Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Отступление к Днестру 5 страница




Он клянется нашей с ним старой дружбой в частности и своими теплыми чувствами к нам, немцам, в целом. После того, как между нами объявлен этот сепаратный мир, у меня больше нет причин для жалоб. Любопытная ситуация: я здесь один с моим летным персоналом на этом аэродроме в стране, которая находится с нами в состоянии войны. Две румынские дивизии со всем их снаряжением, включая тяжелую артиллерию, окружили наш аэродром. Кто помешает им немедленно нас ликвидировать? В ночные часы мы чувствуем себя не очень уютно, днем мы опять сильны. Даже две дивизии не очень готовы проявлять агрессивность по отношению к моим “Штукам”, когда они так сильно сосредоточены и находятся на открытой местности.

Наш запас бомб и горючего на аэродроме подходит к концу и к нам не поступает новых припасов, поскольку Румынию больше не удержать. Единственный для нас шанс — переместиться на другую сторону Карпат и попытаться образовать здесь новый фронт из остатков тех наших армий, которые смогли пробиться из Румынии, и любых других частей, которые можно наскрести из резервов. Совершенно ясно, что наша тяжелая артиллерия никогда не сможет преодолеть Карпаты и ее придется бросить в Румынии. Если бы только большая часть нашей отважной армии смогла выбраться из этого дьявольского котла измены, за которое следует винить румынское правительство! Оружие можно заменить, как это ни трудно, но людей — никогда! Наш наземный персонал готовится в путь по дороге, ведущей через перевал Базау, мы используем последние капли горючего атакуя русские клинья, которые подходят к Базау все ближе и ближе. Часто мы совершаем вылеты вглубь русских позиций, чтобы облегчить положение немецких войск, все еще участвующих здесь в ожесточенных боях. Какое печальное зрелище, достаточное, чтобы любого довести до отчаяния, видеть как эти ветераны русской компании, окруженные противником, бьются о приближающуюся стену численно превосходящего врага до тех пор, пока у них нечем сражаться кроме их личного оружия. Артиллерия уже давно выпустила все снаряды, вскоре у них не останется даже винтовочных или револьверных патронов. Единственный способ затянуть их сопротивление — атаковать и еще раз атаковать.

Сейчас наши запасы на аэродроме наконец истощены и мы летим на запад над Карпатами на нашу новую операционную базу в Сёхсис-Реген в Венгрии. В этом городке почти все говорят по-немецки, это цитадель трансильванских немцев. Вон там немецкая кирха и немецкая школа, когда идешь по городу, в голову даже не приходит и мысли о том, что ты находишься не в Германии. Город живописно раскинулся между цепями холмов и небольшими горами, в окрестностях много лесов. Наш аэродром находится на возвышенности и окружен лесами, мы расквартированы в самом городе и в соседних чисто немецких деревнях к северу и северо-востоку от него. Наши операции в данный момент направлены против врага, рвущегося с востока через Карпаты. Здесь много отличных оборонительных позиции, но у нас нет достаточно сил, чтобы их удерживать, поскольку вся тяжелая артиллерия потеряна в Румынии. Даже самую благоприятную местность невозможно защитить против самого современного оружия с помощью одного лишь героизма. Мы совершаем атаки с малых высот на горные перевалы и ведущие к ним дороги. У меня есть опыт полетов в горах Кавказа, но здесь долины очень узкие, особенно в нижней части и прежде чем можно было развернуться, приходиться подниматься на значительную высоту. Дороги на перевалах извилисты и большие их отрезки проходят по выемкам, вырубленным в скалистых горных склонах. Поскольку машины и танки обычно держаться под защитой скал, приходиться быть дьявольски аккуратным, чтобы не врезаться в них то здесь, то там. Если другая группа самолетов пролетает в том же самом районе и в то же время, возможно, заходя на цель с другой стороны долины и с опозданием увидит нас сквозь дымку, затем на долю секунды “смерть костлявой рукой хватается за ручку управления”, когда одна группа встречается с другой, летящей навстречу. Это еще большая опасность, чем зенитки, которых ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов. Часть их размещена на горных склонах. Справа и слева от дорог, проходящих через перевалы. Противник понял, что оставлять зенитки в составе конвоев на дороге относительно неэффективно, когда мы, например, атакуем цели внизу из-за группы скал. Истребителей пока немного. Неужели русские так долго тянут с перебазированием на румынские аэродромы? Я сомневаюсь, потому что у них нет проблем со снабжением и имеющиеся аэродромы в Бузау, Романе, Текучах, Бакау и Силистрии отлично расположены и вполне достаточны для битвы. Предположительно, иваны не очень любят летать в горах. Особенно они опасаются летать на низкой высоте в долинах из-за возможности неожиданно попасть в тупик, выход из которого блокирован резко вздымающимися горами. У меня было точно такое же чувство два года назад, когда мы летали над перевалами и долинами в горах Кавказа.

В это время я получаю приказ принять командование полком и сдать мою третью эскадрилью. В качестве моего приемника имя обер-лейтенанта Лау, он с отличием служил в эскадрильи еще с Греции. После первой фазы русской компании он был направлен на штабную работу и сейчас снова вернулся на фронт. Что касается моих собственных полетов, это изменение меня никак не затрагивает. Я располагаю для полетов всеми типами самолетов, которые стоят на вооружении полка и могу летать с тем или иным подразделением в любое время.

Однажды, в начале сентября, я вылетаю рано утром с моей третьей эскадрильей, вторая сопровождает нас в качестве эскорта, я сам, вместе со звеном противотанковых самолетов занимаюсь охотой на танки в районе Ойтоцкого перевала. Ситуация там не кажется особенно приятной. Я решаю, следовательно, сразу же после возвращения подняться в воздух на ФВ-190. Тем временем самолеты остальных летчиков проходят обслуживание перед следующим вылетом. Лейтенант Хофмейстер готов к вылету и будет сопровождать меня в качестве разведчика.

Мы возвращаемся к Ойтоцу, проводим несколько атак с малых высот и разведываем состояние дел на всех карпатских перевалах и высотах, из чего мы получаем общую картину положения дел в нашем секторе. Я возвращаюсь, буквально без капли бензина и без единого патрона, на наше летное поле, когда я вижу сорок серебристых самолетов которые летят ко мне на той же самой высоте. Мы проносимся совсем близко друг от друга. Скрываться больше нельзя. Это американские мустанги. Я говорю Хофмейстеру: “Немедленно приземляйся”! Я выпускаю шасси, закрылки и иду вниз, прежде чем Мустанги успевают развернуться и атаковать. Скольжение к земле отнимает много нервов, потому что это тот момент, когда твой самолет абсолютно беззащитен и ничего нельзя сделать, только терпеливо ждать, пока он остановится. Я все еще качусь по земле, когда, оглянувшись, вижу как Мустанги начинают атаку и один из них идет прямо на мой самолет. Я торопливо откидываю фонарь — я все еще двигаюсь со скоростью километров 50 в час, вылезаю на крыло и бросаюсь на землю всего за несколько секунд до того, как начинают лаять пушки Мустанга. Мой самолет, который укатился сам по себе уже довольно далеко, загорается после первой же атаки. Я доволен, что сумел из него вовремя выбраться. У нас на аэродроме нет зениток, потому что никто не ожидал и не был готов к нашему отступлению на венгерские аэродромы. Наши враги, которые располагают неограниченными ресурсами могут размещать зенитные батареи на каждом углу, мы, к сожалению, этого позволить себе не можем. Мустанги рассыпались над всем аэродромом и спокойно занимаются тренировочной стрельбой по мишеням как в мирное время. Моя эскадрилья, которая должна была быть заправлена и снабжена боеприпасами, все еще находится на земле. Несколько транспортных самолетов, которые доставили нам боеприпасы, горючее и бомбы стоят на открытом месте. Пригодные к полетам самолеты находятся в импровизированных ангарах в лесу и в них трудно попасть. Но ремонтируемые самолеты и транспортники с бомбами и горючим взлетают на воздух, пушки сорока Мустангов грохочут без передышки, превращая все, что видят пилоты в пламя и обломки. Мною овладевает беспомощная ярость, приходится смотреть на все это и не иметь возможности ответить. Под всему аэродрому горят самолеты, над ними поднимаются клубы черного дыма. В этой сумятице можно подумать, что пришел конец света. Как это ни звучит абсурдно, я пытаюсь на мгновение заснуть. К тому времени, когда я проснусь, все уже закончится. Если тот парень, который продолжает кружить надо мной сможет в меня попасть, мне будет легче принять это, если я засну.

После того, как пилот Мустанга поджег мой самолет во время первой атаки, он, должно быть, заметил меня, лежавшего в поле. Возможно он на самом деле видел, как я спрыгнул с крыла, в любом случае он возвращается снова и снова и пытается попасть меня из пушек и пулеметов. По всей видимости он не видит меня четко через прицел, должно быть он не может поверить, что еще не попал в меня, потому что зайдя один или два раза он с ревом проносится надо мной, снижается до высоты несколько метров и смотрит на меня. Я лежу на животе не шевелясь, только немного поворачиваю голову чтобы бросит на него взгляд из-под полуопущенных век. Каждый раз, когда он приближается ко мне спереди, на меня падает песок от пулевых фонтанчиков. Попадет ли он в меня в следующий раз? Бежать нельзя, они стреляют по всему, что движется. И так это и продолжается, до бесконечности. Наконец у него, как я совершенно уверен, кончились боеприпасы, пройдя надо мной еще раз он летит прочь. Его коллеги также израсходовали свои боеприпасы, очень толково, нужно признать. Они строятся над летным полем и улетают. Наш аэродром представляет собой ужасное зрелище, в особенности, на первый взгляд. Первым делом я ищу лейтенанта Хофмейстера. Его самолет лежит на краю летного поля, должно быть, он не смог быстро приземлиться и был застигнут во время посадки. Он ранен: одну ногу придется ампутировать. На летном поле горят и взрываются самолеты, к счастью, среди них только несколько боеспособных машин, которые были хорошо замаскированы и представляли собой не такую простую цель. Когда я посещаю каждое подразделение в лесу, мне говорят, что во время атаки наземный персонал, как им и было приказано, вел непрерывный огонь из стрелкового оружия. Сбито четыре Мустанга. Учитывая, что у нас не было зениток, это особенно отрадно. Значит, у Мустангов не получилась их безопасная тренировочная стрельба по мишеням. Через несколько дней прибывают зенитки и маловероятно, что такие же успешные рейды когда-нибудь снова повторятся.

 

* * *

 

В нашем секторе часто встречаются немецкие самолеты, пилотируемые румынами, которых мы сами же ими и снабдили. Сейчас на них румынские опознавательные знаки и они летают на стороне русских. Румынская операционная база находится не очень далеко от нашей. Поэтому мы проводим две атаки с малой высоты на их аэродромы в районе Карлсбурга, Кронстадта и Херманстадта. Злые языки предполагают, что мы пытаемся подражать Мустангам, те поступали точно также. Мы уничтожаем более 150 самолетов на земле, некоторые из них — в воздухе, это в основном тренировочные и связные самолеты, но и в этом случае они используются румынскими ВВС, пусть даже для тренировки. Успех этих атак в очень большой степени зависит от силы вражеской обороны.

 

* * *

 

Боевые действия в Румынии завершились. Советское наводнение затопило всю страну и сейчас они пытаются нащупать проходы в Венгрию. Русские колонны одна за другой идут по перевалу Ротер-Турм в направлении Херманстадта. Вылеты против этих особенно трудны, потому что их армии очень сильно защищены от воздушного нападения. Во время одного из полетов над северными склонами перевала 40-мм зенитный снаряд срывает фонарь, к счастью, ни один из осколков меня не задевает.

В тот же самый вечер мой офицер по разведке говорит, что он почти каждый день слышит по радио пропагандистские передачи на немецком, это истории о зверствах немецких солдат и подстрекательства к партизанской войне. Передача всегда начинается со слов: “Говорит Кронстадт”. Поговорив с группой, мы назначаем на завтра первую атаку на радиостанцию, так мы сможем разобраться с этими провокаторами. На рассвете мы вылетаем в направлении Кронстадта, старого поселения трансильванских саксонцев. Прямо впереди, в утреннем тумане показался городок. Нам не приходится пролетать над ним, передающая станция с ее двумя высокими мачтами стоит на главной дороге в семи километрах к северо-востоку. Между гигантскими мачтами находится небольшое здание, нервный центр всей передающей станции. Подлетая ближе и уже готовясь спикировать, я вижу автомобиль, выезжающий из внутреннего дворика этого здания. Если бы я был уверен, что именно ее пассажиры подстрекали партизан нанести нам удар в спину, я мог бы без труда накрыть их во время атаки. Автомобиль исчезает в лесу и пассажиры наблюдают за нашей атакой радиостанции издалека. Во время атаки следует быть очень внимательным и не спикировать слишком низко, потому что мачты соединены друг с другом множеством кабелей, за которые легко задеть. Маленькое здание прямо в центре моего прицела, я нажимаю кнопку, выхожу из пикирования и кружусь вокруг мачт, ожидая увидеть результат пока моя эскадрилья снова построиться в боевой порядок. По случайности одна из моих маленьких 10-кг бомб попала в самую верхушку мачты, та надломилась и изогнулась под прямым углом. От здания радиостанции ничего не осталось, бомбы сделали свое дело. Теперь они долгое время не смогут вести отсюда свои злобные пропагандистские передачи. С этой утешающей мыслью мы возвращаемся на базу.

 

* * *

 

Нарастающее давление на карпатские перевалы все яснее и яснее показывает степень ущерба нашей военной мощи, нанесенного румынским фиаско. Советы продвинулись далеко за Херманстадт, они почти в Торенбурге и пытаются захватить Клаусенбург. Большинство войск в этом секторе — венгерские, в основном части первой и второй бронетанковых дивизий. Практически нет никаких немецких резервов, чтобы сформировать костяк сопротивления в этом важном секторе. Это советское наступление подвергает опасности немецкие войска, удерживающие Карпаты дальше к северу. Им приходится оставить свои позиции на перевалах с серьезными последствиями, потому что Карпаты, являясь природной крепостью, являются ключом к венгерским равнинам, которые очень трудно будет удержать нашими уменьшившимися силами. Последние несколько недель Советам было легко делать свое дело, потому что они наступали по “союзной” Румынии, в которой серьезное немецкое сопротивление было невозможно организовать. Наш девиз: “Прочь из Румынии, следующая остановка — Карпаты”. Но Румыния имеет протяженную границу и это означает что наш слабо защищенный фронт должен будет растянуться еще больше.

Мы возвращаемся на несколько дней на наш старый аэродром к западу от Сёхсих-Реген, откуда мы почти ежедневно совершаем вылеты в район Торенбурга. В первый раз за Бог знает сколько времени в бой вступают Железные Густавы. Во время каждого вылета мы остаемся в районе цели так долго, как это позволяет нам запас горючего, всегда надеясь на столкновение с противником. Третья эскадрилья занимается бомбежкой. Ее эскортирует вторая эскадрилья, штабное звено и я сам на ФВ-190. Во время этой фазы нам удается сбить большое количество русских штурмовиков и истребителей. Особенно удается охота командиру второй эскадрильи, обер-лейтенанту Кеннелю, награжденному Дубовыми листьями. Не дело для пикировщиков сбивать вражеские самолеты, но во время нынешнего кризиса мне кажется очень важным для наших боевых товарищей на земле что мы можем успешно одолеть вражескую авиацию. Поэтому наши противотанковые снайперы также вступают в бой с самолетами и добиваются великолепных результатов. Эти операции показывают нам, старым пилотам Ю-87, что лучше быть гончей, чем зайцем. Тем не менее, мы все еще преданы нашим старым машинам.

 

* * *

 

В сентябре 1944 года битва за равнины Венгрии становится реальностью. В этот момент до меня доходят новости о том, что мне присвоено звание подполковника. Штабное звено и наземный персонал на короткое время размещаются в Таснаде, к югу от Токая. Первая и вторая эскадрильи и я сам находятся к юго-востоку от Таснада, третья эскадрилья перемещается в район Мишкольца, где их вылетам мешает плохое летное поле, всю окружающая его местность, включая дороги, ведущие к аэродрому, проливные дожди превратили в болота.

Мы стоим здесь недолго, только для того, чтобы помочь нашим войскам в боях, которые идут в районе Гроссвардейн-Сеглед-Дебрецен. Русские орды движутся на восток, почти исключительно по ночам. Днем они остаются на месте, хорошо замаскированные в лесах рядом с дорогами, в кукурузных полях, или в деревнях. Бомбежка и атаки с воздуха становятся менее важными по сравнению с разведкой, поскольку цель нужно опознать, прежде чем становится возможным нанести ей серьезный ущерб. Немецкий фронт не представляет собой единого целого, это по большей части изолированные боевые группы, спешно созданные в результате слияния подразделений, которые или прорвались с боями из Румынии или прежде были расквартированы в Венгрии. Эти подразделения — пестрая смесь всех родов войск. В ключевых пунктах находятся ударные войска: пехотные полки с великими традициями, части СС, все наши старые знакомые и друзья, с которыми мы делили все трудности тяжелых лет в России. Они любят и ценят наши “Штуки” и мы испытываем те же самые чувства по отношению к ним. Если мы знаем, что одна из этих частей занимает свои позиции прямо под нами, мы можем быть уверены, что никаких неприятных сюрпризов не будет. Мы знаем большинство их офицеров-авианаводчиков лично, или, по крайней мере, по голосу. Они указывают нам на каждый очаг сопротивления, какой бы он маленький не был и затем мы атакуем его всем, чем располагаем. Наземные войска атакуют сами с молниеносной быстротой и сметают все с лица земли. Но численное превосходство врага столь подавляющее, что самые крупные местные успехи являются всего лишь каплей в море. Русские продвигаются слева и справа от этих схваток а у нас нет достаточного количества солдат, чтобы задержать их и следует новый прорыв, результат которого заключается в том, что даже те войска, которая держат прочную оборону вынуждены отступать, прежде чем пути их отхода будут перерезаны.

Это происходит раз за разом до тех пор, пока мы вновь не оказываемся на Тиссе, которая должна удерживаться как новая линия обороны. Река узкая и в современной войне не представляет собой серьезного препятствия. В Шегеде русские очень скоро захватывают сильный плацдарм, который мы не можем уничтожить и с него противник наносит стремительный удар на северо-запад, в направлении Кечкемета. Мой полк оттянут назад, мы стоим в Фармосе, к западу от Зольнока, на железнодорожной линии Зольнок-Будапешт. Наш аэродром часто навещают четырехмоторные американские бомбардировщики, которые до этого концентрировали свое внимание на железнодорожном мосту в Зольноке.

Мы не жалуемся здесь на наши рационы, поскольку Ниерман получил разрешение на охоту, а в окрестностях кишат зайцы. Каждый день он возвращается с большим мешком. Фридолина мутит уже от одного заячьего вида. Иногда в воздухе резко холодает, скоро зима. Прогуливаясь вечером по окрестностям Фармоса я поддаюсь очарованию долин в такой степени, которую я не считал возможным для такого горца как я.

Мы летаем в основном в окрестностях Тиссы, на той и другой стороне, поскольку на западном берегу Советам в нескольких местах удалось создать плацдармы. Нашими целями, как и в прошлом, являются концентрации техники на берегах реки и на ведущих к плацдармам дорогах, в дополнение к постоянно восстанавливаемым мостам и переправам, которые организованы очень примитивными методами. Плоты, старые парусные суда, рыболовные лодки и прогулочные катера — все это курсирует по узкой Тиссе. Иван не теряет времени в сборе этой разнородной флотилии. Наиболее оживленные переправы находятся между Шегедом и Зольноком, позднее они появляются и на севере. Создание множества плацдармов всегда является предупреждением, что Советы накапливают резервы, необходимые для свежего наступления. В районе Зольнок-Мезотур-Кисуалас-Туркеве проводится наше собственное успешное наступление, цель которого — расстроить их приготовления. Мы беспрестанно летаем в поддержку наших атак. Новое русское наступление на Тиссе откладывается и ослабляется этим разрывом коммуникаций, по крайней мере в северном секторе, но они оказываются способными продолжать расширение большого плацдарма у Шегеда и соединяют его с меньшими плацдармами к северу.

 

* * *

 

В конце октября начинается наступление по всему этому сектору, сначала следует удар к северо-западу и северу в направлении Кечкемета. Его цель ясна: вызвать коллапс нашей линии обороны на Тиссе и ринуться вперед по равнинам к Будапешту и Дунаю. Иван очень активен в воздухе. Оказывается, что он занял целый ряд аэродромов в окрестностях Дебрецена и мы снова вступаем в бой с численно превосходящим нас противником. Мы ослаблены потерей ряда самолетов, сбитых зенитками, а также плохо поступающими припасами и новым пополнением, которое оставляет желать лучшего. Советы не могут поставить себе в заслугу наше затруднительное положение, они могут лишь благодарить своих западных союзников, которые серьезно нарушили наши коммуникации в ходе атак четырехмоторных бомбардировщиков на города и железнодорожные станции. Остальное довершает патрулирование железнодорожных линий и дорог американскими истребителями-бомбардировщиками. Из-за нехватки людей и техники у нас не хватает средств для защиты наших транспортных магистралей. С немногими оставшимися в строю самолетами моего полка, включая противотанковые, я часто летаю на боевые вылеты к юго-востоку от Кечкемета. Численность боеспособных самолетов настолько сильно уменьшилась, по причинам, которые я уже упомянул, что однажды я вылетаю один, в сопровождении четырех ФВ-190 для атаки вражеских танков в этом районе. Когда я приближаюсь к цели, я с трудом верю своим глазам: на большом расстоянии, к северу от Кечкемета по дороге движутся танки, это русские. Над ними, как виноградная гроздь висит густой зонтик советских истребителей, прикрывающих эту ударную группу. Один из сопровождающих меня офицеров знает русский и тотчас же переводит мне все, что может разобрать. Советы опять используют для своих переговоров нашу частоту. Они кричат друг на друга и создают такой страшный шум, что окажется просто чудом если кто-нибудь из них сможет понять то, что ему говорят. Мой переводчик в 190-м может разобрать примерно следующее:

“Вызываю всех Красных соколов — одиночная “Штука” с двумя длинными полосами собирается атаковать наши танки — мы уверены, что это тот самый нахальный нацист, который расстреливает наши танки — с ним несколько фоккеров. Атаковать эту “Штуку, а не фоккеров — его нужно обязательно сбить!

Во время всей этой суматохи я уже давно снизился к земле и произвел атаку. Один танк горит. Два ФВ-190 вьются надо мной пытаясь отвлечь несколько Ла-5. Двое других прилипли ко мне, маневрируют вместе со мной, они не собираются оставлять меня одного, что обязательно произойдет, если они ввяжутся в воздушный бой с иванами. Двадцать или тридцать Ла-5 и Як-9 сейчас обращают на нас свое внимание, предположительно авианаводчик, который направляет действиями истребителей, находится где-то совсем рядом с танками, потому что орет как недорезанный: “Вперед, вперед, сбить этого гада! Вы что, не видите, что один танк уже горит”? Для меня это самое очевидное подтверждение победы. Каждый раз, когда один из них атакует, я делаю резкий разворот в тот самый момент, когда он направляется ко мне, его скорость не позволяет ему следовать моим маневрам и это сбивает ему прицел. Затем я разворачиваюсь и захожу сзади, хотя он от меня довольно далеко. Мне жаль тратить мои противотанковые снаряды, я стреляю в него из 37-мм пушек, конечно, лучше бы их использовать позже против других танков. Но даже если я сейчас промахнусь, тот парень, которому предназначались мои снаряды за то, что он не следил за своим хвостом, получит шок когда увидит, как эти огненные шары промелькнут совсем рядом. Вновь один из тех, кого я обстрелял, кричит: “Оглянись — будь осторожен — ты что, не видишь? Нацист стреляет в тебя”. Он орет так, как будто уже был сбит. Другой пилот, наверняка командир это части, говорит:

“Мы должны атаковать его одновременно с разных сторон. Сбор над деревней, куда я сейчас направляюсь. Мы обсудим, что тут можно сделать”.

Тем временем я атакую другой танк. До сих пор они не пытались прятаться, уверенные, что надежно защищены своими истребителями. Вновь один танк вспыхивает. Красные соколы кружат над деревней и ужасно орут, они все хотят высказаться, как лучше всего сбить мой Ю-87. Авианаводчик на земле в ярости, он угрожает, спрашивает, видят ли они, что горят уже четыре танка. Вот они снова возвращаются и на самом деле атакуют с разных направлений, я рад, что подбив пятый танк, израсходовал мой последний снаряд, поскольку если бы эта игра продолжалось и дальше, было бы трудно надеяться на счастливый конец. Все это время по мне струится пот, хотя стоит очень холодная погода, волнение греет лучше любой меховой куртки. То же самое справедливо и относительно моего эскорта. Лейтенанты Бирман и Кинадер меньше боятся что их самих собьют, чем того, что они не справятся с обязанностью защитить меня, тем не менее, еще более вероятно, что иваны могут сказать и о себе то же самое, если они не смогли сбить “Штуку” с полосами, как это им было приказано, они по крайней мере могли бы приняться за фоккеров. Мы направляемся домой, Иваны какое-то время идут за нами, потом поворачивают обратно. Еще какое-то время мы слышим укоры наземного офицера-аваианаводчика и Красных соколов, которые приносят свои извинения.

Случается, что на пути русского наступления нет ничего, кроме отдельных частей, спешно направленных в район прорыва. Часто они состоят из зенитчиков, обслуживающего персонала аэродромов и тыловых армейских служб. Мы испытываем нехватку людей и техники, все та же старая история, вновь и вновь. Индивидуальная храбрость отдельные действия могут отсрочить, но не могут полностью остановить наступление колоссальных масс людей и вражеской техники. Немногие ударные части, которыми мы располагаем, не могут успевать повсюду в одно и то же время. Невзирая ни на что, наши товарищи на земле ведут бой с непостижимой храбростью. Фронт по Тиссе больше нельзя удержать, следующей линией обороны должен быть Дунай. Я встревожен советским ударом на крайнем юге через Фюнфкирхен в направлении Капошвара, если он окажется успешным, то эта новая позиция вновь окажется в опасности. Проходит совсем немного времени и мои опасения подтверждаются.

 

 

Битва за Венгрию

 

Один из наших последних дней в Фармосе. Только что получено сообщение: что бронетанковая колонна русских прорвалась в направлении гор Матра и достигла окраины Гьонгеса. Наши части, которых обошли с фланга, озабочены тем, чтобы восстановить ситуацию и закрыть разрыв. Погода испортилась и становится для нас дополнительным испытанием, потому что вся местность сильно всхолмлена и облачный покров лежит очень низко. Мы оставляем Будапешт справа и вскоре видим впереди горы Матра, а еще дальше — Гьонгес. К югу горят пожары, очевидно, там что-то происходит. Видно, как по дороге идут танки и явно не немецкие. Когда я поворачиваю в их направлении, чтобы составить общее представление о силах противника, меня встречает сильный зенитный огонь. Мы кружим на низкой высоте над головой танковой колонны. Впереди Т-34 и ИСов идет танк нового типа, которого я никогда не встречал прежде, но это и не американская машина. Я уничтожаю этот танк первым, а затем переключаюсь на других. Вскоре пять танков горят, но у меня кончились боеприпасы. Противотанковое звено хорошо поработало и для ивана день начался неудачно. Мы перестраиваемся и движемся домой. По дороге нас перехватывают с опозданием появившиеся на сцене советские истребители Як-9, но они не наносят нам никакого вреда.

Мы уже находимся за нашими позициями и до базы остается всего десять минут лета, когда до меня внезапно доходит: какими словами я опишу первый подбитый танк в своем докладе? Получилась ли достаточно четкая фотография, по которой можно будет определить тип этого танка? Очень важно, чтобы наш Генеральный штаб знал, какие типы танков появляются на определенных участках фронта, такая информация указывает на то, какое новое оружие начало производиться или поступило из других стран. Я должен знать, какой модели был этот танк. Поэтому я приказываю командиру третьей эскадрильи вести самолеты домой, а сам разворачиваюсь и лечу назад.

Я немного убираю газ и на высоте 3-4 метров облетаю несколько раз загадочного стального монстра, осматривая его с самого близкого расстояния. Сбоку от него стоит ИС, который, по всей вероятности, подошел откуда-то из хвоста колонны, чтобы узнать, что происходит. Странный танк все еще горит. Когда я облетаю его последний раз, я вижу как несколько иванов карабкаются на башню ИС к установленному там 13-мм зенитному пулемету. Вот они как по команде поднимают головы, я вижу дымок, выходящий из дула их пулемета и понимаю, что они открыли по мне огонь. Я нахожусь от них на расстоянии 50, самое большее 60 метров, им трудно в меня попасть, потому что круги, которые я описываю, имеют слишком малый радиус, если только они не опытные стрелки, которых специально учили стрелять по таким целям. Я продолжаю рассуждать в таком духе, когда на мой самолет обрушиваются два удара и я чувствую жгучую боль в левом бедре. Я с трудом преодолеваю темноту перед глазами и убеждаюсь, что по ноге струится теплая кровь Я говорю о ранении Гадерману, но он не может ничего сделать, потому что ему до меня не дотянуться. У нас нет никаких бинтов. Местность, над которой мы летим, кажется малозаселенной и не особенно пригодной для посадки. Если мы приземлимся здесь, понадобиться Бог знает сколько времени чтобы получить медицинскую помощь и я истеку кровью. Поэтому я должен попытаться достичь Будапешта, который от нас в двадцати пяти минутах лета.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных