Серяков М.Л. – Богини славянского мира 7 страница

Прости, матушка, питомая!»²¹²

Исследователь совершенно справедливо заметил, что это явный пережиток сакрального запрета на земледелия вообще. Но из этого следует, культ Земли появился у наших далеких предков еще в до- земледельческий период, на стадии собирательства.

Независимо от него к аналогичному выводу об исключительной древности культа Матери-Земли пришла и М. Гимбутас: «Начиная с эпохи верхнего палеолита появляются изображения Богини, в которых символически воплощается ее плодовитость. Это натуралистически переданные женские фигуры с руками, покоящимися на округлившемся животе: по-видимому, беременность уподобляется плодородию засеянной земли и всех ее творений. (Превосходный тому пример — рельеф с изображением обнаженной женщины, обнаруженный у входа в пещеру в Лосселе на юге Франции.) Чрево Богини ассоциативно связано с пещерами и холмистой местностью. Для собирателей эпохи палеолита изобилие, источником которого являлось ее тело, и было урожайностью. Перед тем как стать матерью окультуренных зерновых, она считалась родительницей всех диких растений.

В начале эпохи неолита это (уже тогда очень древнее) божество превратилось в богиню земледелия, прародительницу и хранительницу всех плодов урожая, в особенности зерна и хлеба. Культ Матери-земли, которая беременна по весне и разрешается от бремени урожаем, когда ее отягощенные плодами лозы перерезают как пуповину, давая повод для осенних праздников, — этому культу много тысяч лет. Вера в то, что силы земли сконцентрированы в холмах, возвышенностях, скалах и деревьях; признательность и глубочайшее почтение к земле-кормилице питающей все живое; а также потребность посредством ритуалов принимать участие в священном круговороте природы — все это не утратило своей силы при переходе от доисторических к историческим временам. Начиная с эпохи неолита ей возводили жертвенники рядом с печами для выпечки хлеба; ей поклонялись везде, где мололи зерно, готовили тесто и выпекали хлеб»²¹³.

На древность возникновения культа Матери-Земли указывают и дошедшие почти до нашего времени следы ее почитания. Так, например, у украинцев Черниговской губ. сохранилась традиция при наступлении весны варить кашу, закапывать горшок с ней в землю, сверху прибивая колом. В этом обычае исследователи не без основания видят жертвоприношение земле²¹⁴. Еще более архаический ритуал был зафиксирован у западных славян: «В чехах уцелел обычай, по которому при начале весенних посевов крестьяне отправляются ночью на поле вместе с голою девицею и черным котом и тащат за собою плуг; там приготовляют они глубокую яму, бросают в нее черного кота и зарывают его в землю. В прежние годы плуг вывозили на поле три голые женщины»²¹⁵. Н.М. Гальковский привел другой интересный случай. У одного крестьянина постоянно дох скот, и ему под большим секретом посоветовали тайно от всех на восходе солнца выйти во двор и три раза без креста и шапки поклониться земле. Понятно, что с точки зрения ортодоксального православия это был большой грех, но скот с тех пор стал вестись. Однако поклонение ей изредка было не столь безобидным. Еще в 1863 г. Министерство юстиции зафиксировало случай, когда русский туруханский мещанин принес в жертву земле девушку.

Исключительно интересным является и один описанный А.Н. Афанасьевым ритуал: «Чтобы нечистая сила не поселилась в нивах и не выжила с пастбищ стад (т.е. не повредила бы тем и другим), хозяева в августе месяце выходят раннею зарею на поля с конопляным маслом и, обращаясь на восток, говорят: «мать-сыра земля! уйми ты всяку гадину нечистую от приворота и лихого дела»; затем выливают на землю часть принесенного масла. Обращаясь на запад, продолжают: «мать-сыра земля! поглоти ты нечистую силу в бездны кипучия, в смолу горючую»; на юг произносят: «мать-сыра земля! утоли ты все ветры полуденные с ненастью, уйми пески сыпучие со мятелью» и наконец на север: «мать-сыра земля! уйми ты ветры полуночные со тучами, содержи (сдержи) морозы со мятелями». За каждым обращением льют масло, а в заключение бросают и самую посудину, в которой оно было принесено»²¹⁶.0 его древности свидетельствуют индоевропейские параллели: так, литовцы после уборки хлеба выливают пиво на землю с мольбою: «Цветущая Земля! благослови дело рук наших». Отчасти это напоминает и приводившийся выше средневековый английский заговор, посвященный земле. Если в последнем Земля наделяется многими свойствами Великой богини, то и в молитве русских крестьян Мать Сыра Земля наделяется властью над нечистой силой, ветрами и морозами, т.е. явлениями, подвластность которых Земле не является очевидной.

Как уже отмечалось, деление горизонтального мира, видимой поверхности Земли, очень во многих культурах осуществлялось именно на четыре части. Четыре стороны света в своей совокупности символизировали Землю, мир людей. Соответственно и бог, который обнимал все эти четыре стороны, являлся повелителем этого мира. По свидетельству Саксона Грамматика, идол западнославянского бога богов Святовита на Рюгене был именно четырехглавым. Четырехликим был и рассмотренный выше восточнославянский Збручский идол, олицетворявший собой Первобога, тело которого составляло вселенную. В этом отношении чрезвычайно интересной является находка, сделанная еще в XIX в. в Рязани (рис. 7). Это была бронзовая литая полая статуэтка, представлявшая половину четырехликого идола. На сохранившейся части была изображена женщина. Бронзовый бюст крепился к столбу, неподалеку от него был обнаружен горшок с остатками пищи. Губы показаны тремя полосками, а три пробитых насквозь дырочки как бы показывали оскал зубов. Судя по особенностям обнаружения, идол находился в Рязани вплоть до середины XII в., пока святилище не было разрушено и на его месте не был воздвигнут Спасский собор²¹⁷. Если

Рис. 7. Рязанский идол. XII в.

на статуэтке действительно было изображено женское божество, то можно предположить, что данный четырехликий идол изображал Мать Сыру Землю. В восточнославянской традиции сообщений о ее изображениях нет, однако в начале XVIII в. Прокош писал о почитании идола этой богини в Польше: «Земня, или Земля, богиня, которой приписывали изобилие хлебов и плодов с деревьев; поэтому возлагали перед ее изображением приношения из всех видов зерна во время жатвы и из древесных плодов, когда собирались фрукты»²¹⁸.

Своеобразным продолжением этой традиции стала Богородичная капитель, найденная в Боголюбове, загородной резиденции Андрея Боголюбского. Она представляет собой четырехгранный камень из белого известняка высотой 104 см и шириной от 70 до 73 см. На каждой из сторон высечена женская голова, окруженная нимбом (рис. 8). Большинство исследователей полагает, что она является символическим изображением богоматери и в древности была водружена на столбе. Данная капитель является уникальной и не имеет прямых аналогов во всем древнерусском искусстве. Ни богородицу, ни какую-либо другую христианскую святую никогда на Руси не изображали подобным образом в виде четырехгранной капители. Наиболее близкими аналогами этого являются упомянутые выше четырехликие идолы славянского язычества. Все эти данные в совокупности говорят о чрезвычайно устойчивой традиции изображать свои божества смотрящими на все четыре стороны света, свойственной как восточным, так и западным славянам. Известный исследователь Г.К. Вагнер в свое время также подчеркивал, по сути дела, «двоеверный» характер Боголюбской капители: «Распространение в средневековом, в частности и в византийском, искусстве четырехликих капителей говорит о том, что этот некогда языческий мотив вошел в новое искусство уже как элемент художественный.

Но это отнюдь не исключает сохранение в нем старой языческой подоплеки, особенно там, где молодое христианство сосуществовало с языческими верованиями. В Старой Рязани, например, четырехликие идолы дожили до XII в. Во Владимире новому культу Богородицы приходилось рядиться частично в языческие или полуязыческие одежды, чтобы быть понятым и действенным в языческой среде. (...) По-видимому, столпу поклонялись как полу языческому памятнику...»²¹⁹

Следует отметить, что народное понимание Богородицы и в последующие века было подчас весьма далеко от христианских догматов. Еще в XIX в. крестьяне порой воспринимали ее как «божеское лицо», а в некоторых семицких песнях присутствовал зачин «Благослови, Троица-Богородица...»²²⁰ Свадебная песня Великолукского уезда Псковской губернии содержала, в частности, и такой мотив:

Как за той быстрой реки Три апостола:

Первый апостол-боженька Сама мать-богородица,

Другой апостол-боженька Воскресенье светлое,

Третий апостол-боженька Кузьма и Демьян²²¹.

Как видим, апостолом-боженькой (два этих понятия, судя по всему, не различались) для русского крестьянина был не только заменивший бога-кузнеца Сварога «двоеверный» святой Кузьма- Демьян, но и Богородица вместе с Воскресеньем, заместившие языческих богинь. Однако даже эти примеры могут показаться образцом христианского благочестия по сравнению с тем народным восприятием Богородицы, который будет приведен ниже.

Все это не единственные примеры перенесения языческих представлений о Матери Сырой Земле на христианскую богоматерь. Показав, что ромб был древним языческим символом плодородия, А.К. Амброз отметил его проникновение и в новую религию: «В кажущемся противоречии с языческим символом ромба с крючками находится его появление в культовом христианском искусстве. (...) В конце XIII — начале XIV в. простой ромб с крючками появился даже на двух иконах богородицы, написанных в Ярославле. Ромбы помещены на марофории (покрывале богоматери) на лбу и плечах. Обычно на этих местах изображались крестики или лучистые звездочки... Ромб с крючками есть на чеканном окладе XIV в. иконы Одигитрии из Благовещенского собора в Москве»²²². Сближение языческого и христианского женских начал шло в народном сознании не только в скульптуре или иконографии, но и на уровне ритуалов: «Существует также обычай ставить в день Благовещенья образ пресв. Богородицы в кадку с зерном, оставленным для посева. Все это делается с тою целию, чтобы яровой хлеб дал богатый урожай. Мысль о благословенном плоде чрева Богоматери сливается в народных воззрениях с мыслию о весенних родах матери Земли. (...) Во Владимирской губ., когда начинает накрапывать дождь, обращаются к Богородице с таким причитанием: «Мать Божия! Подай дождя на наш ячмень, на барский хмель»...»²²³ С другой стороны, с Богородицей связывалось и завершение земледельческих работ: «В крестьянском быту день Успения Пресвятой Богородицы (15 августа) считается днем окончания жатвы, и в церковь, на литургию, мужички считают долгом принести колосьев нового хлеба, чтобы «Успенье-Матушка» благословила их труды и помогла благополучно управиться с молотьбой, оградив свезенный хлеб от пожаров и всякого несчастья»²²⁴.

На основании устного народного творчества Г. Федотов сделал важное наблюдение о тесной связи Матери Сырой Земли с нравственным началом в глазах нашего народа: «Можно сделать попытку определения особого нравственного закона Земли, который, войдя в круг христианских представлений, тем не менее сохранил следы древней натуралистической религии цаших предков. В приведенных стихах об исповеди земле «молодец» кается в трех грехах:

Я бранил отца с родной матерью...

Уж я жил с кумой хрестовою...

Я убил в поле братика хрестового,

Порубил ишо челованьице хрестное.

Хотя лишь третий грех является непрощаемым, но все три объединяются общим признаком: это грехи против родства кровного или духовного. Земля, как начало материнское и родовое, естественно блюдет прежде всего закон родовой жизни. (...) Что грех против рода представляется самым тяжким в глазах народа, видно из следующего указания величайших грехов в «Голубиной книге»:

Трем грехам великое, тяжкое покаяние:

Кто блуд блудил с кумой крестовыя,

Кто во чреве семена затравливал,

Кто бранил отца с матерью...

Хоть и есть грехам тым покаяние,

Приложить труды надо великие»²²⁵.

Относительно второго тяжкого греха следует привести наблюдение А.П. Забияко: «Поскольку для праславянской культуры животворящая сила свята, всякое покушение на силу жизни, роста, на чадо- и плодородие — святотатство, т.е. умыкание силы, тяжкий грех. По этой причине колдун — святотавец, и существо его настолько пропитано грехом, что, по поверьям, после смерти святая земля не принимает его останки, выбрасывая их после погребения»²²⁶.

О том, что связь Земли с нравственным законом возникла в глазах народа задолго до записи духовных стихов в XIX в., свидетельствуют средневековые данные. Как известно стригольники, представители самой первой древнерусской ереси, каялись не духовному отцу, а земле. Это не упустили поставить им в вину представители официальной церкви: «Еще же и сию ересь прилагаете, стригольницы, — велите земли каятися человеку... А кто исповедуется земли — то исповедание не исповедание есть: земля бо бездушна тварь есть — не слышит и не умеет и не умеет отвечати и не въспретит съгрешающему»²²⁷. В этом более чем странном с христианской точки зрения обычае нашли отражения народные представления о Матери Сырой Земле как высшей нравственной инстанции и искупительнице греха. Несмотря на явный антихристианский характер этого обычая, отрицающий, помимо всего прочего, значимость православного духовенства в качестве необходимых посредников между людьми и богом, он получил достаточно широкое распространение в народе и нашел отражение в уже упоминавшихся русских духовных стихах.

К матери-земле идут каяться во грехах:

Уж как каялся молодец сырой земле:

Ты покай, покай, матушка сыра земля²²⁸.

Следы этого языческого представления сохранились и у части старообрядцев. Так, например, на приглашение православных священников к исповеди усть-цилемские старообрядцы отвечали так: «Я приложу ухо к сырой земле, бог услышит меня и простит»²²⁹. Таким образом, мы видим, что, несмотря на все старания православного духовенства внушить своей пастве представление о Матери Сырой Земле как о «бездушной твари», достаточно значительная часть нашего народа на протяжении веков бережно хранила представление о ней как о Матери и высшей нравственной инстанции. Сама сущность подобных антихристианских воззрений красноречиво говорит об их возникновении еще в языческую эпоху.

На протяжении веков на Руси сохранялась традиция клясться землей как одним из самых высших начал. Автор поучения против русского язычества «Беседа Григория Богослова об испытании града» пишет: «А инъ градъ чьтетъ; овъ же дрьнъ въскроущь на главе покладая, присягоу творить. Овъ присягы костьми человечами творить»²³⁰. Согласно этому свидетельству, присягу на Руси совершали, либо положив на голову вырезанный кусок земли с травой, либо на человеческих костях. В актах XVII в. упоминается следующая процедура определения границ земельных владений: «Пронька Михайловъ, положа земли на голову, ту спорную землю обошелъ, и межу им впредъ учинили, куда шелъ Пронька Михайловъ». Еще в XIX в. «...в Рязанской губ. один простолюдин, оспаривая принадлежность луга, вырезал дернину, положил ее на голову и, оградясь крестом, клялся перед свидетелями, что если право свое на покос он утверждает ложно, то пусть сама мать-родная земля прикроет его на веки. Конечно, тот же смысл грядущего наказания (= смерти), насылаемого богинею Землею за ложную клятву, соединялся с описанным обрядом хождения по меже. За его религиозный характер прямо говорит та замена, упоминаемая в юридических актах XVI века и узаконенных потом в Уложении, следуя которой обход спорных полей совершался с иконою на голове, а не с землею и дерном. Преимущественно носили икону Богородицы, которая в христианскую эпоху сменила в народных верованиях древнюю богиню земного плодородия, и это технически называлось: «отводить землю по Пречистой»²³¹.

В качестве Великой матери Земля заботилась о своих детях и даровала им (вероятно, в случае соблюдения ими хранимого ей нравственного закона родовой жизни) не только растения на пропитание и исцеление, но и силу для борьбы с врагами. Этот мотив встречается в белорусской сказке «Братья-богатыри»: «Ударил богатырь третий раз — ссек третью голову змея. Змей все слабел и слабел, а богатырю сама мать-земля силы прибавляла»²³². Земля может покровительствовать не только отдельному богатырю, но и целому роду. Так, калики перехожие советуют Илье Муромцу:

Не бейся и с родом Микуловым —

Его любит матушка-сыра земля²³³.

Еще одним примером смешения представлений о Матери Сырой Земле и матери бога христианской религии является смоленская легенда о Меркурии, в которой Богородица помогла этому воину спасти город от нашествия татар. Показательно, что богоматерь описывается с ярко выраженными солярными чертами: «Прииде святый на место идеже повеле святая Богородица, и ту победил много вой татарских... И бе виде жену превелику и пресветлу солнцеобразну с множеством вой небесных, и ужасошася, вскоре отбежа от нас. Шаташася безумнии в молве горкаго своего злаго неверия, яко провидели Госпожю Богородицу, паче солнца сиящу и помогающу своему угоднику...»²³⁴ Однако, как отметил Ф.И. Буслаев, в одном из вариантов легенды Меркурий бьется не с татарами, а с печенегами, а вместо Богородицы там фигурирует Мать Сыра Земля, что свидетельствует о более ранней, языческой основе смоленского предания. В этой легенде она в буквальном смысле выступает как мать людей и ходатай за них перед богом: «И восплакалась тогда земля, как чадолюбивая мать, видя ту беду, бывшую на всех странах христианских. (...) И видя все то, общая наша мать земля вопияла своим голосом и стонала: «О сыны русские! Как же мне оставить вас, о любимые мои дети, прогневавшие Господа своего, и моего Творца Христа Бога! Вижу вас отторгнутых от моей пазухи, и, судом божиим, в поганские руки немилостивно впадших и рабское иго имущих на своих плечах. И стала я бедная вдова: о ком же прежде буду я сетовать, о муже или о любимых чадах? Вдовство мое — запустение монастырям и святым церквам и многим городам. Не терпя лютой беды, возопию к Творцу общему Господу Богу...» Слышите ли, как земля, не терпя той беды, возопила гласом своим, моляся

Творцу. Кольмо паче стократное молитвенное показалось на нас дивное заступление Госпожи Богородицы»²³⁵. Несмотря на налет христианской риторики, прежняя языческая основа Матери Сырой Земли проглядывает достаточно отчетливо, а сам ее образ в конце перекликается с образом Богородицы.

Даже когда нашим предкам было навязано христианство, образ Матери Сырой Земли был настолько силен, что, несмотря на все гонения новой религии, не только остался в народной памяти, но и получил дальнейшее развитие. В своих духовных стихах, объединяя старые языческие представления с христианскими, народ вывел свою троицу, правда, разительно отличную от троицы библейской: «В кругу небесных сил — Богородица, в кругу природного мира — земля, в родовой организации — мать являются, на разных ступенях космической божественной иерархии, носителями одного материнского начала. Их близость не означает еще их тождественности. Певец не доходит до отождествления Богородицы с матерью-землей и с кровной матерью человека. Но он недвусмысленно указывает на их сродство:

Первая мать — Пресвятая Богородица,

Вторая мать — сыра земля,

Третья мать — кая скорбь приняла.

Скорбь — т.е. муки рождения земной матери...»²³⁶

Подобное тройственное восприятие материнства устойчиво сохранялась в сознании народа. Представления о Земле как о матери на Руси был настолько устойчивы, что проникли даже в церковную практику: «Грех есть легше чреви на земли, опитемии 12 дней, поклон 60 на день» или «Аще отцу или матери лаял, или бил, или на земле лежал ниц, как на жене играл, 15 дни (епитимия)»²³⁷. В карпатских свадебном ритуале прощания с родителями жених становится «перед своей матерью как перед Богородицей»²³⁸. С другой стороны, сербы, обращаясь к Земле, называли ее Землю- Богомщко²³⁹. Аналогичное отождествление было зафиксировано и на Руси: «Так, в районе Переславля Залесского еще в начале XX в. существовал запрет бить колотушкой на пашне сухие комья земли и тем самым «бить саму Мать Пресвятую Богородицу»²⁴⁰. И эта тесная связь трех великих начал сохранялась в народном сознании на протяжении весьма длительного времени. Уже в относительно современных восточносибирских быличках на вопрос черта: «А что на свете три матери?» знающий парень дает следующий правильный ответ: «Мать-родительница, мать-сыра земля да мать пресвята богородица»²⁴¹. Все это свидетельствует в пользу того, что в древности Мать Сыра Земля представлялась нашим далеким предкам как могущественное божество-носительница всеобщего материнского начала, проявляющегося самыми разнообразными способами в нашем мире.

С принятием христианства часть прежних представлений была перенесена на высший женский персонаж новой религии — Богородицу. Г. Федотов так охарактеризовал народное восприятие Богородицы: «В самом деле, Богородица не только Божья Мать, но и Мать вообще, общая наша мать («мать богов и людей»). (...) Иногда мы видим, что она действительно мыслится родительницей и творительницей мира:

Аще Пресвятая Богородица Помощи своей не подаст,

Не может ничто на земле в живе родиться,

И ни скот, ни птица,

Ни человеком бысть.

В стихе о Василии прямо указывается... на Богородицу, Которая нам сотворила И небо, и землю, и солнце, и месяц,

И частые звезды»²⁴².

Как видим, в народном сознании Богородица окончательно приобретает чисто языческие черты Великой богини-Матери, подательницы великой силы жизни и творительницы всей вселенной, что показывает, что под христианскими именами народ в данном случае во многом сохранил свои прежние языческие верования.

Не меньший интерес, чем сохранившиеся остатки культа Матери Сырой Земли, представляет и этимология ее имени. Само слово мать обозначает порождающее начало. Праславянское мати имеет соответствия во всех индоевропейских языках: лит. mote, англ. mother, др.-инд. mata, авест. matar, лат. mater — «мать, источник, начало». Лингвисты констатируют: «И.-е. название матери mater... имеет континуанты во всех ветвях и.-е. языков и отражено в них шире, чем любой другой термин родства»²⁴³. Как первоисточник, он находится в неразрывной связи с потомством, ср. русские поговорки: «какова матка, таковы и детки», «в матку и детки». Помимо обозначения степени родства, данное слово в русском языке имеет и переносные значения: «то, что является источником, давшим жизнь кому-нибудь или чему-нибудь, откуда черпают силу, энергию, жизненность», «место происхождения, корень». В ряде диалектов (вятском, казанском, костромском и т.д.) означает «что-либо важное, значительное, главное». В древнерусском языке помимо основного значения означало «начало, основание, источник, причину»²⁴⁴. Аналогичную ситуацию мы видим и в других славянских языках. Так, например, сербо-хорватское мати означает «мать; та, которая является источником жизненных благ, кормилица, родительница; основа чего-либо; основная часть растения, имеющего отростки»²⁴⁵. Кроме своего основного значения, ст.-слав, матица также означало «источник, лоза, главную ветвь (о винограде)», а в болгарском языке слово матка означало также и русло реки²⁴⁶. Как видим, язык сохранил основные ассоциации, которые с глубокой древности связывались с образом богини-матери. Весьма показательно, что в ряде славянских языков слово мать оказывается связанным с растительностью, обозначая в русском языке «корень», а в сербо-хорватском «основную часть растения». Это обстоятельство вновь указывает на раннее возникновение образа Матери Сырой Земли. Очень древним является и обозначение земли, имевшей, по мнению В.Н. Даниленко, в эпоху индоевропейской общности и космологический подтекст: «Этот древнейший термин для обозначения земли не лишен оттенка космологического обобщения (ср. рус. земъ в значении низ, лтш. zem — под, ср. чешек, poda — земля)...»²⁴⁷ Само же слово земля восходит даже не к и.-е. dhghem-, а к ностратической прафор- ме²⁴⁸. Данное слово свойственно всем славянским языкам (русск., укр., блр. земля, др.-русск., ст.-слав. земліА, болг. земя, сербо- хорв. зёмл>а, словен. zemlja, чеш. zeme, елвц. zem, польск. ziemia, в.-луж., н.-луж. Zemja) и имеет широкий круг индоевропейских параллелей: лит. zeme «земля», лтш. zeme, др.-прусск. semme — то же, при лит. zemas «низкий», лтш. zems — то же, авест., др.- перс. zam — «земля», греч. %а\іаі «на земле», «низкий», лат. humus, фриг. £фёА.ю «мать-земля», откуда греч. 2ецгА.т]; более отдаленные соответствия др.-инд. ksam-, авест. za, греч. хѲюѵ²⁴⁹.

Еще больший интерес представляет второй элемент народного наименования Земли. В. А. Меркулова, отмечая, что в русском языке корень сыр- имеет два значения — «сырой, мокрый, влажный» и «свежий, зеленый, незасохший», — первая высказала следующее интересное предположение: «Может быть, в старых устойчивых словосочетаниях сыр-бор и мать сыра земля прилагательное сыр несет именно это значение? Сыр-бор в значении «зеленый бор, не засохший на корню», а земля сырая, т.е. «свежая, зеленая, цветущая», «не сухая, не бесплодная». Торжественная ритуальность обращения к матери-земле противоречит современному значению слова сырой в русском языке. Ср. еще фольклорное сырой дуб («Возле дуба, дуба сырова...»), как синоним выражения зеленый дуб. Все эти реликты, кажется, подтверждают мысль о том, что и в восточнославянских языках у слова сырой было значение «свежий, зеленый»²⁵⁰.

О существовании образа Матери Сырой Земли у наших далеких предков как минимум в эпоху индоевропейской общности говорит то обстоятельство, что похожая богиня с трехчастным наименованием и, что особенно важно, с рассматриваемым корнем на втором месте в ее имени, засвидетельствована у одного из народов данной языковой семьи. Это иранская богиня Ардви-Сура Анахита, имя которой означает буквально «влага сильная, чистая (незапятнанная)»²⁵¹. Если разделить ее имя на три части, то ее средняя часть этимологически совпадает со средней же частью славянского имени Мать Сыра Земля. В иранской мифологии Ардвисура Анахита была богиней вод и плодородия и, в посвященном ей «Яште», характеризуется как широко разлившаяся, целебноносная, покровительствующая стадам, дому, имуществу, стране, выращивающая семена всех мужей, подготавливающая к родам лоно всех жен, наполняющая молоком женскую грудь и удовлетворяющая желания прославляющих и почитающих ее. Так, иранские богатыри и их противники молят ее о победе в бою и об обретении власти. Следы ее былого владычества отражаются в том, что к ней с молитвой обращается даже Ахура Мазда, верховный бог созданной Заратуштрой религии. Впоследствии часть ее имени в форме Нахид в фарси стало обозначать планету Венеру и ее персонификацию. Хоть Ардвисура Анахита является богиней вод, а не земли, однако трехчастное строение имен обеих богинь с общим средним элементом говорит о существовании этих образов уже в эпоху контактов наших далеких предков с иранцами. Как отметил В.В. Иванов, с иранской и славянской богинями можно сопоставить и трехчленный эпитет Юноны в римской мифологии — Juno Sespes Mater Regina²⁵², что также свидетельствует о значительной древности подобного наименования великих богинь.

Интересно отметить, что славяно-иранские параллели на этом не кончаются. Анахита описывается как богиня, одетая в бобровую шубу:

Бобровую накидку Надела Ардви-Сура Из шкур трехсот бобрих,

Четырежды родивших (Когда они шерстистей,

Когда их гуще мех)..,²⁵³

Однако бобры ни на территории современного Ирана, ни на территории Средней Азии, откуда далекие предки современных иранцев могли прийти на Иранское нагорье, не водятся. Кроме того, общеиндоевропейское слово b(h) ib(h) er/b(h) eb(h) ег первоначально означало просто «коричневый», «блестящий». Живущее в воде животное оно стало означать только у ограниченного круга народов: авест. bawra-, bawri-, лит. bebrus/ bebras, прус, bebrus, русск. бобер, др.-в.-нем. bibar, др.англ. beofor. Весьма показательно, что в санскрите данный корень продолжал означать просто определенный цвет, а не бобра, что говорит о том, что название бобра появляется у иранцев относительно поздно, уже после распада индоиранской общности. Кроме того, в этом же ареале он оказывается связан с нижним миром: в «Авесте» бобер связан с богиней вод Анахитой, в славянских песнях «черные бобры» соотносятся с корнями мирового дерева, а в латышских народных песнях божественные близнецы пляшут в шкурах бобра и выдры. Отметившие все эти особенности Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. констатируют: «Эти особенности балтийской, славянской и авестийской традиций, не находящие параллелей в других индоевропейских традициях, подтверждают в культурно-историческом плане вторичность приобретения особой значимости этими видами животных...»²⁵⁴ H.J1. Членова, рассматривая древние контакты иранских племен, выдвигает гипотезу, что данная характеристика богини появилась в Восточной Европе: «Бобровая шуба Ардви-Суры Анахиты в цитированном описании — реликт ее доахаменидской сущности, когда она была богиней-рекой, олицетворением Волги, и бобр был ее священным животным»²⁵⁵. В связи с тем, что Ардви-Сура Анахита была богиней любви, следует отметить, что бобер упоминается и восточнославянских свадебных песнях, что вряд ли является случайным. Высокая сексуальность бобра, равно как и образование им семьи наподобие людей вполне объясняет его эротическую символику в фольклоре. Однако анализ свадебных песен привел В.Н. Топоров к следующему выводу: «В целом семантика образа бобра противоречива и парадоксальна и поражает поверхностного исследователя неожиданностями. Бобр — завидный жених, но невесте на свадьбу почему-то нужна бобровая шуба, которую можно получить, только убив того же бобра. С бобром собираются вступить в брак и строить совместную жизнь, но о том, что случилось после свадебного обряда (да и состоялся ли он вообще?) почти ничего не говорится. При этом бобра, которого собираются сделать мужем, членом семьи, бьют, гонят, ловят, убивают»²⁵⁶. Подобные совпадения позволяют предположить значительную древность подобной символики, восходящей к периоду древнейшей эпохи славяно-иранских контактов. Славянская книжная традиция отмечает трудолюбие бобра («Бобръ трудолюбиво»), а также обитание его в двух стихиях: «Бобръ звѣрь вѣздѣ пребывает и в воде и на суше». Кроме того, в переносном смысле бобер обозначал человека, отвергающего от себя дьявола²⁵⁷.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: