Курсом модернизации. 3 страница

- Терпишь? – крикнул он, обращаясь к Нестерову.

- Да, - хрипло ответил Федор, - стараюсь.

Терпеть и в самом деле приходилось уже через силу, но Федор знал, что сдаваться так рано попросту нельзя. Убить его этот эксперимент не способен, а боль и дискомфорт необходимы, чтобы познать себя.

Внезапно боль кончилась. Совершенно. Вместо нее вдруг по телу начала разливаться приятная теплота, слабость и даже удовольствие. Нестерову вдруг начало казаться, что его, совершенно расслабленного, погрузили в теплую ванну и, дождавшись определенного момента, начали массировать с головы до пят. Это было чрезвычайно приятно. Такого удовольствия Нестеров ни разу в жизни не испытывал, и наслаждение хотелось продлить, растянуть на века.

Сеанс удовольствия закончился столь же внезапно, сколь и начался. Его просто как будто бы отключили и все. Словно кто-то нажал на кнопку, и Нестеров вновь вернулся в реальный мир. Все болело, ломило и ныло. Тело было ватным, неподатливым и тяжелым. Мышц он практически не чувствовал. Перед глазами стояла красная пелена. Предметы окружения двоились, мешали капельки пота, обильно выступившие на лбу.

Федор попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.

Кто-то подошел к нему сбоку, отцепил сначала одну руку, потом другую. Федор тут же упал, точнее, мог бы упасть, не поддержи его в самый последний момент незнакомец.

Хотя не такой уж и незнакомец. Когда Нестеров оказался на полу, лежащим на спине, он увидел перед собой знакомое лицо Эдуарда Валерьевича. Тот проделывал какие-то таинственные манипуляции с его правым плечом, но сил не было даже на то, чтобы повернуть голову и посмотреть. Кажется, доктор что-то приложил к его телу или сделал укол, но Федор ничего не почувствовал. Он лишь закрыл глаза и, собравшись с последними силами, выдавил из себя:

- Н-ну, к-как? – прохрипел он, - у меня…в-все получилось… или я… облажался?

- Все-все, - успокаивающим тоном ответил ему Мезин, - ты себе даже не представляешь насколько все.

Федор и в самом деле не представлял, что сотворил. Спустя пару часов, когда самочувствие Нестерова стало вполне удовлетворительным, Эдуард Валерьевич поспешил поделиться с молодым человеком радостными известиями.

- Я думал, - говорил Мезин, затаив дыхание, - что ты терпишь, борешься. К тому же карта процессов твоего организма была в норме. Ну, имеется в виду в норме, если учитывать, что ты испытывал колоссальные нагрузки. Когда же я позвал тебя один, второй раз, и ты в ответ промолчал, мне начало казаться, что ты потихоньку теряешь сознание.

- Это было не похоже на потерю сознания, - перебил доктора Федор. – Это напоминало…

- Да знаю, знаю я, - вновь принялся объяснять Мезин. – Во всем виновата смена модальности нервных импульсов. Само по себе явление очень редкое и практически не встречающееся в природе у нормальных людей, однако, в результате наших с тобой процедур, твой организм каким-то образом научился самостоятельно менять модальность ощущений, когда того требует ситуация. Специально я не пытался научить твой организм действовать таким образом, он научился сам, и это…. Это уникально!

Федор протер ладонью казавшееся липким лицо.

- И что, теперь я каждый раз буду… испытывать удовольствие, когда мне кто-то делает больно?

- Н-ну, - замялся Эдуард Валерьевич, - не каждый раз, разумеется, однако когда воздействие будет иметь запороговую силу, тогда да. Скорее всего. И это славно!

Мезин аж прикрикнул от удовольствия, тыча указательным пальцем правой руки куда-то в потолок.

- Чем же славно?

- А тем, молодой человек, что любой человек грохнется в обморок от таких нагрузок, если и вовсе не окочурится от болевого шока, а ты сможешь действовать, сможешь быть в сознании, хоть и в измененном его состоянии. Нужно лишь научиться контролировать себя и окружающий тебя мир.

Звучало это, честно говоря, не очень убедительно. Похоже, Мезин сам до конца не мог понять и поверить в то, что он только что сказал. Федор же, попытавшись припомнить свои ощущения от недавнего эксперимента, мог сказать однозначно, что осознано действовать в колесе он вряд ли бы смог, а если б и смог, то этому непременно нужно было долго учиться.

- Только не говорите мне, уважаемый доктор, - фыркнул Федор, - что у Вас есть специальная методика, по которой можно научиться управлять собой даже в таком необычном состоянии.

- У нас есть все! – назидательно ответил Мезин. – А того, чего нет, мы стараемся быстро изобрести.

- Быстро не значит правильно.

- Согласен, но это если действовать с нуля. Федор, ни ты первый, ни ты последний проходишь данные процедуры, и неужели ты думаешь, до тебя не было прецедентов подобного рода?

Нестеров лишь молча пожал плечами.

- Были, правда, не такие явные. Хотя и то, что было, позволило нам создать достаточную базу для решения всесторонних проблем, поэтому я советую тебе запастись терпением и учиться. Благо времени у тебя еще в достатке.

Федор вновь промолчал. Сегодня у него выдался неожиданно тяжелый день, хотя он догадывался, что завтра будет не легче.

Глава 5

Экипаж.

Лучи ярко-оранжевого светила с первобытной яростью прорвались сквозь обзорные стекла медицинского кабинета, где всецело хозяйничал доктор медицинских наук Мезин Эдуард Валерьевич. Федор, сидевший на стуле возле огромного окна, невольно залюбовался восходящим солнцем.

Раннее утро пятого февраля выдалось по обыкновению последних дней морозным, но солнечным. Всю неделю сыпал снег, практически не переставая ни на минуту, и теперь многочисленные автоматы обслуживания территории космодрома трудились, не покладая рук (или что у них там было заместо рук), пытаясь избавить гигантские просторы от белоснежного покрова.

Зрелище постепенно поднимавшегося из-за горизонта солнца могло ввести в ступор - так оно было необычно, таинственно и ни на что не похоже. Оно (утреннее солнце) как новый день, как символ пробуждения, сулило людям прелесть и радость жизни, было воплощением победы добра над злом, света над тьмой, и в такие моменты хотелось не думать ни о каких проблемах, просто наслаждаться первобытной мощью, несоизмеримо более могущественной, чем что-либо созданное человеком.

- Что грустишь? – обратился к Федору Мезин, колдовавший над каким-то очередным аппаратом непонятного назначения.

Голос доктора вывел Федора из ступора, заставил того «включиться» в происходящее.

- Ты не спишь уже третьи сутки, - укоризненно произнес Эдуард Валерьевич, - может быть, пора заканчивать экспериментировать?

- Может, - тихо ответил Федор, переводя взгляд с Мезина на рассвет и обратно.

Доктор выпрямился, оторвался на пару секунд от своего увлекательного занятия и взглянул на юношу. Нестеров изменился – это было видно невооруженным глазом. За три недели, что он провел в медицинском секторе космодрома, молодой человек, и так отличавшийся довольно статной фигурой, стал просто вылитым Аполлоном. Мускульный каркас преобразился до неузнаваемости. Федор прибавил целых тридцать килограммов, но, веся теперь за сотню, он чувствовал себя потрясающе. Реакция, скорость, выносливость, концентрация, сила – все было запредельным, недоступным даже очень тренированному человеку. Мезин, вспоминая предыдущий свой опыт работы по данному вопросу, никак не мог припомнить, чтобы модернизация настолько качественно меняла человека. Определенно, если б Нестеров захотел стать военным, КНБ или Министерство Обороны взяло бы его с потрохами.

- И в чем дело?- спросил Мезин.- Отдохни, выспись. Сегодня у тебя начало предстартовой десятидневки. Не забыл, надеюсь?

- Нет. Просто мне и в самом деле не хочется спать. Это не из-за экспериментов. Просто не хочется и все.

Такое случалось. Эдуард Валерьевич был в курсе подобной реакции организма и называл ее естественным допингом или пьянящим эффектом. Психика человека хоть до модернизации, хоть после, оставалась примерно одинаковой и если подстраивалась под новые возможности организма, то плавно, постепенно, и когда человек обретал (причем достаточно резко) новые небывалые возможности, ему казалось, что энергия, кипящая внутри, никогда не закончится. Это проходило со временем. Потом наваливалась усталость, бывали случаи весьма жестокой апатии, поэтому Мезин собирался приглядывать за Федором до полета, а дальше…

А дальше, по идее, этим должен был заниматься главный медик на корабле, в данном конкретном случае очаровательная мисс Фрейм, очень талантливая и весьма красивая девушка, блестящий медик, окончившая с отличием Вашингтонский Университет.

В дверь внезапно постучали. Разумеется, этого не сделал человек, просто автоматика была настроена таким образом, что при приближении гостя к двери, раздавался характерный стук. Практически во всех помещениях стук был заменен на голос, но Мезин отдавал предпочтение именно такому оповещению.

Дверь разъехалась в стороны, и в кабинет вошел всегда одетый с иголочки Петроградский. Эту его особенность всегда и везде выглядеть, как на официальном приеме у президента, Федор уже успел подметить, впрочем, как и особенность всегда и везде всех подозревать. За последние три недели, что Нестеров проводил в компании Мезина, Эдуард Сергеевич наведывался к ним несколько раз, крайне скрупулезно и дотошно изучал материалы по делу Федора, интересовался, как идет процедура модернизации, как чувствует себя испытуемый (при этом слово «испытуемый» из его уст звучало как «подопытный») и требовал докладывать ему незамедлительно, если что-то пойдет не так. Все шло по плану, поэтому лишний раз тревожить Петроградского никто не собирался, тем более зная, что Эдуард Сергеевич, если что, заявится сам и все обо всем узнает.

- Доброе утро всем, дорогие коллеги, - поприветствовал Петроградский Мезина и Федора, пожав им руки. Федор решил немного показать свой характер и сжал руку полковника сильнее, чем обычно.

На лице Эдуарда Сергеевича на мгновение проступила гримаса боли.

- Аккуратней, молодой человек. Мне уже не сорок, далеко не сорок, и я, в отличие от Вас, не обладаю тем потенциалом, который в Вас заложил доктор Мезин, ни так ли Эдуард Валерьевич?

- Именно, - кивнул в ответ доктор.

- Через пару часов все соберутся,- продолжил Петроградский, - так что милости прошу. По директиве экипаж теперь должен быть все время в сборе, жить, так сказать, одной, целой семьей.

- И когда произойдет сие знаменательное событие? – ироничным тоном спросил астронавигатор.

Петроградский посмотрел на него так, словно целился в Федора сквозь оптический прицел.

- Не снимай перса,- ответил он коротко. – Тебе позвонят.

Ждать звонка пришлось целых три часа, во время которых Федор не знал, чем себя занять. Он изучал какие-то материалы по медицинским установкам, стоящим в кабинете Мезина, смотрел в панорамное окно, сквозь которое хорошо просматривались два из шести стартовых полей «Восточного», несколько раз заглядывал в прикладные научные труды по астронавигации и даже занимался различными физическими упражнениями, в основном на ловкость и координацию. Доктор куда-то ушел, не сказав Федору, когда придет, поэтому весь просторный зал кабинета Эдуарда Валерьевича был предоставлен в полное распоряжение Нестерову.

Перс затренькал какую-то веселую мелодию, и спустя пару секунд в воздухе спроецировалось объемное изображение головы Петроградского.

- Готов? – спросил он очень официальным тоном.

- Давно уже,- ответил ему Федор, всем своим видом показывая, как ему осточертело безделье.

- Тогда дуй к ближайшему транспортному узлу, и… мы тебя ждем в секторе для предполетного инструктажа. Дорогу найдешь?

- Уже что, все собрались? – ответил Нестеров вопросом на вопрос.

- Нет, разумеется, но пока ты доберешься, все подтянутся.

- Уже бегу, - бросил на прощание астронавигатор и, не дожидаясь возможного ответа, выключил коммуникатор.

До транспортного узла Федор добрался за пару минут. Пришлось спуститься на первый этаж медицинского сектора и дальше следовать согласно маршрутным указателям, горящим прямо в воздухе, хотя молодому человеку это было ни к чему – космодром он знал хорошо и расположение таких важных объектов как транспортные узлы помнил наизусть.

История «Восточного» начиналась еще в те далекие годы двадцатого века, когда на территории Амурской области был образован космодром «Свободный», предназначенный по замыслу проектировщиков для запуска тяжелых ракетоносителей. После распада СССР «Байконур», способный производить запуски в космос тяжелых ракетоносителей, остался на территории Казахстана, а «Пелесецк» имел гораздо худшие широтные показатели, что ставило на нем как на космодроме для серьезных стартов, фактически, жирный крест. Однако вследствие плохого финансирования и общей неблагоприятной обстановки на территории России конца двадцатого начала двадцать первого веков с площадки «Свободного» было совершено всего пять стартов, после чего с две тысячи седьмого года он практически перестал функционировать.

Территория нового космодрома располагалась недалеко от инфраструктуры «Свободного» и, начиная с лета две тысячи одиннадцатого года, стала активно застраиваться. На территории более восьмидесяти квадратных километров были возведены четыре первоначальных стартовых поля, более трехсот объектов различного назначения, один из крупнейших в мире кислородно-азотный завод, аэропорт и целый город для обслуживающего персонала населением в тридцать пять тысяч человек.

К моменту запуска первого тяжелого ракетоносителя с космонавтами на борту в две тысяча восемнадцатом году, здесь уже были созданы несколько бизнесцентров, базы для подготовки космонавтов и космических туристов, а также сверхсовременный вокзал. В дальнейшем территория «Восточного» лишь разрасталась, инфраструктура становилась все современней, появилось еще одно стартовое поле с испытательным комплексом, которое поначалу использовалось для запуска экспериментальных ракет с принципиально иной силовой установкой.

Начиная с конца пятидесятых годов двадцать первого века, со всех пяти стартовых позиций «Восточного» в космос уходили ракеты уже с ядерной тягой, которые способны были чуть более чем за месяц доставить космонавтов на Марс, а в самом конце девяностых годов космодром обзавелся еще одним стартовым полем, уже шестым по счету. Уже по сложившейся традиции из него сделали сначала испытательную зону для новый перспективных аэро-космических технологий, а после трех успешных тренировочных запусков кораблей на антигравитационной тяге, шестое стартовое поле стало, фактически, основным, поскольку изначально имело при себе всю соответствующую инфраструктуру для размещения и запуска новейших космических кораблей.

В настоящее время старые стартовые позиции переоборудовались под современные стандарты, поскольку корабли класса «Содружество» и выглядели ни как старые ракеты, и при запуске имели свои особенности, ранее нигде не встречавшиеся.

Естественно, что такой огромный комплекс, в котором на момент описываемых событий работало и проживало порядка пятидесяти тысяч человек, должен был иметь средства, позволявшие людям в случае чего в минимальные сроки попасть из одного конца космодрома в другой и при этом не помешать чье-нибудь работе. Об этом начали задумываться еще в конце восьмидесятых годов прошлого века, когда стало понятно, что необходимо строить еще одно стартовое поле. Проект внутренней транспортной сети разрабатывали около двух лет, после чего без лишних колебаний утвердили и за полтора года претворили в жизнь. Новейшие строительные технологии позволяли сократить сроки строительства, не понизив при этом качества, поэтому не стоит удивляться тому, что в начале девяностых «Восточный» обзавелся настоящей сетью транспортных узлов и тоннелей, по которым перемещались так называемые «двойки» или «десятки». «Двойками» здесь называли маленькие вагончики эллиптической формы, которые, соответственно, могли принять одного или двух пассажиров. Такие вагончики сверху и снизу имели две магнитные шины, благодаря которым и перемещались в круглых подземных тоннелях по аналогии с большими маглевами.

Транспортные узлы – специальные терминалы-станции с четырьмя, шестью или восемью входами-выходами – устанавливались на всех важных объектах космодрома. Тот, что имелся на нижнем горизонте медицинского сектора, имел шесть выходов.

Спустившись в просторное помещение на скоростном лифте, Федор подошел к одному из тоннелей и набрал на терминале управления код вызова. Для предотвращения всякой террористической деятельности в свое время на «Восточном» был принят ряд решений, не позволявший незарегистрированным в центральной базе данных людям пользоваться транспортной сетью. Когда человек попадал на космодром, его регистрировали, выдавали персональный код допуска, который он обязан был вводить в терминал вызова всякий раз, когда собирался отправиться из какой-нибудь точки «А» в точку «Б». Правда умная автоматика имела и дополнительные средства защиты от сторонних пассажиров. Все терминалы вызова были снабжены встроенным ДНК-сканером, которые мгновенно проводил соответствующую экспертизу, делал запрос в центральной базе данных о регистрации того или иного гражданина и разрешал (как исключение запрещал) тому двигаться дальше.

Едва Федор ввел свой код, как из тоннеля показалось серебристого цвета яйцо с белой полосой по периметру. Такая оперативность всей транспортной системы, обслуживающей свыше пятидесяти тысяч человек, объяснялась просто. Как только человек на каком-нибудь транспортом узле подавал сигнал о вызове вагончика, компьютер проверял наличие уже занятых «двоек» или
«десяток», конечным пунктом маршрута которых был именно тот узел, с которого поступал запрос. Если время в пути до финиша этих занятых вагончиков не превышало одной минуты, то на терминале вызова загорался сигнал «ждите». Если же таковых вагончиков в наличие не находилось, то каждый транспортный узел имел специальный док, поделенный на две части, где все время были свободными несколько «двоек» или «десяток».

В транспортный узел спустились еще человек пятнадцать. Один из них подошел к Федору, приветливо улыбнулся.

- Доброе утро, - обратился он к Нестерову, - Вам куда?

- Мне в шестую стартовую, сектор предполетного инструктажа, - ответил Федор.

Глаза незнакомца выразили крайнюю степень заинтересованности.

- О, - воскликнул он, - Вы должно быть из экипажа «Содружества»?

Федор впервые удивился тому, что его не узнали, хотя после трех недель физиологической терапии с доктором Мезиным это было не удивительно.

- Точно, так, - ответил Нестеров.

- Эм… кажется, припоминаю. Вы же стажер. Нестеров, так ведь?

- Он самый,- кивнул астронавигатор. – Узнали?

- Честно сказать, не сразу, - смутился незнакомец.

- Это неудивительно, - улыбнулся в ответ Нестеров. – Так Вам по пути?

- К сожалению, нет. Мне немного в другую сторону.

- Тогда счастливо.

Распрощавшись с незнакомцем, Федор забрался в вагончик и выбрал, используя внутренний терминал управления, конечный пункт своего пути. «Двойка» плавно дала старт, набрала весьма приличную скорость, и уже через три минуты молодой человек был на месте.

Сектор предполетного инструктажа помимо самого зала инструктажа имел собственную зону отдыха и здоровья, отдельные каюты для каждого члена экипажа, свою столовую и, вообще, был полностью автономен. Можно было сказать, что это был самостоятельный комплекс внутри космодрома. Точнее, таких комплексов насчитывалось целых шесть, по числу стартовых полей.

Высадившись из «двойки», Федор направился к лифту, который должен был доставить его из транспортного узла на первый горизонт сектора. Кабину лифта ждал еще один человек, показавшийся Нестерову смутно знакомым. Кажется, за эти три недели, пока он проходил процедуры у доктора Мезина, ему как-то доводилось мельком видеть этого человека.

Стараясь не потревожить незнакомца, Федор стал украдкой его разглядывать. Высокий, широки, очень крепкий, с суровым, твердым, волевым лицом, он отчего-то напомнил Нестерову сконцентрированный комок силы, сжатый до предела. Этот человек был несчастлив, причем несчастлив всю свою жизнь и, кроме того, ему пришлось пройти через что-то такое, что вполне могло поломать ни одну сотню, а то и ни одну тысячу жизней.

Незнакомец словно почувствовал, что за ним наблюдают, криво усмехнулся и, вдруг, неожиданно протянул Федору руку. Нестеров некоторое время колебался, но все же ответил на рукопожатие и чуть не обалдел – человек обладал чудовищной силой, недоступной человеку, если только…

- А, - подмигнул незнакомец Федору, не отнимая своей руки, - коллега значит. Давно с конвейера?

Нестеров пару секунд не мог понять, о каком конвейере идет речь, но потом все же сообразил, что под ним незнакомец понимал процедуру физиологической модернизации, и честно ответил.

- Еще вчера «доделывали», а так три недели. Здесь, на «Восточном».

- Понятно, - усмехнулся человек.- И как ощущения? Голову еще не снесло от эйфории?

В его словах за шутливым тоном нет-нет да и проскальзывал метал. Похоже, незнакомец в свое время так же без удовольствия пошел на эту процедуру. А, возможно, ему попросту приказали.

- Пока держится, - ответил Нестеров.

Лифт вынес их на первый этаж сектора.

В холе людей не было совершенно, поэтому звуки разлетались по высокому, достаточно объемному помещению с необыкновенной легкостью. В центре журчал фонтан, подсвечиваемый двумя слабыми лазерами. Вокруг него по раскручивающейся спирали вверх уходила лестница. Нестеров и незнакомец проследовали по ней на третий горизонт, где располагался зал для брифингов экипажей.

- Максим, - вдруг произнес незнакомец, до того несколько минут молчавший.

- Что? – не понял Федор.

- Я говорю, зовут меня Максим. Можно Максим Павлович, но для тебя Максим.

- А, - протянул Нестеров, теперь уже первым протягивая руку, - Федор. Федор Нестеров, астронавигатор на корабле.

Соболев, а это был именно он, состроил одобрительную физиономию.

- Даже так? Надеюсь, ты хорошо разбираешься в этом вопросе, а то не хотелось бы на нашей посудине залететь куда-нибудь в непредставимые дали.

- Это при всем желании не получится,- успокоил его Федор.

- Почему?

«Интересно, - украдкой подумал про себя Нестеров, - какую роль этот человек играет в экипаже? О самом корабле он, видимо, знает мало, коль задает такие вопросы. Хотя, Петроградский же говорил, что еще один человек, способный использовать костюм на полный потенциал, – это начальник службы безопасности корабля. Возможно, это он и есть».

Вслух же Федор ответил следующее:

- «Содружество» хоть и новейший корабль с полевым двигателем или как модно сейчас говорить с антигравитационной силовой установкой, однако он не способен доставить нас за разумные сроки даже до ближайшей звезды, так что зашвырнуть экипаж в дали дальние, как Вы выразились, у него вряд ли получится.

Соболев пожал плечами, совершенно равнодушно, как показалось Федору, будто его мог устроить вообще любой ответ.

- Ну,- решился на вопрос Нестеров, - а Вы чем будете заниматься в экспедиции?

Максим горько усмехнулся. Федору на мгновение показалось, что по всему телу Соболева внезапно прошла судорога, словно тот на какой-то момент напряг и распустил сразу все мускулы.

- Да я, как бы это лучше сказать, - замялся с ответом Максим,- в общем, пока даже не знаю кем. У меня очень расплывчатая обязанность.

- Максим Павлович,- раздался знакомый голос за спиной, - у нас глава сектора безопасности. Ему бы, конечно, не мешало изучить корабль, но, прежде всего, ему необходимо изучить людей.

Нестеров и Соболев обернулись. К ним подходили двое: Петроградский, улыбающийся и довольный собой, а также командир корабля, старший брат Федора, Владимир.

Они обменялись рукопожатиями, при этом Федор поймал уважительный взгляд со стороны своего брата.

- Не разнеси все на моем корабле, - в шутку сказал Владимир, обнимая брата.

- Вижу, - продолжил Петроградский, - вы оба уже познакомились?

- Немного, – в унисон ответили Федор и Максим.

- Поразительная слаженность, - засмеялся Эдуард Сергеевич, - то, что нужно для успешного выполнения нашей миссии.

Федору показалось, что на деле командиром экспедиции является все же не его брат, а именно Эдуард Сергеевич, но он оставил свои мысли при себе, решив при случае пристальней понаблюдать за Петроградским.

- Пойдемте же, друзья, - скомандовал полковник, - наверняка нас уже ждут.

- Если не весь экипаж, то научная группа уж точно, - вторил ему Владимир.

Их предсказания практически сбылись. Научная группа, на которую в предстоящей миссии возлагалась основная задача по изучению физики космоса, была собрана в полном составе и с нетерпением ждала начала заседания. Кроме этих специалистов в зале брифинга присутствовали Карл Вильгельм Штайнер и…

Федору стоило большого труда, чтобы у всех на глазах не расплыться в радостной улыбке и выглядеть более-менее солидно. Рядом с борт-инженером сидел и во всю что-то с ним обсуждал, при этом азартно жестикулируя, давний знакомый Нестерова по академии, швед по национальности Магнус Ларсон. Увидев Федора, белокурый крепыш застыл в нелепой позе с недосказанными словами на устах и, судя по всему, долго не мог поверить в то, что видит перед собой того самого Федора, с которым его связывала куча приятных воспоминаний с первых трех курсов академии.

- Елки зеленые,- на чистейшем русском произнес Магнус, вставая с места и протягивая Федору руку, - вот это встреча!

Молодые люди обнялись, при рукопожатии Федор изо всех сил старался не сделать шведу больно, но тот все же поучаствовал силу Нестерова-младшего и задал вопрос:

- Силен ты, однако. Подскажи, где б тоже так подкачаться можно было?

- Я тебя познакомлю с одним медиком, он прямо тут, на космодроме свои исследования проводит, - отшутился Федор. – Помогает всем желающим.

Федор сел рядом с Ларсоном и Штайнером. Петроградский отправился куда-то на последний ряд, а Максим присел вместе с научной группой.

- Сколько ж мы не виделись? - полушепотом спросил Магнус у Федора, стараясь не мешать старшему Нестерову, который занял свое положенное место возле голографического проектора и готовился произнести пламенную речь перед аудиторией. – Года четыре, кажется?

- Да, приблизительно столько,- ответил Федор, спешно прокручивая в голове воспоминания с первых трех курсов.

Они познакомились случайно на лекции по общей физике, и сразу нашли между собой общий язык. Оба были внешне чем-то похожи, но если швед был голубоглазым блондином от рождения, то Нестеров только в летние годы и то благодаря загару, который осветлял его волосы и превращал серо-голубые глаза в просто голубые. Пообщавшись минут десять после лекции, молодые люди поняли, что имеют море схожи взглядов на жизнь, на космонавтику, на развитие цивилизации и даже политику. Кроме того, оба, оказывается, увлекались голографической фотографией и рисованием пейзажей, снимали на камеры удивительные виды Земли, и в скором времени Ларсон и Федор начали обмениваться снимками и прикидывать совместные походы по разным интересным местам планеты.

Кроме того, молодые люди не просто так оказались в стенах академии, поскольку искренне желали когда-нибудь отправиться в космос, и бывало, что оба во время лекций зачастую не слушали преподавателя, а выдумывали, рассказывали друг другу всякие разные фантастические истории и небылицы о грядущих космических путешествиях.

Пришлось друзьям пару раз стоять и за честь друг друга. Ларсон, несмотря на свою нордическую природу, был довольно веселым, азартным, подвижным и, можно даже сказать, горячим юношей. Он нравился многим девушкам на курсе, коих в академии тоже было довольно много. И вот как-то раз именно на почве женской ревности Магнусу едва не влетело. История сия была довольно распространенной. Девушка, довольно яркой внешности, украинка, не просто общалась со шведом, а, как ей казалось, именно что встречалась с парнем. Ларсон, естественно, не чувствовал к ней ничего больше обыкновенной симпатии и, когда встретил первую (во всяком случае он сам так утверждал) свою любовь, его резко возненавидели. Пару знакомых, а также старший брат хохлушки попытались по-мужски поговорить со шведом, объяснить ему, как не хорошо запудривать юным влюбчивым барышням мозги, а поскольку на все разумные заявления Магнуса о том, что он не в чем не виноват, в ответ слышалась лишь отборная ругань, то разговор скоро перерос в драку. Швед, конечно, был парнем довольно рослым и крупным, но сдюжить против трех тоже достаточно немаленьких парней он, естественно, не мог, и вот тут ему на помощь пришел Нестеров. Вдвоем им удалось вразумить горячих заступников «обманутой» девушки и достойно выйти из опасной ситуации.

Однако после третьего курса их пути внезапно разошлись. Ларсон ни с того ни с сего увлекся кибернетикой, стал усиленно изучать системы искусственного интеллекта и на космос обращал внимание все меньше и меньше. Потом Федор и вовсе обнаружил, что швед неожиданно перестал появляться в стенах академии, а все попытки дозвониться до него или узнать о его местонахождении не увенчались успехом. Только через несколько месяцев после внезапного исчезновения Ларсона Нестерову удалось разузнать о шведе кое-какую информацию, используя связи отца. Швед перебрался в США, поступил там в Массачусетский Технологический Институт и вплотную занялся всем, что было хоть как-то связано с «кремниевыми мозгами».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: