Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ГЛАВА 7 День, когда все началось




Однажды английский ученый Эрнест Резерфорд, отбиваясь от нападок членов коми­тета за его отсутствие на заседании, без тени смущения парировал: «Пожалуйста, говорите тише! Исследования, которые я только что закончил, наводят меня на мысль о возмож­ности искусственного расщепления ядра. Если это открытие окажется правдой, то это куда более важно, чем война». Шел послед­ний год Первой мировой войны.

Позднее, в 1927 году, в немецком городе Геттингене, во время беседы двух молодых студентов одного из них осенила догадка, что в основе солнечной энергии лежат термо­ядерные реакции легчайших атомов.

Наступили тридцатые годы. Ученые всего мира, казалось, были поглощены только одной идеей — выяснить, что заставляет все­ленную двигаться. В 1932 году с открытием нейтрона был найден ключ к расщеплению ядра.

Прошло семь роковых лет. Никто не подо­зревал, что расщепление ядра уже идет полным ходом по всей Европе. Ученые просто отказывались верить тому, что показывали их приборы. Это было фантастически не­вероятно.

Один студент-атомщик сказал: «Бог по Его собственным непостижимым мотивам сделал в то время нас всех слепыми в отно­шении явления расщепления ядра».

Слепыми? Может быть. Но странным об­разом и неосторожно, подталкивая увидеть наперед, к чему все это может привести. Не­преодолимо несомые гибельным водопадом, они боялись и не могли ничего понять. Один ученый заметил: «Единственное, что говорит мне о важности новой идеи,— это ужас, который я испытываю».

Потом появилась бомба. И многие из тех, кто делал ее, так до конца и не знали, что именно они создали, вплоть до того момен­та, когда, защищая свои глаза от ослепитель­ной вспышки света, они услышали невероят­ный грохот того, что было создано их ру­ками.

Огненный шар, похожий на кусок раска­ленного Солнца, преградил наш путь — это был горящий осколок самой жаркой звезды. Раскаленная добела стрела ужаса была пу­щена в человека, он не мог забыть ее и избежать с ней встречи. Человек вмешался в тайны Творца. И в тот же момент на его глазах космический запор открылся, чтобы никогда больше не защелкнуться.

И разве в тот день мог хоть кто-нибудь усомниться в существовании Творца?

Альберт Эйнштейн сделал вывод, что рас­щепление ядра есть творение наоборот, по­тому что, если человек мог обратить материю в энергию, разве не мог Творец, еще до того, как мы пришли на сцену, обратить энергию в материю?

Мы уже привыкли воспринимать грохот атомной бомбы как оглушительный вестник Судного Дня. Но и в явлении расщепления ядра мы тоже можем услышать, если при­слушаемся, эхо создания — дня, когда все началось.

А ведь могло быть и так, что Бог дозво­лил нам разделить атом для того, чтобы мы смогли понять, хотя бы примерно, как Он работает? Вот слова Давида: «Словом Гос­пода сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их... Ибо Он сказал,— и сде­лалось; Он повелел,— и явилось. (Псалом 32:6—9).

Крошечный атом заставил человека еще и еще раз подумать об этих словах. Его осле­пительная вспышка, ярче тысячи солнц, напомнила человеку о величии Всемогущего Творца и о дне, когда все началось, о начале исторического пути нашей планеты.

Бог спросил Своего слугу Иова: «Где был ты, когда Я полагал основания Земли?.. При общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божий восклицали от радости?» (Иов, 38:4 7).

Сумеет ли ваше самое смелое воображе­ние нарисовать эту картину? Представьте себе величественный, громовой голос Твор­ца. Миры, летящие в космосе. Зажженные солнца. Мириады падающих звезд. Звучит сферическая музыка. И сыны Божьи, пою­щие хвалу своему Творцу!

Я спрашиваю вас, хотелось бы вам заме­нить это зрелище на вид амебы, где-то в далеком безграничном океане медленно пре­вращающуюся в течение миллиарда лет в некую высшую форму жизни? Какую бы картину вы предпочли лицезреть?

Или вот такой вопрос. Кому из вас хоте­лось бы отнести события, которые произошли на Голгофе, в область размышлений и теоре­тизирования? Кому бы хотелось объяснить то, что там произошло, лишь случайностью, несчастнь1м случаем, или назвать это мифом? Кто из вас хотел бы доверить свое будущее не руке, пробитой гвоздями, а долгому, мед­ленному, неуверенному процессу перемен?

Немыслимо, скажете вы.

И все-таки, единственное свидетельство о кресте, сделанное человеком, его единствен­ная надежда о грядущем Царе находятся на той же книжной полке, что и сведения о мироздании. Отвергать Творца, когда Он сло­вом одним дает мирам существование,— значит отвергать Его, умирающего на кресте на одинокой горе. Его, грядущего в один пре­красный день на быстро летящих облаках!

Библия, как вы понимаете, не просто названа хорошей книгой. Она или правдива, или нет. Она не может быть хорошей книгой и одновременно полной лжи. Она или есть Слово живого Бога, как она это утверждает, или нет. Одно или другое.

Если Творец не существует, то не сущест­вует и Спасителя. Это так же просто, как и серьезно.

Но как я могу делать столь поспешные утверждения? Могу, потому что Творец и Спаситель — одно и то же лицо.

Да, каким бы неожиданным для некото­рых ни показалось это откровение. Творец нашего мира есть ни кто иной, как Тот, кто отдал Свою жизнь на этот мир. Послушайте вот что:

«Вначале было Слово. Все чрез Него нача­ло быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков... и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал». (От Иоанна 1:1—10).

Эти слова, бесспорно, относятся к Гос­поду Иисусу Христу, вашему и моему Спа­сителю, как Творцу всего, Создателю нашего мира. И также прямо говорит об этом Апос­тол Павел: «в Боге, создавшем все Иисусом Христом». «Бог... в последние дни сии гово­рил нам в Сыне... чрез Которого и веки сотво­рил». (К Ефесянам 3:9; К Евреям 1:1,2).

И здесь не должно быть никакой путани­цы. В Священном Писании, от Бытия до Откровения, последовательно проходит одна мысль: у нашего мира есть Творец. И этот Творец — Иисус Христос.

Вы понимаете всю потрясающую важ­ность того, что мы узнали? Тот, кто умер на Голгофе, и есть Тот, кто запустил миры в космос в день сотворения мира. Христос на Голгофе есть и Творец Бытия. Отрицать од­ного — значит отрицать другого!

Одному своему сомневающемуся ученику Иисус сказал так: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои». (От Иоанна 20:27).

Мы прикоснулись к шрамам на Его руках. Мы поклонялись Ему, как нашему Спаси­телю. Но сейчас, в наш ядерный век. Он про­сит нас отдать наши руки в Его власть и счи­тать Его нашим Творцом.

Да, в ослепительном свете Бытия и благовествований, и среди нашего собственного беспокойного поколения возвышается толь­ко одна Личность — ваш и мой Спаситель. И центр всего — Голгофа.

Тот, кого пригвоздили к кресту на окраи­нах Иерусалима, не бь1л ни самозванцем, ни заблуждавшимся фанатиком, ни великим учителем, совершившим ошибку на поприще общественных отношений, ни мучеником в неправедном деле. Нет, самого Вседержателя мира поддерживали грубо отесанные балки, простираясь от земли до небес, а люди взи­рали на это и ничего не понимали. В тот чер­ный час, сам того не сознавая, человек лишал жизни своего собственного Торца!

Эти руки, пригвожденные к неотесанному дереву, создали миры и заставили звезды вращаться в безграничной вселенной. Его руки, прибитые гвоздями с Его собственного согласия, создали атомы — те самые атомы, из которых состоял крест, на котором Он висел. Творец небес и земли строил мост от Бога к человеку.

Что побудило Его так поступить? На этих страницах, так же, как и в нашей жизни, мы только начинаем это понимать.

ГЛАВА 8 Мятежная планета

Мы оказались в центре хаотической кос­мической драмы — конфликта между добром и злом, между светом и тьмой, между властью и беззаконием, между Творцом и настоящим бунтарем. Первые отзвуки этого диссонанса переросли в оглушительное кре­щендо, которое невозможно не услышать. Мы слепнем от ежедневных просмотров противо­речивых кинолент о войне, о преступности, анархии, болезнях, смерти. Мы наблюдаем это на улицах и по телефону. На носилках скорой помощи и на умоляющих лицах голод­ных. И мы не можем избежать этого зрелища. Мы не просто зрители. Мы участники, хотим мы этого или нет. Бунтом насыщен сам воздух, которым мы дышим.

Но в чем же заключается конфликт? Как все это началось? Где? Кто был первый воз­мутитель спокойствия? Кто несет ответ­ственность за это зло? Вопрос остается.

Я понимаю тех, кто утверждает, что это просто воздействие на состояние нашего ума, что изначально в этом не было ничего пло­хого. Вещь греховна, как говорится, если мы ее считаем таковой. Мысль о том, что вокруг нас действуют какие-то демонические силы, сея несчастья, провоцируя войны, преступле­ния и ненависть — это предрассудки, достав­шиеся нам от темного прошлого. А грех? Это слово вообще выброшено из словаря как архаическое.

Но так ли это? Действительно ли, что зло существует только в нашем сознании? Так или иначе, все реже слышны голоса, осуж­дающие зло, а подобные разумные предло­жения и теории все труднее слышны поверх грохота наших буйных улиц, в громе пол­зучих войн. Конечно, легко быть объектив­ным по отношению к войне и голоду, к лагерям беженцев, находящимся по ту сто­рону земного шара. Интересно поговорить о преступлениях, которые происходят на другом конце города. Но когда это твой сын не вернулся домой с войны, когда эта твоя мать боится сделать шаг из своей квартиры, когда у твоей жены вырвали из рук сумку, или когда среди ночи тихо открывается дверь, и некто с маской на лице проскальзывает в твой дом, держа в вытянутой руке пистолет, то вряд ли вы продолжаете думать, что зло — нереально.

Совершенно очевидно, что во всех банках мира верят в то, что зло существует. Нет ни одной семейной бакалейной лавки, где бы думали по-другому... Между прочим, а вы по­чему не оставляете в машине свои ключи?

Зло реально. Оно заполнило все, стало слишком пугающим, подошло слишком близ­ко, чтобы его игнорировать. Но кто стоит за всем этим? Существует ли такое Явление, как дьявол? И кто такой Сатана, о котором мы читаем: Сатана, который явился незваным на собрание сынов Божьих в дни Иова?

Послушайте, что было сказано устами самого Иисуса: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию». (От Луки 10:18).

Иисус назвал его. Он увидел его, упав­шим с небес. Разве можно видеть влияние падения или состояние ума?

Ясно, что здесь замешан реальный враг, но, как нам известно, не в виде огромного краснокожего монстра с горящими глазами и с традиционными вилами в руках. И действи­тельно, этот гротесковый образ мог родиться только в диком воображении простого, мало­образованного народа в Средние века, как результат их страхов и предрассудков. Но ничто другое не послужило столь благоприят­но целям врага. Я думаю, вы понимаете, почему. Многие благоразумные люди ока­зались под воздействием этого буйного и искаженного образа, воспринимая его только как веселый фольклор и полностью отвергая саму идею о существовании дьявола. Да и какой враг не будет приветствовать широко распространенное мнение, что он и его цар­ство не существуют?

Однако, вполне очевидно, что враг сущест­вует, и что мы имеем дело не с двурогим демоном таинственного происхождения, но с существом, обладающим высокоорганизован­ным интеллектом, который когда-то обитал на небесах. Иисус видел, как он упал с неба. Значит, он, должно быть, уже был однажды на небе.

Давайте вникнем еще глубже и рассмот­рим подробнее начало конфликта, в который были все вовлечены. Послушайте, что говорит пророк Исайя о первом бунтаре: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой, и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевыш­нему». (Исайя 14:12—14).

Далее пророк Иезекииль говорит нам: «Говорит Господь Бог: ты печать совершен­ства, полнота мудрости и венец красоты. Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоцен­ными камнями;...все искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе, приготовлено было в день сотворения твоего. Ты был помазанным херувином, чтоб осе­нять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершенен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония....Я низвергнул тебя... с горы Божией... От красоты твоей возгорди­лось сердце твое, от тщеславия твоего ты по­губил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю». (Иезекииль 28:12—17).

Вы поняли, о чем рассказывает эта исто­рия? Сотворенное существо, — высокоин-теллектуальное, совершенное, занимающее высокое положение, но не удовлетворенное этим положением,— возжелавшее быть та­ким, как Бог. А началось все с гордости. Таков был Люцифер.

А теперь понаблюдаем, как разворачи­вался процесс зарождения мятежа. Мы подходили к нулевому часу кризиса. К войне на небесах. К битве на небе.

«И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устоя­ли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольшающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним», (Откровение 12:7—9).

Сатана был повержен. Театр действий конфликта переместился на нашу землю. Но Сатана был низвергнут не один. Как гово­рится в стихах Откровения 12:4, третья часть ангелов принимала участие в мятеже против Бога.

Подумать только! Люцифер, сын утренней зари, стал дьяволом. А его ангелы — все блестящего интеллекта, сильные духом света — стали демонами тьмы. Неудивитель­но, что Апостол Павел сказал: «Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». (К Ефесянам 6:12).

Идея о том, что Сатана только миф — или одинокий демон, сбежавший с небес,— мешает нам увидеть в нем интеллектуальное существо, каким он на самом деле является. Да, Священное Писание ясно показывает, что враг Бога и человека обладает великой силой, и что его деятельность сейчас обра­тилась в ярость, потому что он знает, что время его истекает.

«Итак веселитесь, небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море, пото­му что к нам сошел диавол в сильной ярости, зная, что не много ему остается времени!» (Откровение 12:12).

Без сомнения, кто-то спросит: «Но, Пас­тор Вандеман, если Сатана — существо, сотворенное Богом, не несет ли Он прямую ответственность за зло? Не Он ли создал Дьявола?»

Первая мысль — да, похоже, что это так. Однако ответ может быть только один — конечно, нет! Бог создал Люцифера вели­колепным ангелом, совершенством, как гово­рит Божественная Запись. Это сам Люцифер сделал из себя дьявола.

Если вы увидите несчастное создание, валяющееся в канаве, разве вы станете обви­нять мать, родившую этого бедолагу, ставше­го изгоем общества? Конечно, нет. Когда этот несчастный был ребенком, он был таким же чистым и милым, как любой другой ребе­нок. Однако, став взрослым мужчиной, он сам выбрал грех. Он сам себя сделал изгоем.

Вот вам другой пример. Мы стоим в бла­гоговении перед картинами Леонардо да Винчи. И одна из них, «Тайная вечеря», пре­восходит все другие его живописные полотна. Леонардо работал над ней двадцать лет. И мы понимаем, что он подбирал разных людей, чтобы они наиболее точно соответ­ствовали внешности и характерам, как это себе представлял художник, учеников Иисуса.

Рассказывают, что Леонардо однажды за­метил на паперти поющего в хоре молодого человека, который ему показался похожим на Иисуса, как его представлял себе худож­ник — благородный и добрый, живой и отзывчивый. Он договорился с молодым человеком, чтобы он ему позировал для лица Христа. Имя его было Пьетро Бардинелли.

Леонардо был так рад, что совсем не за­ботился о том, как скоро он закончит карти­ну, потому что теперь у него была модель центральной фигуры.

Однако скоро он понял, что наиболее трудным было отыскать живой персонаж для Иуды. Он искал его годы и годы, продолжая работу над картиной. Наконец, ему повезло. Он нашел человека, лицо которого, как ему казалось, было таким же хитрым, злобным и лживьм, как у Иуды. Он договорился с ним, что будет его писать.

Когда Леонардо закончил свою работу, он заплатил ему немного больше обещанной суммы и из любопытства спросил его имя. «Меня зовут Пьетро Бардинелли. Я позировал вам много лет тому назад, когда вы писали лицо Христа».

Понимаете? Этот молодой человек по собственной воле избрал в жизни дурной путь. Он сам себя сделал изгоем.

То же самое произошло и с Люцифером. Созданный совершенным по мудрости и кра­соте, с характером, отражающим черты своего Творца, он предался таинственно зарази­тельной игре в бунт. Вначале он не почувствовал опасности. Но потом, намеренно лелея в себе этот таинственный дух, он позволил ему возрасти в нем, пока не понял, что он вступил на путь открытого протеста.

И Люцифер, в отличие от Бога, позволил себе использовать лживую пропаганду и коварные замыслы. С самого начала он на­стаивал на том, что, в действительности, он не протестовал. Он просто хотел усовер­шенствовать правительство Бога. Он внушал небесным ангелам, что законопорядок не нужен, что, если они избавятся от оков пови­новения, они обретут свободу. Что-то знако­мое звучит в этом, не правда ли?

А потом мало-помалу он насадил в умах ангелов идею, что Господь, которому они поклонялись и которого любили все эти нетленные века, был, если им известна правда, тираном, существом, неспособным на самоотверженность' и любовь по отношению к своим подчиненным. Какое страшное обвинение, брошенное в сердце, где уже лежала сокрытой Голгофа!

Но обвинение было сделано — и не ка­ким-то сторонним жителем небес, а напротив, ангелом — офицером самого высокого ранга, стоящим ближе всего к трону, обладающим величайшей ответственностью и наиболее преданным Христу — и это был он, кто вы­ступал против правительства Бога и обви­нял Его лично в тирании.

Попытайтесь понять ситуацию. Обвине­ния, должно быть, были услышаны. Отбро­сить их в сторону — значило бы укрепить позиции обвинителя. Но как Бог мог объяснить вселенной последствия бунта, который никогда не совершался там раньше. Он не мог указать им на те страдания, на развал и хаос в мире, которые явятся неиз­бежными проявлениями неповиновения. Ведь этого никогда раньше не случалось. Он мог дать этому название — зло. Он мог назвать это грехом. Но на небесах не было ни одного обитателя, который по своему опыту или свидетельству знал бы, что такое грех. Ни в словарях, не в вековом жизнен­ном опыте не было такого понятия, которое могло бы их подготовить к этому. Да и как мог Люцифер, их обожаемый лидер, быть виноватым или неправым.

Бог должен действовать. С бунтом надо бороться. Небеса должны быть очищены от этой заразы. Но нужно сделать так, чтобы это не отразилось на репутации Бога. Это нужно сделать так, чтобы подчиненные Его царства, не имеющие опыта общения со злом, могли все понять.

Итак, обвинения были выслушаны. Бог объяснил, как он мог, не прибегая к лабо­раторным доказательствам, которые были тогда еще делом будущего, несомненные последствия нового мятежного выступления Люцифера. Ангелы слушали. У них форми­ровалось мнение. Они разделились на две стороны. За этим последовала война. Люци­фер и те, кто стояли за ним, были изгнаны. Театр действий мятежа переместился.

Конечно, Бог обладал властью не только, чтобы запретить бунты, но и искоренить их: В мгновение ока Бог мог бы изъять яд греха из вселенной. Он мог заставить замолчать навсегда любой мятежный голос.

Но для того, чтобы сделать это во вселен­ной, которая не понимала, не могла понять, значило бы привести все к одному резуль­тату — заставить вселенную служить Ему не по любви, а из-за боязни последствий рас­кола.

Итак, Бог, которого назвали тираном, объявил, что Его обвинителю нужно дать время. Время, необходимое для того, чтобы продемонстрировать перед каждым наблю­дателем истинную природу его характера и его притязаний. Время, чтобы успели созреть губительные плоды мятежного древа. Время, которое ему необходимо, чтобы усовер­шенствовать правительство Бога.

Вселенная взирала с удивлением и изум­лением на то, как этот мир становился сценой борьбы. И, наконец. Бог мог бы сотворить вселенную вне какой-либо опасности мятежа. Но это могло быть достигнуто только одним путем — создать мир без закона. Это значило бы, даже в природной сфере, космический хаос — вселенная, в конфликте с самой собой. Или другой путь — Бог мог создать землю людей — субъектов неповиновения.

Или Он мог бы создать ангелов, и Он мог бы создать человека таким, каким Он сделал звезды, лишив их способности не повино­ваться Его законам. Он мог бы сделать чело­века машиной, или сложной марионеткой. Но нет. Бог хотел, чтобы человек был сво­бодным. Вот поэтому Он дал ему ум и созна­ние, способность продумывать все до конца и самому принимать решения. Бог никого не заставляет!

Вы понимаете, что я имею в виду. Когда Бог создавал ангелов, когда Он создавал Люцифера, когда Он создавал человека,— Он шел на страшный риск. И этот огромный риск заключался в том, что Он наделил своих подчиненных способностью делать выбор. Тогда всегда оставалась возможность, что кто-то когда-то может выбрать зло. Но только с этим риском может существовать царство, где любовь добровольна, где подчи­нение не есть инстинкт, а выбор. Да, у Бога были эти альтернативы. Он мог бы создать мир без закона и дать ему саморазрушиться. Он мог бы оставить его без людей. Он мог бы сделать этих людей винтиками в гигантской машине. Или Он мог бы рискнуть и дать им свободу выбора. Бог в той далекой вечности выбрал риск. Кто-то может выбрать непови­новение. И Люцифер выбрал именно это.

Почему Бог не уничтожил Люцифера, когда тот восстал в первый раз? Я думаю, вам понятно, почему. Существует только один путь, чтобы правильно управлять чрезвычай­ной ситуацией. Люциферу нужно было дать полную свободу действий, пока он не достиг­нет того порога, после которого нет пути назад, и пока вселенная, наблюдающая за происходящим, не поймет, что все способы уже испробованы. А результаты его действий должны быть продемонстрированы. И какая это будет демонстрация! Мятеж изме­нил театр действий. Вся вселенная стала сценой.

Но возникает вопрос. Нужно ли было планете восставать? А Адам? Будучи жертвой ситуации, которую он не мог контролировать, оказался ли он тоже в вихре этих волнений?

Нет. Эпидемия греха не должна была рас­пространяться.

Я хорошо осознаю тот факт, что история грехопадения человека,— история Адама и Евы, наших прародителей, которые вкусили от запретного плода и продали мир во грех,— была отвергнута критиками, которые не хо­тели верить простому Библейскому объясне­нию. Но когда археология спешит собрать по кусочкам и прочно вставить в историчес­кий курс историю книги Бытия в то время, как эта история является частью книги, кото­рая имеет право называться Священной Кни­гой, и книги, которой, должно быть, отказано в совершенстве, если ей вообще можно в чем-то отказать, то не настало ли время, даже для самого осторожного ума, подумать об этом еще раз? Как может любой думающий человек сказать, что такого никогда не могло случиться, когда войны, страдания и смерть, эти страшные последствия выбора, сделан­ного Адамом, вопиют о подлинности мятежа на каждом шагу.

Послушайте. Существует такое множест­во неправильных представлений о том, что же произошло в Едеме, столько писателей называют это легендой или мифом, столько искаженных устных историй, столько легко­мысленных шуток о Еве, вкусившей от ябло­ка, что я думаю, настала пора простым, незамысловатым языком рассказать о том, что же именно там произошло.

Бог желал человеческого поклонения. Он хотел, чтобы поклонение было добровольным. Он хотел, чтобы человек был свободен. Вер­ность Адама своему Творцу ничего бы не значила, если бы не было возможности неверности, если бы Адам был роботом. По­корность ничего не значит, если она исходит от человека, который не может не поко­ряться.

И вот поэтому Бог поместил Адама и Еву в сад, где деревья ломились от плодов. Но от одного дерева им было запрещено есть под угрозой смерти. Бытие не говорит ничего о том, что это была яблоня. Я сомневаюсь, что ее плод был химически вреден. Это дерево было помещено в саду по одной причине — чтобы наши прародители, не вкушая его плода, показали бы тем самым верность своему Творцу. Оно давало внутри их мате­риальной среды на крошечной площади этого райского сада возможность непослу­шания, чтобы сделать еще более значимым их послушание Богу, как проявление их любви.

Но Адам и Ева, в минуту умышленной слабости, продались. И наш мир стал мятеж­ной планетой. Наш мир, а с ним и вы и я, стал той заблудшей овцой, о которой нам поведал Иисус.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных