Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ЭЛВИС,ИИСУС И КОКА-КОЛА 10 страница




- Это что, улика какая-нибудь? - спросила она наконец. -
Я хочу сказать, можно ли их примерить?

- Почему бы и нет? - ответил я. - Их уже все примеряли.
Включая Ратсо.

- Меня это, как ни странно, не удивляет, - заметил Рамбам.
Джуди отнесла сапоги к дивану и приступила к примерке.

Оставив ненадолго Рамбама и МакГоверна развлекаться самостоятельно, я подошёл к письменному столу и положил Джей Эф Кей отдыхать на отлитую в форме штата Техас пепельницу. Весьма подходящее место для отдыха. Джон Эф Кеннеди существует ныне лишь в виде аэропорта, но было время, когда он вдохновлял множество американцев, одним из которых был я. Если бы я не был сторонником Джей Эф Кей, то ни за какие коврижки не вступил бы в Корпус мира. Я не проторчал бы два года в джунглях Борнео, и Ратсо не вдохновлял бы меня на сочинение статьи «Моя мошонка, как турист. Личная Одиссея». Я запалил сигару.


Когда я уже собирался покончить со своими сладкими воспоминаниями, Джуди прошлась по комнате в техасском тустепе. Демонстрируя железную выдержку, я попыхивал сигарой и следил за её упражнениями.

- Попробуй проделать это этажом выше, - сказал я.

- Они мне впору! - кричала она, пританцовывая рядом с
письменным столом. - Сидят превосходно!

Джуди протанцевала вокруг стойки и закончила свой экспромт лёгким реверансом перед Рамбамом.

- Механизированная Золушка, - сказал я. - В Шевроле
по имени желание. Бери сапоги.

- Не могу, - ответила с надеждой в голосе Джуди.

- Бери, бери, - повторил я. - Ведь должен же кто-нибудь
извлечь из них какую-нибудь пользу. Однако помни то, что не
устаёт повторять мне сержант Куперман: «Не уезжай из города».

- Ты хочешь сказать, что кроме Нью-Йорка имеются и
другие места? - изумился Рамбам.

- За пределами Нью-Йорка находится весь мир, Рамбам, -
заметил я и нравоучительно продолжил: - Этот мир не столь
извращён, изнурён, тесен, грязен, корыстен и злобен как Нью-
Йорк. Однако он, поверь мне, всё же существует.

- Брось, - запротестовал Рамбам, - там ничего нет. Мне
это точно известно.

- Я знаю, что в своё время существовало место, которое
именовалось Чикаго, - заметил МакГоверн.

Всё это время он крутил радиоприёмник и закончил заниматься этим делом, приземлившись на танцевальной музыке. МакГоверн наслаждался старинными бальными мелодиями, а я почему-то слышал, как шелестят шёлковые наряды, соприкасаясь с паркетом его мозга.

Когда я пошёл провожать Джуди к лифту, МакГоверн с головой сидел в прошлом, а Рамбам вёл интенсивную беседу со своим переговорным устройством.

- Хотя прошлое и настоящее оказались для нас сложным
временем, - сказал я, обращаясь к Джуди, - будущее почему-то
представляется мне светлым. Подобно великому Шерлоку, я не
могу поделиться с тобой всеми своими мыслями и подозрениями.
Однако могу заверить, что очень скоро вы услышите от меня
повествование о семействе Сепульведа - об отце и дочери.


- Мне очень хотелось бы тебе помочь, - задумчиво
произнесла Джуди.

- Ты уже мне помогла, - сказал я.

Когда Джуди уже вошла в кабину, я вдруг вспомнил, что хотел ещё раз проверить имя и адрес производителя сшитых по заказу ковбойских сапог. Поскольку все сведения содержались внутри голенища, я вошёл следом за ней в лифт и попросил снять один сапог. Она попыталась это сделать, но попытка оказалась безуспешной. Дело в том, что, когда ковбойские сапоги сидят действительно хорошо, стащить их с ноги дьявольски трудно. Особенно в грузовом лифте.

После многократных попыток тянуть, толкать и вращать сапог вместе с ногой, мне это удалось. Один из мерзавцев решил пойти мне навстречу. Обновив в памяти скрытую внутри него информацию, я сказал Джуди, что эти факты могут существенно помочь в расследовании, и обещал заняться производителем сапог завтра или послезавтра. Когда я стал помогать ей натянуть сапог, открылись двери лифта. Держа в одной руке красный сапог, а в другой - ногу Джуди, я поднял глаза и встретился взглядом с сапфировыми очами Винни Кац, которая, видимо, устроила небольшой перерыв в своей деятельности.

- Очень мило, - сказала Винни, когда Джуди выскакивала
из кабины.

Передавая Нижней Джуди через открытую дверь сапог, я заметил её вопросительный взгляд.

- Это всего лишь Винни, - сказал я, показывая на нетерпеливо
топчущиеся женские формы в углу кабины. - Она руководит
замечательным танцклассом для дам с альтернативным стилем
жизни. О танцклассе ты, наверное, ничего не слышала, но зато
сам класс, видимо, слышала не раз.

- Это - не танцкласс, - ровным голосом произнесла
Винни. - Это - место, где свободные от предрассудков женщины
не боятся быть тем, кем они есть.

- Запомни, - сказал я Джуди и успел подмигнуть ещё до
того, как закрылась дверь.

- Четвёртый, пожалуйста, - сказал я Винни, которая явно
не могла дотянуться до кнопок, находившихся в десяти
сантиметрах от моей правой радужки.


Винни разразилась странным, всё понимающим смехом, услыхав который, я ощутил некоторую неловкость.

Затем она произнесла несколько утомлённым тоном:

- Просто нажми на кнопку. Ведь ты знаешь, куда жать.
Эйнштейн и Дэйви Крокетт не понимали женщин, и мне

неизвестны какие-либо особые причины, в силу которых их должен понимать я. Ни одному мужчине не дано знать, что именно находится между серьгами. Вы просто нажимаете на кнопки, если знаете, куда жать. Дальше мы с Винни поднимались в молчании.

В то время, когда у Винни ещё сохранялись какие-то гетеросексуальные надежды, она проявляла ко мне некоторый интерес. Я же интересовался ею, и, если быть до конца честным, то Кинкстер, как и большинство мужчин, был просто очарован лесбиянками. Нам всем хочется проверить, располагаем ли мы достаточными социальными, духовными и сексуальными ресурсами для того, чтобы сбить их с избранного ими нехорошего пути сугубой Женственности. Цель, насколько я понимаю, почти благородная. Но любовь очень часто подконтрольна тем же основным инстинктам, которые управляют обтекаемыми, скоростными машинами, сооружёнными не ведающими жалости и раскаяния тевтонскими руками. Любовь в этом мире, как и машины, всегда останется одной из самых дорогих статей импорта.

Но если отбросить в сторону любовь, то Винни сказала нечто такое, что напрямую связано с моими текущими делами. Она назвала свой танцкласс местом, где свободные от предрассудков женщины не боятся быть тем, кем они есть. Но кто они? И что, дьявол их побери, они хотят? Ответов у меня не было, но мне казалось, что даже поверхностное знание по этой части могло в недалёком прошлом оказаться решающим фактором для понимания многих вещей. Включая то, что случилось с Верхней Джуди. Дверь лифта открылась на моём этаже.

- Отличная поездка, мой маленький лифтёр, - сказала
Винни.

Я вышел из кабины и оглянулся до того, как закрылись двери. В её сарказме можно было услышать грустные нотки. В жизни есть нечто такое, что постоянно ускользает от женщины и порождает у неё желание быть мужчиной.


- Ты прошла большой путь, детка, - сказал я. - Но ты по-
прежнему не можешь, писая, написать на снегу своё имя.

Я вошёл в свою берлогу и обнаружил там поистине сюрреалистическую картину. Прежде чем я успел произнести хотя бы слово, Рамбам приложил палец к губам, видимо, предлагая мне тем самым натянуть носок на мой микрофон. Свободной рукой он продолжал лихорадочно что-то писать на листке бумаги. Радиоприёмник уже не передавал танцевальную музыку с РМ-станции, расположенной в крайней правой части диска настройки. Вместо этого из спикера лился богатый, звучный баритон МакГоверна. Либо МакГоверн был классным чревовещателем, либо я словил сильный кайф от неумеренного курения кошачьей блевотины. У самого МакГоверна был такой вид, словно он был готов рухнуть на пол и начать сосать ковёр.

- Иисус, Мария и Иосиф, - одновременно произнесли
МакГоверн и радио. - Что за херовина здесь происходит?

Вопрос показался мне вполне уместным.

Пока МакГоверн и приёмник болтали тандемом, Рамбам сунул нацарапанную им записку мне под нос. Там значилось:

«Не произноси ни слова! Это место прослушивается! Если хочешь говорить, то пусть это будет дезинформация, повторяю по слогам дез-ин-фор-ма-ция».

Вначале я решил, что Рамбам в последнее время пересмотрел слишком много фильмов о зарубежных разведках, но в моей норе происходили явно неординарные события, и я последовал письменным инструкциям. Более того, я пошёл даже дальше. Не промолвив ни слова, я приложил палец к губам и повернулся так, чтобы это могла увидеть кошка. Пока я проводил эту секретную операцию, Рамбам показывал записку МакГоверну. Прочитав тайное послание, МакГоверн явно испытал огромное облегчение.

Мою голову тут же захлестнул поток мыслей, ни одну из которых нельзя было назвать приятной. Я не мог вспомнить в ретроспективе все ситуации и разговоры, имевшие место в моей конуре. Одному Богу известно, сколько времени здесь стоит «жучок». И кто, к дьяволу, мог его сунуть? Мафия? Федералы? Всё это казалось мне какой-то безумной шарадой, и чем дольше мы торчали в комнате, прислушиваясь к тому, как растут наши волосы, тем менее живописной представлялась нам эта картина.


Рамбам подошёл ко мне и прошептал на ухо что-то вроде того, что вся операция была делом рук дилетантов. Когда за дело берутся любители, «жучок» иногда прослушивается по радио на ультракоротких волнах. Во всём этом смысла было ничуть не больше, чем в других недавних событиях. Я уселся за стол, запалил сигару и принялся следить за тем, как Рамбам расхаживает по комнате, проверяя наиболее подходящие для «жучка» места: кухонную стойку, изнанку стола, подоконники. Время от времени он тихо посвистывал, каждый раз меняя направление. МакГоверн также наблюдал за Рамбамом. Затем, налив себе солидную порцию виски, он углубился в повторное изучение содержания записки.

Тишина в помещении стояла оглушительная. Я вышел из-за стола, и мы с МакГоверном пропустили ещё по одной. Вернувшись на своё место, я увидел, что он перечитывает записку с таким видом, словно она являлась чрезвычайно важной шифровкой, и для того, чтобы понять код, требуется употребить все свои способности. Некоторое время я сидел за столом, молча попыхивая сигарой. Даже наверху, где лишённые предрассудков женщины не боялись быть тем, кем они есть, царила тишина. Затем я услышал как МакГоверн и приёмник произнесли в унисон громко и чётко:

- Высадка произойдёт не в Нормандии.

На следующее утро я, прихлёбывая, поглощал какой-то китайский суп в ресторане «Большой Вонг» и слушал Ратсо, жужжавшего мне в уши о прошлом Элвиса и некоторых сугубо личных сторонах его жизни. Излагая историю, размером больше, чем Техас, Ратсо одновременно расправлялся с печёной свининой, рисом и яичницей. Это зрелище само по себе было малоприятным, а сопутствующей ему подробный рассказ Ратсо о тайных сторонах жизни Элвиса, как казалось, не имел конца. Я ощущал себя Говардом Хьюзом, который, как говорят, в течение несколько месяцев перед смертью ухитрился посмотреть фильм «Полярная станция Зебра» 250 раз.

- Тебе, конечно, известно любимое блюдо Элвиса, - сказал Ратсо.


Когда Ратсо начинал говорить, это была чистая клиника, и остановить его не могла никакая сила.

- Дело приняло мрачный и неожиданный оборот, - сказал
я. - Биография Элвиса отошла для нас сейчас на второй план.
Так же как и жизнеописания Иисуса, Гитлера и Боба Дилана.

- Так вот, - продолжал Ратсо, - больше всего он любил
арахисовое масло и банановые сэндвичи...

- Что касается наших собственных жизней, то... - уныло
продолжил я.

-...на белом хлебе.

- Потрясающе.

- А я что говорю? - обрадовался Ратсо. - И любую пищу
он запивал лишь водой со льдом.

- Он всегда был помешан на здоровье.

- А ты знаешь, какие книги стояли на тумбочке рядом с
его смертным ложем?

- Попробую догадаться, - сказал я. - Это были... Военные
герои Польши, Деловая еврейская этика, Двести лет немецкого
юмора и Яхтсмены-негры, которых я знал.

- Почти угадал, - сказал Ратсо. - Это были книги об убийстве
Кеннеди, о перевоплощении, а также Настольный справочник
врача, где приводятся названия и свойства всех имеющихся
на земле пилюль.

Всех, кроме тебя, возможно не очень добро подумал я про себя. Чтобы сохранить разум, я попытался вернуться мыслями к прошлому вечеру, а Ратсо продолжал что-то бормотать. Рамбам, использовав свою методику свиста, сумел в конце концов найти и раздавить «жучка». Насекомое было спрятано внутри стоящей на моём столе фаянсовой головы Шерлока Холмса.

- Внутренняя работа, - шутливо заметил я тогда.

- Войти сюда может кто угодно, - не принял шутку Рамбам. -
Парни, которые нелегально ставят жучков, умело проникают
в помещение. Тем более, что у тебя нет системы охраны,
достойной какого-либо упоминания.

- А кошка? - спросил я.

- Имел я твою кошку, - ответил Рамбам.

-...у этого похотливого кота были крайне неприятные и
странные хобби, - бубнил Ратсо. - Он любил наблюдать за


борьбой девочек в коротких белых штанишках, требуя, чтобы была видна едва заметная поросль на их лобках. При этом он заставлял их бороться в собственной постели. Некоторые источники не исключают и того, что одним наблюдением он не ограничивался. Как бы то ни было, но он часто в четыре утра посылал свою жену Присциллу за поляроидом.

- Очень мило, - сказал я, непроизвольно воспроизведя
слова, которые произнесла Винни Кац, увидев выпархивающую из
лифта Нижнюю Джуди. Вспомнив, что однажды сказал мне Ронни
Хокинс, я добавил: - То, что кажется всему миру отвратительным,
меня вполне устраивает.

Если «жучок» был делом рук любителей, как настаивал Рамбам, то это сразу исключало федералов из числа виновных. В итоге оставалось лишь одно логическое объяснение - какая-то мафиозная группа сунула «жучок» в голову Шерлока, дабы выяснить, что мне известно о Доне Сепульведа. Если парни полагали, что много узнают, то они сильно заблуждались. Гораздо больше меня занимал другой вопрос: откуда им стало известно, что он вообще жив? Из этого неизбежно вытекал другой вопрос: как долго проживу я, если бандиты без труда заползают в мою нору и шпигуют голову Шерлока Холмса своими «жучками»? Хорошо ещё, что они не увели мои сигары.

-...весьма упорные слухи, что Элвис был евреем, - говорил
Ратсо. - Когда умирала его бабушка по материнской линии,
она призвала к своему смертному ложу всю семью, сказав, что
хочет сделать заявление исключительной важности, поведать
нечто такое, о чём не знает ни одна живая душа. И когда все эти
чокнутые и жутко богобоязненные южные баптисты - включая
юного Элвиса - топтались вокруг её постели, она выкрикнула
свои последние слова: «Я - ееврреейка!»

Я опасливо огляделся по сторонам, но ни один из наших сотрапезников в этом маленьком ресторане не обратил никакого внимания на рассказ Ратсо. Почти все посетители не говорили по-английски, но Элвиса они знали и, скорее всего, верили, что он наполовину китаец.

- Кроме того, - продолжал неумолимый, словно пулемёт
Гочикса, Ратсо, - упорно циркулировали слухи, что Элвис
прошёл обряд обрезания в каком-то городке в Миссисипи.
Однако проверить слухи я ещё не успел.


- Как же так, Ратсо? - сказал я. - Ведь это может иметь
чрезвычайно важное значение. Тебе надо как следует разобраться
в этом деле и ответить на три важнейших вопроса. Где точно
его обрезали? Как звали рэбби? И кто выступал в качестве
прислужника?

- Смейся, смейся, если тебе так хочется, - сказал он. - Но
ты просил меня изучить всю подноготную Элвиса, я это сделал.
Кроме того, я всегда был восхищён тем огромным влиянием,
которое оказывает на современный мир столь древняя религия
как иудаизм.

- Я высоко ценю твою помощь, но вынужден просить тебя
сделать для меня ещё кое-что.

- Что именно? - спросил Ратсо.

- Передай-ка мне немного печёной свинины.

Вечером того же дня на нас опустился топор палача, но это вовсе не было тем счётом, который принёс нам официант. Рамбам и я выходили из расположенного на Двенадцатой Улице итальянского ресторана «Асти». В этом месте все бутылки за стойкой бара и все кассовые аппараты превратились в музыкальные инструменты, а персонал, начиная с владельца и кончая сборщиком грязной посуды, распевал оперные арии. Мы попрощались с Оджи - владельцем заведения - и вышли в необычно тёплую для этого времени года ночь. Я всё ещё продолжал усердно распевать «Парни с железными сердцами».

- Она приятно греет ноги, не так ли? - спросил Рамбам у хорошо одетой женщины, выгуливающей чихуахуа.

Я по-прежнему пел старую песню Зигмунда Ромберга, которую Оджи и его служащие несколько часов тому назад лихо оторвали в сорок девять глоток. Оставался лишь один вопрос, что из меня раньше выветрится: эта песня или аромат кальмара со специями и чесноком. На улице я увидел лишь роющегося в мешке с мусором бомжа, женщину с чихуахуа, задержавшуюся для того, чтобы тоже увидеть содержимое мусорного мешка, и пару прилизанных под феном парней в рубашках поло. Парни обсуждали какие-то вопросы, стоя на ступенях соседнего дома. Ну и плевать. Приходилось выступать и перед меньшей аудиторией.


Дай мне немного железных парней,

В борьбе за правду знающих толк.

Позволь мне начать с десятком людей,

И я возвращу тебе полк.

Аудитория осталась равнодушной к моим усилиям. Поклонником творчества Ромберга оказался лишь чихуахуа, которого, как сумел выяснить Рамбам, звали Коко Джо. Тем не менее, я не сдавался. Если мне удастся достучаться до сердца хотя бы одного из присутствующих, я сочту это успехом.

Сомкнув плечо с плечом,

Мы все вперёд идём,

Гордимся мы дедами и отцами.

Пусть мало нас, но все мы как один

С железными, отважными сердцами. Я сделал паузу и, пытаясь припомнить слова следующего куплета, закурил сигару. В этот момент я краем правого глаза уловил какое-то движение. Это было похоже на мельканье крыла стрекозы. В тот же миг до меня долетели звук тяжёлого удара и рёв Рамбама. Я оглянулся и увидел, как он, схватившись за правую руку, валится спиной на бродягу и мешок с отбросами. - Ты, урод, всуе повторял имя Фрэнки Лазанья, - произнёс голос.

Голос звучал спокойно и по-деловому. В нём не было никакого намёка на присущий членам мафии акцент. Более того, голос звучал так, словно принадлежал кончившему колледж человеку. Интеллигенту, одним словом. Это меня несколько нервировало. Затем я увидел и самого обладателя голоса. Он направлялся ко мне, стараясь подавить ухмылку. В его руке была бейсбольная бита, видимо, та самая, с помощью которой он только что завалил Рамбама. И это тоже оказывало отрицательное воздействие на мою нервную систему.

Каким бы старомодным и неповоротливым ни выглядел человеческий мозг по сравнению с компьютером, количество мыслей, образов, идей и воспоминаний, которые способна пропустить через себя эта архаичная и, к сожалению, смертная интегральная схема, потрясает воображение. Её способности возрастают особенно заметно, когда на вас надвигается молодой человек в модных штанах с маленькой кисточкой на туфлях и бейсбольной битой в руках.


Некоторое время тому назад Рамбам рассказывал мне о «новой мафии». Эти молодые пацаны никогда не говорят «тама» или «тута», они не имеют корней и им глубоко плевать на обычаи и ценности своей прародины. Одним словом, эти «новые парни» чувствуют себя как дома в любой команде. С гангстерами старого стиля их объединяет криминальное строение мозгов и способность получать равное удовольствие как от убийства, так и от обезжиренного замороженного йогурта. С учётом данного обстоятельства маленький игрок в поло, изображённый на рубашке парня, выглядел очень зловеще.

Один из парней остался на углу, чтобы не допустить вмешательства со стороны, а тип с бейсбольной битой был отряжён разобраться со мной и Рамбамом. Парень приближался ко мне, а хорошо одетая дама, окаменев от страха, выронила из рук собачий поводок. Коко Джо, подобно многим бесстраш­ным маленьким собачкам с большими сердцами, вцепился в кисточки на мокасинах парня. Мерзавец занёс биту, чтобы пришибить храбреца. Промахнулся он всего на дюйм, но однозначно пришёл в бешенство. Это позволило мне выиграть немного времени. Судя по тому, как неторопливо двигался на меня парень с битой, и с каким скучающим видом стоящий на шухере наблюдал за происходящим, время для этих ребят не было проблемой. Они были готовы торчать здесь до тех пор, пока не завершат проученное дело. Но короткая пауза дала мне возможность отползти назад, подобно угодившему в фасолевый соус крабу. Кроме того, я смог завопить, призывая на помощь мерцающую неоном вывеску ресторана. А из глубин ресторана до меня доносилось громогласное пенье: Дай мне немного железных парней, В борьбе за правду знающих толк. Позволь мне начать с десятком людей...

Десяток парней с железными сердцами мне в этот момент тоже не повредил бы. Но поскольку таковых в моём распоряжении не имелось, я попытался урезонить надвигающегося на меня чувака с бейсбольной битой. Но тот на уговоры не поддавался. Коко Джо по-прежнему висел на кисточках его туфель. Парень сделал пару замахов, и я, отступая, оказался зажатым в узком углу между каменной стеной и металлической оградой. Он был молодым и выглядел очень спортивно. Битой, во всяком


случае, пацан махал очень профессионально, хотя я не был уверен, что он способен на косой удар с подкруткой. Однако в том, что очередным ударом он может вывести меня из игры, сомнений не было.

Прилично одетая женщина уже визжала, оставив меня, тем самым, единственным окаменевшим от страха существом. Кроме как на биту, идти мне было некуда. Затем я словно сквозь туман увидел, как Коко Джо вцепился в лодыжку парня и до меня долетел, опять же как из тумана, крик второго разбойника «Кончай его!» Бездомный бродяга, облачённый в наверное последнюю во всём мире майку со слоганом, призывающим голосовать за «Мондейла-Ферраро», следил за происходящим так, словно это был уличный театр.

Бейсболист занёс биту над правым плечом, и мы с бомжом увидели, как она описывает дугу по направлению к моей голове.

Но за долю секунды перед ударом маленький игрок в поло неожиданно рухнул на тротуар, увлекая за собой парня, грудь которого он украшал. Бита покатилась по решётке дождевого стока. Это Рамбам, используя лишь левую - здоровую - руку, поверг противника наземь ударом мешка с отбросами. Второй злодей бросился на помощь павшему товарищу, но Рамбам, неуклюже действуя левой рукой, вытянул из нагрудной кобуры револьвер. Он поднял оружие и бандит исчез на Пятой Авеню. Второй или, если хотите, первый парень неподвижно лежал на мостовой.

Я поднял Коко Джо и отнёс его даме. Та, вырвав собачку из моих рук, умчалась прочь. Ей не хотелось быть замешанной в этом деле. А может быть, она просто куда-нибудь спешила.

- Ваш Коко Джо - героическая собака, - крикнул я ей
вслед, но она не оглянулась.

- Первый раз в жизни мне понравился никчёмный чихуахуа, -
сказал Рамбам и, приподняв правую руку, скривился от боли.

- И он тоже отзывался о тебе крайне лестно, - сказал я.
Мы вернулись в ресторан. Я держался за бейсбольную

биту, а Рамбам - за повреждённую руку. Оджи, правильно поняв, что здесь что-то не так, кинулся к нам. И в этот момент какой-то олух, изображая из себя Эзио Пинхеда, затянул:

Одним чудесным вечером

Ты встретишь незнакомца...


- Что случилось? - заламывая руки, простонал Оджи.

- Мы встретили незнакомца, - ответил я.

После этого я некоторое время не видел Рамбама и даже не смог оставить своего автографа на его гипсовой повязке. Поскольку Рамбам, наконец, пусть и временно выбыл из игры, а все остальные члены старой банды пребывали в состоянии какого-то вечного раздражения, у меня появилось время предаться мечтам. Но, как утверждает большинство правительственных аналитиков, пустые мечтания могут представлять опасность для вашего здоровья. Правда при этом не стоит забывать: большинство правительственных аналитиков полагает, что всё остальное тоже может вредить здоровью.

На весь день у меня осталась лишь одна задача - проверить лавочку, где Верхняя Джуди купила свои красные ковбойские сапоги. Никаких важных открытий это не сулило, но негромкий голос, похожий на тот, который когда-то слышала Жанна д'Арк, продолжал твердить, что меня ждёт удачный день. Однако это совершенно не означало, что к таким голосам следует всегда прислушиваться.

Я читал кошке роман Марка Твена «Тупоголовый Вильсон», и моё внимание привлёк пассаж, который как нельзя лучше отвечал нашему времени.

- Если вы подберёте на улице умирающего от голода
пса, - читал я, - он вас никогда не укусит.

Сидящая на столе кошка начала проявлять признаки некоторого интереса. Это меня воодушевило, и я продолжил цитировать:

- В этом проявляется принципиальное различие между
собакой и человеком.

Кошка смотрела на меня с таким видом, словно ожидала продолжения.

- В этом проявляется принципиальное различие, - повторил
я, - между собакой и человеком.

Кошка, не желая видеть разницы между этими двумя видами, или не обладая способностью уловить различие, подошла к краю стола и принялась обнюхивать трубку Джей


Эф Кей. Покорившись судьбе, я взял из головы Шерлока Холмса сигару и в духе лейтенанта Коломбо задумчиво её пожевал. Затем я закрыл «Тупоголового Вильсона» и выдвинул ящик стола, чтобы сунуть туда книгу. И в этот самый момент я снова услышал голос, который когда-то не давал покоя Жанне д'Арк. Словно повинуясь этому голосу, я сунул руку в глубину ящика, но извлёк оттуда только старинную арабскую шаль, принадлежавшую когда-то одной из моих подруг. Она прислала мне её незадолго до своей смерти. Под этой шалью лежали фотографии, о существовании которых я даже не подозревал.

Я положил шаль и фотографии на стол, прошёл в кухню и гладил кофеварку до тех пор, пока та не начала мурлыкать. Мой дом, думал я, постепенно превращается в обитель для реликвий, оставшихся от умерших друзей. Красные ковбойские сапоги, правда, удалились вместе с Нижней Джуди, но шаль задержалась здесь. Кроме того, я ещё не достал из коробки из-под пиццы фильм об Элвисе, чтобы сделать копию для отца Тома. В моей конуре обретались и иные, напоминающие о смерти предметы. Тотальная распродажа подобного мусора противоречила моим религиозным воззрениям.

Чуть позже я уже сидел за столом, потягивал эспрессо и, вороша золу юности, просматривал старые фотографии. Я взял в руки старое фото Кейси, которое она мне когда-то подарила. На снимке ей было лет семь-восемь. Она держалась за руку отца в каком-то очень красивом, далёком и давно забытом аэропорту. На голове её отца, которого все любовно называли Джейк-змея, лихо сидела щёгольская шляпа, и даже на снимке было видно, как он любит свою дочь, и как дочь любит его. В то время, когда была сделана фотография, он был профессиональным игроком и выглядел просто великолепно. Но к тому времени, когда я его, наконец, увидел, судьба успела привести его в инвалидное кресло, а меня - в скверное расположение духа.

Глаза Кейси блестели словно колёса рулетки, заполняя мою душу вращающимися в водовороте искрами. Мне вдруг почему-то стало казаться, что она ещё ребёнком знала, что ей предназначено умереть молодой, и в её глазах я внезапно увидел всех женщин, которых когда-то любил.

Теперь мне не надо было ждать Рамбама или Бреннана с фотографией Верхней Джуди или чем-то иным. Ответ я в самом


прямом смысле уже держал в руках. Это было невероятно, но иного решения просто не было.

Отличная поездка, мой маленький лифтёр.

Пешая прогулка до расположившейся на тридцатых улицах обувной мастерской Амадо заняла много времени. Я почему-то ощущал себя Адлаем Стивенсоном на велосипеде. Нельзя исключать, что пока я буду изучать проблему покупки сапог Верхней Джуди, мистеру Амадо придётся заняться латанием моих колёс. Я шагал, а в лицо мне била горькая, с повышенным содержанием кофеина правда. Мне было очень, очень плохо. Если смотреть в неправильный конец телескопа, то кажется, что все предметы находятся от вас на гигантском удалении, хотя на самом деле они настолько близки, что вы можете в обнимку с ними танцевать танго в таком тесном пространстве, как мозг МакГоверна. Выражаясь фигурально, все эти предметы всегда находились у меня под носом. Однако, к сожалению, большую часть цветов я профыркал ещё до того, как успел их понюхать.

Кошка не смогла или не захотела увидеть различие между собакой и человеком. Для неё они оба были здоровенными, потенциально опасными и не очень умными созданиями. Я же, в основном из-за запорошившей мои мозги кокаиновой пурги, не смог увидеть разницу между женщиной и женщиной. Кроме того, Верхняя Джуди не хотела, чтобы я её как следует запомнил.

Но цепь событий была настолько прочной, что мне казалось, будто она физически удерживает меня на моём пути в сапожную лавку. Я ощущал себя Эркюлем Пуаро, который, разрешив очередную тайну, неизбежно поносит себя за то, что не решил загадку раньше. «Каким ослом я оказался!», «Я был слепцом, рыскавшим с помощью трости!», «Я - просто глупец!», «Как я мог этого не увидеть?», «Я - идиот!». Легче, дружище, думал я. Уступи дорогу, инспектор. На смену тебе вышел старый пёс.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных