Глава 22. Ночное небо

Тягостно было засыпать, но еще тягостнее было просыпаться. В. открыл глаза, и ему показалось, что за ночь веки налились бетоном. Он долго не мог подняться, но когда вспомнил про вчерашнее приключение с Пантоном, досада придала ему сил. Он встал с дивана и принялся ходить по комнате, вспоминая все подробности вчерашнего появления Пантона и ругая себя на все лады. В. называл себя и «дураком», и «придурком», и «дуралеем» и еще многими другими «ласковыми» прозвищами. Но это занятие не приносило ему ни успокоения, ни удовлетворения, и В. в конце концов оставил его.

Он постарался придать своим мыслям иное, более позитивное направление и подумал, что все же визит Пантона многому его научил. Ведь В. видел, как Пантон раздвигал стены комнаты! Почему бы ему самому не попробовать проделать нечто в том же роде? Чем он хуже этого долговязого чудика? Разве что волос на теле у него меньше.

В. вышел на середину комнаты и развел руки так же, как вчера это делал Пантон. Он попытался представить, как раздвигаются стены, как они гнутся под давлением силы его мысли. Или не мысли, а воли. Или не воли, а желания. В. не знал, что здесь нужно задействовать, но попытался на всякий случай приложить и то, и другое, и третье. Он старался как мог, но опять ничего не произошло. Стены даже не покачнулись. Без особой надежды В. прошел в прихожую и там попытал счастья в материализации двери. Но и тут его постигла неудача.

На В. опять накатило отчаяние. А чего он ждал? Даже Пантон, очевидно, поднаторевший в модификции, и то не смог разрушить эти стены! В. ничего другого не оставалось, как подобно призраку, который не смог обрести упокоения, бродить по квартире.

Еле переставляя ноги, он шатался из угла в угол, потом падал без сил, опять каким-то чудом поднимался на ноги, чтобы снова идти. Идти и идти, бесцельно, бессмысленно. Из кухни в комнату… из комнаты в кухню… и обратно. Опять и опять по тому же пути, который никуда не вел.

Он подобрал на кухне брошенный им там Парадный Татачи и отнес его обратно в чулан. Кого он может изрубить этим мечом? Недосягаемого Мистера, неизвестно где находившегося Джаджа, сбежавшего Пантона или, может быть, самого себя? Никакое оружие не поможет ему выиграть в этой затянувшейся битве за собственную жизнь.

В. все глубже погружался в омут уныния. Что ему делать? Он не может больше бороться, у него нет сил. Он догадывался, что, возможно, подобен мухе, которая бьется о стекло рядом с открытой форточкой, но ничего не мог поделать. Он не мог ходить, не мог сидеть, не мог стоять, он не мог даже видеть этот треклятый диван! Он рухнул на пол и уставился в потолок. Он лежал так долго, очень долго. Лежал недвижимо и бездыханно. Он почти умер. И вдруг…

Сероватый потолок замерцал и превратился в сизые облака, которые тут же расступились. За ними была чернота. Бескрайняя, бездонная чернота с яркими точками звезд. Ночное небо, такое знакомое, такое близкое и родное, и в то же время такое новое, интригующее и неизведанное открылось взору В. Прохладный воздух овеял его лицо. Тишина… темнота и тишина, какой покой они несут с собой! Кажется, что небо безмолвно и недвижимо, но оно наполнено особой жизнью. Звезды мерцают, словно дружелюбно подмигивают В.

Он вдруг понял, что до сего момента часто смотрел в небо, но никогда не видел его. Или, вернее, никогда не ощущал – В. не знал, как назвать это чувство, которое перевернуло его восприятие, но знал только, что до сего момента он вместо неба видел только безжизненную черную плоскость с мелкими крапинками на ней. Эта плоскость существовала сама по себе и никак не была связана с В., а В. никак не был связан с нею. Небо находилось где-то там высоко, никак не влияя на происходящее внизу, оно было всего лишь декорацией в скучном спектакле, которую можно было в любой момент заменить.

Но теперь небо обрело глубину и многомерность, обрело жизнь. Или жизнь обрел сам В. Сейчас он не только видит, слышит и ощущает небо, но чувствует его всем своим телом, всем существом. Как тихо и спокойно… Зачем он метался и страдал, бегал по замкнутому кругу, когда нужно было всего лишь отдаться небу и тем успокоить свой мятущийся дух.

В. стало так хорошо, что он побоялся даже задумываться о том, почему в комнате вдруг исчез потолок. Он только смотрел вверх и наслаждался созерцанием звезд. Небо раскрыло ему свои объятия и В. погрузился в них, погрузился в небо… Он вдыхал темноту, тишину и покой, и с каждым вдохом его кровь замедляла свое течение, а сердце реже отмеряло удары.

***

Воздух вдруг стал вязким и наполнился некой субстанцией, которая струилась волнами оттуда, из глубины звездной бездны. Волны входили в В. и проходили через него, все в нем изменяя. В. казалось, что он теряет форму и расширяется, казалось, что сам он становится такой волной, приходящей из ниоткуда и уходящей в никуда. Внезапно его сознание как удар ножа прорезала мысль: это все Я! Я бесконечность!

В. еще не верил самому себе, но вскоре он принял это новое знание целиком и полностью. Да, он бесконечность. Ему не нужны доказательства того, что сейчас предстало перед ним с такой ясностью и определенностью. Он никогда не был чем-то или кем-то, но он всегда был бесконечностью. Ничто не имеет границ и он тоже не имеет границ.

Смешно! Когда-то он думал, что заперт за стенами, думал, что стены ему мешают. Каким глупым сделала его суета! Как он мог не замечать очевидного? Ведь стоило ему только открыть глаза – и его взгляд был бы устремлен в бесконечность. Куда бы он ни смотрел, хоть в землю под ногами, все равно он лицезрел беспредельность, а стены были не более чем пустяковыми преградами, которые ограничивали, может быть, его видение, но не ограничивали то, что нельзя втиснуть ни в какие рамки. Но теперь все преграды пали. Нет никаких пределов и границ! Он свободен!

В. чувствовал огромную силу, заключенную в черной бездне. И он знал, что вся эта сила принадлежит ему, он ощущал ее так же явственно, как силу своих мышц. Но он знал также, что никогда не сможет использовать силу бесконечности ради удовлетворения тех желаний, что властвовали над ним всю его жизнь. Потому что обратившись вновь к обыденным человеческим заботам, он станет опять тем, кем был всегда – ограниченным маленьким существом, живущим своей маленькой ограниченной жизнью. Невозможно быть никем и в то же время человеком. Или возможно? В. захватила такая перспектива. Если ему это удастся, он никогда уже не будет прежним В. Возможно, он будет человеком, но каким – этого не предугадает никто.

И самое главное: не осталось никакой неясности и неопределенности. Ничего, что люди называют проблемами. Сейчас В. понимал, что все так называемые проблемы есть всего лишь неведение, и ничего больше. И от этой болезни помогало то же лекарство: нужно было вспомнить о беспредельности своего Я. Так просто, но мало кому удается это осуществить. Удастся ли это В.? Когда он забудет? Сейчас, через несколько минут, или завтра утром? И что ему делать тогда, как опять вспомнить?

В. знал, что это произойдет: он снова станет самим собой, снова станет человеком. Сейчас это не страшило его, но он знал, что когда вернется человек, вернется и боль, отчаяние, страх, уныние, и еще много всего. Опять он променяет нерушимый покой на суетные чувства, опять он будет выбирать: жизнь или смерть, радость или горе, удовольствие или боль. Но ни жизнь, ни смерть, ни радость, ни горе, ни удовольствие, ни боль никогда ничего не значили только потому, что они преходящи. Они – меньше, чем сухие листья, рассыпающиеся в прах, меньше, чем легкие клочки тумана, развеянные ветром. Они – ничто, но В. без тени сомнения знал, что опять поверит, что они – все.

В. не хотел забывать. Не хотел возвращаться. Он протянул свою руку вверх и посмотрел на нее. Что он видит? Что-то знакомое и родное, то, с чем он сроднился. В. теперь казалось, что он сам создал свое тело. Только потому оно существовало, что В. сам того пожелал. И если он пожелает, то и тело исчезнет, ведь оно всего лишь кусочек бесконечности, всего лишь привычка многих лет, не более. Или нет? Почему сейчас он видел эту руку? Почему чувствовал ее? Хоть и совсем по-другому, но все же он чувствовал ее. На фоне черного неба его рука выглядела иначе: в ней появились красота и совершенство, которых В. раньше не замечал. И так приятно окунать свои пальцы в прохладную вязкость. Приятно мягко разрезать ее ладонью…

В. тихонько засмеялся. Вот он и попался опять! Он чувствует удовольствие и, как водится, хочет продлить его. И так всегда. Вот он и встал снова в протоптанную колею, чтобы бежать по тому же кругу, бежать и бежать до самого конца. Так он и провел всю свою жизнь. Можно называть это поисками счастья или любви, но сейчас он не мог обманывать себя. Вся его жизнь заключалась только в попытках получить удовольствие и избегнуть боли. Значит, он стремился к одной иллюзии и избегал другой? Но он все же чувствует их, и потому они реальны. Что же они такое? Что такое удовольствие и боль?

В. вспомнил, что тогда, в Оттяге, им владело чувство потери. Сейчас он понял, что так мучило его, понял, что он потерял – эту связь с бесконечностью, которую ощущал сейчас. Он забыл о том, что было самой его сутью, утратил то единственное, что имело смысл, потерял источник своей жизненной силы, а в его отсутствие вынужден был искать шаткие замены, которые не выдерживали соприкосновения с реальностью. Только умозрительно эти подпорки были хороши, но на деле с первых же шагов ломались, погребая В. под своими обломками. Кто-то сделал это с ним, сделал и с другими людьми, наверно, тоже – их лишили связи с Бесконечностью, с Богом, с Отцом, назовите как хотите то, что не имеет ни названия, ни формы, ни зримого образа, но без чего человек – ничто.

Только сейчас, взаперти, всеми брошенный и позабытый, ограниченный во всех проявлениях своей человеческой натуры, разрушенный до самого основания, только сейчас, когда он потерял все, В. обрел себя настоящего. Теперь он понял, почему был так беспомощен, почему был парализован и не способен на сколько-нибудь достойное действие, свободное от страха и беспокойства. Он искал утраченную опору в том, что не может быть опорой никогда – в людях, в вещах, созданных людьми, или в знании, накопленном людьми, в знании таком ограниченном и эфемерном. На какое-то мгновение ему казалось, что он обрел уверенность, но тут же неожиданный поступок малознакомого человека или даже чье-то ненароком оброненное слово не оставляли камня на камне от казавшейся нерушимой крепости.

И вот теперь он знает, где тот приют, в котором он обретет покой и утешение. Он нигде и он везде. Он в самом В. Для того, чтобы попасть сюда, не нужно быть умным или глупым, добрым или злым, сильным или слабым, нужно только помнить. Так просто и так невероятно сложно. Сможет ли В. помнить? Вряд ли. Он уже чувствовал, что теряет эту связь, чувствовал, как только что обретенное знание ускользает от него.

«Почему мы забываем о небе? И почему забываем о своей беспредельности? – спрашивал себя В. и не находил ответа. – Мы постоянно мечемся в поисках любви и счастья, но никогда мы не ищем покоя и ясности. А ведь, счастье – вот оно, прямо над нашими головами! Мистер был прав. Там утешение и обновление. Там, в ночном небе…»

Сейчас ему так хорошо, так спокойно. Но он устал, он хочет уснуть. Он не может, не может спать, потому что если он заснет, то все забудет, забудет навсегда. Если не навсегда, то надолго. И ему не избежать этого, не избежать… Все проходит, все прошло… Только тишина и покой… Все прах и суета…. И В. уснул.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: