Неспособность взрослых детей алкоголиков моделировать соответствующие эмоции, будучи родителями.

Желание взрослых детей алкоголиков быть эмоционально доступными и выразительными в семейных отношениях может быть понято ребенком только тогда, когда родители искренне стараются контактировать. Эти старания, однако, нейтрализуются из-за возвращающегося к ним страха быть отвергнутыми или покинутыми. Вместо открытого выражения этого страха взрослые дети алкоголиков пользуются хорошо знакомой им практикой выживания, которая помогла им когда-то в семье активного алкоголика, как-то: замкнутость, молчание или вспышки раздражения. Вынужденное поведение, такое, как работа, уборка и уход за человеком, может рассматриваться как здоровая мера, облегчающая душевную боль.

В стремлении создать радостное настроение в семье родители могут использовать любую активность вне стен дома, которая может принести в семью смех и удовольствие. Обычно взрослые дети алкоголиков не расположены к здоровому веселью и пребыванию всей семьей вместе в таком состоянии, которое свойственно вообще детям, и поэтому даже позитивная активность может приобретать экстремальную окраску. Утверждение: «Это хорошо для тебя. Ты будешь доволен этим»—не всегда воспринимается детьми так, как этого ожидают родители. Ребенок предпочитает спонтанную активность, в которой он был бы в центре внимания.

Даже совместное времяпрепровождение семьи (взрослые дети алкоголиков считают это уже заметным достижением по сравнению с атмосферой изоляции в семьях алкоголиков) может рассматриваться детьми как мера принуждения. В таких случаях семье вроде бы и хорошо, к весело, но настоящее веселье и удовольствие, как это бывает в других компаниях, отсутствует. Отсутствие выбора и климат суровости приводят ребенка к мысли, что необходимо вести себя так, «как будто это весело»; кроме того, папа и мама хотят, чтобы это понравилось мне.

Неспособность обратиться за помощью у взрослых детей алкоголиков также оказывает свое влияние на взаимоотношения с детьми и на атмосферу в доме. Необходимо помнить, что родители вложили колоссальные душевные силы, чтобы «сделать все по-другому», чем было в семье, где они выросли, Они должны быть уверены, что создаваемая ими семья совсем не похожа на ту, из которой они вышли. Их чувство собственного достоинства зависит от их способности «успешно добиться этого».

На постоянно возникающие в обыденной жизни проблемы семьи взрослые дети алкоголиков реагируют преувеличенно: как бы ничтожна ни была проблема, они или фиксируются на ней и контролируют ситуацию, или вообще отрицают существование проблемы. Обсуждать проблему, особенно вне семьи, искать помощи у друзей или врачей означает для них публичное признание своей неспособности. Дети взрослых детей алкоголиков не поощряются за привлечение внимания чужих к таким проблемам, более того, их призывают защищать внешний облик семьи, сохраняя в секрете семейные неурядицы.

Семейные секреты

Одним из наиболее тщательно охраняемых родителями (взрослыми детьми алкоголиков) семейных секретов является история их собственной семьи, той, в которой они выросли. Практически, внуки алкоголиков редко знают, что в их роду имел место алкоголизм. Разные ситуации и случаи, которые в других семьях проходят без внимания и эмоций, для взрослых детей алкоголиков представляются вдруг позорными и приводящими в замешательство. Например, временные финансовые затруднения, проблемы здоровья, развод или повторный брак могут стать секретами для после-дующих поколений в алкогольной семье.

По иронии судьбы в химически зависимых или взаимозависимых семьях собственное признание неполноценности семьи считается менее позорным, чем обращение за помощью. Многие излечившиеся алкоголики, которые являются внуками алкоголиков, никогда не говорят своим родителям (взрослым детям алкоголиков) о своем выздоровлении. Открыться страшно по нескольким причинам, и одна из них - стыд за то, что у тебя есть проблема, которую ты не можешь решить сам, не обратившись за помощью.

Тенденция мыслить экстремально {один или десять, черное или белое, прав или не прав) заставляет взрослых детей алкоголиков в качестве родителей, которые хотят, чтобы у них все было хорошо, уходить со своими наибольшими трудностями «в подполье». Желая получить немедленное одобрение или прощение, они предпочитают более легкие, но неполные решения проблем.

После серьезного конфликта, обменявшись самыми грубыми словами, вся семья может поехать в парк или в пиццерию. Инцидент не будет никем обсуждаться, а чувства, с ним возникшие, будут подавлены. Когда конфликт действительно возникает, то, естественно, есть победитель и есть побежденный, кто-то прав (обычно доминирующее или наиболее агрессивное лицо) и кто-то не прав. Для взрослых детей алкоголиков в роли родителей представляется исключительно важным доказать свою точку зрения, и он или она будут настаивать до тех пор, пока ребенок не признает свою вину.

Вопрос вины является одним из главных компонентов химически зависимой семьи. Он также отражает экстремальное мышление и пониженное чувство собственного достоинства семейной системы. Взрослые дети алкоголиков продолжают искать «козлов отпущения» для объяснения своих неудобств.

Часто, проживая вместе с активным алкоголиком, семья занимает чью-то сторону, обычно одну и ту же, по любому вопросу. Есть хорошие и есть плохие люди, и каждый знает, кто они. Однажды получившему «ярлык» уже почти невозможно отделаться от ожидаемой модели поведения.

Выводы

Ущерб, наносимый детям, выросшим в домах алкоголиков, становится все более очевиден для специалистов-наркологов и привлекает все большее внимание широкой общественности с помощью средств массовой информации. Вместе с тем наше собственное отрицание проблем приводит к мысли, что негативные последствия являются главным образом результатом совместного проживания с алкоголиком. Взрослые дети алкоголиков, которые сами не стали алкоголиками, являются примерами того, что модели поведения и эмоциональной неуправляемости продолжаются.

В своих искренних усилиях создать семью, непохожую на ту, в которой выросли они, взрослые дети алкоголиков стремятся исключить очевидные негативные моменты поведения и создать видимость здорового образа жизни. Отсутствие безусловной любви, открытого выражения чувств и других необходимых компонентов семейных отношений оставляет их детей, внуков алкоголиков, без адекватной подготовки к жизни, таким образом, воспроизводя те же самые негативные модели в их будущей жизни. Перечисленные выше характерные черты взрослых детей алкоголиков являются препятствиями для полноценного выполнения ими родительских обязанностей и влияют на воспитание еще одного поколения взаимозависимых — внуков алкоголиков.

ГЛАВА 2

КТО ОНИ, ВНУКИ АЛКОГОЛИКОВ?

Личные беседы с внуками алкоголиков дали мне возможность услышать истории жизни шести человек, которые до этого не

были способны объяснить динамику семьи, где они выросли, не чувствуя при этом «предательства». Родственные связи, казалось бы, обязали их защищать образ хорошей семьи, однако интуитивно они угадывали в этом большую ошибку.

Часы, проведенные в беседах о том, как вырастают без внимания взрослые дети алкоголиков, были для моих собеседников целебным временем, часами утешения. Осознание, что их сегодняшние беды связаны с судьбами родителей (взрослых детей алкоголиков), действовало успокаивающе и вселяло уверенность. Почти каждый из внуков, которых я просила заполнить вопросник {см. гл. 3), соглашался быть проинтервьюированным для моих исследований. Уже сама по себе их отзывчивость говорила о том, что они хотят, чтобы другие тоже смогли решить свои проблемы, связанные с взаимозависимостью. Те, кого я смогла опросить, согласились на публикацию этой информации в книге, с тем чтобы она стала доступна другим внукам алкоголиков.

ДЖОАННА

Джоанна, 28-летняя женщина, проходя лечение по 12-ступен-чатой программе «Анонимные обжоры» («Овериторс анонимус»), обнаружила свою схожесть с другими взрослыми детьми алкоголиков, которые открыто говорили на встречах «Овериторс анонимус» о «черном списке» характерных черт (приведенном в книге Джанет Воититц «Взрослые дети алкоголиков»), и поняла, что в ее жизни могут быть аналогичные влияния, поскольку ее родители тоже были вынужденными обжорами. Друзья порекомендовали ей пройти курс лечения по программе «Взрослые дети алкоголиков», и Джоанна, озабоченная своим состоянием, последовала этому совету. До лечения в условиях госпитализации по программе «Взрослые дети алкоголиков» Джоанна не имела представления о прямом влиянии алкоголизма на ее семью и на ее собственную жизнь.

В дополнение к проблемам, связанным с вынужденным перееданием, от которого она лечилась, Джоанна сообщила о своих проблемах в области отношений с людьми, а также о борьбе с депрессией и беспокойством. Она говорила о себе как о человеке с очень низким чувством собственного достоинства- и неспособном чувствовать. Ее взаимоотношения с семьей, в которой она выросла, налаживались благодаря прохождению курса в группах «Анонимные обжоры», но продолжали быть болезненными и напряженными.

В то время Джоанна не имела интимных отношений, но до этого у нее был двухлетний период таких отношений, а также несколько «заставлявших страдать» кратковременных связей. Она испытывала большое внутреннее стремление создать семью, хотя не чувствовала себя готовой или способной сделать это. Своим выбором карьеры Джоанна была довольна, но чувство неадекватности не проходило. Она была третьим ребенком, старшей девочкой в семье из девяти детей. У нее было три брата и пять сестер, но она считала себя «потерянным" ребенком». Ее мать была взрослым ребенком отца-алкоголика. В семье никогда не говорилось об этом как об алкоголизме - «всегда сводилось все к шутке». Они привыкли вытаскивать ее деда из бара... «Он всегда напивался на вечеринках». Джоанна подозревала, что ее отец также был раньше алкоголиком, но, как это принято в алкогольных семьях, об этом никогда не говорилось прямо. Неадекватное поведение ее отца очень напоминало поведение взрослого ребенка алкоголика.

Джоанна описывала отца как очень грубого человека, всегда знавшего «правильные ответы». «Предполагалось, что мы должны мыслить и чувствовать так же, как и он. Помню, однажды я высказала свое мнение о чем-то, а он ударил меня по лицу и сказал: «Я хочу, чтобы у тебя исчезли эти дурацкие мысли и идеи». Ее отец доминировал в семье и оказывав влияние «своим молчанием, одергиванием, депрессией, вспышками гнева, плохим здоровьем и нытьем». Он не пил и не употреблял наркотики, но использовал еду и работу как лекарство при эмоциях, которые он редко выражал.

По словам Джоанны, ее мать была пассивной и замкнутой. «Она часто ложилась в больницу по разным поводам: операции, роды. Она отсутствовала, когда у меня начались месячные. Мне было очень стыдно, и я не хотела, чтобы кто-то об этом узнал. Ощущала я себя действительно покинутой и очень хотела чтобы мама была дома со мной. Я в самом деле испугалась: это было нечто такое, о чем я не знала, они никогда но говорили мне об этом».

Мать Джоанны была сосредоточена на настроении своего мужа, сохранении мира в семье, на том, чтобы всех накормить и одеть, воспитывала детей, стараясь, чтобы каждому било «хорошо и спокойно». Свое раздражение, которое было небезопасно показывать мужу, она изливала на детей, раздавая затрещины. Периодически появлявшееся игривое настроение бистро подавлялось в пользу серьезности. Семья Джоанны выглядела нормальной и даже лучше средней в окружающем ее мире. В доме не было никаких порочных привычек. По мнению Джоанны, они были хорошей католической семьей, счастливой, хорошо питающейся и одетой, которую сплачивали радости и невзгоды. В выходные дни ее семья много времени проводила вместе на природе, совершая походы, гуляя, катаясь зимой на лыжах. Джоанна подозревает, что отец, который был инициатором такой активности в семье, делал это скорее потому, что считал своим долгом, нежели ради общего удовольствия. Все в семье подчинялось его воле. Временами он казался «почти жестоким» по отношению к детям, например во время походов в выходные дни, длительных и изматывающих. Каждый должен был ходить в церковь по воскресеньям, не рассуждая, зачем это делается.

Вопреки видимости «счастливой семьи» Джоанна чувствовала себя одинокой и несчастной.

«Полагаю, что в действительности я чувствовала что-то неладное: я почти постоянно была печальной и часто плакала, никогда не чувствовала поддержки или комфорта».

Хотя семья была большой, Джоанна, ее братья и сестры никогда не плакали, не выражали СВОИХ чувств друг перед другом. После одной из вспышек отцовского гнева, сопровождавшейся битьем и криками, отец старался быть приятным и нежным, полагая, видимо, что все забудут это происшествие. Джоанна не забыла, но она никогда не говорила об этом во имя сохранения мира. Ее подавленный гнев перерос в ненависть к отцу, которой она стыдилась и скрывала ее. Джоанна бунтовала, не участвуя в делах по дому. Реакцией отца на любое неповиновение было наказание ремнем до тех пор, «пока не становилось больно». Ее страх перед физическим насилием уводил ее все дальше к роли «потерянного ребенка». Гнев уступал место молчанию всегда, когда она испытывала неприятные чувства. Хотя между членами семьи никогда не было настоящего понимания, любви или близости, имели место и смех, и видимость хорошего времяпрепровождения. Несмотря на кажущуюся общность, Джоанна всегда чувствовала дистанцию между собой и родителями. Она видела дистанцию между родителями и клялась, что этого никогда не

будет в ее интимных взаимоотношениях. Сегодня она утверждает: «Это всегда казалось мне таким странным, и я говорила, что у меня так никогда не будет, но что было, то было: изолированность имела место».

Хотя семья Джоанны многое и делала вместе, все смеялись и развлекались, но они были не способны на нормальные отношения между собой или с кем-нибудь другим. Брак родителей, который служил для Джоанны моделью будущих взаимоотношений, в действительности отличался такими чертами, как зависимость, изолированность и отчужденность. Она не видела понимания, любви или примеров решения проблем и поэтому просто повторяла эти дисфункциональные примеры в своей юности и взрослой жизни.

Наша беседа состоялась после завершения Джоанной 5,5-дневного лечения по программе «Взрослые дети алкоголиков», и к этому времени Джоанна с облегчением поняла, что она не уникальна и что ее семья —жертва алкоголизма на протяжении нескольких поколений.

«Я чувствую большое облегчение, зная, что такое взаимозависимость, что возможна помощь, что она эффективна, что я не -обречена быть несчастной на всю жизнь, что вокруг так много прекрасных людей, понимающих, объединенных той же проблемой, и что все вместе мы намерены решить ее».

Джоанна опасалась, что ее не возьмут на лечение по программе «Взрослые дети алкоголиков», поскольку ее родители не алкоголики. «Я очень боялась идти сюда... думала меня не примут, н а не готовилась к тому, что буду рассказывать о своих родителях. Я просто не думала, что кто-то может понять... Я встретила больше понимания, чем могла предположить».

Джоанна настроена на выздоровление и понимает, что хотя это долгий процесс, она может стать таким человеком, каким хочет быть.

МЕЛИССА

Мелиссе 24 года. Она — выздоравливающий алкоголик с трехлетним стажем трезвости, посещает группу общества «Анонимные алкоголики». Хотя ее родители не были химически зависимыми людьми, она выросла с бабушкой-алкоголиком, матерью ее отца. Мелисса решила пройти курс лечения по программе «Взрослые дети алкоголиков», так как считала себя принадлежащей к этой группе людей и была уверена, что се трудности связаны с алкоголизмом в семье.

Мелисса не замужем, но в течение нескольких последних месяцев она поддерживает серьезные отношения, с одним мужчиной. Она рассказала, что до этого у нее было трое мужчин, отношения с которыми складывались крайне ненормально. В шестнадцать дет она вступила в связь с мужчиной, который был на десять лет старше ее, прошла через оскорбления и побои. У нее дважды сломан нос. Эта связь продолжалась более трех лет, оба в то время были активными алкоголиками.

Когда они расстались, она прожила одна всего несколько недель и встретила другого мужчину, который, по ее словам, «был приятен, но навевал тоску». Он был сыном алкоголика и на себе испытал брань и оскорбления. Она рассталась с ним через семь месяцев и к тому времени начала получать психологическую помощь в группе «Анонимные алкоголики».

Итог ее сексуальных связей —три аборта и возникшие приступы бесконтрольного беспокойства. Ее ипохондрия вынудила ее обратиться за помощью к специалистам. Она страдает от хронической депрессии, которая, по ее словам, выражается как «общее чувство несчастности», вне зависимости от всего хорошего, что появляется в ее жизни.

Из двух детей в семье Мелисса была старшем. Ее брат (на год младше ее), тоже алкоголик в стадии реабилитация, бросил пить годом раньше Мелиссы. Они росли в доме родной бабушки, которая продолжала жить с их семьей, несмотря на активный алкоголизм и оскорбительное поведение.

Мать Мелиссы была учительницей, а отец, по ее словам, не мог работать. Он был физически полноценен, но у него были постоянные трудности во взаимоотношениях с работодателями. Когда в школе перед всем классом ее спросили, чем занимается ее отец, она сказала, что он— писатель. Она очень стеснялась того, что он не работает, и начала скрывать это во имя репутации семьи. Мелисса описывает своего отца эмоционально неадекватным, а мать — беспомощной и пассивной. «Никто нам ничего не рассказывал. Никто не говорил нам о работе по дому или что пора спать, хорошо бы позавтракать, накрыть стол для обеда. Ничего, никаких указаний».

Окружающая Мелиссу обстановка была хаосом и полна оскорблений. Не было ни порядка, ни любви, ни родительского внимания.

Отец Мелиссы вырос в алкогольной семье. Его родители разошлись, когда ему было пять лет. Его мать была активным алкоголиком, она очень много работала, чтобы содержать семью, но пила ежедневно и к ночи «становилась вдребезги пьяной».

И когда отец был ребенком, и уже в период его взрослой жизни, у матери было много мужчин, но все с психическими отклонениями. Его отец был алкоголиком и взаимозависимым, часто становился объектом оскорблений со стороны своей матери. Будучи единственным ребенком в семье, отец Мелиссы чувствовал себя обязанным поддерживать отношения с матерью, несмотря на ее отрицательное влияние как на его жизнь, так и на его семью. Он превратился в отчаянного картежника, страдал хронической депрессией и был неполноценен и как родитель, и как супруг.

Мелисса мало знает о жизни своей матери —лишь то, что та росла в строгой католической семье, забеременела и вышла замуж, хотя и не хотела этого. Мать говорила, что собиралась сделать аборт, будучи беременной Мелиссой, но не было возможности. В результате родилась Мелисса, ребенок нежеланный и впоследствии унижаемый. Мелисса не помнит, чтобы мать когда-нибудь приласкала ее.

Хотя родители Мелиссы знали о чрезмерном употреблении бабушкой алкоголя, но никогда не выражали той своего протеста и постоянно ссорились друг с другом по этому поводу. Вопрос о переезде в свой собственный дом не рассматривался. Пьянство бабушки имело прямое воздействие на Мелиссу в форме словесных и физических оскорблений.

Неудивительно, что Мелисса и ее брат стали грубо обращаться с бабушкой, дразнить ее и однажды забросали яйцами. Стычки и презрение продолжались, пока Мелиссе не исполнилось восемь лет, Она вспомнила об инциденте с отцом, который просто потряс ее.

«В один миг он превратился в зверя, и этот зверь бросился на меня. Мы смотрели телевизор в хорошем настроении, когда я сказала, что у него перхоть. Он швырнул меня в кресло и бил до изнеможения, обзывая жуткими словами и крича, что убьет. Мать оторвала его от меня. После этого он не разговаривал со мной в течение пяти месяцев».

С этого момента Мелисса жила в постоянном страхе. Если раньше для нее и для брата все было дозволено, то внезапная жестокость отца вызвала в ней страх, держащий ее в повиновении. Она постоянно боялась того, что может произойти, если она выразит свои чувства или точку зрения. Ощущая бессилие что-либо изменить, она избрала в качестве выхода экстремальное поведение, наркотики и секс.

В то время как пагубные пристрастия Мелиссы прогрессировали, родители пытались облегчить ситуацию, призывая ее вернуться домой и заявляя, что позаботятся о ней, с какими бы проблемами она ни вернулась. Мелисса не верила им и в ответ становилась все более неуправляемой. Тогда они решили, пока Мелисса была в подростковом возрасте, по необходимости помещать ее в психиатрическую больницу.

Лечение по программе «Анонимные алкоголики» привело к улучшению отношений в семье, но они продолжают оставаться поверхностными. Смешно сказать, но ее родители, которые никогда не занимались собой, сейчас пристрастились к теннису, зарядке и т. д. Они не общались с братом Мелиссы (своим сыном) в течение двух лет и лишь недавно, когда семья собралась вместе, чтобы отпраздновать 25-летнюю годовщину свадьбы родителей, отношения были восстановлены.

Отношения Мелиссы с байтом можно назвать близкими, но у нее нет уверенности, что она знает его. Даже не имея представления о том, что является «нормальным», Мелисса полна надежд, что с помощью врачей и программы «Анонимные алкоголики» она будет в состоянии вести здоровый образ жизни. Сейчас она оформляется из работу в сфере социальной помощи и хотела бы оказывать помощь другим взаимозависимым людям, когда будет готова к этому.

ХЭРИЭТ

Хэриэт 53 года. Она — выздоравливающий алкоголик. Недавно она узнала, что ее родной дедушка также был алкоголиком. Поскольку Хэриэт не подозревала о каком-нибудь алкоголике В своей семье и в отличие от многих своих друзей в ассоциации «Анонимные алкоголики» не могла назвать себя взрослым ребенком алкоголиков, она считала, что вся ответственность за ее алкоголизм лежит только на ней.

Знакомство с историей своей семьи сыграло в жизни Хэриэт целительную роль. Уже шесть лет, с тех пор как умерли ее родители, она живет в трезвости. Хэриэт живет одна, работала учительницей средней школы, сейчас — на пенсии. Она никогда не была замужем и не имела серьезных интимных отношении. Всю жизнь она просидела дома и продолжает такой же образ жизни по сей день. Ее единственный брат моложе ее на семь лет. Её отец, взрослый ребенок алкоголика, по ее словам, был добрым, любящим и поддерживающем семью человеком, тогда как мать была раздражительной, равнодушной и холодной женщиной. Ей очень сложно считать отца ответственным за ее нездоровое детство, поскольку она всегда считала отца «хорошим парнем».

Внешне ее семья выглядела вполне респектабельной. Отец занимал пост руководителя высшей школы. Оба родителя вели активную жизнь, являясь членами местных общественных организаций и церкви. Они регулярно проводили отпуска в походах на яхте, занимались рыбной ловлей. Две незамужние сестры матери обычно сопровождали семью во всех ее поездках. Аналогично семье Джоанны отец Хэриэт был инициатором многих воскресных автомобильных путешествий, но, как полагает Хэриэт, он делал это потому, что считал себя обязанным, нежели потому, что хотел доставить удовольствие кому-нибудь в семье.

Резким диссонансом предполагаемому благополучию звучали слова Хэриэт об эмоциональной пустоте, в которой она росла. Хотя ее физические потребности вполне удовлетворялись, Хэриэт вспоминает, что в возрасте четырех или пяти лет она поняла, что мать не любит ее. В это время отец как бы начал компенсировать отсутствие материнского воспитания повышенным вниманием, взяв на себя все заботы о ней и ее брате. Подавленные эмоции Хэриэт начали проявляться в семье в виде крайнего непослушания и ревности к своему брату. Со стыдом вспоминает она о своем раздражительном и даже оскорбительном поведении по отношению к брату. Эмоциями в семье не делились, хотя обсуждалось многое. Хэриэт никогда не плакала в присутствии родителей или брата и никогда не видела плачущим кого-либо в семье.

Не чувствовалось ни близости, ни любви. Секреты, по-видимому, были, но обсуждались очень редко. Хэриэт вспоминает, что, когда она была подростком, отец завел любовную связь на стороне. Он не очень старался скрыть это и встречался с другой женщиной почти на глазах у матери. Хэриэт помнит, что мать не любила ту женщину, но ссор или разговоров на эту тему у родителей не было. Хэриэт не одобряла поведение отца, но и она не разговаривала с ним на эту тему.

Хэриэт ясно помнит холодность и отчужденность своей матери. Она не знала о каких-либо пагубных пристрастиях в семье, но мать часто говорила, что ее сестер считали ненормальными. Они были слишком привязаны друг к другу и проводили вместе не-обычно много времени. Как правило, женщины в этой семье не выходили замуж, и не имели интимных связей на стороне. Сестры матери Хэриэт жили неподалеку и были как бы частью семьи Хэриэт. После смерти сестер мать стала ближе к Хэриэт, и такие отношения продолжались до самой смерти матери. Незадолго до этого Хэриэт бросила пить.

В детстве Хэриэт всячески стремилась сделать матери что-нибудь приятное. «Я вспоминаю, что в детстве часто просила мать сказать мне, почему она сердится на меня, но в ответ было молчание». Однажды, вспоминает Хэриэт, отец увидел, как мать ударила ее, пришел в ярость и запретил матери когда-либо бить ее, но мать продолжала.

Хотя отношения Хэриэт с отцом были в значительной степени лучше, чем с матерью, она также не испытывала к нему привязанности. Она вспоминает много случаев, когда отец заступался за нее, но она больше нуждалась в нем в эмоциональном плане, а он не мог ответить ей этим. Один случай, характеризующий его хорошие намерения, но неспособность понять, произошел, когда Хэриэт училась в колледже. В ответ на письмо Хэриэт, в котором она делилась с ним своей тоской по дому в первый год пребывания в колледже, отец написал, что не хотел бы вмешиваться в ее жизнь, и посоветовал в такие моменты или когда возникают проблемы, обращаться к Богу. Это письмо и совет еще раз убедили Хэриэт, что хотя отец и заботится о ней, но не способен быть для нее духовной опорой.

Сегодня Хэриэт испытывает чувство потерянности, когда вспоминает о годах одиночества и изоляции. Она обнаружила, что не может создать интимных отношений. Даже среди пациентов ассоциации «Анонимные алкоголики» она считается скрытной. Завершив курс лечения в связи с алкоголизмом и взаимозависимостью, она полна надежд, что сможет изменить свой образ жизни.

СТИВ

Стиву 46 лет. Он —выздоравливающий алкоголик, в течение двух лет проходил реабилитацию по программе «Анонимные алкоголики». Шесть лет он живет врозь со своей женой и с болью думает о возможном разводе. У него трое детей, всем уже за двадцать. Несмотря на его пристрастия к алкоголю и кокаину, он был преуспевающим бизнесменом. Сейчас, в период своего выздоровления, он подумывает о смене карьеры, а пока работает консультантом с выздоравливающими наркоманами.

Хотя Стив выражает спокойствие относительно своего нового состояния трезвости, он боится воспоминаний о своем нездоровом прошлом и всячески избегает их.

Отец Стива был сыном алкоголика. Он эмигрировал из Италии в возрасте тридцати лет, поэтому Стив никогда не знал деда. В семье не было секретом, что этот дед умер от алкоголизма. Отец матери также был известен как «приличный выпивоха», но Стив не уверен, что это был алкоголизм. Как все это повлияло на родителей Стива или на последующее поколение, никогда не было предметом обсуждения в семье.

Стив был четвертым из пяти детей и в течение одиннадцати лет самым младшим, пока не родилась его сестра, пятый ребенок в семье. К нему относились по особому («фамильный талисман»), и ею воспитанием в значительной степени занимались братья и сестры. Он считает, что они его изрядно испортили, задаривая подарками и удерживая рядом с собой. Стив уверен, что роди-1чми старались многое для него сделать, создать условия иные, чем те, в которых росли сами. Все его родные братья и сестры живут сейчас в семьях, где присутствует алкоголизм: или они, или их дети - алкоголики.

В описании Стивом семьи дается двоякая картина. Воспоминания о матери связаны у него с любящей семьей, где свободно выражались чувства, звучал смех, всегда хотелось быть вместе. «Моя мать - самый бескорыстный и заботливый человек, который может вам встретиться. Мы всегда знали, что она полностью принадлежит семье, ничего не требуя для себя. Она - прекрасная леди».

С отцом связаны грубость, насмешки и жесткий контроль. «Он тяготился семейными обязанностями, Давал нам понять, что для нас он многим жертвует, а мы этого не стоим. Я стремился избегать его, для меня он не существовал». Отец был против игр и развлечений, а одно время не разрешал даже праздновать Рождество, утверждая, что это - «нонсенс». Дети были под защитой матери, которую Стив называет страдалицей, стремящейся подарить детям как можно больше приятных моментов, когда отца не было дома.

Вот слова Стива о прошлом: «Это стыд Я всегда чувствовал себя потерянным вместе со своими братьями и сестрами. У нас был какой-то талант— мы умели создать образ семьи. Нас считали очень хорошей семьей».

Как и другие дети алкоголиков, Стив говорит о внешне благополучной семье, в которой они выросли. «Мы были очень популярной семьей. У всех у нас было много друзей, а дальние родственники гордились связью с нашей семьей. Просто мы хорошо умели хранить тайну о том, кто мы есть на самом деле, и что происходит в нашей семье».

В возрасте десяти лет Стив узнал секрет семьи, что усилило негативные чувства к отцу. Он случайно подслушал, как мать говорила кому-то о других женах отца.

«Я был первым в семье, кто узнал, что у меня есть братья и сестры в другой стране и что есть еще одна семья в Калифорнии. Там тоже было двое детей. Он никогда не беспокоился о разводах».

Стив хранит этот секрет по сей день, никогда не говоря об этом ни с родителями, ни с братьями и сестрами. Он очень озабочен и даже напуган тем, какое влияние это может оказать на него как на взрослого человека. Стив уверен, как и многие взрослые дети алкоголиков, что он никогда не будет похож на своего отца, однако в своей роли мужа и отца он обнаружил, что повторяет те же модели поведения, которые ненавидел.

Женился Стив на женщине, о которой говорит: «В точности как моя мать... Она росла в очень любящей семье, нормально функционирующей... Почему она так плохо думает о себе, я не знаю: у нее было нормальное детство, прекрасные родители». Жена Стива никогда не протестовала против- увлечения мужа алкоголем и наркотиками, хотя в понимала их пагубность. Она была полная желания пожертвовать всем во имя семьи. Стив, тем не менее моделируя своего отца, превратился в деспота, злого и грубого главу семьи. Он стал неспособным открыто выражать свои чувства, за исключением гнева.

Его отношения с детьми носили авторитарный и контролирующий характер, а не заботливый и нежный. Стива часто сравнивали с его отцом, что было очень обидно для него. Стив полагает, что был слишком суров со своими детьми, но вопреки плохому примеру своего отца был лучшим родителем. Когда он, как и его отец, завел интимную связь на стороне и пристрастился к кокаину, семья окончательно разрушилась.

Отвыкание Стива от алкоголя и наркотиков в два последние года реабилитации не было делом простым. Он воспользовался 12-ступенчатой программой «Анонимные алкоголики», и после этого его отношения с детьми заметно улучшились, возросло и чувство собственного достоинства. Но у него нет уверенности в том, что брак может быть продолжен, и он по-прежнему боится воспоминаний о своем детстве.

РОЙ

Рою 29 лет. По его словам, он болен «работофобией», его послужной список крайне беден. Рой страдает частыми приступами депрессии и беспокойства, а также имеет пристрастие к алкоголизму и трате денег. Он начал освобождаться от многих своих недугов, понимая асе трудности, с которыми может столкнуться. Рой —внук алкоголика.

Его мать росла в очень грубой алкогольной семье. Он узнал об этом только после ее смерти, полтора года тому назад. За ним и его сестрой присматривала бабушка, которая умерла, когда ему было шесть лет. В его воспоминаниях она осталась женщиной жестокой, которая «управляла твердой рукой». Его отец, который «был помешан на работе», вырос в неполноценной семье.

Родители Роя занимались продовольственным снабжением в небольшом городке, а поскольку этим делом занимались только они, то были всем известны и уважаемы. Его отец и мать считали, что хорошей семье надлежит много работать, заботиться о детях и не позволять себе легкомыслия и развлечений.

Рой вспоминает, как мать жаловалась отцу на непрерывную работу и отсутствие развлечений в их жизни. Сразу же после свадьбы ей пришлось работать на этом семейном предприятии, хотя она очень этого не хотела. Несмотря на ее недовольство, центром их жизни оставалась работа, при этом она вела все домашние дела и занималась детьми. Семья очень редко собиралась вместе.

Рой вспоминает своего отца как человека «циничного, полного спокойствия и сарказма», «оскорбляющего своим молчанием». Он возлагал очень большие надежды на детей, особенно на сыновей, и бывал крайне раздражителен, если они не оправдывали

его ожиданий.

Рой был самым младшим из четырех детей семьи и полностью соответствовал образу «фамильного талисмана», детально описанному Вегшайдер Круз в его книге «Еще один шанс». Он родился после семилетнего перерыва в детях, в семье восхищались его остроумием и ранним развитием. Он был не по годам способным, что было отмечено родителями, и они часто просили его подменить их по работе. «Это было просто представление, прямо-таки цирк, когда я, трехлетний мальчик, сидел с листом бумаги и делал арифметические расчеты для взрослых людей. Я не имел права ошибаться, но потом я мог выпросить все что угодно».

Будучи «фамильным талисманом», Рой очень редко бывал наказан и рос, не испытывая особых огорчений. В результате он стал сверхактивным и проблемным ребенком в школе, неспособным усидеть на одном месте или сосредоточить внимание на чем-то, неорганизованным и неряшливым, отрицательно влиял на других учеников.

Сами выйдя из неблагополучных семей, его родители не знали, как создать такую семью, какую им хотелось видеть. Рой вспоминает, как отец однажды сказал (в связи с программой Эндри Гриффита по телевизору): «Если бы вы могли стать такими, как Опи, было бы замечательно. Почему вы не можете быть, как Опи?»

Его брат и сестра были близнецы и подняли самооценку семьи благодаря успехам и популярности в школе. Рой был не способен на это, его поведение приняло другие формы. Однажды он почувствовал, что не может управлять собой, и обратился за помощью, но в семье уклонились от советов.

В семье не было принято выражать чувство любви иначе, как только в материальном воплощении. Каждое лето детей отправляли в лагерь до начала нового учебного года. Рой, зная, как ему будет трудно сдерживать себя, упрашивал оставить его дома, но родители считали, что при их постоянной занятости на работе это лучшее, что они могут ему дать. Когда Рой был юношей, родители попытались осуществить материальный контроль над ним, полагая, что это повлияет на его поведение. Когда в последующие годы они прекратили материальную помощь, Рой начал красть дома деньги.

Уже учась в высшей школе, Рой почувствовал, что семья стала портиться. Его мать, и в прошлом часто проявлявшая раздражение, стала впадать в депрессию, оскорблять близких. Она начала пользоваться лекарствами - снотворными и транквилизаторами, чтобы справляться со своими эмоциями. «Она много времени стала проводить в постели, смотря телевизор. Иногда с ней случалась истерика, плача, она выкрикивала: «Что вы делаете с моей молодой жизнью? Почему толкаете меня в могилу? Сил нет терпеть! Что вам от меня нужно?» Постоянно звучало «она», «о ней», «для нее» и что «делаете с ней».

Она никогда не признавала, что у кого-то могут быть свои проблемы. Пока Рою не исполнилось шестнадцать лет, мать позволяла себе рукоприкладство, физически оскорбляя его, пока он не пригрозил дать сдачи —тогда это прекратилось.

Отец Роя вынужден был продолжать работу, игнорируя возникающие дома проблемы. Относительно своих отношении с отцом Рой сказал: «Я ненавидел его, мы ненавидели друг друга. Чем старше я становился, тем больше он разочаровывался во мне. Чем больше я не оправдывал его надежд, тем больше мой старший брат становился «героем». Когда отец умер, я был счастлив, что наконец освободился от тирании, которая толкала меня вниз и заставляла чувствовать себя ущербным человеком».

До прохождения лечения по программе «Взрослые дети алкоголиков» Рой характеризовал себя как «чувствующего абсолютную неполноценность». Он начал понимать, что является одной из жертв в поколениях взаимозависимости и химической зависимости внутри его семьи. В дополнение к его очевидной взаимозависимости Рой еще страдал наркоманией и алкоголизмом, а также пристрастием к трате денег.

К сожалению, Рой слишком многое познал в своей взрослой жизни, прежде чем обратился к помощи специалистов. Сейчас он полон надежд на выздоровление.

Дэвид

Дэвид—психотерапевт, занимающийся частной практикой. Ему 49 лет. Он был трижды женат, от первого брака имеет дочь. Его мать, ныне покойная, была дочерью отца-алкоголика. Отец Дэвида не из алкогольной семьи, но проявлял все признаки, указывающие на то, что семья все же была неполноценной. Тот факт, что мать была ребенком алкоголика, в семье открыто не обсуждался. По рассказам, дед Дэвида «любил заложить за воротник» и отличался безрассудной тратой денег. Мать была очень привязана к отцу Дэвида. До выхода за него замуж она была старшей медицинской сестрой и блестяще справлялась со своими обязанностями. Хотя отец Дэвида не происходил из алкогольной семьи, его дяди, братья отца, или сами были алкоголиками, или состояли в браке с алкоголиками.

Родители Дэвида в бытность его ребенком не злоупотребляли спиртным, но пристрастились к алкоголю и наркотикам, когда ему было лет десять. Дэвид был единственным ребенком в семье и вспоминает о своем детстве с чувством боли и одиночества, даже о том времени, когда родители еще не начали пить. До недавнего времени Дэвид не понимал, что с алкоголизмом могут быть связаны любые проблемы в его семье. До сих пор алкоголизм не входил в круг его профессиональных интересов, и лично для него видение этого заболевания стало новым, несмотря на годы практики в качестве психотерапевта.

Отец Дэвида, тоже врач, был маниакально предан своей работе. Его мать, будучи медицинской сестрой, подчиняла свою жизнь мужу и его частной практике, которую он осуществлял дома. По словам Дэвида, его родители считали себя исключением из правил, прекрасными людьми... лучше самых лучших. У них был самый лучший брак, и они лучше других работали». В глазах общества их семья выглядела весьма респектабельной, но Дэвид прекрасно понимал скрытую фальшь их семейной жизни.

Его родители были очень зависимы друг от друга, особенно мать, следующие слова которой можно рассматривать как установку: «Мы вместе в радостях и печалях, я ничего не делаю без него, а твой отец ничего не делает без меня. Мы такие, и мы будем такими: ничто не сможет разделить нас». Они были очень правильной, морально устойчивой семьей, для которой центром мироздания были медицина, их пациенты и интеллектуальные беседы.

Дэвид чувствовал, что с ним обращаются в семье скорее как с одним из пациентов, нежели как с желанным ребенком. «Моя мать не кормила меня грудью, она гордилась тем, что всего три дня пользовалась для кормления соской, а затем перешла на чашку. Вообще она начала приучать меня к разным мелочам, когда мне было что-то около шести месяцев».

Мать Дэвида, вероятно, была сексуально озабоченным человеком. Он с болью вспоминает о навязчивых разговорах относительно ее и его сексуальности. Как многие жертвы кровосмешения, Дэвнд стремился свести к минимуму последствия сексуального насилия.

Пять лет отец Дэвида провел на войне. Мать свою склонность к зависимости перенесла на Дэвида, хотя она и продолжала писать мужу по нескольку писем в день. Касаясь поведения матери, Дэвид вспоминает: «Я не думаю о физическом насилии, я считаю, что мною эмоционально пренебрегли. Моя мать была очень, очень соблазнительна. Она могла войти в ванную, когда я был гам и готовился помыться, и что-нибудь сказать насчет моих половых органов. Она также очень много говорила о своем теле, показывая мне свои половые органы и объясняя, что есть что...»

Обычай, что мать укрывает его на ночь в постели, плача и говоря, как она любит его, продолжался до его взрослых лет. Описывая отца, Дэвид считает, что он был человеком очень не-эмоциональным, крайне требовательным и раздражительным. Мой отец был человеком холодным, всегда держался на расстоянии, однако в, городе он был известен как добрый, нежный, любящий доктор —дома он таким, безусловно, не был. Когда мать указывала на его бесчувственность, он отвечал: «Я врач и не могу позволить себе эмоции, если я покажу свои чувства, я погибну. Я не стану уязвимым, никто не пробудит во мне чувств, я —ученый».

Хотя в своей медицинской практике он был очень осторожным и любящим, дома он был жестоким по отношению к сыну. Неоднократно, когда Дэвиду была необходима медицинская помощь, отец очень грубо обрабатывал раны, без всякого обезболивания, вынуждая его в кровь кусать губы. Так он не обращался ни с одним из пациентов. У Дэвида к отцу родились страх и постоянное желание нравиться ему. Чтобы полностью сосредоточиться на своей работе, родители поручили уход за Дэвидом двенадцатилетней девочке, которую пригласили жить в их доме, когда Дэвид был еще малышом. Эта девочка и домработница, которая была постарше, но несколько слабоумной, и были первыми нянями и воспитателями Дэвида дома.

Питание стало для Дэвида особенно важным элементом жизни, компенсирующим любовь и воспитание. «Как минимум, у нас было два огромных холодильника, а иногда и три. Кладовая для провизии имела размеры большой комнаты, запас продуктов был, как для ресторана. Наградой всегда служила пища».

Дэвид взрослел и становился все более неприступным для своих родителей. Хотя его отец хотел, чтобы молодой человек тоже стал врачом, Дэвид выбрал путь священника — профессию, которую отец считал бесполезной.

Он женился на женщине, которая нуждалась в спасении от мучительной обстановки в своей семье. Постепенно он стал груб в отношении ее, прожив вместе с ней более восьми "лет. Они развелись, после того как Дэвид завел любовницу. Вскоре он женился второй раз. Несмотря на годы лечения в периоды первого я второго браков, Дэвид не только не мог поддерживать какую-то степень самооценки, но и не смог создать здоровых отношений с теми, о ком он заботился. Его новая жена начала любовную связь с человеком, который был близким другом Дэвида, и не прекращала ее в течение семи лет. Дэвид знал об их отношениях, но почти ничего не сделал, чтобы прекратить их, так же как и позаботиться о себе.

Хотя в профессиональном отношении они выглядели благополучно, Дэвид и его жена жили в каком-то «безумии». Он тоже начал любовные связи на стороне и стал искать помощи у психотерапевта, чтобы как-то упорядочить душевный хаос. Признавая свое «поражение», Дэвид расстался со своей женой и прожил одна четыре года.

Будучи очень умным человеком, обладая, подобно своим родителям, аналитическим мышлением, Дэвид сумел понять, «почему» он ведет себя так в тех или иных обстоятельствах, но все же объяснял себе это последствиями своего мучительного детства и уже взрослой жизни.

Шесть лет назад он женился в третий раз, вновь взяв на себя заботы о женщине в беде. Их отношения тем не менее привели их обоих к решению во имя собственного становления и действительных перемен обратиться за соответствующей помощью. Оба они прошли через страдания, связанные с их болезненным прошлым, трудностями соединенных семей, неродными детьми и т. д.

Рассуждая о своем настоящем и будущем, Дэвид считает: «Я чувствую, что выжил, и горжусь собой. Я еще не стал тем, кем хотел бы быть, и в моей душе множество нерешенных проблем, но я сумел взять себя в руки, чтобы быть полезным людям, и это мое решение правильно».

Выводы

До этих моих интервью я не предполагала, что внуки алкоголиков поведают мне об обстановке крайней оскорбительности, в которой они жили. Я была поражена неспособностью взрослых детей алкоголиков и других неполноценных родителей удовлетворять запросы собственных детей. Ясно, что, несмотря на развитие у некоторых родителей впоследствии химической зависимости, все шесть опрошенных родились в семейных системах взаимозависимости. Каждый имел родителей с добрыми намерениями и желанием сделать свои семьи отличающимися от тех, в которых они выросли. Каждый родитель старался изменить внешние признаки, чтобы убедить себя и окружающих в том, что все нормально. Однако их внутренние страдания продолжались.

ГЛАВА 3

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: