Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Серяков М.Л. – Богини славянского мира 6 страница




Естественно возникает вопрос: как соотносились между собой оба супруга Великой богини? В предыдущей главе мы видели примеры их антагонизма между собой: в иранской традиции змей убивает быка и корову, а потом происходящий от них герой убивает змея. Последний мотив присутствует и в русских сказках. Однако в славянской традиции есть примеры, когда взаимоотношения обоих супругов носят неантагонистический характер. Согласно славянским поверьям, «Землю держит на своих рогах буйвол или бык; она покоится на змее, лежащей на спине вола, который стоит на гигантской рыбе, и вся эта пирамида держится на огромной черепахе...»170 Последнее представление хоть и осложнено заимствованными представлениями о держащей Землю черепахе, однако в своей основе включает одновременно образы обоих животных — древних супругов Великой богини-Матери, объединенные усилия которых направлены на поддержание Земли, которая, как будет показано ниже, также мыслилась женским божеством.

Подобный вариант развития представлений о взаимоотношениях обоих супругов Великой богини логически вел к их объединению. Результатом совмещения образов этих животных стало новое фантастическое существо — рогатая змея. Данный образ также уходит своими корнями в весьма отдаленное прошлое: «Рогатая или увенчанная полумесяцем змея появляется на пещерных рисунках эпохи палеолита; начиная со времени неолита, ее рельефные изображения можно видеть на сосудах»171. Так, например, рогатая змея была изображена на сосуде начале V тыс. до н.э., найденном около г. Битола в Южной Югославии. Об исключительной древности происхождения этого образа говорит и тот факт, что он присутствует у разнообразных народов на всех обитаемых континентах, включая Америку и Австралию172. Интересно отметить, что на примере рогатой змеи отечественная традиция показывает осознавания нашими далекими предками двойственности змеиной природы, ее способности быть одновременно носителем добра и зла, жизни и смерти. Все эти взгляды великолепно отразилось в следующем поверье: «На Украине думают, что царь-уж или царь-змей отличается от простых гадюк своею громадностью и сверх того имеет на голове золотые, светящиеся рожки. При встрече с ним в лесу должно положить на дороге красный пояс или платок; увидя красный цвет, он сбрасывает свои золотые рожки, и кто сумеет захватить их — тот будет и здоров, и счастлив, и богат... Рассказывают еще, что у царя-змея два золотых рога, овладевши которыми должно закопать их под двумя еще не- распустившимися дубами; один дуб засохнет, а другой покроется зеленью; рог, зарытый под первым деревом, — несчастливый, мертвящий, а зарытый под другим — счастливый, оживляющий»173. Следы совмещения черт быка и змеи мы видим и в некоторых вариантах русской былины о Соловье Разбойнике:

Засвистал Соловей по-соловьиному,

А в другой раз зашипел разбойник по-змеиному,

А в третьи зрявкает он по-звериному (вар. по-туриному)174.

Сочетание в этом свисте звуков двух прежних супругов Великой богини можно было бы считать случайным, тем более что встречается оно только в некоторых вариантах данного текста. Однако исследователи говорят о родстве этого былинного персонажа со змеем-рогатым Соколом белорусского эпоса, у которого эти черты присутствуют уже однозначно. Если в данном образе действительно совмещаются змеиные и туриные черты, то бой с ним Ильи Муромца, на которого перешел ряд черт Перуна, может являться «сниженным» вариантом схватки нового верховного бога-громовержца с бывшим супругом Великой богини. Понятно, что фигуры Соловья Разбойника и змея-рогатого Сокола постепенно складывались в эпосе путем совмещения разнородных мифологических и исторических черт, и на основании одной лишь характерной внешней черты их нельзя прямолинейно считать первоначальным супругом Великой богини, однако ниже мы увидим еще одну черту, связывающую этого былинного персонажа с эпохой матриархата.

Итак, мы видим, что поклонение змею, являющееся одной из составных черт матриархальной религии, имеет исключительно глубокие корни. Сам образ змея имел более чем многоплановый характер: это мог быть и супруг Великой богини или служащих ей жриц, и обожествленный предок, и хранитель секрета бессмертия, и покровитель умерших в загробном мире, облик змеи могла принимать и сама богиня либо ее жрица.

Глава 5 НЕБЕСНЫЕ БОГИНИ

Даже зафиксированная достаточно поздно славянская традиция хранит воспоминания о связи славянских богинь с той или иной частью небесной сферы. Согласно «Житию Георгия Святогорского» жившие около Афона славяне верили: «Солнце и дождь, и всякое благо дается нам» от Великой богини. Представление о связи языческой славянской богини с солнцем подтверждается и одной археологической находкой, сделанной в том же регионе. В Преславе на территории Болгарии было найдено костяное писало, датируемое X в. (рис. 4). Его навершие венчают четыре человеческие головы, которые описавший памятник П.П. Георгиев идентифицирует с мужскими и женскими божествами, что явно роднит его композицию со Збручским идолом. Каждая из четырех граней писала покрыта солярными знаками (кружками с точками), расположенными различно. Так, например, на приведенной на рисунке грани таких знаков семь, что явно наводит на мысль о семидневной неделе. На другой грани подобных знаков так же семь, однако они расположены не вертикально, а сгруппированы по четыре и три знака. С одной стороны, семерка была числовым символом Вселенной и обозначала членение мироздания по горизонтали (четыре стороны света) и по вертикали (небесный, земной и подземный миры). Однако то обстоятельство, что три солярных знака изображены в виде треугольника, а не вертикальной линии, указывает, по мнению П.П. Георгиева, на женский пол божества, изображенного на данной грани писала. Если принять это предположение, то тогда четыре верхних знака символизируют

Рис. 4. Костяное писало X в. из Преслава, Болгария

собой горло, груди и пупок солярной богини. На двух остальных гранях солярные знаки располагаются строго вертикально, но их там уже не семь, а шесть. Между солярными знаками изображены растения, указывающие на роль небесного светила в произ- ростании земных злаков. Четырехликость миниатюрного идола Преславского писала вполне понятна: еще в глубокой древности люди научились определять четыре ключевых положения солнца на небе в течение его годового движения — зимнее и летнее солнцестояния и весеннее и осеннее равноденствия. Поскольку на трех из четырех гранях писала был изображен мужской персонаж, по всей видимости Дажьбог, данная находка свидетельствует о превалировании у болгарских славян-язычников уже патриархальных представлений. Однако изображение на четвертой стороне писала женского божества показывает на сохранение у них отголосков и матриархальных представлений, соотносящих дневное светило с женским персонажем.

Если предположение П.П. Георгиева о том, что на одной из четырех граней этого писала изображен не бог, а богиня верно, то это обстоятельство указывает на то, что славяне воспринимали дневное светило как воплощение и мужского и женского начала. Поскольку

четыре грани идола соответствуют четырем ключевым положениям солнца в течение годового цикла, можно высказать предположение, что мужское и женское начала чередовались в природе дневного светила в зависимости от того или иного времени года. В пользу этого говорит записанная в Болгарии же песня «Солнце и Добрин- ка», описывающая похищение солнцем своей земной избранницы. Заканчивается эта песня примечательной констатацией двойной природы дневного светила:

С тех пор и по наши поры Светят на небе два солнца:

Первое солнце — Солнце,

Другое солнце — Добринка,

Солнце сияет летом,

А Добринка — весною175.

Как свидетельствует записанная на Украине сказка, в женском обличии некогда представляли себе дневное светило и восточные славяне: «Хто уявляе сонца, як обличчя панни, той каже, що воно ходить ногами чоловіка, якого проковтнуло. Казна. Жив на світі один чоловік. Цей чоловік харчувався тільки тим, що піймае риб- ку, чи застрелить зайця, а може й утку. Полюванням він займався через те, що ні з чого було жить; не мав на землі нічогісінько, крім рулиниці. Один раз пішов він полювати на зайців; пішов дак ще було темно. Ходив по зарослях, по болотах, а потім вийшов на поле. Тільки вийшов, зараз почала викочуватыся панна-сонце. Вперше вона філа слабо, а як тільки подніматись, то рот ставов більшим

і більшим і накінець так розкрила, що не видно носа, ні очей, ні ушей. В цей мент чоловік-охотник стояв коло самоі панни-сонця.

I вона, розкриваючи свій рот, торкнулася чоловіка, а щоб він не мешав, вона взяла да й заховала до своего величезного рота»176. Как видим, украинская сказка рисует нам еще доземледельческий уклад жизни, когда человек жил только охотой и рыболовством. Показательно, что, согласно этой сказке, охотился он ночью, еще до восхода солнца. Небесное светило, описываемое здесь в качестве госпожи-панны, как бы совершенно случайно, безо всякого мотива проглатывает охотника. Гибель последнего здесь вообще ничем не мотивирована и становится понятной лишь в том случае, если принять во внимание, что в славянской и целом ряде других индоевропейских традиций, созвездие Ориона представлялось в виде Небесного охотника. Смысл украинской сказки раскрывается лишь с учетом этого астрального подтекста: созвездие исчезает с небосвода с восходом солнца, дневное светило как бы проглатывает его. Вместе с тем данный текст является еще одним указанием на матриархальную революцию, сохранившимся в славянской традиции: охотник-Орион гибнет по вине сверхъестественного женского персонажа, на власть которого недвусмысленно указывает титул, которым величает ее сказка — «панна-сонце». Естественнно, что после убийства Небесного охотника, власть в пантеоне переходит к проглотившей его богине, соотносимой в данной сказке с дневным светилом. Более чем архаичным выглядит и способ расправы солнца с охотником, напоминающий нам греческий миф о Кроне, проглатывавшем своих детей. Представление о солнце как о женском персонаже присутствует и в русском фольклоре. В русской песне девица так говорит о себе:

Мне матушка — красна Солнушка,

А батюшка — светел Месяц...177

На севере Руси также «многие считают солнце за женщину»178 В чешской сказке «Три золотых волоска Деде-Всеведа» сверхъестественный женский персонаж оказывается уже не солнцем, не его женой, а матерью дневного светила. Сказка начинается с того, что король, остановившийся на ночь в хижине углежога, случайно услышал, как три старушки-Судьбички определили только что родившемуся сыну углежога жениться на его дочери. Чтобы избежать столь неравного и позорного в его глазах брака, король тщетно пытается погубить сына углежога, а когда все его старания заканчиваются неудачей и бедняк все равно женится на его дочери, дает зятю невыполнимое задание: принести в качестве вена три золотых волоска Деде-Всеведа. Сын углежога отправляется в путь и в его конце вновь встречается с Судьбичкой, которая объясняет герою, что она мать солнца:

Старушка улыбнулась и промолвила:

— Дед-Всевед — сын мой, ясное Солнышко...179

О существовании подобного же представления и на Руси говорит поговорка «дожидайся солнцевой матери Божья Суда»180. «Солнцева мать упоминается во многих сказках, и везде о ней говорится как о вещей пряхе: она дает странствующим героям мудрые советы и на золотой прялке прядет золотую кудель»181. На солярные истоки судиц у южных славян указывает и время, когда их можно увидеть: «В некоторых хорутанских краях они же слывут под именем живиц — дев жизни, содиц=судиц — дев судьбы, кресниц, как дев, которых можно видеть всем во время креса — праздника купала (24 июня)»182.

Как солнце в русской загадке, так и луна в болгарском поверье, приведенном выше, соотносились с коровой, этим зооморфным образом богини. А.Н. Афанасьев отмечает, что, согласно поверью люнебургских славян, пряха сидит на месяце, вертит там колесо и прядет тонкие белоснежные нити, которые в самом конце лета падают на землю легкой паутиной, а саму пряху можно увидеть во время новолуния.

Еще одним достаточно распространенным женским персонажем отечественного фольклора применительно к небесной сфере является Заря-Заряница. Само русское слово заря, ст.-слав, zarja, zorja восходят не только к и.-е. gherh-/ghreh-, а к ностр. gE/hr/a «утренняя заря»183. Касаясь ее происхождения, духовный стих о «Голубиной книги» отмечает:

Утрення заря, заря вецерняя

От очей Божьих, Христа царя небес наго...184

Связь обеих зорь с очами божьими в данном памятнике выглядит довольно странной. Вряд ли создатели духовного стиха имели здесь в виду собственно зарю, то есть рассвет и закат при восходе и заходе солнца. Солнце у многих народов воспринималось как небесный глаз, но предшествующая ему заря с трудом могла быть соотнесена с этим органом человеческого тела из-за отсутствия у нее четких границ. Русские заговоры также отчетливо отличают зарю от собственно рассвета: «Встану я, раб Божий (имярек), благословясь, пойду я, перекрестясь, на восход красна солнышка, на закат светла месяца, на тихую зарю утреннюю и вечернюю. И портевщику, и колдовщику бы краснаго солнышка в руки не забирывать, светлаго месяца с неба не спихивать, чистых звезд с неба не сбирывать, а меня, раба Божия (имя рек), веки вечныя не испорчивать...»185 Как видим, утренняя и вечерняя заря не только отличаются от восхода солнца, но и соотносятся во второй части заговора от порчи с небесными звездами.

Все становится ясно, если мы примем во внимание, что по XIX в. включительно утренняя и вечерняя заря в русском языке означали не только рассвет и закат, но и планету Венеру: «Утренняя, вечерняя звезда, зорница, одна и та же планета Венера...»186 Вывод В.И. Даля на фольклорном материале подтверждает А.Н. Афанасьев: «зо(а)рница (зирныця, зараянка) — утренняя или вечерняя звезда, планета Венера»187. Венера — это ярчайшее после Солнца и Луны светило земного неба и единственный объект, который при определенных условиях может быть виден даже днем. Эта особенность не осталась незамеченной даже христианскими авторами Древней Руси: «Звѣзда свѣтлѣиши инѣх дньница прѣд зорями въсходяща»188. Действительно, Венера видна и после захода Солнца, и незадолго до его восхода, что и обусловило двойное ее название — вечерней и утренней звезды. В славянском переводе книги Иоанна Дамаскина говорится: «Венеру же оную овогда денницею, овогда вечерницею нарицают»189. Данное обстоятельство вполне объясняет применение к одному небесному объекту в русском духовном стихе двойного названия — утренней зари и зари вечерней. Как было показано мною в исследовании о «Голубиной книге», два женских персонажа верхнего яруса Збручского идола, соотносимого со сферой небесных богов, скорее всего, изображают не двух отдельных богинь, а планету Венеру в двух ее ипостасях.

В белорусском заговоре читаем: «Раньня зоря зараница, бож- жа помошница, утихаетца зоранька раньня, утихнися примовка и уроки...»190 В одном русском заговоре говорится: «встахомъ заутра и помолихся Господу Богу и дьнницѣ»191. Генетически родственный заговор, представляющий собой обломок древней языческой молитвы, был записан и в Белоруссии: «Помолимся, поклонимся святой зорочцы раньняй, святой зорочцы повдзенной, святой зорочцы вячерняй. Говору, говору уроки, суроки... Пресвятая Бо- городзица, стань на помочь»192. Параллелизм между святой зарей в начале заговора и Богородицей в конце его очевиден, а на некоторых иконах, как отмечал Ф.И. Буслаев, на голове матери Иисуса Христа изображены три звезды. Возможно, однако, что некогда наши предки молились одной деннице. Так, например, еще в конце XIX в. 73-летняя жительница г. Касимова Ксения Илларионовна Сурина перед смертью отказалась от причастия, заявив, что «таинства — вздор», «Христос — не бог, его вовсе не было, он не страдал и не спасался», а бог «есть зарница, утренняя звезда» и «молиться нужно в лесу, в кустарниках, на источниках». Следует добавить, что она, по свидетельству местного попа, не исповедовалась и не причащалась и в течение 30 лет числилась в церкви «не бывшею у исповеди по нерадению»193. Поклонение славян в древности заре подтверждает и составленный в Древней Руси перечень исповедальных вопросов, которые духовенство было обязано задавать своей пастве: «Или кланялись чемоу отъ тварі, солнцоу, или звѣздам, или мѣсяцу, или зари?»; «Или кланялась солнцу и мѣсяцу и звѣздам или зари?»194

Один заговор, отражающий персонификацию утренней и вечерней зари, гласит: «Стану я, рабица Божия, перекрестясь, пойду благословясь... под красно солнце, под светел месяц, под утреню зарю Марию, под вечерну Маремьяну, ко Киану морю...»195 Характер Венеры как утренней и вечерней звезды приводит к раздваиванию образа богородицы: «На море на окияне, на востром на Буяне, стоит храм Божий, святая церковь золоченая, озолоченая, священная, моленная, апостольская. В той же церкви стоит злат пристол, на злате пристоле сидят две матушки Божьи Богородицы: Тифиньская и Владимирьская»196. Миниатюра Хлудовской псалтыри XIII в. изображает обе Зари в виде двух женщин, причем утренняя держит в руках факел и какой-то круг (рис. 5). Л.А. Зарубин воспринимал этот круг в качестве кольца, сопоставляя эту миниатуюру с изображени-

ем богини на Збручском идоле, однако размер круга на миниатюре указывает скорее на более крупный предмет, который может быть гривной или венком. О том, что перед нами не заимствованная из Византии аллегорическая фигура, а образ языческой богини, свидетельствует как приводимые J1.A. Зарубиным похожие древнеиндийские изображения богини зари, так и изображение богини на дне чешского средневекового сосуда (рис. 6). В правой руке эта богиня держит какую-то траву или растение, а в левой — гривну, венец или венок. О том, что образ богини планеты Венеры восходит к эпохе даже не славянской общности, а времени контактов наших предков с индоиранскими племенами, красноречиво говорит и аналогичное изображение иранской богини, речь о котором пойдет ниже.

Поскольку только Денница могла сиять на небе вместе с Солнцем, славяне в своем фольклоре начали особо подчеркивать связь Венеры с дневным светилом. В русской песне эта связь осмысляется в категориях кровного родства:

Зоря-ль, моя Зоринька,

Зоря, солнцева сестрица!197

У южных славян ей дается название, которое самой своей формой подчеркивает ее связь с Дажьбогом-Солнцем: «В Каринтии утреннюю звезду называют дъжница — слово, тождественное с именем звезды денницы или утренницы и родственное с древним названием солнца Дажьбогом...»198

Интересно также отметить связь Зари с воинским делом. В заговоре ее просят защитить в бою: «вынь ты, девица, отеческий меч- кладенец, достань панцырь дедовский, шлем богатырский, отопри коня ворона; выйди ты в чистое поле, а во чистом поле стоит рать могучая, а в рати оружий нет сметы. Закрой ты, девица, меня своею фатой от силы вражьей, от пищали, от стрел, от борца, от кулачного бойца, от дерева русского и заморского... от кости, от железа, от уклада, от стали и меди». По свидетельству заговоров, Зоря держит в руках булатные ножички и иглу, которой очищает и зашивает кровавые раны; ее молят забить неприятельские ружья наглухо и избавить от смерти в бою»199.

В определенной степени характеристики разящей небесной силы соотносились и с Богоматерью. Как отмечал еще А.Н. Афанасьев,

Рис. 6. Изображение богини на чешском средневековом сосуде.

Фото автора

древнее поклонение языческой богине весенних гроз и земного плодородия было перенесено на Деву Марию. Сербы называли богородицу Огненной Марией и считали ее сестрой Ильи Громовитого, на которого у них перешли многие черты языческого громовержца Перуна. Согласно их песням при разделе вселенной св. Илья взял «грома небеснога, a Mapnja муньу и стрщелу», а на свадьбе Месяца ей достался живой огонь. Илья «громом 6nje», а Мария «муньом пали». При этом сербы отмечали не только мощь, но и справедливость Огненной Марии: «Хвала Богу, хвала единому! Где влахи в воскресенье ниву жали, там над ними вились три облака: первое облако — громовник Илья, другое облако — Огненная Мария, третье облако — св. Пантелеймон. Провещает св. Пантелеймон: «ударь громом, громовник Илья, ударь огнем, Огненная Мария! А я пройду вихрем». Отвечает Огненная Мария: «не рази гром, громовник Илья! Не рази вихрем, св. Пантелеймон! А я огнем не ударю; ведь турки не веруют влахам (православным; вынуждают их жать в праздники), а (зрелая) пшеница не ждет будней»200. Поскольку Огненная Мария в данной песне вместе с двумя святыми является в образе облака, интересно отметить, что дождевые облака чехи называли бабами201. В болгарской песне Огненная Мария, сестра святых Ильи и Георгия, получает от бога ключи от неба и земли, с помощью которых она наводит на землю девятилетнюю засуху202. Связь Марии с громом и молнией известна и у других славянских народов. Праздник Сретения пресв. Богородицы (2 февраля) известен у поляков под названием дня N.P. Магуі gromnicznej, у чехов под именем Нгошпісе, у лужичан — sveckovnica Maria, у хорватов — svecna Marije, у славенов — svetio Marine. Литовцы дали богородице эпитет Percunatele или Percunija—женская форма от имени Перкуна (Раппа Maria Percunatele). Подобные представления были известны и на Руси: «Народная загадка так выражается о молнии: «Дева Мария (христианская подмена древней богини громовницы) по воду ходила, ключи обронила»...»203 В Виленской губ. в праздник, посвященный Богородице, прихожане брали в церквах зажженные свечи, которые они называли громницами и берегли потом целый год в надежде предохранить дома от ударов молнии. О дожде, идущем при солнечном сиянии, белорусы говорили: «царевна плачет»204. Также А.Н. Афанасьев констатировал, что в ряде случаев крестьяне смешивали между собой Марию Магдалину и богородицу из-за одинаковости их имен и поэтому не работали в поле 22 июля, в день Марии Магдалины, чтобы не убила за то гроза. Точно так же и по той же самой причине крестьяне остерегались работать и в Ильин день. Кроме того, Богородица связывалась не только с дождем и молнией, но и с радугой: «Чехи не позволяют указывать на радугу пальцем, ибо на ней, как на троне, восседает царица небесная Пресв. Мария»205.

Наконец, женские персонажи могли соотноситься у славян и с отдельными созвездиями. В первой главе уже отмечалось, что в Древней Руси созвездие Плеяд было известно под названием Волосыни, а название этого же созвездия Бабы носит общеславянский характер. Украинцы выделяли на небе созвездие, которое они называли «Дівкі» или «Дівчины з відрами». Его они описывали следующим образом: «По Дорози (Млечному Пути) саме в розсохах есть крыниця—чотыри зиркы, а вид нейи пишла Дівка з відрами—три зирки»206. Как отмечал Д.О. Святский, розсоха—это разветвление Млечного Пути, где летом бросаются в глаза четыре звезды из созвездия Дельфина, неподалеку от которого видна яркая звезда а Орла («Дівчина»), которая несет воду в ведрах (звезды (3 и у того же созвездия).

Глава 6 МАТЬ СЫРА ЗЕМЛЯ

Этот персонаж народного фольклора хоть и не упоминается в средневековых письменных источниках, однако древность его бытования в устной традиции не вызывает особых сомнений. Народ ласково называл ее Мать Сыра Земля. «Праматерь всего живущего, земля пользовалась особым уважением...»207 — отмечал в своем исследовании Н.М. Гальковский. О том, каково было уважение к ней у наших предков, свидетельствуют собранные А.А. Коринфским следующие народные пословицы: «От земли взят, землей кормлюсь, в землю пойду!», «Добра мать до своих детей, а земля — до всех людей!», «Мать-Сыра-Земля всех кормит, всех поит, всех одевает, всех своим теплом пригревает!», «Поклонись матушке-землице, наградит тебя сторицей!», «Как не добёр кто, а все не добрей Матери-Сырой- Земли: всяк приючает землю до гробовой доски, а земля приютит и мертвого!», «Всякому человеку — и доброму, и худому — земля даст приют!», «Умру — похоронят, поверх земли не положат!», «Нужна рыбе вода, а птице вольная ширь поднебесная, а человеку — нет ничего нужнее, как Мать-Сыра-Земля, — умрёт, и то в нее уйдёт!», «Кому земля — мать родная, кому — родимая матушка, а кому и мачеха; да всё, как время придёт, и пасынка к сырой груди прижмет, не оттолкнет, не погубит — к себе возьмёт, на вечные веки приголубит!», «Корми — как земля кормит; учи — как земля учит; люби — как земля любит!». Кто не почитает земли-кормилицы, тому, по словам народа-пахаря, она не даст хлеба — не то, что досыта, а и впроголодь. Кто сыновним поклоном не поклонится Матери Сырой Земле, выходя впервые по весне в зачерневшиеся проталинами поля, — на гроб того она наляжет не пухом легким, а тяжелым камнем. Кто не захватит с собою в чужедальний путь горсть родной земли, тому никогда больше не увидеть родины. Земля и сама по себе почитается в народе целительным средством: ею, смоченной в слюне, знахари заживляют раны, останавливают кровь, а также прикладывают ее к больной голове. «Как здорова земля, — говорится при этом, — так бы и моя голова была здорова!»

Исследование русских духовных стихов привело Г. Федотова к следующему выводу: «Мир, божественный в космогонии... весь пронизан Святым Духом или «святыми духами», посланными Христом. В стихе о 12 пятницах поется, что в день Троицы

Пущал Господь Святый Дух по всей земле.

Это излияние Св. Духа не ограничено Церковью... Но вся земля приемлет Св. Духа, который, по драстическому выражению одного стиха, даже воплощается в ней:

Воплотив Свят Дух Во сыру землю,

Во всю поселенную.

Живущий в природе святой дух ощущался народом в дыхании воздуха, ветре и благовониях земли»208. Понятно, что подобное народное восприятие изначальной святости природы вне зависимости от ее освящения представителями официального культа явно не соответствовало христианству, стремившемуся монополизировать святость в стенах своих церквей и монастырей. Н.М. Гальковский, приводя народное выражение «Земля — свята мати», отмечал, что, по всеобщему убеждению, земля настолько свята и чиста, что не держит в себе ничего нечистого и враждебного людям. Белорусы про нее любовно говорили: «Святая зямелька корміць нас і усякаго зверя; носіць на своіх плячах, ніколі не наракаючи, не стогнучы, а як бог пашле смерць, то яна прыгорне і не гідзіцца, колі нас чэрві точаць»209.

На основании одних только русских духовных стихов еще можно было бы сомневаться, не возник ли образ святой земли под влиянием христианства, но сравнительная мифология свидетельствует, что представление о святости Земли возникло у индоевропейских народов задолго до возникновения новой религии. Следует отметить, что образ святой Земли встречается нам в иранской религии. Уже в «Гатах» упоминается богиня земли Зам, имя которой безусловно генетически родственно русскому слову земля, однако вскоре в той же «Авесте» она оказывается оттеснена на второй план Спента Армаити, которая в качестве духа-покровителя земли является супругой верховного бога Ахура Мазды. В авестийском языке слово спента означало «святой». В среднеиранский период она была известна как Спандармат и почиталась как олицетворение возделанной земли, религиозного благочестия и прародительница жизни. Описывалась Спандармат как красивая благочестивая женщина с мускусной розой в руке, а Заратуштра, согласно пехлевийскому сочинению «Бахман-Яшт», узрел ее в мистическом трансе, «покрытую растениями, и все их виды, и корень каждого в земле — Спандармат»210.

Как следует из самого ее устойчивого именования в русской народной традиции, Земля является в первую очередь Матерью. Чьей же Матерью считалась Земля? На этот вопрос нам помогает ответить записанная еще в XIX в. в Нижегородской губернии песня- заклинание, с которой перед сбором лекарственных трав крестьяне обращались к земле:

Гой, земля еси сырая,

Земля матерая,

Матерь нам еси родная!

Всех еси нас породила,

Вспоила, вскормила И угодьем наделила;

Ради нас, своих детей,

Зелий еси народила,

И злак всякий напоила Польгой беса отгоняти И в болезнях помогати.

Повели с себя урвати Разных надобьев, угодьев,

Ради польги на живот211.

Как видим, согласно этому, уходящему в глубь веков представлению, Мать Сыра Земля оказывалась матерью не только для населяющих ее людей, но и для произрастающих на ней трав. Очевидно, персонификация ее в качестве богини произошла довольно рано. Приводившиеся выше археологические данные свидетельствуют о существовании женских божеств еще в эпоху палеолита. Как указал еще В.Л. Комарович, почитание земли у славян возникло очень давно, на еще доземледельческой стадии развития. На это указывает русский покаянный стих, произносимый при «обряде прощания с землею», где в числе провинностей упоминается и то, что кающаяся

«...рвала твою (земли) грудушку Сохою острою, расплывчатой,

Что не катом тея я укатывала,

Не урядливым гребнем чесывала, —

Рвала грудушку боронушкой тяжелою,

Со железным зубьем да рживыем.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных