встретятся на Мире Шкара.

– Почему ты думал, что мы будем возражать? – спросила его как-то Йелсон в ангаре «ТЧВ».

В одном из углов ангара они установили экран-мишень и тренировались, стреляя из своих лазеров. Встроенный в экран проектор выкидывал изображения, в которые следовало попасть. Хорза посмотрел на женщину:

– Он был вашим вожаком.

Йелсон рассмеялась.

– Он был управляющим. А ты разве не знаешь, что подчиненные редко любят свое начальство? Это бизнес, Хорза, к тому же не очень успешный. Крейклин многих из нас заставил преждевременно уйти в отставку. Черт побери! Единственный, кого тебе нужно было обмануть, это корабль.

– Верно, – сказал Хорза, целясь в человеческую фигуру, метнувшуюся по экрану вдалеке. Лазерный луч был невидим, но экран улавливал его и мигал белым светом, если выстрел попадал в цель. Хорза угодил в ногу фигуре – человек споткнулся, но не упал: пол-очка. – Мне и в самом деле нужно было обмануть корабль. Но мне не хотелось рисковать, если кто-то вдруг окажется предан Крейклину.

Теперь стрелять должна была Йелсон, но она смотрела на Хорзу – не на экран.

Хорза уже отключил идентификационные системы корабля, и теперь для управления им требовалось только маленькое колечко на его пальце, прежде принадлежавшее Крейклину, и цифровой код, известный одному Хорзе. Он обещал, что по прибытии на Мир Шкара он – если не будет другой возможности подняться с планеты – запрограммирует компьютер на сброс всяких идентификационных ограничений по прошествии определенного срока. Если Хорза не вернется из туннелей Командной системы, вольный отряд сможет покинуть планету и без него.

– Но ты бы сказал нам? – спросила Йелсон. – Ведь сказал бы, Хорза? То есть в конце концов ты бы нам сообщил?

Хорза знал, что она имеет в виду: сообщил бы он ей? Он опустил свой пистолет и посмотрел в глаза Йелсон.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: