Всего одиннадцать! или 5 страница

Я делаю паузу и расстроенно смотрю на него. «Расстроенный» взгляд я тоже тренировала перед зеркалом.

- Ты прости меня, - говорю я почти шепотом. Делаю несколько шагов назад и горько добавляю:

- Мне так нравились твои письма! И стихи.

И иду вниз по лестнице. Жду, что он бросится меня догонять. Но он стоит на месте как истукан. Неужели все так и оставит? Неужели сдастся без боя? Слабак!

На второй перемене все несутся в столовую, а мы с Фоминым направляемся в другую сторону, в подвал, где находится раздевалка. Я строю разговор наоборот, говорю, что должна дружить с Белоусовым. Расписываю, какой он хороший и романтичный, и как влюблен в меня. Рассказываю, какие письма он писал мне всю неделю, и вижу, как глаза Фомина темнеют от ярости.

- Ну как я могу сказать ему, что дружу с тобой? - сокрушенно говорю я. - Он же не такой сильный, как ты. Он говорит, что не может без меня. А если он что-нибудь сделает?

- Что сделает? - не понимает Фомин.

- Ну… с собой… - шепчу я и округляю глаза. - Что-нибудь с собой сделает? Мы же с тобой виноваты будем. Нет, Егор. Мне придется дружить с ним. Извини.

- Что за ерунда? - бушует Фомин. - Ничего он не сделает. Я с тобой дружу! Я! Он вообще тут ни при чем. Я не собираюсь никому тебя уступать!

Это уже кое-что! Кажется, завелся. Я опускаю глаза и говорю нерешительно:

- Я не могу так с ним… Вот если бы он сам от меня отказался…

- Откажется! - громко заявляет Фомин. - Будь уверена! Еще как откажется!

Он оставляет меня и бежит наверх. Я медленно поднимаюсь по ступенькам. Ну вот, сделала, все что могла. Остается только ждать результата.

Егор

Ну и денек сегодня, полный отстой! Вроде бы не пятница тринадцатое. А неприятностей - просто завались. Мою честно заработанную тройку обозвали «парой», надавали кучу задач и примеров. По истории спросили ни с того ни с сего, хотя у меня там и так две оценки подряд. Зачем так подставлять, вообще? Кто же к уроку готовится, когда два последних раза отвечал? Теперь вот надо снова отвечать, в четвертый раз подряд, чтобы ту, третью оценку исправить.

И с Китом теперь непонятно что. Какой-то он странный сегодня. Болезнь, что ли, так подействовала? Может, не долечился? Вбил себе в голову, что хочет дружить с моей девчонкой. «Не может», он, видите ли, без нее! Ничего, раньше мог, и теперь сможет. А я ее отдавать не собираюсь. С какой стати? Я с ней хожу уже две недели. Весь класс в курсе. Не только пятый «Д», но еще и «А» и «Б». И «В» наверняка тоже. Моя она, и точка.

Я хочу поговорить с ним в школе, но он отворачивается и уходит. Он вообще на меня не смотрит. Словно чужой. Словно не друг. Разве бывает так, что вчера друг, а сегодня уже не друг?

Я весь день ни о чем думать не могу. Сижу за компом, а перед глазами Кит. И Ангелина. Вместе. Идут, за руки держатся, он ее ранец несет. Хочется даже «delete» нажать, чтобы эту картинку удалить. Жалко, нет такой кнопки в голове.

К вечеру не выдерживаю и иду на пятый этаж. Дверь открывает папа Кита с Маринкой на руках.

- Никита, Егор пришел, - кричит он.

Кит не отзывается. Папа идет к нему в комнату. Я жду в коридоре. Папа возвращается и как-то виновато говорит:

- Ты знаешь… К нему сейчас нельзя. Он… спит.

Я разворачиваюсь и ухожу. Спит, значит. В восемь вечера. Все понятно, не будет он разговаривать. Видеть меня не хочет. Это нормально, вообще? Не я ведь увожу у него девчонку. Это он хочет забрать мою.

Мы ужинаем с Андреем вдвоем. Мама во вторую смену. Я задумчиво ковыряюсь в тарелке. Есть мне почему-то совсем не хочется.

- Что с тобой? - спрашивает Андрей. - Двоек нахватал?

- Есть одна. Только не в этом дело, - говорю я.

- А в чем тогда?

- Андрей…

- Ну?

Я смотрю на него.

- Андрей, скажи… Вот если друзья… У них все должно быть общее?

- В каком смысле?

- Ну… вот если у одного есть, например, коньки. А у другого нет. Тот, первый, должен давать ему кататься, правда?

- Ну, в принципе, да, - осторожно отвечает Андрей. Я вижу, он не понимает, куда я клоню. - Друзья обычно делятся друг с другом.

- А если у одного есть что-то, что нельзя отдать другому? И разделить нельзя. Тогда как?

- А почему нельзя отдать или разделить?

- Потому что… это живое. И оно не хочет, чтобы его отдавали.

- Хм… Тогда надо объяснить другу, что есть вещи, на которые дружба не распространяется. Он должен понять.

- А если не поймет?

- Если настоящий друг, поймет, - говорит Андрей.

И продолжает с аппетитом уплетать жареную картошку. А на меня наваливается такая страшная тяжесть, что даже вилка валится из рук. Я вдруг понимаю, что мы с Китом больше не сможем дружить.

Дружба заканчивается тогда, когда появляется то, что на двоих не делится.

Никита

Я не знаю, как мне быть. Как ходить в школу, возвращаться домой, делать уроки, играть в компьютер… Без моего друга. Без Егора. Я не умею без него. У меня не получится. Мы всегда были вместе, с самого рождения. Мы родились с разницей в пятнадцать дней. Наши мамы вместе гуляли с колясками во дворе. Я этого, конечно, не помню, но мне все равно кажется, что я уже тогда знал, что он рядом, что он у меня есть. Мы вместе ходили в ясли, в детский сад, потом в школу. Мы почти не расставались. Ну, только если на неделю-другую, когда мы уезжали на дачу. А теперь что? Теперь я при имени «Егор» дергаюсь, как будто в меня воткнули иголку. И не могу ни видеть его, ни слышать. И думать о нем невозможно. Ощущение такое, будто у меня в груди поселился страшный дикий зверь, который рвет меня изнутри острыми зубами. Я не могу ходить, есть, спать… Я ничего не могу.

Почему он так со мной поступил? Он забрал у меня все, он забрал мою Лину. И себя тоже забрал. У меня ничего не осталось, одна пустота вокруг. Пустота и мрак.

Откуда-то из глубины меня вылезают строчки:

«Сумрак таится в углах…

Тьма поглощается цвета...

Это не сон и не явь…

Это моя пустота…»

Я трясу головой. Нет, не хочу. Я больше никогда не буду писать стихи. Я закутываю голову одеялом, стараюсь отключиться и ни о чем не думать. Но они прорываются, корявые, неправильные и больные.

«Бледный растоптан рассвет…

И умерла красота…

И ничего больше нет…

Только моя пустота…»

Строчек становится все больше, они кружатся вихрем в голове, но я не записываю их. Я хочу их забыть. Я беру свою пухлую тетрадь со стихами и засовываю в дальний ящик. Может быть, я ее даже сожгу.

Я шатаюсь по дому тенью, не ем и не сплю. Мама с папой поглядывают на меня с удивлением и тревогой. Догадываются, наверно, что во всем виноваты те самые «шуры-муры». Бр-р, какая гадость! Папа даже пытается поговорить со мной. Но как я буду с ним говорить, если он ВСЕ ЗНАЕТ? Если они с мамой читали мою переписку? И что они мне могут сказать? Что тут вообще можно сказать?

Есть Егор, есть Ангелина, есть я. Но нет НАС С ЕГОРОМ. И нет НАС С АНГЕЛИНОЙ.

А вот ЕГОР С АНГЕЛИНОЙ есть.

Как с этим можно жить?

Я хожу в школу, сижу на уроках. Мне кажется, что это не я, а только мое изображение, голограмма. А я сам где-то в другом месте, и смотрю на все со стороны.

Я вижу их обоих. Они приходят в класс вместе, уходят вместе. Я вижу веселого Егора. (Он совсем не скучает по мне?) Я вижу, как смеется Ангелина, как она его слушает. И еще я вижу, как она смотрит на меня. Очень часто смотрит, как будто хочет что-то сказать. И взгляд у нее грустный и даже отчаянный.

А однажды на уроке она просит у меня ластик. Когда я протягиваю его, она случайно дотрагивается до моей руки и вдруг крепко сжимает ее. Меня бросает в жар, у меня что-то происходит с сердцем. Оно перестает биться и летит куда-то вниз. Я смотрю в ее синие глаза, и чувствую, что ко мне возвращается лето. С красками, со звуками, с ветром… Это всего секунда, но она длится вечность.

За эту секунду я столько всего успеваю передумать! И понять, что это неправильно. Так не должно быть.

И так не будет.

Утром я выхожу из дома пораньше. Я иду на проспект, где много разных киосков и павильонов. Захожу в один из них, с надписью «Цветы» и покупаю большой букет бардовых роз, целых семь штук. На все деньги, что я должен сдать на питание в школе. Я знаю, что мама меня убьет, но разве это важно?

Я иду с букетом в школу, поднимаюсь по лестнице, а все оглядываются на меня, и ученики, и учителя, и родители, которые провожают первоклашек. Смотрят во все глаза и не могут понять - с чего вдруг цветы в школьном коридоре? Вроде бы не Первое сентября, и не День учителя. Но мне все равно, пусть смотрят. Я даже сам удивляюсь, почему мне все равно. Еще месяц назад я бы не смог вот так спокойно пройти с цветами на виду у всех.

И не решился бы сделать то, что сейчас сделаю.

Я появляюсь на пороге класса с букетом, и все застывают с открытыми ртами, все, включая Елену Васильевну. В полной тишине я подхожу к Ангелине и кладу розы на ее парту.

И говорю:

- Лина, ты будешь со мной дружить?

Ангелина

Вау! Вот это бомба! Не ожидала от Белоусова такого креатива. Вот вмазал так вмазал, тихоня домашний! Весь класс остолбенел, даже не засмеялся никто, а Мальцева просто позеленела от злости. Ну и Фомин, конечно, в шоке был, чуть жвачкой не подавился. А Елена Васильевна, смешная такая, глазами хлопает быстро-быстро, а руками стопку тетрадей перебирает. И не знает, что сказать.

В одно мгновение из обычной, незаметной ученицы я превращаюсь в «ту самую девчонку из пятого «Д». Моя популярность просто зашкаливает. На меня украдкой ходят смотреть семиклассницы и даже восьмиклассницы, а пятиклашки из трех параллельных классов откровенно показывают пальцами. И все мне завидуют. Это невероятный успех!

Школа гудит и обсуждает эту новость, все пересказывает друг другу подробности. И учителя говорят об этом, я сама слышала, когда проходила мимо учительской. Они даже спорят, стоит ли отвести нас к школьному психологу, или лучше никак не реагировать, чтобы все побыстрей об этом забыли. Мне непонятно, почему «нас» надо вести к психологу? Белоусов отколол такой номер, пусть его и ведут. И объясняют ему, что «это школа, а не дом свиданий», как они выражаются в своей учительской. Я-то здесь при чем?

Эта история немного затихает через пять дней, и нас с Белоусовым оставляют в покое. Теперь в школу я хожу с ним. Должна же я как-то ответить на такой красивый рыцарский поступок. А Фомину говорю - видишь, Егор, на что любовь людей толкает! А то ишь ты, обрадовался, что Белоусов сначала лапки сложил, и не хотел за меня бороться.

Но зато теперь они самые настоящие соперники. Фомин не отступает. Они уже выясняли отношения в парке, в «джунглях». Правда, и в этот раз не подрались. Так, поорали друг на друга, поспорили, кто раньше меня «занял». Но до драки не дошло. Даже странно. Ну ладно Белоусов, у него одни стихи в голове, война не для него. Но Фомин! Фомин, который сначала бьет, а потом разбирается, не может поднять руку на Белоусова. Смех!

У них теперь соревнование - кто первый схватит мой ранец после звонка, с тем я иду домой. Белоусов обычно побеждает, ведь он сидит возле меня. А Фомин бесится. По всякому изворачивается, и раньше звонка кидается к моей парте, но все равно не успевает. Нет, замечание схватить успевает, а ранец нет. Я уже нарочно стала ставить его с другой стороны, чтобы Фомину было ближе бежать. Должна же быть какая-то справедливость! Нельзя все время одному и тому же подыгрывать.

Меня заваливают подарками. Если один вручает мне яблоко, то второй уже несется с двумя грушами. Если от первого я получаю мороженое, то от второго можно ожидать большую шоколадку. К концу шестого урока мой ранец не закрывается от бутылочек, коробочек, баночек и пакетиков. Не жизнь, а сказка. Вот бы еще для полного счастья Мальцева заболела! Сидела бы себе дома и не косилась бы на меня черными злыми глазами.

Наступает последняя неделя учебы. До осенних каникул остается два дня. Мы идем домой втроем. То есть мы с Белоусовым идем вместе (он первый схватил ранец), а Фомин плетется далеко сзади. Идет как будто сам по себе, как будто не за нами. Он всегда так делает, если побеждает Белоусов. Мы идем другой дорогой, не через парк, а через проспект. Белоусов всегда ведет меня длинным путем. А Фомин - коротким. Но зато мы с ним останавливаемся в парке возле неработающего фонтана и долго сидим на скамейке. Мне все равно, длинный путь через проспект или короткий с остановкой в парке. Лишь бы домой попозже прийти. А маме можно сказать, что в школе задержали.

Мы идем мимо супермаркета. И тут мне в голову приходит гениальная идея. А если проверить моих рыцарей? Должна же я, как принцесса, знать, кто их них отважнее. И что они могут сделать ради меня. А что? Друг с другом драться они не хотят, а драконов в нашем мире нет. Значит, надо проверить их другими способами, современными. Я останавливаю Белоусова и машу рукой Фомину. А потом говорю им обоим:

- Ну что, мальчики, кто из вас способен на отчаянный поступок?

Егор

Она вдруг говорит:

- Кто из вас способен на отчаянный поступок?

Я, конечно, сразу говорю, что я. Чтобы знала, кто самый смелый. И реально понимала, с кем дружить. А Кит спрашивает:

- Что это за отчаянный поступок?

Он всегда такой, осторожный. Сначала все выяснит, а потом решает, делать или нет. Он и в речку входит так же. Сначала одной ногой потрогает, потом другой, зайдет по колено и стоит. А я разбегаюсь и прыгаю. Чего раздумывать-то?

Ангелина смотрит на нас и говорит:

- Кто сможет зайти в этот магазин и принести мне… шоколадный батончик?

Кит сразу скисает:

- У меня сейчас нет денег. В буфете все потратил.

Ага, причем на нее же и потратил. Лимонад покупал, чтобы перебить мой «Чупа-Чупс». Так ему и надо. А у меня как раз в кармане завалялись три железные десятирублевки. На батончик должно хватить.

- А разве я сказала «купить»? - прищуривается Ангелина.

- В смысле? - не понимает Кит.

Я тоже пока не понимаю, но помалкиваю. Жду, когда она сама объяснит. Чего сразу тупым выставляться?

Она объясняет. Нужно зайти в супермаркет и вынести шоколадный батончик. Без денег. Сам батончик ей не нужен, она их объелась. Это проверка. На смелость. Она хочет знать, на кого можно положиться в опасную минуту. И кто способен на все. Ради нее.

Мы с Китом переглядываемся. Я понимаю, что он этого делать не хочет. И не будет. Значит, у меня есть шанс.

- Но только одно условие, - говорю я. - Ты будешь дружить с тем, кто это сделает. Только с ним, с одним.

И в упор смотрю на Кита.

- Ладно, - говорит Ангелина. - Буду дружить с победителем. Только с одним.

- Но это же воровство, - говорит Кит. - А если поймают?

- Одна конфета? - презрительно говорит Ангелина. - Тоже мне, воровство! Даже связываться никто не будет.

Кит в растерянности. Стоит и мнется. А я не раздумываю. И в самом деле, конфета - ерунда. Даже если поймают, что они сделают? Не сдадут же в полицию, из-за каких-то пятнадцати рублей. Зато я утру Киту нос. Ангелина выберет меня. И будет дружить только со мной.

Я ставлю сумку у входа и иду в магазин. Вижу, что Кит идет за мной. Что, тоже надумал? Или хочет посмотреть, точно ли я эту конфету без денег вынесу? Только сейчас я соображаю, что можно ее купить, ведь у меня есть деньги. Но уже поздно. Кит в магазине и ходит неподалеку от меня. Следит. Вот гад! Друзья так не поступают. Даже бывшие. Теперь у меня нет выхода. Придется тырить.

Никита

Неужели он все же это сделает? Вот ослиная башка! Его обязательно поймают и отведут в полицию. Не надо было соглашаться, обоим не надо было. Если бы оба отказались, она придумала бы другую проверку, не такую опасную, и без нарушений закона.

Егор входит в супермаркет, и у меня обрывается сердце. Хочется крикнуть, чтобы он вернулся, но разве он послушает? Он на меня теперь даже не смотрит. Я иду за ним и не знаю, что мне делать. Я не хочу, чтобы его поймали. И не хочу, чтобы мой друг воровал. Даже если теперь он уже не друг.

Какие нелепые и страшные слова - «не друг».

Егор прохаживается возле прилавков. Я украдкой наблюдаю за ним и перехожу в тот же ряд, что и он. Хоть бы он передумал и ничего не взял! Или догадался купить этот проклятый батончик! А Ангелине сказал бы, что так вынес, без денег. Хотя…

Тут я задумываюсь, выдал бы я его или нет, если бы он купил его? Это для меня сложный вопрос. Выдать - стать предателем, а не выдать - потерять Ангелину. Я понимаю, что не могу сделать ни того, ни другого. Егор или Ангелина? Как тут можно выбрать?

Есть вещи, которые нельзя сравнивать.

Из-за своих раздумий я выпускаю из вида Егора, и он куда-то исчезает. Я мечусь по рядам, но никак не могу его найти. Смотрю направо, налево, оглядываюсь и вдруг вижу его на пути к кассам. Я кидаюсь следом. Взял он этот батончик или нет? Я даже не видел. А если взял? Егор подходит к свободной кассе, где нет покупателей. Я смотрю на охранника на выходе, и меня подкашиваются ноги. А Егор идет вразвалочку, руки в карманах, чуть ли не посвистывает.

- Что у тебя? - спрашивает кассирша.

- Ничего, - говорит Егор и даже не останавливается.

- Здесь нельзя выходить без покупок, - говорит кассирша. - Справа специальный выход. Вернись, и пройди, где положено.

- Да ладно, - говорит Егор. - Уже вышел. Чего возвращаться?

- Саша! - кричит кассирша охраннику. - Верни вон того умника. Подозрительный он какой-то.

Я поспешно меняю направление и иду к выходу без покупок. Я стараюсь идти спокойно, как ни в чем не бывало, чтобы не привлекать к себе внимания. Чтобы они не подумали, что тут целая шайка орудует. Только у меня это спокойствие плохо получается, особенно когда я вижу, что охранник идет Егору наперерез. Егор это тоже видит, и зачем-то кидается бежать. Да лучше бы он вернулся и прошел там, где ему сказали. Или он боялся, что батончик «зазвенит»? Значит, все-таки украл…

Ненормальный!

Охранник не успевает схватить Егора, тот ловко увертывается от его руки и несется к стеклянным дверям. Охранник бежит следом. Перед самым выходом Егор задерживается на секунду, что-то швыряет ему под ноги и выскакивает из магазина. Охранник останавливается и поднимает шоколадный батончик в яркой желтой упаковке. Я прохожу мимо на деревянных ногах, не бегу, хотя мне очень хочется. Мне кажется, сейчас он схватит меня, но он на меня не смотрит.

- Все-таки стащил, паршивец, - говорит охранник и идет к бдительной кассирше. - Слышь, Натуля, а ты молодец!

Я выхожу на улицу. Меня бьет крупная дрожь. Нет, такой экстрим не для меня. Ни Егора, ни Ангелины у супермаркета нет. И портфеля моего тоже нет, видно, с собой прихватили. Я оглядываюсь по сторонам, и замечаю их за углом соседнего дома. Они высовываются и машут мне руками. Я догоняю их, и мы вместе бежим прочь, подальше от этого места.

Останавливаемся мы только через три улицы, возле афишной тумбы, и некоторое время тяжело дышим.

- Ну что? - спрашивает Ангелина. - Кто выиграл?

- Я, - говорит Егор.

- Давай шоколадку, - она протягивает руку.

- Я ее выкинул.

- Как выкинул? Зачем?

- Зачем, зачем… Чтобы охранник отвязался. А то бы он меня догнал. Ты же сама сказала, что шоколад тебе нафиг не нужен.

- А доказательство? Как я узнаю, что ты ее стащил? Может, ты врешь?

- Не вру, - Егор кивает в мою сторону, - вон у него спроси.

Они оба смотрят на меня.

- Я не видел, - говорю я.

- Чего? - кричит Егор. - И как охранник меня ловил, тоже не видел?

- Не видел, - твердо повторяю я.

Глаза у Егора становятся злыми. Мне кажется, что он меня сейчас ударит. Ну и пусть. Зато моя Лина ему не достанется.

- Ладно, ничья, - объявляет Ангелина.

- Да почему ничья? - возмущается Егор. - Это нечестно.

- Все честно. Ты должен был этот батончик вынести из магазина. Не вынес - значит, не выиграл, - говорит Ангелина. - Слушайте следующее задание. Нужно достать два билета вот на этот концерт.

Она тычет пальцем в одну из афиш на тумбе. Там изображена группа известных кавээнщиков, которая через два дня будет выступать в нашем районном Доме Молодежи.

- Ну ни фига себе! - вскрикивает Егор. - Концерт послезавтра. Все билеты давно проданы. Да и дорогие они, небось.

- А кто сказал, что задание должно быть легкое? - пожимает плечами Ангелина. - Сделаем так. Я прихожу к Дому Молодежи в пятницу, за полчаса до начала. Тот, кто меня там ждет с билетами, тот и победитель. И я дружу с победителем.

- А если никто не ждет? - спрашиваю я.

- Значит, ни с кем не дружу, - говорит она.

Мы берем свои сумки и бредем по тротуару. Егор молчит и сердито посматривает на меня. Наверное, жалеет, что не ударил. У него теперь совсем нет шансов. Купить билеты на известныхкавээнщиков, да еще за два дня до концерта - это просто нереально.

А у меня шанс есть. Малюсенький, крохотный, призрачный, но он есть. Я знаю, где лежат эти билеты.

Но еще не знаю, как буду просить их у мамы.

Ангелина

Завтра пятница, последний учебный день. А потом каникулы. Несколько дней тишины и спокойствия. Никто не будет на меня кричать. Во-первых, потому что я не буду делать уроки, а во-вторых, потому что кричать будет некому. Мама уезжает ухаживать за заболевшей бабушкой. А меня не берет, чтобы я не заразилась. Я остаюсь с папой. Но он так много работает, что его целыми днями не бывает дома. Поэтому у меня наступает самое настоящее счастье - и каникулы, и свобода.

Вечером в гости приезжает тетя Женя, сестра папы. Она молодая и веселая, постоянно хохочет. Она целует меня, обнимает и кружит по комнате. Она называет меня принцессой и всегда привозит подарки. Папа говорит, что она меня балует, потому что у нее нет своего ребенка. И поэтому она не понимает, что детей баловать нельзя, из этого ничего хорошего не выходит. А я смотрю на тетю Женю и завидую ее ребенку, которого еще нет. Почему не мне досталась такая классная мама? Почему все так несправедливо?

Тетя Женя привозит мне в подарок косметический набор. Я замираю от восторга. Тот самый, который я так хотела! Такой, как у других девчонок в классе. Там есть все, и блеск для губ, и помада, и тушь, и зеркальце, и даже стразы для ногтей и браслет на руку! Я с визгом бросаюсь на шею к тете Жене. Теперь я самая счастливая на свете!

Мы ужинаем все вместе, потом тетя Женя уезжает.

Перед сном мама входит в мою комнату.

- Где эта гадость? - говорит она и начинает рыться в моих ящиках.

- Что? - не понимаю я. - Какая гадость?

- Куда ты ее дела? - сердится мама. - А вот она!

Она выпрямляется. У нее в руках мой косметический набор. У меня внутри все обрывается.

- Мама, - говорю я, а голос не слушается. - Это же мое… Мне подарили… Тетя Женя…

- Эта твоя тетя Женя! - обрывает меня мама и замолкает, как будто старается проглотить все плохие слова, которые хотят у нее вырваться. - Взрослая тетка, а не соображает, что можно дарить ребенку, а что нет!

- Мама…

- Вот вырастешь, тогда будешь мазюкаться.

- Мама…

- Отдам через пять лет.

- Мама!

- А пока уберу подальше.

- Мама!

Это все, что получается выговорить. Я не умею разговаривать с мамой. С мамой я могу только молчать или плакать. И я плачу. Молча. Потому что она раздражается, если я плачу вслух.

- Нет, ну надо же, что придумали! - возмущается мама, разглядывая набор. - Косметика для детей! Ну ладно еще крем для лица, или гигиеническая помада, но тушь! Тени! Ужас!

Я тихонько всхлипываю в подушку.

- Безобразие, - говорит мама. - Мы в одиннадцать лет не красились! И украшений у нас никаких не было. А уши мне твоя бабушка разрешила проколоть в семнадцать лет! А ты с девяти лет носишь золотые сережки!

Да, это правда, с девяти. Потому что уши мне проколола тетя Женя, тайком. И очень долго у нас не появлялась, они с мамой из-за этого крепко поссорились.

Мама уходит и уносит с собой мой подарок. Я не знаю, куда она его спрячет. Но когда она уедет, я весь дом переверну и найду его.

Я долго лежу без сна. Мне не верится, что моя мама раньше была школьницей, носила косички, слушалась бабушку, свою маму. Нет, она что-то путает. Если бы ей когда-нибудь было одиннадцать лет, она бы этого не забыла.

Никита

Я не знаю, как это сделать. Уже пятница, концерт сегодня вечером, а я все еще не поговорил с мамой. Да и что я скажу? Мама, отдай мне свои билеты, я приглашу девочку из класса, чтобы она перестала дружить с моим другом? Никогда я не смогу этого сказать. Опять начнется - всего одиннадцать! В пятом классе! «Шуры-муры»! Совсем дети!

Тем более, я помню, какая мама была счастливая, как радовалась, когда обсуждала с папой этот вечер. Она так хотела пойти в Дом Молодежи на этот концерт, и с бабушкой уже договорилась, чтобы та с Маринкой посидела. А тут вдруг я - отдай билеты. Не отдаст. Ни за что не отдаст.

Но я не могу проиграть! Не могу уступить Егору. А вдруг он все же достанет билеты? Вдруг купит? Что же мне делать?

Я собираюсь в школу, а сам только и думаю о билетах. Я представляю, что они у меня. Я подхожу к Ангелине, которая меня ждет у входа, и небрежно так говорю:

- Ну что, идем в зал? Скоро начало.

Она оборачивается и восхищенно смотрит на меня синими глазами. И я герой. Я победитель. Я беру ее за руку и веду в концертный зал. А Егор наблюдает за нами издалека и от досады бьется головой о дерево.

Я останавливаюсь у комода. В его верхнем ящике лежат всякие документы, деньги… и билеты. Я смотрю на комод и не могу оторвать от него взгляда. Как будто он меня гипнотизирует и говорит - ну открой ящик. Это же так легко. Только протяни руку и все. Все твои проблемы мигом решатся. А у мамы будут еще концерты. Ну не сходит она на один, это же мелочь, ерунда. Ничего страшного не случится, от этого не умирают. Тебе нужнее.

Я не понимаю, как билеты вдруг оказываются в моих руках. Это фокус какой-то, не было, и вдруг - раз! Они у меня. Я даже ящик не трогал… кажется. Ну да, он же задвинут. Как я мог открыть его и закрыть, и не заметить этого?

Я стою и смотрю на два маленьких кусочка картона. Вот оно счастье, у меня в руках. Ну и что, что без спросу. Они не чужие, они в нашем доме. Мы одна семья. Взять без спросу в своем доме - это же не воровство?

Я не помню, как оказываюсь на лестничной площадке. Телепортация, не иначе. Прячу билеты в учебник литературы. Бегу по лестнице, вхожу в класс, отвечаю у доски. Время идет какими-то скачками, пропадают целые куски дня. Я сижу на уроке. И вот я уже в столовой, ем макароны с сосиской. Снова учусь. Роняю учебник литературы. Он падает на пол, раскрывается, из него вылетают билеты. Весь класс смотрит, как я их подбираю.

Ангелины почему-то нет в школе. Неужели заболела? Выхожу на перемене в коридор и звоню ей. Абонент не доступен. Возвращаюсь в класс. Замечаю Егора возле своей парты. Что ему здесь делать? Он сидит в другом конце класса. Егор с вызывающим видом проходит мимо, нарочно задевая меня плечом. Звенит звонок, и я тут же забываю о нем.

После уроков я не иду домой. Я не могу, там мама. И она уже ищет билеты. Я звоню папе и говорю, что до вечера буду играть в компьютер у одноклассника. Папа по голосу какой-то растерянный и даже не спрашивает меня, у кого именно я буду играть. Наверное, тоже ищет. Они оба не могут понять, куда делись эти билеты, и как теперь они попадут на концерт.

Я стараюсь выкинуть из головы эти мысли. Ведь главное - это Ангелина. И я теперь буду с ней. Все остальное неважно.

До пяти часов я брожу по улице. Начинается дождь, я прячусь в торговом центре. Я бы съел какой-нибудь пирожок, или шоколадку, но у меня совсем нет денег. Это ничего, потерплю. Зато у меня есть драгоценные билеты. И скоро я пойду на встречу с моей Линой.

Эта мысль меня греет лучше всякого солнца, которого сегодня нет на небе с самого утра. Мне от нее тепло и радостно. Я беру портфель, достаю учебник литературы и открываю его. Хочу достать билеты и переложить их в карман куртки. Не буду же я при Ангелине копаться в учебнике. Нет, я выну их из кармана и протяну ей - на, вот, возьми. Это для меня пара пустяков. Хочешь билеты - пожалуйста. А захочешь на Луну - полетим на Луну.

Я листаю учебник, переворачиваю его корками вверх, трясу… Никаких билетов нет. Снова листаю, снова трясу, но они не появляются ни от тряски, ни от листания. Я ничего не понимаю. Как их может не быть, если я сам их сюда положил? А может, я перепутал и положил в другой учебник? Я достаю все, что у меня есть в портфеле, перебираю все учебники и тетради. И даже заглядываю в пенал. Билеты исчезли.

И тут меня обжигает - Егор! Что он делал возле моей парты? Каким ветром его туда занесло? Он видел, как я выронил билеты из учебника, и понял, что проиграл. А когда я выходил на перемене, он залез в мой портфель и…

Как он мог?! Это же подло!

Я вылетаю из торгового центра и несусь к дому. Капли дождя бьют по голове, но мне почему-то не мокро и не холодно. На половине пути я вдруг соображаю, что Егора дома нет. Скорее всего, он уже там, у Дома Молодежи, ждет Ангелину. С билетами.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: