Рассказ Муссолини о совещании

Недавно увидел свет официальный протокол совещания[297]. Сравнение протокола с версией, представленной Муссолини, показывает метод обращения с документальными свидетельствами.

Документ под грифом «Секретно» имеет следующую шапку: «Стенографический отчет о совещании, проходившем в кабинете дуче в Палаццо Венеция 15 октября 1940 (XVIII) года в 11 часов».

1. Текст начинается со вступительной речи Муссолини:

«Цель данного совещания – заложить в общих чертах процедуру, путем которой будет осуществляться нападение на Грецию, которое я решил предпринять.

Это нападение прежде всего будет направлено как на морские, так и на сухопутные цели.

Нашими целями на суше должны стать объекты, которые позволят овладеть всей прибрежной полосой Южной Албании. Такими целями, следовательно, являются захват греческих островов Закинф, Кефалиния, Корфу, а также оккупация Салоников.

Когда мы выполним эти задачи, улучшится наше положение в Средиземноморье по отношению к Англии.

Одновременно или позже Греция должна быть оккупирована полностью с целью ее вывода из борьбы и обеспечения того, чтобы в любом случае, что бы ни случилось, она оставалась внутри нашей политической и экономической орбиты.

Определив, таким образом, проблему, я также определил дату, которую нельзя, по моему мнению, откладывать ни на час, а именно – двадцать шестое число этого месяца.

Это операция, которую я планировал в течение долгого времени, еще до нашего вступления в войну, даже раньше, чем возник конфликт[298].

Определившись по существу, мы теперь должны подумать над вопросами осуществления этих операций. Поэтому я послал за вице-королем Албании и за командующим нашей армией, чтобы нам обрисовали картину политической и военной ситуации, с тем чтобы мы могли решить, какие меры необходимы для достижения наших целей за кратчайший срок.

Хочу добавить, что я не предвижу никаких проблем на севере. Югославия заинтересована в том, чтобы сохранялось спокойствие, как это иногда видно из сводок, опубликованных официальными источниками, которые исключают возможность возникновения осложнений, за исключением тех случаев, когда дело касается обороны страны.

Что касается возможных осложнений с Турцией, я бы не стал принимать их во внимание, особенно теперь, когда Германия закрепилась в Румынии, а Болгария усилила свои позиции. Последняя могла бы стать залогом в игре, и я предприму необходимые шаги для того, чтобы она не упустила уникальную возможность реализации своих претензий к Македонии и притязаний на право выхода к морю.

Определив свои цели и дату, мы теперь должны рассмотреть другие аспекты ситуации, чтобы решить на их основе, какие меры следует предпринять и какими средствами добиваться их достижения».

В кратком изложении своей речи, которую Муссолини представляет в своей собственной версии, он утверждает, что начал с того, что «стал вспоминать провокации со стороны Греции в отношении Италии». Этот момент не приводится в устном докладе. Использовать этот предлог было бы потерей времени. Все присутствующие, как военные, так и гражданские, осознавали его никчемность. Кроме того, никому и не нужен был предлог, когда дело касается нападения на более слабого противника.

С другой стороны, упоминание о целях, преследуемых Муссолини, о которых он тогда открыто заявил, теперь обходится молчанием. Он также не упоминает о том, что кое-что уже замышлялось очень давно, еще до начала войны в Европе.

2. В ответ Джакомони также были внесены изменения. После замечания о том, что греки «сейчас решительно настроены противостоять нашим операциям», вице-король Албании добавил одно утешительное замечание: «Подпольная радиостанция, которую мы установили в Аргирокастро, должна была осуществлять яростную пропагандистскую кампанию. У нее много слушателей; на наш взгляд, мы достигли неплохих результатов».

По поводу этой станции греческий вице-консул в Аргирокастро сообщал 18 сентября в Афины: «Два дня назад здесь открыли новую радиостанцию. Она передает программы греческой музыки, новости и ведет пропаганду на греческом языке. Передачи этой станции адресованы греческому народу, и в них подвергаются нападкам его величество король и греческое правительство».

3. Давая оценку морального состояния греков, генерал Висконти Праска так характеризовал греческих солдат: «Это не те люди, которым доставляет удовольствие драться». После этого утешительного заявления Муссолини поднял другой вопрос, который был весьма уместен для его аудитории в Палаццо Венеция, но который он посчитал необходимым тщательно скрыть от своих читателей.

«ДУЧЕ. Но есть еще одна вещь. Теперь, когда дата определена, встает вопрос, как придать этому действию вынужденный характер. У нас есть общее оправдание, которое заключается в том, что Греция является союзником наших врагов, который использует ее базы и т.д., но должен произойти «инцидент», который позволит нам заявить, что мы пришли туда, чтобы поддерживать порядок. Если вы можете спровоцировать такой инцидент, это замечательно, если же нет – неважно.

ДЖАКОМОНИ. Я бы мог устроить что-нибудь на границе – столкновение между Тсамери[299]и греческими властями.

ВИСКОНТИ ПРАСКА. Мы уже подготовили французское оружие и бомбы для ложного маневра.

ДУЧЕ. Все это, на мой взгляд, не имеет ни малейшего значения; задача – напустить дыма. Однако было бы неплохо для вас иметь повод, чтобы мы могли выдернуть предохранитель.

ЧИАНО. Когда, на ваш взгляд, должен произойти этот инцидент?

ДУЧЕ. Двадцать четвертого числа.

ЧИАНО. Инцидент произойдет двадцать четвертого числа.

ДУЧЕ. Никто не поверит в это совпадение, но путем метафизических размышлений можно прийти к выводу, что события неизбежно должны были достичь кульминационного момента.

Что вам нужно в операции подобного типа, так это действовать с максимальной решительностью, которая является залогом успеха, принимая во внимание, конечно, любую внешнюю помощь.

Нам необходимо обеспечить оправдание таким образом, чтобы люди могли сказать: «Ничего не поделаешь. Какой смысл помогать народу, который уже потерпел поражение?» Это аргумент, которым могли бы воспользоваться турки, и даже англичане могли бы счесть его удобным».

Потом мы увидим, что инциденты, которые требовалось организовать, были должным образом организованы.

4. Маршал Бадольо предложил усовершенствование плана кампании. Если бы нападение на Грецию совпало по времени с атакой Грациани на Мерса-Матрух, то для британского командования было бы сложно перенаправить самолеты из Египта в Грецию. Грациани также, по его заверениям, будет готов к 26-му числу[300].

В этом месте Муссолини прервал выступающих, сделав следующее заявление:

«Я выступаю за перенос наступления Грациани на более ранний срок. В этом случае взятие Мерса-Матру сделает возможность оказания такой помощи еще более отдаленной, особенно ввиду того факта, что на этом наше наступление не закончится. Если Египет как краеугольный камень будет потерян, Британская империя развалится на куски, даже если Лондон и удержится. Индия – государство, в котором происходят волнения, и англичане не смогли бы больше получать помощь из Южной Африки или по жизненно важным транспортным магистралям Красного моря.

Следует вспомнить также о соображениях морального характера в том плане, что успех в Африке оказался бы для наших солдат в Албании стимулом. По этой причине я также предпочел бы, чтобы операции были синхронизированы – с незначительным предшествованием африканской операции.

Когда Муссолини писал в 1944 году свою книгу, он посчитал, что его высказывание о разрушении Британской империи не является уместным и оно, следовательно, было опущено в кратком «устном изложении».

5. Маршал Бадольо, суммируя свою оценку плана кампании, указал на необходимость оккупации не части, а всей Греции. Муссолини здесь также опускает финальную часть его высказывания:

«Для осуществления этого нам необходимо иметь около двадцати дивизий, в то время как на самом деле у нас в Албании имеется только девять и еще одна кавалерийская дивизия. Очевидно, что в таких условиях нам понадобится три месяца».

Причина, по которой Муссолини понадобилось включать рассказ о совещании в Палаццо Венеция в свою книгу, – это его стремление показать, что Бадольо был настроен на войну с Грецией. Опустив заявление Бадольо о том, что необходимы двадцать дивизий вместо имеющихся десяти, он пытается создать впечатление, что Бадольо также согласился с принятым планом кампании. На самом же деле – из других источников имеются тому подтверждения того – Бадольо относился к этому с большой долей пессимизма. Тем не менее, какие бы опасения и предчувствия ни имелись у Бадольо, они не были высказаны на этом решающем совещании. Точнее, как начальник Генерального штаба он явно одобрил план операции в Эпире, предложенный Висконти Праска. Правда, он подчеркнул, что план кампании должен быть расширен и что для оккупации всей страны требуется больше сил и больше времени. Что же касается самого нападения, им не было выдвинуто никаких возражений.

Вскоре после совещания 17 октября он «очень серьезно» побеседовал с Чиано о предполагаемых действиях. На следующий день он заявил заместителю военного министра, что в случае начала действий против Греции он уйдет в отставку. Однако, как заметил Чиано в этот день, «Муссолини планирует предпринять действия любой ценой, и если Бадольо подаст в отставку, она будет принята немедленно. Но Бадольо не только не подал в отставку, но и даже не повторил Муссолини то, что он сказал мне».

Вскоре после того, как нападение провалилось, Бадольо покинул занимаемый им пост и тут же подвергся нападкам со стороны несдержанного Фариначчи, который упрекал его в распространении «в гостиных, во время охоты и в обществе своих протеже» информации о том, что он не был настроен в пользу операции в Греции и что в любом случае он требовал увеличения войскового контингента. Бадольо ответил так же эмоционально, жестоко критикуя любительское вмешательство в решения Верховного командования и намеками критикуя неготовность Италии к современной войне[301].

Было бы неверно, однако, делать вывод, что маршал был принципиальным противником фашизма и его методов. Ведь еще совсем недавно, перед самым вступлением Италии в войну, он заявил в предисловии к своей книге о вооруженных силах фашистской Италии[302]: «В данной работе особый акцент справедливо сделан на достижениях фашизма с учетом ударного военного потенциала нации. Идея фашио, грандиозная по своей простоте, не могла не озарить своим светом поле боя и не наделить вооруженные силы несгибаемой энергией, которую она высвобождает… Бок о бок с вооруженными силами, через боевые порядки и учреждения режима, вся нация готовит себя в военном отношении, сливаясь с воинскими порядками в одно прочное боевое целое».

Находясь на службе дуче и делу фашизма, пока успех был на их стороне, он тотчас отстранился и повернулся против них, едва лишь фортуна от них отвернулась.

6. Последний пропуск наблюдается в конце доклада Муссолини. Совещание закончилось словами дуче: «Подведем итоги: наступление в Эпире; наблюдение и нажим на Салоники; и, наконец, на следующем этапе, марш на Афины».

В современной истории ведения войн трудно найти параллель этому плану кампании. Касалось ли это «чрезмерного желания итальянских войск идти вперед и сражаться» или «энтузиазма албанцев», говорилось ли о безразличии большей части греческого населения или о готовности маршала Грациани нанести удар по Египту – все эти относящиеся к данному вопросу факторы, которые лежали в основе плана, были представлены превратно. Что же касается количества, мощности и боевого духа боевых сил врага, то никто из присутствующих военных чинов не посчитал необходимым принять во внимание достоверные оценки, данные их военным атташе в Афинах[303]; и они без колебаний последовали совету дуче «не беспокоиться зря о возможных потерях». Цинизм политического руководства прекрасно объединился с беспомощным раболепием Верховного командования.

Нападение

Начало операций, окончательно назначенное на 26 октября, следовало из-за недостаточной подготовленности отложить еще на два дня. Его mise en scene (мизансцена, постановка – фр.) показывает бездарную смесь трагедии и фарса.

Недавно реконструированный Афинский государственный театр открылся 25 октября постановкой «Мадам Баттерфляй». Греческое правительство в качестве дружеского жеста пригласило сына и невестку композитора на спектакль; приглашение было официально принято итальянским министром народной культуры, который организовал визит синьора и синьоры Пуччини. За праздничным представлением, задуманным как дань итальянскому искусству, на котором присутствовал король, члены правительства и весь цвет афинского общества, последовал на следующий день большой прием в итальянской дипломатической миссии. В то время как посланник синьор Грацци принимал своих гостей, начали поступать телеграммы, содержавшие пункты итальянского ультиматума, который был составлен четыре дня назад Чиано. В это же время греческому правительству стало известно, что итальянское Министерство авиации приказало приостановить воздушное сообщение между Афинами и Римом. Правительству Греции также стало известно о двух коммюнике агентства Стефани, сообщавших о двух серьезных инцидентах: вооруженные греческие отряды атаковали албанские приграничные посты, применив оружие и ручные гранаты; бомбы были брошены в кабинет итальянского начальника порта в Порто-Эдда в Албании, преступниками явились греческие или британские агенты.

Прием тем не менее шел своим чередом до раннего утра 27-го, секретари прибегали и убегали, чтобы расшифровать поступающие части итальянской ноты. В течение дня официальное греческое агентство опровергло сообщения о происшествиях, предлагая провести расследование инцидентов. Ответа не последовало. Вместо этого в 3 часа утра 28-го числа итальянский посланник прибыл к Метаксасу, чтобы вручить ему итальянский ультиматум. В нем выдвигались повторные обвинения Греции в систематическом нарушении ее собственного нейтралитета – ее помощь Великобритании и «ее провокационное отношение к албанской нации через политику терроризма». Ультиматум заканчивался следующим образом:

«Италия не может более терпеть такое поведение. Нейтралитет Греции с настоящего времени имеет тенденцию становиться чисто номинальным. Главная ответственность за такое положение дел падает на Великобританию и ее постоянное стремление вовлечь в войну другие страны.

Итальянскому правительству очевидно, что политика греческого правительства имела и имеет тенденцию превратить греческую территорию – или по крайней мере позволить превратить ее – в базу для действий военного характера, направленных против Италии. Это должно было неизбежно привести к вооруженному конфликту между Италией и Грецией, конфликту, которого итальянское правительство всеми силами старалось избежать.

В связи с этим итальянское правительство приняло решение потребовать от греческого правительства в качестве гарантии как нейтралитета Греции, так и безопасности Италии права занять своими вооруженными силами на период данного конфликта с Великобританией ряд стратегических пунктов на территории Греции. Итальянское правительство требует, чтобы греческое правительство не оказывало никакого противодействия этой оккупации и не препятствовало свободному проходу войск, направленных для этой цели. Войска, о которых идет речь, не выступают в качестве врага греческого народа, как и само итальянское правительство, в осуществлении этой временной оккупации определенных стратегических пунктов – оккупации, которая является необходимой в сложившихся обстоятельствах и носит исключительно оборонительный характер и целью которой ни в коем случае не является нанесение ущерба суверенитету и независимости Греции.

Итальянское правительство требует, чтобы греческое правительство незамедлительно издало необходимые приказы военным властям, чтобы оккупация могла быть осуществлена мирно. Если итальянские вооруженные силы столкнутся с сопротивлением, это сопротивление будет сокрушено силой оружия, и в этом случае ответственность за все последствия ляжет на греческое правительство».

Когда Метаксас спросил, какие стратегические пункты Италия хочет оккупировать, итальянский министр был не в состоянии дать ответ. Его хозяева постарались сформулировать ультиматум, чтобы исключить какую-либо возможность его принятия. Как откровенно и цинично заметил Чиано: «Это документ, который, естественно, не оставляет Греции выхода. Или она принимает оккупацию или на нее будет совершено нападение». В 5.30, за три часа до истечения срока ультиматума, итальянские войска начали нападение[304].

Провал

Быстрый «поход на Афины», который должен был начаться в годовщину «похода на Рим», вскоре превратился в отступление по направлению к Албании, набиравшее все большую скорость. Тем войскам, которые продвинулись на некоторое расстояние в Эпир, пришлось еще хуже. Бронетанковая дивизия «Чентауро» попала в тщательно подготовленную ловушку, а 3-я альпийская была наголову разбита в ущельях Пинда.

Мужество, проявленное в этих действиях греческими вооруженными силами, слишком хорошо известно и не нуждается в каких-либо комментариях. Но не следует забывать другой, менее очевидный фактор. Греки не были застигнуты врасплох. Высокий уровень их дипломатической службы в предвоенный период трудно переоценить; дипломатические депеши зарубежных представителей, от умело составленных докладов советника посольства в Риме до своевременных сообщений от вице-консулов в небольших провинциальных городах, представляют собой образцы точных сообщений о значительных событиях[305]. И к информации, которая в них была предоставлена, внимательно прислушивалось греческое правительство и использовало ее должным образом.

Когда невозможно было дольше скрывать, что дела идут плохо, Муссолини сделал 18 ноября очередное публичное заявление:

«После длительного и терпеливого ожидания мы сорвали маску со страны, которую защищает Великобритания, нашего вероломного врага – Греции. Это была проблема, требующая разрешения. Одно необходимо сказать, что, вероятно, удивит ученых старой классической школы. Греки ненавидят Италию той ненавистью, которая на первый взгляд кажется необъяснимой; но эта ненависть всеобща, глубока и неизлечима – она живет среди представителей всех классов, во всех городах, в деревнях, повсюду. Причина этой ненависти остается загадкой. Тем не менее факт остается фактом. Под эту ненависть, которую можно описать как абсолютно гротескную, греческая политика подстраивалась в течение последних лет. Это была политика полного соучастия с Великобританией… Это соучастие, проявляющееся различным образом, что будет неоспоримо доказано в свое время, представляло собой акт враждебности по отношению к Италии. По картам, обнаруженным офицерами германского Генерального штаба во Франции, было установлено, что еще в мае Греция предложила англичанам и французам все свои военно-морские и воздушные базы. Была настоятельная необходимость положить конец этой ситуации; и это было сделано 28 октября, когда наши войска пересекли границу между Грецией и Албанией».

Сказка о захваченных документах, созданная в соответствии со знакомой методикой немецкой пропаганды, по мнению хорошо осведомленного человека – итальянского посланника в Афинах, – не нуждается в опровержении. В своем последнем отчете этот дипломат не оставляет никаких сомнений по поводу того, что все утверждения о греческих нарушениях нейтралитета, содержащиеся в ультиматуме, который ему пришлось представить в таких трагических обстоятельствах, являлись бесстыдной ложью[306].

Муссолини продолжает:

«Гористая местность Эпира и даже его долины не пригодны для молниеносной войны, которую предлагали кабинетные стратеги. Ни на словах, ни на деле ни я, ни правительство, ни какой-либо официальный орган не вели речи о молниеносной войне…

Товарищи, среди вас есть некоторые, кто помнит мою неопубликованную речь, с которой я выступил в июле 1935 года накануне абиссинской войны. Тогда я сказал, что мы сломаем хребет негусу. Сейчас с той же абсолютной, повторяю, абсолютной уверенностью я заявляю о том, что мы сломаем хребет грекам, и не имеет значения, произойдет ли это через два или через двенадцать месяцев».

Но дальнейший ход кампании, наряду со многими неудачами, которые она принесла итальянским войскам, показал, что ситуация не могла быть разрешена без германского вмешательства.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: