Курсом модернизации. 4 страница

Федор долгое время не мог понять, почему швед пропал и даже не предупредил своего друга, поэтому сейчас этот вопрос стоял перед Нестеровым особо остро, и ответить на него мог только Ларсон.

- Что с тобой случилось, Магнус? - обратился он к давешнему другу, еще не до конца веря, что перед ним тот самый Ларсон. -Куда ты так внезапно исчез? Почему не сообщил мне?

Швед грустно, тяжело вздохнул. Все его лицо в один момент выразило непереносимую тягу от подобного радикального поступка.

- Я не мог иначе.… Понимаешь, я, как и ты, мечтал о космосе, мечтал о полетах. Я хотел… очень хотел стать космонавтом. Это была мечта с детства. Но я ведь тоже человек. Я, в отличие от машины, способен чувствовать, сопереживать и…, в том числе, увлекаться чем-то.

- Кибернетика? – спросил Федор, прекрасно зная ответ на заданный вопрос.

- Да, - кивнул Мгнусон, - она самая. Она заразила меня, едва я увидел алгоритм работы искусственного мозга. Один не совсем нормальный, как мне показалось, студент в США выложил в сеть свою дипломную работу. Он, представь себе, даже наплевал на местные законы, чтобы рассказать всему миру о том, что он создал, а ведь это очень много, Федор. Ты же знаешь, как американцы чтят свои законы?

- Догадываюсь, - ответил Нестеров.

- Вот-вот, а он выложил, и когда я проникся тем, что он создал, я был в шоке. Он заразил меня, даже не так…, он сразил меня наповал, и в моем сердце космос потеснился системами ИИ. Нет, он отнюдь не вытеснился полностью, однако не имел теперь для меня такого главенствующего значения, какое имел раньше.

- Но ты мог мне сообщить о том, что перебираешься в штаты? – немного резко спросил Федор.

- Мог, естественно, и, как мне сейчас кажется, должен был. Однако тогда…, понимаешь, я решил воплотить в жизнь хотя бы одну из своих задумок. Честно признаться, я не очень-то и верил, что мне удастся стать космонавтом, не знаю почему, но не верил. А вот создавать ядра ИИ, заниматься вопросами искусственного разума, я точно мог. Я был уверен в том, что именно это у меня получится. И, как видишь, получилось.

- Да, я вижу, что получилось, - ответил Федор, - но я вижу, что у тебя получилось и другое. Ты все же летишь. И… у тебя никуда не делась эта, бесящая меня порой, привычка не отвечать на вопросы.

Друзья весело засмеялись, привлекая к себе постороннее внимание.

- Если б я позвонил тебе, я бы не порвал с прошлым, а это для меня тогда было опасно. Я мог бы купиться на возможные твои слова, уговоры и прочее, поддаться слабости и вернуться назад. А у меня появился реальный шанс стать отличным инженером-кибертехником, меня приняли в МТИ на третий курс и только по результатам собеседования, представляешь? Я даже экзамены не сдавал. Поэтому я оставил свою прошлую жизнь. Только не думай, что я о тебе забыл. Я сам для себя решил, что когда добьюсь всего, чего пожелал, и когда ты сделаешь то же самое, а я в этом ничуточки не сомневался, то мы снова увидимся, и нам будет о чем друг другу рассказать.

- Это точно,- вторил ему Федор,- но, как видно, твои планы слегка подкорректировались. Как ты попал в программу «Содружества»?

Глаза шведа загорелись неудержимым огнем, будто внутри него разом зажгли несколько ламп.

- Это самое замечательное и невероятное, что со мной приключилось во время учебы в штатах. Знаешь, оглядываясь назад, я вдруг понимаю, что меня словно ангел хранитель вел, который решил исполнить все мои мечты. Когда он понял, что в космос мне не полететь, а если и полететь, то не сразу после окончания академии, он дал мне другую мечту и сделал так, чтобы я добился ее, а потом…

Магнус говорил с такой страстью, с такой жаждой, что Нестеров ему невольно позавидовал. Этот человек был по-настоящему счастлив. Он еще никуда не полетел, он еще был молод, силен и полон сил, и он для себя уже всего добился. Ларсон не стремился больше ни к чему, он лишь наслаждался, истинно наслаждался тем, что у него уже есть.

- Узнав, что я также учился в воздушно-космической академии в России,- продолжал швед, - мне предложили, ты не поверишь, совместить оба этих занятия. Сначала я не понял, каким образом можно было совместить космос и системы ИИ, но когда мне предложили поработать с такими видными учеными как Джордж Хиршель, Наото Ичиро, Платон Лебедев, Виктор Эрсберг…, ты о них слышал что-нибудь?

Федор машинально махнул головой из стороны в сторону, хотя фамилии японца и Эрсберга были ему смутно знакомы.

- Вот, сразу видно, что ты не техник, а астронавигатор. Карл вот прекрасно знает, кто это такие.

- И кто же они?

- Они создали ядро-интеллект, который установлен на «Содружестве», но еще до этого момента мне предложили с ними вместе подстроить только что созданное ядро, так сказать родить интеллект на свет.

- И что ты?

- А что я, - развел швед руки в стороны от удивления, - разумеется, согласился, что же еще. О том, что меня, без моего ведома, прошу заметить, включили в состав экипажа первой миссии, я узнал лишь после того, как закончил работу. Я работал день и ночь, даже мои коллеги удивлялись этому, но ИИ «Содружества» - это что-то, это…

- Я тебе верю, Магнус, - перебил Федор Ларсона.- Значит, тебя взяли на корабль из-за того, что ты в случае чего сможешь устранить неполадки в мозгах нашего корабля?

- Совершенно верно, - ответил Ларсон довольным тоном. – Именно из-за этого. Дело в том, что старички-создатели ИИ уже никуда не полетят, им тяжело, медицинское освидетельствование они не пройдут, и к полету их никто не допустит, а я, как видишь, молод, подготовлен, более-менее, конечно, и разбираюсь во всех тонкостях своего вопроса.

- Хвастун ты, однако, - вклинился в разговор, молчавший до этого Карл.

- Не без этого, - напыщенно улыбнулся Ларсон.

Федор с удивлением взглянул на Штайнера. На вид тому было лет тридцать пять, ну, сорок от силы. Среднего роста, в меру крупный, в меру худощавый, в общем, среднего телосложения, тот мог выделиться в толпе не совсем характерной для начала двадцать второго века прической, точнее, практически ее отсутствием. У Штайнера почти вся голова была лысая, кое-где на макушке торчали редкие волосы, и лишь сзади и с боков немец имел русые волосы средней длины, за которыми, судя по всему, не так часто ухаживал. Оставалось только гадать, почему в век прогрессивной медицины Карл не удосужился сделать себе нормальные свои волосы, ведь с ними он был бы куда как хорош собой. Голубые, пронзительно-голубые глаза, даже скорее лазурные, лицо уверенного в себе человека, правильное, по-мужски красивое, волевое – все это делало Штайнера весьма привлекательным в глазах противоположного пола и могло свидетельствовать о незаурядном характере немца, если бы ни, опять же, чудеса с головой профессора.

Но на этом удивительные вещи с Карлом Вильгельмом Штайнером не заканчивались. Мало того, что этот человек по каким-то параметрам не мог пройти тест Кромбахера (кстати, не из-за них ли он и не воспользовался услугами косметической медицины), так он еще очень четко и правильно говорил по-русски. Акцента, во всяком случае, Федор так и не заметил, о чем тут же не преминул спросить у самого Штайнера:

- А у вас хорошо поставленная русская речь. Учились у нас?

- Да, - с гордостью ответил Карл,- Московский Инженерно-физический институт, кафедра ФЭЧ.

- Физика элементарных частиц?

- Она самая. Поэтому я неплохо разбираюсь в проблемах квантования среды и единого электромагнитного поля. Меня, как и Магнуса…

Штайнер хотел было продолжить рассказывать о себе, но в этот момент дверь зала брифингов распахнулась и явила собравшимся знойной красоты девушку. Та с характерным саркастическим прищуром оглядела аудитории, мило улыбнулась Владимиру Петровичу, терпеливо ожидавшему ее, чтобы начать свою речь, и грациозной походкой знающей себе цену женщины прошествовала на первый ряд. Села прямо перед Нестеровым-младшим, небрежно поправила длинные до середины спины, густые, черные волосы и приготовилась наивнимательнейшим образом слушать своего командира.

- Теперь я понимаю, почему раньше считалось, что женщины на корабле - это к беде, - шепотом сказал Карл.

Федор и Магнус шутку оценили, по задним рядам прошел одобрительный смешок.

- Начнем, пожалуй? – дал о себе знать Владимир Петрович.

Он несколько раз кашлянул в кулак, прочистил горло и враз сделался каким-то донельзя официальным и как будто бы даже жестоким на вид.

- Уважаемые коллеги, - начал он, по всей видимости, издалека, - мне выпала честь сегодня находиться перед лицами героев, чему я несказанно рад. Почему героев, спросите вы? Потому что всем нам в скором времени предстоит совершить небывалое, ступить туда, куда не ступала еще нога человека.

- Интересно, он сам писал слова? – спросил Федора Магнус.

- Без понятия, - ответил ему Нестеров-младший.

- Нас всех, - продолжал тем временем Владимир, - тщательнейшим образом отбирали для этой миссии. У каждого из вас на корабле будет своя должность, свои обязанности, свои заботы. Мне бы не хотелось вам напоминать, доверяя вашему профессионализму, что экипаж – это механизм, это система со своими своеобразными параметрами, и от того, насколько хорошо каждый из вас будет выполнять свою работу, будет зависеть, как наш механизм будет работать в целом. Мне бы очень не хотелось, чтобы он заржавел и перестал функционировать, едва перескочив орбиту Марса. Мало того, что на нас смотрит все человечество, мало того, что мы с вами уже попали в историю, так у нас еще есть куча всего, что мы должны совершить во время нашей миссии. Впервые люди увидят, впервые получат достоверные данные о таких далеких, на первый взгляд, уголках космоса и нашей Солнечной системы как Гелиопауза и облако Оорта. И все это станет возможным благодаря нашей научной группе, дорогие друзья. Думаю, пришло время познакомиться поближе, поскольку в ближайшее время мы все должны стать одной большой дружной семьей.

Задние ряды оживились. Несколько человек активно закивали, раздался нестройный ряд одобрительных восклицаний.

- Прежде всего, хочу представить главу научной группы, ведущего специалиста по физике космоса, академика РАН и профессора Йельского университета Михаила Петровича Карамзина.

С последнего ряда поднялся высокий пожилой человек с совершенно седыми волосами, аккуратно уложенными и зачесанными назад. Лицо его обрамляла аккуратная стильная бородка, тщательно ухоженная и идеально симметричная, глаза сверкали неудержимым огнем познания, мудростью, внутренней силой и некоей толикой снисходительности к окружающим. Единожды взглянув на него, можно было однозначно сказать, что это был достаточно властный, очень умный и аккуратный человек. Весь образ профессора выдавал в нем человека исключительной четкости и педантичности во всем. Это был аккуратист, каких мало, как сказал бы про него отец, Петр Ильич Нестеров, и Федор Петрович на сто процентов согласился бы с ним. Михаил Петрович Карамзин был одет в серебристого цвета брюки, идеально подогнанные под его рост и комплекцию, такого же цвета рубашку, сидевшую на нем исключительно и неповторимо, и выглядел так, словно собирался ни в космос на несколько месяцев, а, по меньшей мере, на прием к королю Великобритании или на церемонию вручения Нобелевской премии. Такие люди как Карамзин обладали как внешним, так и внутренним порядком, поэтому не было ничего удивительного, что именно Михаил Петрович занял в экспедиции сей высокий и ответственный пост.

Карамзин раскланялся всем направо и налево, вышел к Владимиру, пожал ему руку, излучая при этом дружелюбность и поистине голливудскую улыбку.

- Благодарю за столь лестный отзыв, капитан. Надеюсь, не подвести Вас по части своих обязанностей, - неожиданно дребезжащим и не очень приятным голосом произнес академик, что, впрочем, ни в коей мере не смогло убить в целом достаточно положительное впечатление Федора об этом человеке.

- Тогда прошу Вас представить Ваш научный коллектив, Михаил Петрович. - Владимир обвел глазами людей на задних рядах. – Вы то друг друга, как ни как, знаете, а вот остальным членам экипажа будет интересно.

- Конечно-конечно, - с охотой закивал академик.

Ларсон слегка наклонился и шепнул Федору на ухо:

- Мог себе представить, чтобы лет пятьдесят назад на Марс полетел такой старикан? Да его бы…

- С чего ты взял, что он уж настолько пожилой?

- Я ни с чего не взял. Выглядит он вполне себе нормально, но для полетов в космос по прошлым принципам явно не пригоден.

Тем временем, Карамзин занял место Владимира Нестерова, слегка отошедшего на задний план, и, одарив всех своим внимательным взглядом, начал:

- Наша миссия, как уже говорил многоуважаемый господин капитан Нестеров, очень важна для человечества. Нет, мы с вами, конечно, не будем высаживаться на какую-нибудь планету, однако и нам будет, чем заняться. Я позволил себе собрать, не побоюсь этого слова, мощную команду астрофизиков аж из трех ведущих мировых институтов. Профессор Джеймс Скот из Вашингтонского университета, профессор Кристоф Баум из Калифорнийского университета и профессор Виктор Лодзинский из Кембриджа.

С последнего ряда встали три человек. Один из них с ежиком черных волос улыбнулся как-то натянуто, словно сделал остальным одолжение, и Федор сразу почувствовал к нему антипатию. Двое других астрофизиков из команды Карамзина ему понравились. Оба были небольшого росточка, сухенькие, подтянутые, с внимательными, живыми глазами, смотрящими на мир по-доброму и с поистине детским любопытством. Настоящие исследователи, всегда и во всем старавшиеся найти какую-нибудь тайну, загадку и непременно познать ее.

- Господин Баум, - указал Карамзин на человека с черными короткими волосами, - один из ведущих специалистов по физике Солнца, профессора Скот и Лодзинский, напротив, предпочитают изучать межзвездную среду. Будет интересно наблюдать за тем, как область исследования одних взаимодействует с областью исследований других в реальности, не в лаборатории, ведь благодаря нашему чудо-кораблю, мы сможем побывать там, где сфера влияния родной для всего человечества звезды фактически заканчивается.

Троица профессоров, постояв еще какое-то время, уселась на свои места, и академик Карамзин продолжил.

- Учитывая требования и пожелания научного сообщества к данной миссии, мне также удалось привлечь к полету двух ученых-ядерщиков, ведущих специалистов Европейского центра ядерных исследований, профессора Шарля Пере и профессора Антонио Спецци. На них возложена обязанность изучения всего, что связано с микромиром, ядерными исследованиями и особо близких мне тем, таких как изучение единого электромагнитного поля пространства, а также квантованности среды.

С предпоследнего ряда поднялись немолодой уже итальянец, лысоватый, с черными аккуратными усами, весьма приятный внешне, оглядевший аудиторию каким-то грустным, Федору даже показалось, обреченным взглядом, и молодой, лет тридцати от силы, француз, пристально глядящий лишь в сторону одного человека – красавицы Каролины Фрейм.

- О, да у нас тут любовная история назревает, - поддел Федора Магнус, прекрасно поняв заинтересованность Шарля в скорейшем знакомстве с медиком корабля.

- С чего ты взял? - сухо спросил Нестеров, неприятно удивляясь тому, что этот слегка нагловатый взгляд француза пробудил в нем слабые нотки ревности.

Видимо, это же заметил и Ларсон, моментально поддев Нестерова еще раз:

- Ух ты, да у нас уже не просто любовная история наклевывается, а целый любовный треугольник.

- Иди ты, - чуть громче чем следовало огрызнулся Федор.

- Да мне то что,- не успокаивался Ларсон,- смотри, главное не окажись тупым углом.

Нестеров мгновенно скорчил физиономию пострашнее, что, по его мнению, должно было быстро усмирить ни в меру разговорчивого шведа, однако это его лишь больше развеселило.

- Насколько я знаю, среди экипажа, - продолжил тем временем Карамзин, - есть свой штатный психолог. Так вот, в моей группе так же имеется доктор психологии, кроме того, профессор медицины, между прочим, академик сразу двух академий наук, РАЕН и академии медицины, поправьте меня, Афанасий Лазаревич, если я ошибаюсь…

С предпоследнего ряда чуть приподнялся немолодой уже человек, несколько раз кивнул головой, пристально смотря Карамзину прямо в глаза.

- Все так, уважаемый Михаил Петрович, все так.

- Ну, и славненько. И так, прошу любить и жаловать, специалист по ксенопсихологии Афанасий Лазаревич Смирнов.

Афанасию Лазаревичу пришлось встать в полный рост, который, по субъективный оценкам Федора, приближался к двум метрам.

- Я не ослышался, – спросил шепотом Штайнер у Ларсона, - ксенопсихолог?

- Да вроде, - ответил тому швед, сам недоумевая над специализацией Смирнова.

- И зачем он нам? – не унимался немец. – Психология да еще с приставкой ксено, это же с…

- Именно! Маленькие зеленые человечки,- с сарказмом ответил Магнус.

Афанасий Лазаревич был широкоплеч, габаритен, имел вес наверняка за сотню килограмм и напоминал собой больше монумент герою-освободителю, нежели живого человека ученого. Скала, одним словом.

- Я надеюсь, что и ваше ремесло, уважаемый Афанасий Лазаревич, пригодится нам во время этого продолжительного космоплавания.

Смирнов сел, точнее плюхнулся, не особо заботясь о сохранности стула.

- И в заключении, - продолжил академик Карамзин,- еще три члена моей группы, чье включение в команду экипажа позволит нам, с моей точки зрения, охватить самый широкий спектр научных вопросов во время экспедиции «Содружества». Прошу любить и жаловать доктора физико-математических наук, профессора Пекинского университета, специалиста в области материаловедения Ли Вей Йена, профессора Московского государственного университета, академика Российской академии медицинских наук, специалиста сразу в нескольких областях, таких как экзопланетология, экзобиология и ксенобиология, Григоряна Михаила Суреновича, а также ведущего специалиста на всей Земле в области лингвистики и археологии профессора Токийского университета Коджи Миками.

- Ну, и зачем нам нужна эта развеселая компания? - тихо спросил Ларсон у Федора, который мог задать шведу точно такой же вопрос.

Нестеров украдкой оглядел зал, обращая особое внимание на своего старшего брата и на полковника Петроградского. Оба они излучали спокойствие и умиротворение, из чего можно было сделать вывод, что, по крайней мере, для них назначение в экипаж таких сомнительных фигур было не новостью. Остальные, судя по лицам, вполне разделяли сомнения Федора и Ларсона в целесообразности включения только что перечисленных академиком Карамзиным персон в состав миссии «Содружества».

- Без понятия, - покачал головой Федор из стороны в сторону. – Может быть, на то были свои причины?

- Если размышлять логически, - влез в диалог Штайнер, - лингвисты, экзобиологии и прочие товарищи с приставкой ксено, нам не понадобятся. Мы же не планируем полет к Альфе Центавра?

Федор и Магнус благоразумно промолчали.

- Или планируем? – вконец запутавшись, спросил Карл.

- Да откуда я знаю, - ответил ему Федор.

- Мальчики, успокойтесь, - сказала Каролина, неожиданно повернувшись к ребятам и продемонстрировав весьма неплохое знание русского языка. – Какая разница, зачем они здесь, ни вы, ни я не сможем выкинуть их с корабля. Чем нас больше, тем веселее будет.

Она улыбнулась невероятной, неземной улыбкой и отвернулась. Троица переглянулась между собой, не произнеся при этом ни слова.

Тем временем представленные Михаилом Петровичем экзобиолог, материаловед и лингвист поднялись со своих стульев, раскланялись на все четыре стороны и вновь уселись на собственные места. Академик Карамзин повернулся к Владимиру Нестерову, кашлянул в кулак.

- Владимир Петрович, вот собственно и все. Больше у меня никого нет.

Владимир мило улыбнулся, пожал руку академику и ответил:

- Думаю, этого вполне достаточно.

Командир миссии «Содружества» говорил еще порядка получаса, после чего формальное знакомство было прекращено, и экипаж на некоторое время остался предоставлен сам себе. Владимир подозвал Федора, кивнул на дверь в коридор, и астронавигатор понял, что брат хочет поговорить с ним без свидетелей.

Когда оба оказались наедине, Владимир спросил:

- Как тебе члены экипажа? Кого выделишь? Кто понравился? Кто не очень.

Федор с задумчивым лицом прокрутил в голове впечатления о только что увиденных им людях, с которыми предстояло делить палубы корабля.

- Знаешь, - сказал он, наконец,- мне кажется, что экипаж подобрался вполне себе ничего, во всяком случае, переубивать до конца миссии мы себя вряд ли успеем. Есть, конечно, те, кто мне не очень понравился…

- Например, - насторожился Владимир.

- Ну, например, Шарль Пере. Он мне показался немного заносчивым. К тому же…

- К тому же он рискует отбить у тебя красивую девушку, - улыбнулся Нестеров-старший.

- И ты туда же?! – вспылил Федор.- Да причем тут Каролина…

- Ладно, успокойся, и пошутить уже нельзя. Кстати такая твоя реакция как раз указывает на то, что тебе эта милая докторша очень даже симпатична.

Федор надулся, скорее даже от того, что его так легко раскусили.

- И что теперь, надеюсь, ты мне не запретишь заниматься хотя бы иногда личными делами?

- Нет, конечно, - ответил Владимир, хлопнув младшего брата по плечу. – Каждый человек волен поступать так, как велит ему сердце, главное в погоне за счастьем не перестать быть человеком.

- Можешь в этом не сомневаться,- заверил его Федор.

- И не сомневаюсь. Ответь мне лучше, кто тебе понравился больше всего.

Федор думал не долго.

- Из научных – глава группы, академик Карамзин. А из экипажа практически все. В особенности Ларсон, Штайнер, Соболев и Чандра.

Чандра Суреш, индус по национальности, был пилотом в миссии «Содружества», поэтому от того, насколь хорошо он ладил с астронавигатором, зависело будущее всей экспедиции.

Здесь уместно сделать следующее замечание. В век высоких технологий двадцать второго столетия по большей части всеми технологическими процессами заправляли компьютеры. Искусственный интеллект корабля был рассчитан на то, чтобы в автоматическом режиме отслеживать собственные координаты в пространстве, прокладывать курс и двигаться по заложенной заранее программе. Однако люди с навыками пилота или астронавигатора должны были находиться в составе экипажа, так как умная автоматика могла в самый неожиданный момент отказаться повиноваться, и в этом случае всеми системами обязаны были управляться вручную. Разумеется, такой грандиозный проект, как межпланетный корабль «Содружество», обладал великолепным (по стандартам начала двадцать второго века) запасом прочности, имел двойное, а то и тройное резервирование особо важных систем и технологических узлов, и все же ничто не было застраховано от поломки и неисправности. Технология еще не дошла до того своего уровня, когда отказы в работе того или иного оборудования могли, фактически, свестись к нулю за счет практически вечного ресурса использования.

К беседующим братьям подошел Петроградский.

- Знаете, Эдуард Сергеевич, - первым обратился к нему Федор, - а Вы порядочная свинья.

- И с чего вдруг? – опешил полковник.

- А с того, что Вы меня обманули.

- Когда это было?

- Вспомните, как Вы меня всеми правдами и неправдами пытались затащить на эту Вашу процедуру модернизации, говорили, что кроме меня больше некому…. А, меж тем, в экипаже еще, по крайней мере, двое смогли бы спокойно использовать этот Ваш костюм. Что на это ответите?

Разумеется, все претензии и кажущийся грубый тон Нестерова были наигранными вещами, но если он думал, что таким своим поведением поставит Эдуарда Сергеевича в тупик, то Федор ошибся.

- Отвечу, что Шарль меня не устраивает по причине своего характера и… неких особенностей поведения, - уклончиво ответил Петроградский, - а Чандра – пилот, ему нельзя.

- А я – астронавигатор, мне тоже нельзя.

Эдуард Сергеевич снисходительно улыбнулся, потрепал Федора по голове.

Мимо грациозной походкой прошествовала Каролина, одарив собравшихся мужчин жгучим взглядом.

- Не будем спорить, - как бы между прочим произнес Петроградский, провожая очаровательную девушку взглядом. – Понимаешь, в чем дело, я давно знаю твою семью, я знал ее еще до того момента, когда ты родился, подозреваю, что даже до того момента, кода ты появился в планах у своих замечательных родителей. Это великолепные люди, всем сердцем радеющие за процветание как своего народа так и всего человечества. Я знаю твоих братьев, знаю, что они все достойны носить фамилию Петра Ильича, поэтому мне пришлось сделать ставку именно на тебя. Думаешь, сделать из тебя нечто большее, чем просто человека, это безответственный шаг? Ошибаешься. Я вверяю в твои руки очень многое, хотя бы доверие к тебе, ведь никому больше на «Содружестве» не придется использовать костюм, кроме тебя… ну, еще господина Соболева, разумеется.

- Вы так уверенно говорите об использовании костюма, как будто знаете, что так оно и будет, - недоверчиво произнес Владимир.

- Ничто нельзя исключать, - не задумываясь ответил Петроградский, однако в глубине его глаз Федор заметил некую тень, на исчезающе краткое мгновение в них промелькнувшую.

Они обсуждали еще порядка двадцати минут достоинства и недостатки членов экипажа.

Нестеров-младший решил спросить Эдуарда Сергеевича о Шарле и неожиданно получил довольно подробный и развернутый ответ.

- Шарль Пере, человек, который заботится исключительно о самом себе, но никак не о ближних. Возможно, это происходит именно по той причине, что этих самых ближних у него и нет. Он едва не начал судиться с родителями из-за какой-то ерунды, он два раза был женат, и оба раза разводился, не прожив при этом в браке и полу года. Он невероятно самолюбив, самовлюблен и эгоистичен, я бы даже сказал, эгоцентричен. Не удивлюсь, что он считает себя самой важной персоной на корабле и отводит себе роль наибольшей степени важности в предстоящей миссии. Ты ведь тоже, полагаю, заметил его пренебрежительные взгляды на окружающих?

- Он заметил один взгляд, брошенный уважаемым Шарлем в сторону многоуважаемой дамы, - подколол брата Виктор.

Федор, однако, в этот раз уже не обратил на высказывание командира никакого внимания.

- Зря смеешься, Владимир Петрович, - сказал Петроградский хмурым голосом, - этот супчик может доставить экипажу проблем, в том числе и своими ухаживаниями за нашей докторшей.

- Так чего ж его вообще взяли на борт? Первое правило любых экспедиций, любых полетов было прописано еще на заре космонавтики и четко указывало на то, что каждый член экипажа должен был иметь психологическую совместимость друг с другом.

- Мне это прекрасно известно, Федор, - кисло улыбнулся полковник, - но Шарль Пере действительно гениальный физик-ядерщик, а их у нас должно быть двое.

- Карамзин же сам ядерщик, плюс Спецци, хороший такой дядечка, мне он очень понравился, вот уже есть два ядерщика, зачем третий?

- Академик Карамзин – начальник научной группы экипажа, у него как у руководителя, своих забот выше крыши. Если он начнет заниматься непосредственно исследованиями на борту корабля, то из этого ничего хорошего не получится, поверь мне. Люди, сидящие на нескольких стульях, быстро с них падали и тянули за собой всех остальных.

И все же доводы Эдуарда Сергеевича Федора не успокаивали. Нестеров понимал, что в нем самом говорит еще и не малая толика ревности, однако здравого смысла в его претензиях было гораздо больше.

- Значит, сидеть на двух стульях опасно, а брать в экипаж непонятно кого на пол года нормально? Что-то я не понимаю логики тех, кто жаждет результатов от миссии «Содружества». Они разве не опасаются того, что могут вообще не получить никаких результатов?

Полковник изобразил кислую мину на лице.

- На этот счет у нас есть товарищ Соболев. Он должен обеспечить добычу результатов и нормальную работу экипажа. – В голосе Петроградского прорезался метал. – Если отдельные члены экипажа будут создавать трудности в работе всей команды, поверь, Максим Павлович найдет убедительнейшие доводы, чтобы присмирить смутьяна. Кстати, как он тебе?

Федор ответил откровенно.

- Нормальный мужик, вежливый, очень сильный и…, - Нестеров затормозил с ответом, подбирая нужные слова.

- И что?- не унимался Петроградский.

- Мне показалось, что он глубоко несчастный. Он из-за чего-то сильно страдает, но при этом держит все в себе и старается не подавать виду.

На лицо Эдуарда Сергеевича легла тень задумчивости.

- А ты прям психолог, - с уважением сказал полковник, хлопнув Федора по плечу. – Только, умоляю тебя, не нужно задавать каждому встречному поперечному и в особенности самому Максиму Павловичу вопросы о его прошлом, во избежание неприятностей, так сказать. Он – еще один человек, с чьим присутствием на борту нужно смириться, поскольку других профессионалов такого уровня у человечества попросту нет.

- А зачем они вообще нужны нам в космосе?

Федор попытался на ответе поймать Петроградского, но у него это не получилось.

- А вот чтобы сглаживать всякие нервозности и острые углы между членами экипажа. Миссия – сверхважна, и нельзя допустить ее провала из-за таких вот мелочей.

Спорить с полковником не хотелось, тем более, что тон Петроградского был жесток и суров, но Федор всегда и везде старался доказывать свои позиции и всегда пытался добиться ясности в чем-то таком, что ему было непонятно, а миссия «Содружества» уже до старта обрастала клубком тайн и загадок, которые не давали ему спокойно существовать.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: