Московское летописание

Начало московского летописания восстанавливается на основе пергаменной Троицкой летописи начала XV в. Эта летопись, к сожалению, сгорела в огне московского пожара в 1812 г. Однако ко времени утраты она уже была введена в научный оборот. Тща­тельно изучал известия летописи Н.М.Карамзин, сделавший многочисленные и обширные выписки из ее текста и позднее опубликовавший их в примечаниях к «Истории государства Рос­сийского». Троицкая летопись была использована для выявления разночтений в Лаврентьевской летописи, публикация которой в начале XIX в. подготавливалась Обществом истории и древностей при Московском университете, но осталась незавершенной. Вы­писки Карамзина, а также результаты сопоставления текстов Лаврентьевской и Троицкой летописей до 906 г. позволили ус­тановить сходство Троицкой с рядом других сохранившихся ле­тописей — Рогожского летописца первой половины XV в., Си-меоновской летописи конца XV в. Извлечения из Троицкой ле­тописи были использованы Приселковым для реконструкции ее текста.

Анализ сохранившихся материалов показал, что окончатель­ный текст летописи содержал свод 1408 (6916) г. (это последняя дата текста). Составлялся он, по мнению Приселкова, в Москве при дворе митрополита «киевского и всея Руси» Киприана вскоре после его смерти, так как в тексте под датой 1406 г. помещено описание кончины Киприана и приведено его завещание с датой «месяца септеврия въ 12 день, индикта 15 лето 6915». По составу известий свод являлся общерусским, хотя его политические тен­денции были явно промосковскими.

Составитель свода 1408 г., или свода Киприана, использовал летописные работы своих предшественников. Его основным источ­ником был общерусский свод 1305 года, отразившийся также в Лаврентьевской летописи. Поскольку Лаврентьевская летопись возникла ранее Троицкой, то можно предположить, что именно она или ближайший протограф свода 1305 г. послужил оригина­лом для летописца, работавшего в начале XV в. Однако сравне­ние Троицкой и Лаврентьевской летописей показало, что более полные и лучшие чтения содержатся в Троицкой летописи, а не в Лаврентьевской. Обильны дополнения Троицкой летописи к текс­ту Лаврентьевской за конец XIII — начало XIV в.: под 1295 (6803) г. подробно рассказано о смерти Дмитрия Александровича Переяславского и т.д. Существуют и некоторые расхождения между ними. Так, события под 887 — 945 гг. датированы в Троицкой ле­тописи годом вперед, т.е. 886—944 гг. Эти и другие наблюдения свидетельствуют о том, что свод 1408 г. восходил к оригиналу лето­писи — своду 1305 г.

Для повествования о событиях, совершившихся после 1305 г., составитель свода 1408 г. использовал, по всей видимости, новго-

²* 35

родское, суздальское, ростовское летописание. Московское лето­писание XIV в. в составе свода 1408 г., было представлено, по мнению Приселкова, «Летописцем великим русским».

«Летописец великий русский» — это самоназвание текста, ко­торое приведено Карамзиным в выписке за 1392 г. В этой погод­ной записи летописец дает нелицеприятную характеристику нов­городцам, которые «беша бо человеци суровы, непокориви, уп-рямчиви, непоставни... Кого от князь не прогневаша или кто от князь угоди им, аще и великий Александр Ярославичь не уноро-вил им?»¹⁸. При этом автор погодной статьи ссылался на другую летопись: «И аще хощеши распытовати, разгни книгу Летописец великий руськии и прочти от великаго Ярослава и до сего князя нынешняго». Приселков видел в «нынешнем князе» Василия I, вступившего на престол в 1389 г.

«Летописец великий русский», как считал Приселков, возник на основе московских великокняжеских сводов, которые начали вести при митрополичьем дворе уже после смерти Ивана Данило­вича Калиты в 1340 г. Именно о нем и членах его семьи в Троиц­кой летописи читались известия с точными абсолютными датами, а точные абсолютные даты событий признаются учеными свиде­тельствами их письменной фиксации. Первым датированным со­бытием является рождение у Ивана Даниловича сына Семена в 1317 г.: «В лето 6825....Того же лета князю Ивану Даниловичю родися сынъ месяца сентября в 7 день, на память святого мучени­ка Созокта и нареченъ бысть князь Семен»'⁹.

Кроме точных дат событий, связанных с московским княжес­ким домом, в Троицкой летописи есть датированные церковные события, совершившиеся в Москве. Раннее из них — закладка Успенского собора митрополитом Петром 4 августа 1326 г.: «Того же лета (6834) въ госпожино говение, месяца августа в 4, на па­мять святого мученика Елфериа, заложена бысть первая церковь камена на Москве на площади, во имя святыа Богородица, чест-наго ея успениа, пресвященнымъ Петромъ митрополитомъ и бла-говернымъ княземъ Иваномъ Даниловичемъ. Пресвященныи же Петръ митрополитъ създа себе своима рукама гробъ камень в стене, идеже последи положенъ бысть, еже и ныне лежить»²⁰. Ле­тописное свидетельство о том, что умерший митрополит Петр лежит на том месте, которое он сам указал, свидетельствует о позднейшем происхождении текста с известием о закладке Успен­ского собора. Оно возникло, по крайней мере, после 1326 г., когда скончался митрополит.

Составление «Летописца великого русского» 1389 г., по рекон­струкции Приселкова, стало очередным этапом работы над мос­ковскими великокняжескими сводами.

Однако относительно происхождения «Летописца великого русского» в современной историографии высказываются разные мнения. Если Приселков признавал его сводом московских вели-

ких князей, то позднее были высказаны предположения о при­надлежности свода или суздальско-нижегородским великим князьям, или тверским великим князьям, добившимся в пос­ледней четверти XIV в. на короткое время владимирского пре­стола.

Относительно характера раннего московского летописания XIV в. в историографии также высказаны иные, чем Приселко-вым, мнения. Так, С.Я.Лурье считал, что в первой половине XIV в. существовала семейная хроника московских Даниловичей. Эти отдельные записи о семейных делах княжеского дома, а также записки митрополичьего двора были объединены в 1340 г. в летописец. Но он не был великокняжеским сводом такого типа, какие создавались в Москве позднее, во второй половине XV в. Летописец не имел общерусского характера и не стремился к воз­действию на сколько-нибудь широкий круг читателей.

Дошедшие до нас летописи показывают, что московское лето­писание набрало силу и начало играть особую роль в политичес­кой жизни во второй половине XV в. Основным центром летопи­сания был двор великого московского князя. Политические собы­тия второй половины XV в. способствовали тому, что здесь было создано подряд несколько летописных сочинений, в основании ко­торых лежал общерусский свод 1448 г. (названный Шахматовым Новгородско-Софийским).

Следы наиболее раннего из дошедшего до нас московского ве­ликокняжеского летописания второй половины XV в. обнаружи­ваются в Вологодско-Пермской (конец XV — первая половина XVI вв.) и Никаноровской (вторая половина XV в.) летописях. Сопоставление этих летописей показало почти полную идентич­ность их текстов до 1471 г. Шахматовым была выдвинута гипоте­за о существовании протографа этих летописей — летописного свода 1472 г. Свод был связан с великокняжеским летописанием и был назван Московским великокняжеским сводом 1472 г.

Он создавался после победы великого московского князя над Новгородом и заключения Коростынского мира в 1471 г. Победа не привела к полной потере Новгородской феодальной республи­кой независимости. Данное обстоятельство диктовало московско­му летописцу необходимость более осторожно оценивать политику Великого Новгорода в отношении князей. В своде 1472 г. обороты типа «изгнаша, выгнаша, показаша путь (князю)», которые встре­чаются в одном из источников летописи — своде 1448 г., были заменены на более мягкие по смыслу «князь изыде», «выеха». Это один из примеров позднейшей переработки ранее созданного текста в свете новых политических условий.

Следующий этап в великокняжеском летописании представлен Московским великокняжеским сводом 1479 г. Он стал основой всего великокняжеского и царского летописания последующего времени. Существование свода было установлено Шахматовым.

Изучая Архивную (так называемую Ростовскую) летопись, он оп­ределил, что ее повествование до 1479 г. совпадает с текстами поздних летописей, например, Воскресенской XVI в. Ученый предположил существование у этих летописных сочинений про­тографа, который он назвал Московским великокняжеским сво­дом 1479 г. Позднейшая находка свода 1479 г. в отдельном виде (т.е. вне поздних летописей) — в так называемом Эрмитажном списке XVIII в. — блестяще подтвердила правильность методи­ческих подходов Шахматова к реконструкции летописных сводов.

Появившийся после окончательного присоединения Великого Новгорода к Москве, Московский великокняжеский свод 1479 г. в новых политических условиях открыто осуждал новгородцев за прежние изгнания князей.

Следующие этапы московского великокняжеского летописания представлены рядом сводов конца XV в. (90-е гг.) и начала XVI в.

Во второй половине XV в. велось и общерусское летописание, независимое от летописания великого московского князя. В насто­ящее время оно представлено лишь небольшими фрагментами, по­скольку было поглощено летописанием великокняжеским. Так, в Ермолинской летописи (XV в.), в так называемых Сокращенных сводах конца XV в., частично — в Устюжской летописи (начало XVI в.) просматривается независимый свод начала 70-х гг. XV в. Он возник, скорее всего, в Кирилле-Белозерском монастыре. О месте создания этого свода говорят особый интерес его составите­ля к бывшему кирилло-белозерскому игумену Трифону и опаль­ному боярину Басенку, сосланному в 1473 г. в Кириллов монас­тырь, а также некоторые совпадения с краткими кирилло-белозер-скими летописцами.

Еще один независимый неофициальный свод был создан в 80-х гг. XV в., возможно, при ростовской архиепископской ка­федре. Этот ростовский свод обнаруживается в Типографской ле­тописи (конец XV — начало XVI вв.). Часть Типографской лето­писи включает в себя много известий, связанных с Ростовом и Ростовской епархией: сообщает о смене ростовских архиеписко­пов, рассказывает о столкновении ростовского архиепископа Вас-сиана Рыло с митрополитом Геронтием. Оценку современных со­бытий, независимую от великокняжеского летописания, автор свода демонстрирует, например, при описании репрессий Ивана III во вновь присоединенных Новгороде и Твери.

В 90-х гг. XV в. независимое общерусское летописание пре­кратило свое существование. Впоследствии в Новгороде, Пскове, Вологде, возможно, в Твери, Ростове, Устюге и других местах продолжали составляться своды, но это были лишь местные вари­анты официального общерусского летописания или сугубо про­винциальные летописи, питавшиеся столичными и местными слу­хами.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: