Судные и уставные грамоты

В условиях феодальной раздробленности, монголо-татарского ига шло развитие местного законодательства, имевшего свои особенности как с точки зрения форм законодательных актов, так и их содержания.

Псковская судная грамота сохранилась в двух списках. Один из них — Синодальный начала 40-х годов XVI в.— имеет только 12 последних статей. Наиболее полный известный текст памятника (Воронцовский список) открыт Н. Мурзакевичем в 1847 г. в сборнике летописных статей XVI в.

Грамота вызывает споры прежде всего по вопросам времени составления и выделению ее составных частей. Уже само начало грамоты породило эти вопросы. В заголовке сказано: «Ся грамота выписана из великого князя Александровы грамоты и из княж Костянтиновы грамоты и изо всех приписков псковских пошлин, по благословению отец своих попов всех пяти соборов, и священноиноков, и дияконов, и священников, и всего божия священьства всем Псковом на вечи, в лето 6905». Такое начало несколько необычно для законодательных памятников и больше напоминает записи псков­ских летописей. Определение текста как грамоты может пониматься двояко: грамота как юридический акт или грамота как письменный документ. Впрочем, в одной из статей для обозначения текста упот­ребляется название «Правда».

Если исходить из имеющегося текста Псковской судной грамоты, то нетрудно заметить, что речь идет о своде отдельных законов, вы­писанных из каких-то грамот великого князя Александра и князя Константина и из приписанных к ним псковских обычаев, которые были утверждены духовенством и псковским вечем. Судя по имею­щейся в тексте дате (6905 г. от сотворения мира), написанной славянскими буквами под титлами, это 1397 год. Однако указания грамоты на великих князей Александра и Константина ставят под сомнение точность этой даты. Псковскими великими князьями, но­сившими имя Александра, были в XIII в. Александр Ярославич (Невский) и в XIV в. Александр Михайлович Тверской. Если Алек­сандрова грамота принадлежала одному из этих князей, то время ее составления — середина XIII в. или 20—30-е годы XIV в. Под именем Константина известен Константин Дмитриевич, княжив­ший в Пскове в 1407—1414 гг., т. е. после того, как Судная грамота была составлена. Дата 1397 г. противоречит утверждению о благо­словении грамоты попами «всех пяти соборов». Известно, что пя­тый собор в Пскове был построен в 1462 г.

Исследованиями Ю. Г. Алексеева так восстанавливается исто­рия текста Судной грамоты. Наиболее древним законодательным памятником Пскова была грамота Александра Невского. В виде «выписи» она вместе с приписками о псковских пошлинах вошла в состав первой редакции Псковской судной грамоты 1397 г. Неодно­кратное редактирование, исключение старых и включение новых статей привело в начале XV в. к созданию второй редакции. И, на­конец, третья редакция, дошедшая до нас, возникла после 1462 г.

Псковская судная грамота охватывает значительный круг воп­росов и в отличие от Русской Правды больше внимания уделяет разработке норм гражданско-правовых отношений. В грамоте име­ются статьи о княжеском суде, суде «владычного» наместника, суде посадника, определяется место судебного разбирательства (не на вече, а у «князя на сенях»). Много места отведено судебным тяж­бам по земельным делам, статьям о торговле, праве собственности, положению феодально зависимого населения (установление единого срока крестьянского перехода), по наследственному праву и т. д.

Новгородская судная грамота дошла до нас в един­ственном списке в сборнике 70-х годов XV в. Список этот не имеет конца, текст оборван на полуслове. Особый сборник, составленный, по мнению Л. В. Черепнина, при Иване III в середине XV в., вклю­чил целую группу документов. В него вошли подписанный в авгус­те 1471 г. между Новгородом и великим московским князем Коростынский договор и Судная грамота. Ссылка на Судную грамоту в Коростынском договоре позволяет датировать ее не позднее 1497г.

Первоначальная редакция Новгородской судной грамоты была составлена ранее — в 1385 г. Затем грамота, очевидно, прошла че­рез несколько переработок, пока в 1471 г. не получила вида той ре­дакции, которая сейчас имеется у исследователей и представляет свод судебных установлений.

В Судной грамоте сохранились в основном статьи по судоуст­ройству и судопроизводству. Она обращает внимание на суд архи­епископа (владыки), посадника, тысяцкого, определяет порядок рассмотрения отдельных дел, в том числе споров по земельным де­лам. Грамота фиксирует непосредственное вмешательство москов­ского великого князя в новгородские дела, что отразилось в ограни­чении боярского самоуправства и в установлении, хотя и деклара­тивно, «ровного» суда для бояр и молодших людей.

Новгородская судная грамота в отдельных своих частях перекли­калась с Псковской судной грамотой. Псковская и Новгородская судные грамоты в условиях феодальной раздробленности и ее пре­одоления, имея в качестве источника Русскую Правду и сосущест­вуя с ней, разрабатывали новые правовые нормы и в определенной степени подготавливали основу для общерусского законодательства.

Для понимания этого законодательства, выявления его предпо­сылок важно изучение материалов, возникших в Великом княже­стве Московском в XIV—XV вв. Это, прежде всего, комплекс устав­ных грамот — законодательных актов, исходивших от верховной власти и содержавших распоряжения относительно организации местного управления (наместничьи, губные, таможенные). Из 16 уставных наместничьих грамот, дошедших до нас, две — Двинская и Белозерская — вызывают особый интерес как с точки зрения раз­вития правовых норм, так и с точки зрения отражения в них осо­бенностей социально-экономического и политического развития Руси.

Составление Двинской уставной грамоты связано с восстанием на Двине 1397—1398 гг. против новгородцев. Воспользо­вавшись им, московский князь, стремившийся присоединить Двин­скую землю, послал туда своего наместника с уставной грамотой, которой он «пожаловал есмь бояр своих двинских, также сотского и всех своих черных людей Двинские земли». Возможно, что гра­мота явилась следствием переговоров между двинянами и Москвой. Грамота была составлена в интересах двинских бояр и отчасти ку­печества, на которых опирался московский князь, хотя внешне она была обращена ко всем двинянам.

Сравнительно небольшая по объему (18 статей) грамота отра­зила те тенденции, которые фиксировались нормами права этого времени: защиту интересов феодальных землевладельцев, утверж­дение господства боярства и их слуг, закрепление системы фео­дальной эксплуатации. В этом отношении Двинскую уставную гра­моту можно рассматривать как начальный этап законодательства складывавшегося Российского государства.

Вместе с тем в преамбуле, где говорится о возможности назначе­ния наместниками двинских бояр, и отдельных статьях грамоты отражено особое положение Двинской земли. Двинские бояре, купе­чество получили ряд привилегий: ограничение судебной власти на­местников, запрещение великокняжеским приставам въезжать на территорию Двинской земли, льготы двинским купцам на террито­рии Московского княжества, исключение двинских купцов из под­судности великокняжеских судебно-административных органов на Устюге, Вологде, Костроме и передача их дел для рассмотрения на Двину.

Двинская уставная грамота испытала влияние Русской Правды, жалованных грамот московских князей; использовала нормы обыч­ного права, а в ряде случаев нормы права Пскова и Новгорода.

Если Двинская уставная грамота начала выработку общерусско­го законодательства, то Белозерская уставная грамота 1488 г. непосредственно предшествовала Судебнику 1497 г. Вре­мя ее составления устанавливается точно по записи в конце грамо­ты. Уделяя основное внимание деятельности органов администра­тивного управления, Белозерская грамота подробно регламентирует повинности населения по отношению к наместникам, (в лице кото­рых выступает государственная власть), устанавливает администра­тивные и судебно-финансовые полномочия наместников, разрабаты­вает ряд положений, связанных с дальнейшим развитием феодаль­ной собственности и положением феодально зависимого населения, уточняет и развивает отдельные стороны уголовного права, в том числе ответственность за наиболее тяжкие и опасные для пра­вящего класса преступления. Одно из важных положений, нашед­ших отражение в статьях Белозерской уставной грамоты, — уста­новление соотношения между местным наместничьим судом и цент­ральным — великокняжеским.

Судебники

Образование Российского государства вызвало потребность в выработке правовых норм, обязательных для всей страны. Судеб­ник 1497 г. был первым кодексом Российского государства. Он под­водил итоги предшествующей законодательной деятельности в Мос­ковском княжестве и в других землях, сделал первый шаг по соз­данию общегосударственного законодательства.

Текст Судебника сохранился в единственном списке, обнаружен­ном П. М. Строевым в 1819 г. и тогда же опубликованном. Сохра­нившийся список по палеографическим признакам можно отнести к концу XV — началу XVI в. Текст Судебника в списке имеет внут­реннее деление. Заголовок, названия отдельных разделов, а также инициалы, которыми начинались некоторые части, выполнены ки­новарью. Киноварные строки, фразы, буквы имеют большое значе­ние для понимания всего текста, ибо они, видимо, отвечали пред­ставлениям составителей о группировке отдельных вопросов и ста­тей Судебника. Длительное время киноварные выделения почти не учитывались исследователями. Так, М. Ф. Владимирский-Буданов в «Хрестоматии по истории русского права» (1873) разделил Судебник на 68 статей, которые только частично соответствуют заголовкам и совершенно не учитывают инициалы. В настоящее время историки имеют возможность пользоваться фототипическим воспроизведением текста списка в публикации «Судебники XV — XVI веков» (1952).

Определенного источниковедческого анализа требует вопрос об авторстве. В самом Судебнике об авторе или авторах ничего не говорится. Однако Н. М. Карамзин, а вслед за ним и ряд других исследователей стали считать автором Судебника 1497 г. некоего дьяка Владимира Гусева. Это утверждение основывалось на записи Типографской летописи: «В лето 7006, февраля, князь великый Иван Васильевич посадил на княжение внука своего князя Дмитрия Ивановича. Того же лета князь великый Иван Васильевич и околничим и всем судям, а уложил суд судити бояром по Судебнику Володими-ра Гусева писати». Текст летописи не дает основания считать Владимира Гусева дьяком. Исследование Н. П. Лихачева о разрядных дьяках XVI в. установило, что такого дьяка не существовало. Как показал Я- С. Лурье, в рассматриваемом тексте 7006 г. (1497) слились два известия: о создании Судебника и о заговоре Владимира Гусева. Предполагают (Я. С. Лурье, Л. В. Черепнин), что слова «Володимира Гусева писати» не находились в том тексте, который послужил основой для составителя Типографской летописи. Их занесли на поля как напоминание о необходимости сделать запись о деле Владимира Гусева, а переписчик механически внес ее в текст лосле слов «по Судебнику». Такое толкование оспаривается А. А. Зиминым. Он замечает, что на полях могло быть в качестве пометы одно слово «писати» и тогда слова «суд судити бояром по Судебнику Володимира Гусева» могут указывать на автора. Видимо, текстологические объяснения записи летописи не проясняют вопроса об авторстве. Нужно учитывать личность самого Гусева, который был активным участником заговора против Ивана III и казнен в декабре 1497 г. Трудно предположить, чтобы Гусев одновременно выступал в качестве составителя Судебника.

В Судебнике имеется прямое указание на время его составления — 1497 год. Однако есть предположение, что окончательно он был доработан и введен в практику судопроизводства после венчания на царство в 1498 г. внука Ивана III Дмитрия Ивановича.

Вопрос об источниках, которые использовали составители Судебника 1497 г., еще не решен полностью. Из 68 статей (в принятом делении) 25 статей восходят к Русской Правде, Псковской судной грамоте, к уставным грамотам. Большинство же статей возникло, возможно, из норм судебной практики, обычного права того времени или были составлены заново.

Содержание Судебника охватывает все наиболее важные вопросы защиты феодального правопорядка в условиях создания единого Российского государства. Одна из главных тенденций Судебника — установление центрального (боярского) и местного (наместничьего) суда и определение круга вопросов, подлежащих их рассмотрению. Ясно прослеживается стремление к централизации суда, что отвечало интересам дальнейшего укрепления феодального государства. Статьи, определяющие функции боярского суда, предусматривали контроль за его деятельностью путем участия в суде доверенных лиц великого князя — дьяков, определенного сужения судебных прав боярства. Эту же задачу имели статьи, ограничивавшие судебные полномочия наместников и волостелей.

Другим важным вопросом, рассмотренным в Судебнике, была защита основ феодальных отношений — права земельной собственности. Ряд статей ограничивал интересы крестьянской общины в пользу феодалов, санкционировал правовую защиту захваченных феодалами земель, вводил тяжелые наказания за нарушение прав земельной собственности. В тесной связи с этим находился вопрос о закрепощении крестьян. Еще в середине XV в. по отдельным вотчинам крестьянский выход был ограничен неделей до и неделей после Юрьева дня осеннего (26 ноября по старому стилю). В ряде мест выход разрешался и в другие сроки. Статья Судебника «О христианском отказе» законодательно оформила и распространила на все Российское государство правило крестьянского выхода только в Юрьев день осенний. Срок этот был выбран как окончание цикла сельскохозяйственных работ и охранял интересы феодального владельца. Право крестьянина на выход в Юрьев день обусловливалось уплатой «пожилого» за пользование двором, размеры которого определялись «в полех за двор рубль, а в лесех полтина» и сроком проживания крестьянина за феодальным владельцем. Судебник сделал важный шаг по пути оформления крепостного права в России.

Значительное место в Судебнике было отведено наказаниям за преступления против феодального правопорядка: вводилась смертная казнь за целый ряд преступлений, которые по сути дела являлись проявлением классовой борьбы. В области судопроизводства Судебник продолжает развитие правовых норм, элементы которых можно отметить в судных и уставных грамотах. Одним из проявлений этого был переход от состязательного процесса к обыскному или розыскному.

Судебник 1497 г. более полстолетия являлся нормой действующего права и оказал огромное влияние на развитие правовой мысли не только в России, но и в странах Западной Европы, где в конце XVI в. единых общегосударственных судебников не было. Посол германского императора в Москве Сигизмунд Герберштейн, видимо, не случайно сделал перевод на латинский язык ряда статей Судебника; возможно, он был использован при подготовке в 1532 г. общегерманского свода законов.

Судебник 1550 г. в отличие от великокняжеского Судебника 1497 г. в исторической литературе иногда называют Царским. Подлинник Судебника не сохранился. Текст его был рассмотрен и принят Боярской думой в июне 1550 г., а затем представлен на утверждение Стоглавого собора 1551 г. Всего сохранилось 40 списков Судебника, из них 13 относятся к XVI в. Особенностью многих списков является оглавление, предшествующее основному тексту. Обычно указываются 99 или 100 статей. В некоторых списках нет последней статьи, которая по мнению ряда исследователей, добавлена позже как особая статья «О суде с удельными князьями» и была направ­лена на ограничение судебных прав удельных князей.

Причины появления Судебника следует искать в обстоятельствах внутриполитических: борьба между, отдельными боярскими груп­пировками; попытки отдельных кругов сохранить привилегии вре­мени феодальной раздробленности; обострение классовой борьбы. В этих условиях правительство Ивана Грозного серьезное внимание уделило составлению нового Судебника.

Тенденции дальнейшей централизации управления и судопроиз­водства в стране, намеченные Судебником 1497 г., получили свое развитие в статьях нового Судебника. При сохранении системы кормления вводилось ограничение власти наместников и волосте­лей. Для ограничения прав наместников большое значение имела передача дел «о ведомых разбойниках» в ведение губных старост. Тем самым губная реформа, проведенная ранее в ряде северных уездов, получила общегосударственное распространение. Немало­важным фактором было введение приказной системы. Правда, ука­заний о деятельности приказов мало. Это объясняется тем, что в момент создания Судебника перестройка центральных ведомств и учреждений, подчиненных им на местах, только начиналась.

Стремление оградить интересы дворянства зафиксировано в зап­рещении перехода служилых людей в кабальное холопство, что мо­тивировалось необходимостью сохранения их для государевой служ­бы. Судебник 1550 г., повторяя, на первый взгляд, положение о праве перехода крестьян только один раз в году, более детально рассматривает взаимоотношения, которые могут быть между феода­лом и зависимым крестьянином. Вводя некоторые ограничительные меры против выхода крестьян, Судебник еще не мог зафиксировать полного прикрепления крестьян к земле и владельцу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: