Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






ПО МАНОВЕНИЮ ВОЛШЕБНОГО ПОСОХА 2 страница




Qu'a paix Neptune ne sera incite.

 

Отвратительная, смрадная немилость

После события сменится довольством.

Великий извинится за то, что не был благосклонен

К тому, чтобы Нептун не был побужден к миру.

 

В катрене 2—90 Нострадамус обращается к трагической истории Венгрии в XVI веке:

 

Par vie & mort change regne d'Ongrie:

La loy sera plus aspre que service,

Leur grand cite d'urlemens plaincts & crie,

Castor & Pollux ennemis dans la lyce.

 

Из-за жизни и смерти изменится Венгерское царство.

Закон станет более суровым, чем крепостничество.

Их большой город [наполнится] стенаниями, жалобами и криками.

Кастор и Поллукс – враги на ристалище.

 

В битве при Мохаче в 1526 году турки разбили венгерскую армию, король Лайош II погиб, большая часть страны стала турецкой. Столица габсбургской Венгрии была перенесена в Пожонь (Братиславу); Фердинанд Габсбург предъявил права на венгерский престол, в то время как в оккупированной турками части страны королем был провозглашен Янош Запояи. Последовала гражданская война; Янош был разбит Фердинандом и удалился в Трансильванию. В 1541 году он обратился к султану Сулейману, который вторгся в Австрию и осадил Вену. Вернувшийся Янош передал корону Венгрии султану и получил ее вновь уже как вассал. Трансильвания стала протестантским княжеством под турецким протекторатом, а Западная Венгрия – ареной постоянных столкновений между имперцами и турками. Все это имело крайне печальные для Венгрии последствия – за столетие население страны сократилось с 4,5 до 2,5 миллиона, хозяйство пришло в полный упадок.

В первой строке речь идет о смерти короля Лайоша и жизни Яноша. Кастор и Поллукс – мифологические братья-диоскуры, сыновья Зевса и Леды, олицетворение боевого братства. Очевидно, говоря о них, Нострадамус имеет в виду венгерских дворян, вынужденных сражаться друг против друга в составе имперской и османской армий. Вторая строка показывает, что автор был знаком с ситуацией в Венгрии, где в XVI веке начался процесс повторного закрепощения крестьян, налагавший на них зачастую гораздо более тяжкие повинности, чем в предшествующую эпоху. В исторической литературе это явление получило название «второго издания крепостничества».

В катрене 2—99 Нострадамус вспоминает об осаде Рима галлами в 390 году до нашей эры:

 

Terroir Romain qu'interpretoit augure,

Par gent Gauloyse seras par trop vexee:

Mais nation Celtique craindra l'heure,

Boreas, classe trop loing l'avoir poussee.

 

Римская земля, чьи пределы очерчены авгуром,

Будет сильно измучена галльским народом.

Но кельтская нация убоится того часа,

[Когда] Борей слишком далеко отнесет ее флот.

 

В первой строке речь идет о городе Риме, чьи границы были установлены Ромулом посредством auguratio – особого обряда, построенного на толковании знамений (например, полета птиц). Борей – порывистый, холодный ветер, а также бог северного ветра, чье обиталище, как верили древние греки, находится во Фракии. Нострадамус считает, что французы – потомки галлов или кельтов – попытаются взять Рим, но сильный ветер слишком далеко отнесет их флот, посланный в поддержку осадной армии.

Реформация как важный фактор политической истории Европы XVI века фигурирует в катрене 3—67:

 

Une nouvele secte de Philosophes

Meprisant mort, or, honneurs & ricliesses

Des monts Germains ne seront limitrophes:

A les ensuivre auront apui & presses.

 

Новой секте философов,

Презирающих смерть, золото, почести и богатства,

Германские горы не будут границей;

[Эти философы] получат поддержку и рвение тех, кто пойдет за ними.

 

Нострадамус говорит об анабаптистах (перекрещенцах) – последователях радикального течения сектантского типа в Западной и Центральной Европе. Анабаптисты отвергали крещение детей и требовали вторичного крещения в сознательном возрасте при вступлении в анабаптистскую общину. Они также отрицали церковную организацию, иерархию и таинства, осуждали богатство и социальное неравенство и практиковали общность имуществ (а в некоторых крайних случаях, например, в Мюнстерской коммуне под руководством Иоанна Лейденского – и общность жен). Шире всего анабаптизм распространился в Германии, где его адепты во главе с Томасом Мюнцером приняли активное участие в Крестьянской войне 1524–1525 годов. В захваченных городах они вводили образ жизни, соответствовавший раннехристианским заветам: «Все же верующие были вместе, и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2, 44–45).

Следует подчеркнуть, что анабаптизм базировался на идее близости конца света и прихода Антихриста, в преддверии которого Божьи избранники (то есть сами анабаптисты) объединятся для финальной битвы с Сатаной. Британский историк Кэроли Эриксон пишет: «В течение нескольких дней Мюнстер стал библейским городом, в котором, согласуясь с идеями морали Ветхого Завета, должны были править старейшины. Все существующие законы, авторитеты и семейные связи больше не признавались, и был установлен новый порядок. Ян из Лейдена объявил полигамию естественным образом жизни, заявив, что она одобрена пророками, и подал пример своим последователям, взяв семнадцать жен. Среди них была вдова его предшественника, Яна Мат-тиса, а также бывшая монахиня по имени Дивара, о которой говорили, что это самая красивая женщина в городе. Тут же были придуманы регалии и церемониал королевского двора. Яна из Лейдена провозгласили королем Яном, а его старшую жену – королевой Диварой. При дворе находились камергеры, мажордомы и маршалы, шестнадцать младших жен короля служили при королеве как замужние фрейлины. Все городские церкви, естественно, были ограблены, а облачения и драпировки послужили материалом для нарядов придворных. Когда король Ян проезжал верхом через город на одном из своих великолепных коней (всего у него их было больше тридцати), на нем был костюм из золотой и серебряной парчи, отороченный малиновым бархатом и украшенный золотыми нитями… У короля Яна были также символы королевской власти: богатая золотая корона и драгоценная держава с девизом „Самый справедливый король всего мира“. Он и его сподвижники в весьма замысловатых выражениях намекали, что недалек тот день, когда правление анабаптистов распространится на весь мир».[134]

Об анабаптистских сектах, практиковавших примитивный коммунизм, идет речь также в катрене 4—32:

 

Es lieux & temps chair au poiss. donra lieu.

La loy commune sera faicte au contraire:

Vieux tiendra fort, puis oste du milieu

Le Jtavrci koivn фьЛшт) mis fort arriere.

 

Во время и в месте, [где] мясо уступит место рыбе,

Общепринятый закон будет ниспровергнут.

Старик будет крепко держаться, затем его возьмут из среды.

[Правило] «у друзей все общее» оставлено далеко позади.

 

Первая строка явно построена на поговорке ni chair ni poisson («ни рыба ни мясо»); возможно также, что Нострадамус имел в виду период Великого поста, когда вместо мяса ели рыбу. «Брать из среды» означает «уничтожать». Этот оборот встречается в знаменитой реплике апостола Павла, относящейся, как считается, к Антихристу: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Фесc. 2,7). Под «удерживающим теперь» Антихриста от пришествия, как правило, понимается государственная власть или (на Западе) папство. Вероятно, в этом ключе следует понимать третью строку катрена: «удерживающий теперь» погибает, открывая дорогу Антихристу.

«У друзей все общее» (греч. Jtavrcx koivt | cpiXayn, лат. amicorum communia omnia) – формула общности имущества первых христиан. В «Деяниях апостолов» (4, 32) об этом говорится так: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее». Формула эта часто повторялась гуманистом Эразмом: в частности, ею открываются его знаменитые «Адагии».

Анабаптисты упоминаются и в альманахе на 1563 год: «Не умиротворенные покуда люди не станут слушаться ни короля, ни правосудия; еще больший беспорядок: будет практиковаться „панта койна“; каковое [правило] станет применяться без закона, без веры, без разумной причины, без всякого надзора» (A l m. 1563, PL septembre).

В катрене 2—20 описаны издевательства над протестантами (как сообщает Жан Шавиньи, католики в шутку называли гугенотов «братьями и сестрами»[135]):

 

Freres & seurs en divers lieux captifs

Se trouveront passer pres du monaque,

Les contempler ses rameaux ententifz,

Desplaisant voir menton, front, nez, les marques.

 

Братья и сестры, схваченные в разных местах,

Будут проведены перед монархом.

Его отпрыски внимательно осмотрят их,

Огорченные видом клейм на [их] подбородках, лбах и носах.

 

Тему германской Реформации продолжает катрен 3—76; здесь Нострадамус предсказывает ее спад:

 

En Germanie naistront diverses sectes,

S'approchans fort de l'heureux paganisme,

Le cueur captif & petites receptes,

Feront retour a payer le vray disme.

 

В Германии появятся многие секты,

Сильно приближающиеся к «счастливому» язычеству.

С порабощенным сердцем и уменьшенными доходами

Вернутся к уплате истинной десятины.

 

Реформация проводилась под флагом борьбы за отмену десятины – обязательного десятипроцентного налога в пользу Церкви. В Германии той эпохи действительно хватало радикальных сект, которых обвиняли в язычестве даже их коллеги – умеренные протестанты. Таким образом, в этом катрене Нострадамус предрекает – как потом выяснилось, напрасно – скорый спад реформационного движения в Германии и возвращение ее под крыло католической церкви. При этом он с полным основанием считал налоговый гнет церкви меньшим злом в сравнении с духовным рабством, которое насаждали некоторые протестантские вожди – например, Кальвин, при котором в Женеве процветали репрессии и доносы.

С Нострадамусом был солидарен известный гуманист Этьен Ла Боэси, написавший в своем «Рассуждении о добровольном рабстве»: «Не подлежит сомнению, что вместе со свободой заодно утрачивается и доблесть. Порабощенный народ не находит никакой радости в борьбе и не стремится к ней: он идет на опасность как бы связанный и совершенно оцепенелый, как бы находясь на поводу, он отнюдь не чувствует, чтобы в нем кипела жажда свободы, которая заставляет презирать опасность и внушает желание снискать себе честь и славу храброй смертью среди своих товарищей. Люди свободные стремятся сделать как можно больше для общего блага, каждый в меру своих сил старается сделать все возможное; они все хотят иметь свою долю либо в беде поражения, либо в благе победы. Напротив, люди порабощенные утрачивают не только этот воинственный пыл, но вдобавок и всякую энергию во всех прочих вещах, они слабы, малодушны и не способны ни на какие подвиги. Тираны хорошо знают это, и, видя эту перемену в людях, они всячески содействуют тому, чтобы люди еще больше теряли человеческий облик».[136]

Катрен 2—21 содержит аллюзию на убийство послов Франциска I к султану Сулейману Великолепному на территории Миланского герцогства. Этот инцидент стал поводом к очередной войне между Валуа и Габсбургами в 1542–1544 годах:

 

L'embassadeur envoye par biremes

A mi chemin d'incogneuz repoulses:

De sel renfort viendront quatre triremes,

Cordes & chaines en Negrepont trousses.

 

Посол, отправленный на биремах,

На полпути отброшен чужаками,

В подкрепление с моря придут четыре триремы.

На Негропонте скручены веревки и цепи.

 

Бирема – легкая галера с двумя рядами весел. Заградительные веревки и цепи натягивались на входе в порт в период ожидания атаки вражеского флота. Негропонт – средневековое название греческого острова Эвбея.

В катрене 2—29 Нострадамус предсказывает второе нашествие гуннов:

 

L'oriental sortira de son siege,

Passer les monts Apennins, voir la Gaule:

Transpercera du ciel les eaux & neige:

Et un chascun frapera de sa gaule.

 

Восточный [правитель] покинет свою страну,

Чтобы перейти Апеннинские горы, навестить Галлию;

Пройдет небесные снега и воды

И каждого поразит своим жезлом.

 

Гунны – кочевой народ, сложившийся в степях Приуралья из тюркоязычных хунну, прикочевавших туда из Центральной Азии, и местных угров и сарматов. С 370-х годов гунны начали движение на Запад, что дало толчок так называемому Великому переселению народов. Покорив аланов Северного Кавказа, гунны во главе с вождем Баламбером перешли Танаис (Дон), разгромили готов в Северном Причерноморье. Покоренные племена они облагали данью и принуждали участвовать в военных походах. Наивысшего могущества гуннский союз племен достиг при Аттиле (правил в 434–453 годах). В 451 году под его командованием гуннское войско перешло Альпы («небесные снега и воды») и вторглось в Галлию, но на Каталаунских полях было разбиты римлянами, вестготами и франками. В 455 году в Паннонии гунны были вновь разбиты и ушли в Причерноморье, а их племенной союз распался. Название «гунны» наравне со «скифами» и «сарматами» еще долго использовалось для общего наименования причерноморских кочевников, а то и всех народов Восточной Европы.

Тот же Аттила появляется и в катрене 5—54:

 

Du pont Euxine, & la grand Tartarie,

Un roy sera qui viendra voir la Gaule:

Transpercera Alane & l'Armenie,

Et dans Bisance lairra sanglante Gaule.

 

У Эвксинского Понта и великой Тартарии

Появится некий царь, который навестит Галлию,

Перейдет Аланию и Армению

И оставит в Византии окровавленный жезл.

 

Здесь боевой путь степняков обозначен вполне точно: от Черного моря («Эвксинского Понта»), через Среднюю Азию («великую Тартарию»), Южный и Северный Кавказ («Армения» и «Алания»), они обрушатся на Византию и, наконец, вторгнутся во Францию. Возможно, пророк имел в виду турок-османов, которые к тому времени уже завладели Византией и Кавказом (в таком случае это своеобразное «обратное предсказание»), стояли у ворот Вены и теоретически вполне могли вторгнуться в Италию, а затем и во Францию, пойдя тем самым по стопам гуннов.

В катрене 2—34 описана дуэль – сравнительно новое явление, стремительно обретавшее популярность в XVI веке:

 

L'ire insensee du combat furieux

Fera a table par freres le fer luire

Les despartir mort, blesse, curieux:

Le fier duelle viendra en France nuire.

 

Безумная ярость бешеного соперничества

Заставит сидящих за столом братьев сверкнуть сталью [клинков].

Их разнимут, смертельно ранен любопытный.

Жестокая дуэль принесет Франции вред.

 

До 1547 году для поединка между дворянами еще требовалось разрешение короля. После этого Генрих II перестал дозволять дуэли, и с этого времени поединки стали частным делом, предпринимаемым дуэлянтами на свой страх и риск. Явление приняло грандиозный размах во всей Европе, так что даже Тридентский церковный собор в 1563 году проклял дуэль как «дьявольский обычай». Во Франции волна дуэлей представляла собой серьезную социальную проблему. В одном из альманахов Нострадамус писал: «Марс в Близнецах испытает, внеся смертельный раскол, братьев, заставляя их сверкать сталью» (Alm. 1565, NL novembre) – цитата почти дословная. В связи с этом катреном вспоминается латинская крылатая фраза: «Spemmutat discordia fratrum» – «рознь между братьями убивает надежду».

В катренах 2—39 и 2—40 причудливо переплелись Итальянские войны, прямо названные Нострадамусом, и свидетельство Геродота. Обрушение школы здесь служит предзнаменованием кровопролития:

 

Un an devant le conflit Italique,

Germain, Gaulois, Hespaignols pour le fort:

Cherra l'escolle maison de republique,

Ou, hors mis peu, seront suffoques morrs.

 

За год до итальянской войны

Германцев, галлов, испанцев из-за крепости,

Обрушится школа, государственное здание,

Где, за малым исключением, все задохнутся насмерть.

 

Un peu apres non point longue intervalle.

Par mer & terre sera fait grand tumulte,

Beaucoup plus grande sera pugne navale,

Feus animeux, qui plus feront d'insulte.

 

Чуть позже, после небольшого промежутка,

На море и земле произойдет великое волнение.

Морской бой будет гораздо большим.

[Будут] яростные огни, которые причинят больше всего вреда.

 

Геродот в своей «Истории» писал: «Обычно, когда какому-нибудь городу или народу предстоят тяжкие бедствия, божество заранее посылает знамения. Так же и хиосцам явлены были перед этими невзгодами великие знамения… незадолго до морской битвы в самом городе обрушилась крыша школы, и из 120 детей только один избежал гибели…Непосредственно за этим могущество города было сокрушено в морской битве».

«Яростные огни» – по-видимому, воспламеняющая смесь (греческий огонь), которая в то время еще использовалась в морских сражениях.

Социальным изменениям посвящен катрен 2—89:

 

Du jou seront demis les deux grandz maistres

Leur grand pouvoir se verra augmente:

La terre neufve sera en ses haults estres

Au sanguinaire le nombre racompte.

 

Двое великих магистров будут освобождены от ярма.

Их большая власть расширится

На новую землю; в высоких башнях замка

Кровожадному будет сообщено о числе.

 

Великий магистр – гроссмейстер, глава духовно-рыцарского ордена, как правило, назначаемый римским папой. «Новой землей» в XVI веке называли землю, служащую предметом обновляемого арендного договора или захваченную у противника. Речь в катрене идет о секуляризации духовно-рыцарских орденов, которой сопровождалась Реформация в XVI веке. Этот процесс был начат в 1525 году гроссмейстером Тевтонского ордена Альбрехтом Бранденбургским, сложившим с себя сан и превратившим владения ордена в Прусское герцогство. В последней строке «кровожадному» (вероятно, папе римскому) доносят о политических и имущественных потерях Святого престола вследствие секуляризации орденов.

В катрене 3—27 красочно описан союз Франциска I (прямо названного по имени) с султаном Сулейманом Великолепным:

 

Prince Libyque puissant en Occident

Francois d'Arabe viendra tant enflammer:

Scavans aux letres fera condescendent,

La langue Arabe en Francois translater.

 

Ливийский принц, могущественный на Западе,

Так воспламенит Франциска Аравией,

[Что тот] благосклонно позволит знающим толк в образованности

Переводить с арабского языка на французский.

 

«Ливийский» (североафриканский) принц здесь – алжирский бейлербей Хайреддин Барбаросса, вассал Османской империи. «Аравией» во Франции XVI века часто называли весь мусульманский Восток. В тот период Франция и Турция, имевшие общего врага – империю Габсбургов, – сотрудничали довольно тесно. Это сотрудничество не сводилось лишь к военным и торгово-экономическим аспектам. В 1540 году декретом короля Франциска I в Коллеже была учреждена кафедра арабского языка, был разработан печатный арабский шрифт для публикации научных трактатов. Группа переводчиков работала над их изданиями и на французском языке.

В катренах 3—73 и 6—84 Нострадамус обращается к истории царя Спарты Агесилая:

 

Quand dans le regne parviendra le boiteux

Competiteur aura proche bastard:

Luy & le regne viendront si fort rogneux,

Qu'ains qu'il guerisse son fait sera bien tard.

 

Когда хромоногий достигнет трона,

Его соперником станет его родственник-бастард, [который скажет:]

Он и царство станут такими облезлыми и запаршивевшими,

Что когда он выздоровеет, его дело будет уже кончено.

 

Celuy qu'en Sparte claude ne peut regner,

I1 fera tant par voye seductive:

Que du court, long, le fera araigner,

Que contre Roy fera sa perspective.

 

Хромоногий – тот, кто не может править в Спарте, —

Будет действовать путем соблазна,

Так что долго ли, коротко, его заставят признать перед судом,

Что его план – [война] против царя.

 

Агесилаю Плутарх посвятил отдельное жизнеописание: «Красота его в юные годы делала незаметным телесный порок – хромоту… В Спарте был некий предсказатель Деопит, знавший много старинных прорицаний и считавшийся очень сведущим в божественных делах. Он заявил, что будет грехом, если спартанцы выберут царем хромого, и во время разбора этого дела прочитал следующее прорицание:

 

Спарта! Одумайся ныне! Хотя ты с душою надменной,

Поступью твердой идешь, но власть взрастишь ты хромую,

Много придется тебе нежданных бедствий изведать,

Долго хлестать тебя будут войны губительной волны.

 

Против этого возразил Лисандр, говоря, что если спартанцы так боятся этого оракула, то они должны скорее остерегаться Леотихида. «Ибо, – сказал он, – божеству безразлично, если царствует кто-либо хромающий на ногу, но если царем будет незаконнорожденный и, следовательно, не потомок Геракла, то это и будет 'хромым цареньем'». На этих-то основаниях и при таких обстоятельствах Агесилай был провозглашен царем; он тотчас вступил во владение имуществом Агида, лишив этого права Леотихида как незаконнорожденного… Агесилай, во всем повинуясь своему отечеству, достиг величайшей власти и делал все, что хотел».

Информированный современник Нострадамуса мог усмотреть параллель между Агесилаем и Генрихом II; французский король также страдал физическим недостатком – гипоспадией (неправильным расположением выхода мочеиспускательного канала), хотя этот изъян далеко не столь заметен, как хромота. Как и Агесилай, Генрих испытывал избыточную, по мнению многих, любовь к военным и военной жизни. Наконец, с Агесилаем его роднило неограниченное доверие к фаворитам. Плутарх пишет о спартанском царе: «В своих отношениях с согражданами он был безупречен, когда дело касалось врагов, но не друзей: противникам он не причинял вреда несправедливо, друзей же поддерживал и в несправедливых поступках».

В катрене 3—79 причудливо переплелись постулаты стоической философии и история Марселя:

 

L'ordre fatal sempiternel par chaisne

Viendra tourner par ordre consequent:

Du port Phocen sera rompue la chaisne:

La cite prinse, l'ennemy quand & quand.

 

Вечный, роковой порядок, [скрепленный] цепью,

Повернется согласно закону последовательности.

Будет порвана цепь фокейского порта.

В это же время город захватят враги.

 

Авл Геллий в своем сочинении «Аттические ночи» отмечал: «Рок… определяется Хрисиппом, первейшим философом среди стоиков, примерно так: рок, говорит он, есть определенный порядок вещей, вечный и неукоснительный, а также цепь, которая влечет и увлекает сама себя согласно вечным порядкам последовательности, к коим она прилажена и присоединена». Фокейский порт – Марсель, основанный фокейцами в 600 году до н. э. Цепь на входе в порт имела исключительную важность: она защищала порт от захвата противником; как правило, порт запирался на цепь каждую ночь. В 1425 году флоту короля Альфонса Арагонского удалось порвать цепь марсельского порта, несмотря на все усилия защитников, в результате чего город пал. У Нострадамуса цепь разрывают не люди, а рок, что приводит к захвату города.

Катрен 4—39 посвящен борьбе рыцарских орденов с Турцией на Средиземном море:

 

Les Rodiens demanderont secours

Par le neglet de ses hoyrs delaissee.

L'empire Arabe revalera son cours

Par Hesperies la cause redressee.

 

Жители Родоса попросят о помощи, —

[Острова, ] из-за небрежности покинутого своими наследниками.

Арабская империя замедлит свой ход,

[Христианское] дело восстановлено гесперийцами.

 

Под «Арабской империей» подразумевается Турция; именно так называл Османское государство современник Нострадамуса Жан Боден в своем знаменитом трактате «Лучший способ изучения истории». Родос в начале XIV века был захвачен у Византии духовно-рыцарским орденом иоаннитов (госпитальеров). В 1522 году турки выбили рыцарей с острова после полугодичной осады и в отсутствие поддержки от христиан с материка. Но уже в 1530 году госпитальеры получили от испанского («гесперийского», то есть западного) короля Карла V Габсбурга Мальту, которую удержали под натиском превосходящих османских сил, сковывая их и отвлекая от дальнейших завоеваний.

В катрене 4—41 Нострадамус пересказывает эпизод Второй Пунийской войны, хорошо знакомый всем, кто интересуется историей Древнего Рима:

 

Gymnique sexe captive par hostaige

Viendra de nuit custodes decevoyr:

Le chef du camp deceu par son langaige

Lairra a la gente, fera piteux a voyr.

 

[Представительница] женского пола, взятая в заложницы,

Ночью обманет своих сторожей.

Начальник лагеря, обманутый ее речью,

Уступит красотке, грустно смотреть.

 

«Красотка» – Софониба (Сафанбаал), дочь карфагенского полководца Газдрубала и супруга правителя Нумидии Сифака, союзника Рима. Сифак под ее влиянием повернул оружие против римлян. Другой нумидийский предводитель, Масинисса, захватил Софонибу в плен, однако, вняв ее речам, влюбился в нее. Вот как об этом пишет Тит Ливий: «Она была в расцвете юности, на редкость красива; в ее просьбах, когда она, то обнимая колени Масиниссы, то беря за руку, молила не выдавать ее римлянину, звучало столько ласки, что душу победителя переполнило не только сострадание – нумидийцы покорны богине любви, – пленница пленила победителя. Подав ей правую руку, Масинисса пообещал исполнить все ее просьбы и ушел во дворец. Тут он начал сам с собой обсуждать, как ему исполнить свои обещания. Ничего он придумать не мог, и любовь подсказала ему решение опрометчивое и бесстыдное: он вдруг велит немедленно, в этот же самый день, готовиться к свадьбе, чтобы ни Лелий, ни сам Сципион не смогли распорядиться Софонибой как пленницей – она уже будет женой Масиниссы. Когда свадьбу справили, явился Лелий; он был так раздосадован, что собирался отправить Софонибу прямо с брачного ложа к Сципиону вместе с Сифаком и прочими пленными. Мольбами Масинисса добился, чтобы решение о том, с кем из двух царей должна разделить судьбу Софониба, было отложено и предоставлено Сципиону. Отослав Сифака и пленных, Лелий с помощью Масиниссы овладел остальными нумидийскими городами, где держались еще царские гарнизоны».

Римский полководец Сципион, однако, потребовал привезти ее в Рим в цепях:

«"По милости богов, покровителей Рима, Сифак побежден и взят в плен. Значит, он сам, его жена, его царство, земля, города, население его страны, все, что принадлежало Сифаку, – добыча римского народа. И царя, и его жену, если бы даже не была она карфагенянкой, если бы даже не знали мы, что отец ее вражеский военачальник, следует отправить в Рим: пусть сенат и народ римский решат, как будет угодно, судьбу той, о которой говорят, что она отвратила от нас царя-союзника и заставила его безрассудно взяться за оружие. Победи себя: смотри, сделав много хорошего, не погуби все одной оплошностью; не лиши себя заслуженной благодарности, провинившись по легкомыслию".

Масинисса слушал; лицо его заливала краска, глаза были полны слез; он сказал, что всегда будет во власти военачальника, и попросил отнестись по возможности снисходительно к связывающему его опрометчивому обещанию – ведь он дал Софонибе слово не передавать ее ни в чью власть. В смятении ушел он от Сципиона к себе; выпроводив свидетелей, долго сидел, вздыхал и стенал – это слышали стоявшие вокруг палатки – и наконец с глубоким стенаньем кликнул верного раба, хранившего яд (цари всегда держат яд при себе, ведь судьба превратна), и велел ему отнести Софонибе отравленный кубок и сказать: «Масинисса рад бы исполнить первое обещание, которое дал ей как муж жене, но те, кто властен над ним, этого не позволят, и он исполняет второе свое обещание: она не попадет живой в руки римлян. Пусть сама примет решение, помня, что она дочь карфагенского вождя и была женой двух царей».

Слуга передал эти слова и яд Софонибе. «Я с благодарностью, – сказала она, – приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но все же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйди я замуж на краю гибели». Твердо произнесла она эти слова, взяла кубок и, не дрогнув, выпила».

О Софонибе писали также Аппиан и Диодор. Образ женщины, обратившей свои чары на пользу народа и погибшей ради него, оказался весьма востребованным в эпоху Ренессанса. Софонибе была посвящена картина Рембрандта и трагедия Меллена де Сен-Желе, придворного поэта Генриха II.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных