Культурный и интеллектуальный уровень человека определяется в том числе и тем, как он шутит и над чем смеется...

И наш житейский опыт подтверждает — нет в компании или за столом ничего худшего, чем гость, напичканный анекдотами как гусь яблоками, которые он употребляет к месту и не к месту...

Судить о качестве юмора часто бывает совсем не просто. Надо знать массу сопутствующих обстоятельств — контекст разговора,

Стр.51

в котором прозвучала та или иная острота, от чьего имени она была произнесена, в чей адрес, что за этой шуткой стоит, на что она на­мекает...

В сборнике анекдотов «Про адвокатов» есть такая фраза: «Знаете, почему ядовитые змеи не кусают адвокатов? Профессио­нальная этика!». Легко понять содержащуюся в этих словах иронию, заставляющую самих адвокатов весело улыбнуться.

Сценаристу, эстрадному драматургу, автору, взявшемуся за перо с целью написать смешной фельетон, остроумный монолог, злобо­дневную частушку, следует учитывать десятки самых разных обстоя­тельств. Кто исполнитель его произведения, кто слушатели, по ка­кому поводу они собрались, чего ожидают от артиста, вышедшего на сцену, и от всей программы в целом.

Можно ли научить человека остроумию?

Педагогическая практика показывает, что кое-кого в какой-то степени можно. Попытаться что-то объяснить, что-то показать, рас­сказать на примерах — и пусть далее практикуется сам. А есть люди, которым этот вид творчества категорически противопоказан. Что поделать! Не всем же быть Жванецкими и Задорновыми, хотя ни тот ни другой юмористике нигде не учились, по той простой при­чине, что у нас нигде и никто этому не учит, разве только сама наша жизнь.

Оговоримся сразу, что смех по природе своей всегда заразите­лен, острота, заставляющая хохотать огромный зал, и острота, вы­зывающая улыбку в беседе тет-а-тет, или написанная, напечатанная на листе бумаги, — совсем не одно и то же*.

Это ведь только такой замечательный и смелый артист, как С. Юр­ский, мог отважиться читать в одной программе Н. Гоголя, М. Зощен­ко и М. Жванецкого. Это совсем разные миры, только кое-где сопри­касающиеся своими контурами. Есть специфика существования эст­радного исполнителя, выступающего на сцене в жанре юмора и сатиры.

Как есть на свете «фотогеничность», «кинематографичность»,

«телевизионность» — так есть и «эстрадность». И все профессиона­лы это знают. Хотя точно и внятно определить словами то, о чем в данном случае идет речь, достаточно трудно. Но зрительный зал это

* Например, один из лучших и остроумнейших фельетонистов середины XX века Леонид Лиходеев, попробовав писать для эстрады, с грустной иронией признавался, что написанное для эстрады вроде смешно, но глупо... И, наоборот, глупое — выходит смеш­ным

Стр.52

делает в считанные секунды, либо «принимая» исполнителя, либо безоговорочно отвергая его. Конечно, — разные залы, разные зрите­ли, разные вкусы и мерки. И то, что порой звучит смешно для че­ловека с неполным средним образованием, для человека с высшим образованием выглядит пошло. А для человека с двумя высшими образованиями даже непонятно. У каждой из этих групп населения свой уровень культуры, знаний, возможности ассоциаций, системы намеков...

В эстрадном, сценическом, публичном юморе всегда должна быть какая-то неожиданность, некий «поворот» в конце того или иного сюжета, миниатюры, анекдота, фрагмента диалога. Это с одной сто­роны. А с другой, — иногда наибольшее удовольствие и залу и ис­полнителю доставляет юмористическая структура, начинающаяся с «предвкушения» юмористического «сброса», когда мы постепен­но «дозреваем» до понимания того, о чем именно идет речь. И лишь в конце наступает развязка, некое разоблачение истинного смысла остроты...

В книге Е. Петросяна «Хочу в артисты!» выделяются такие при­емы, как замена в слове одной или нескольких букв, замена слова во фразе, оговорка, подмена понятий, смещение времени действия про­исходящего, перенос из одной эпохи в другую, причем каждое из этих положений легко можно проиллюстрировать.

В практике Е. Петросяна, например, был целый монолог под на­званием «Цена одной буквы». Вся смешная ситуация основывалась на том, что пришедший в ресторан клиент вместо буквы «ч», произносил «с», в результате чего у него вопрос «А ЧТО У ВАС В РЕСТОРАНЕ ЕСТЬ?» превращался в вопрос «А СТО — у вас есть?», в котором вро­де речь уже шла о СТА граммах, естественно, не чая...

Аналогичный прием был использован в сценке в рыбном магази­не, когда покупатель спрашивал: «Риба есть? Есть? И МИ-НОГА?». Он имел в виду не рыбу-миногу, а количество рыбы — МНОГО, — но диалог уже сворачивал совершенно в другую сторону... Ему отвечали, что миноги нет, а есть треска. «А треска — МИ-НОГА?» — не унимал­ся косноязычный любитель рыбы... А далее, идя по этому пути, при хо­роших исполнителях можно довести зрительный зал до истерики...

Похожий прием в свое время использовал М. Жванецкий в из­вестной миниатюре для А. Райкина, имевшей название «АВАС», где варьировалось имя студента, которого так звали — АВАС...

Стр.53

Для тех, кто интересуется юмористикой всерьез, можно пореко­мендовать внимательно и не торопясь прочесть труд академика Д. Лихачева «Смеховой мир древней Руси»², в котором содержится масса интересных фактов и умозаключений.

Там рассматривается сущность такого сложного явления русской культуры прошлых времен, как юродство, демократизм смеха, его роль в общественной жизни, индивидуальные особенности смеха, ра­зоблачение смехом видимого благополучия действительного мира. Указывается на то, что обнаженность, нагота — один из важнейших элементов смехового мира древней Руси.

Весьма современна и следующая мысль:

Для древнерусского смеха характерно балагурство, служащее тому же обнажению, но обнажению слова, по преимуществу его обессмыслива­ющему. Балагурство — одна из форм смеха, в которой значительная часть принадлежит лингвистической его стороне. Балагурство разруша­ет первоначальное значение слов и коверкает их внешнюю форму, в ба­лагурстве значительную роль играет рифма... В древнерусском юморе излюбленный прием — оксюморон, стилистический прием, состоящий в соединении противоположных по смыслу слов в некое новое, небы­валое словосочетание»3.

Вот пример. Когда на одном из тренерских советов в горном аль­пинистском лагере «Безенги» суровый мастер спорта, оговорившись, сказал о том, что, мол, «Слава Богу, — погода нам БЛАГО-ПРЕПЯТ-СТВОВАЛА», он и не думал, что употребил какой-то там «оксюморон», но смеху было много...

Если не полениться, то не бесполезно будет подумать о соотно­шениях древнерусских балагуров и нынешних шоуменов...

«Существо смеха связано с раздвоением, смех открывает в одном дру­гое, в высоком — низкое, в торжественном — будничное»...⁴

Чтобы быть смешным — надо как бы двоиться. Не в этом ли ис­токи дуэтов цирковых клоунов, Белого и Рыжего, а также современ­ного парного конферанса на эстраде?

И еще одно важное обстоятельство: эстрада — искусство очень демократичное, народное. А как справедливо заметил Г. Козинцев:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: