Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Huxley A . The Devils of Loudun 17 страница




Таким образом, монахини хорошо сознавали свою вину — не за свое поведение во время припадков, а за то, что не считали нужным этим припадкам противиться. Периоды терзаний и угрызений сменялись сеансами экзорцизма, которые не могли не восприниматься как праздничная передышка. Слезы если и лились, то не во время припадков, а в перерывах между ними.

С самого начала Сурену была предоставлена высокая миссия изгонять бесов из самой настоятельницы. Когда Лобардемон сказал сестре Иоанне, что призвал на помощь иезуитов и что в наставники к ней назначен самый благочестивый и способный молодой монах во всей Аквитании, настоятельница переполошилась. Иезуиты — это не тупоумные капуцины и кармелиты, которых ничего не стоило водить за нос. Иезуиты умны, образованны, а если этот отец Сурен еще и святоша, тогда совсем плохо. Он сразу же раскусит ее, поймет, когда она действительно чувствует себя одержимой, а когда всего лишь устраивает спектакль. Иоанна стала упрашивать Лобардемона, чтобы он оставил ее на попечении прежних экзорцистов — милого каноника Миньона, славного отца Транкиля и достойных кармелитов. Но Лобардемон и его господин уже приняли решение. Они нуждались в авторитетном подтверждении факта колдовства, а для этого требовалась помощь иезуитов.

Сестре Иоанне не оставалось ничего другого, как согласиться. Несколько недель, остававшихся до приезда Сурена, она потратила на то, чтобы выяснить о новом экзорцисте как можно больше. Писала письма подругам в другие монастыри, донимала расспросами местных иезуитов. Ее цель заключалась в том, чтобы «изучить характер человека, которого ко мне назначили», а потом, выяснив все, что возможно, «держаться с ним как можно более скрытно, никак не посвящая его в состояние моей души — и это мое намерение оставалось твердым». Когда новый экзорцист прибыл, Иоанна знала о его предшествующей жизни довольно много. Во всяком случае, она позволила себе насмешливо упомянуть о его «буанеточке» (так бесы язвительно обозвали Мадлен Буане). Сурен всплеснул руками, совершенно потрясенный. Это было настоящее чудо, хоть явно инфернального происхождения.

Сестра Иоанна приняла решение держать свои секреты при себе, а все потому, что испытывала к новому экзорцисту активнейшую неприязнь. Всякий раз, когда Сурен приставал к ней с вопросами о состоянии ее души, у настоятельницы приключался припадок (по ее собственным словам, «на нее набрасывались демоны снаружи и изнутри»). Стоило монаху приблизиться, и Иоанна сразу пыталась скрыться. Когда же он заставлял ее выслушивать его речи, она выла и высовывала язык. По словам Иоанны, она «всячески испытывала его терпение, но он был настолько милостив, что относил все эти выходки на счет дьявола».

Все монахини страдали от угрызений совести и сознания греховности своих поступков — вне зависимости от того, причастны к ним были бесы или нет. Настоятельница же имела еще более веские основания для раскаяния. Вскоре после казни Грандье дьявол Исакаарон «воспользовался моим небрежением и чудовищнейшим образом стал искушать мое целомудрие. Он совершил некий акт над моей плотью, акт необычный и возмутительный. Он вселил в меня веру, что я вынашиваю ребенка, да так убедительно, что я всей душой в это поверила». Иоанна призналась сестрам в своей беде, и вскоре множество бесов в один голос стали кричать, что она понесла. Экзорцисты доложили о случившемся комиссару, тот написал его высокопреосвященству. Выяснилось, что у сестры Иоанны уже три месяца нет месячных; ее сильно тошнит, она страдает несварением желудка, из грудей выделяется молоко, а живот заметно увеличен. Шли недели, нравственные и физические страдания настоятельницы возрастали. Если она и в самом деле беременна, то ее саму, ее монастырь, а также весь орден урсулинок ожидает страшный позор. Единственным отдохновением от отчаяния были визиты Исакаарона. Бес навещал ее почти каждую ночь. Во тьме кельи Иоанна слышала голоса, чувствовала, как сотрясается ее постель. Невидимые руки сдергивали с нее простыню, кто-то шептал ей на ухо лестные и непристойные слова. Иногда в углу зажигался свет, и Иоанна видела то козла, то льва, то змея, то мужчину. По временам она впадала в каталептическое состояние и лежала, не в силах пошевелиться, а по ее коже как бы ползали маленькие звери, щекоча тело своими усиками и лапками. Жалобный голос просил ее о любовных ласках — пусть она полюбит его, хотя бы совсем немножко. Когда же Иоанна ответила, что «ее честь в руках Господа, и Всевышний знает, как с этой честью поступить», неведомая сила выкинула ее из постели и избила так сильно, что все лицо распухло, а тело покрылось синяками. «Это происходило очень часто, но Господь дал мне больше мужества, чем я могла помыслить. Но самомнение мое было велико, и я гордилась этими ночными сражениями, полагая, что веду себя образом, угодным Господу, а потому мне нечего терзаться угрызениями совести. И все же угрызения не оставляли меня в покое, и я знала, что веду себя не так, как хотел бы Господь».

Итак, главным обидчиком был Исакаарон, поэтому именно против этого беса Сурен направил свой главный удар. «Слушай меня, Сатана, и изыди». Увы, заклинания не помогали. «Поскольку я не признавалась ему в своих искушениях, соблазны преследовали меня все больше и больше». Исакаарон делался сильнее, а вместе с тем, к ужасу сестры Иоанны, все явственней становились симптомы прогрессирующей беременности. Перед рождеством настоятельница раздобыла некие снадобья, которые, согласно галенической медицине, якобы обладали способностью вытравливать плод. Во всяком случае, девушки, попавшие в отчаянное положение, свято верили в их силу.

А что если дитя умрет некрещеным? Ведь тогда его душа пропадет навек. Устрашившись, Иоанна выкинула снадобья.

У нее возник другой план. Она пойдет на кухню, возьмет самый большой нож, разрежет себе чрево, извлечет младенца, окрестит его, а затем либо поправится, либо умрет. Перед новым, 1635 годом Иоанна причастилась и исповедовалась, «однако не признавшись исповеднику в своих намерениях». На следующий день, вооружившись ножом и купелью, она закрылась в маленькой комнате в верхнем этаже монастыря. Там висело распятие. Сестра Иоанна преклонила перед ним колени и стала молиться Господу, чтобы «Он простил ей собственную смерть и смерть маленького создания, ибо после крестин я была намерена его задушить; а также чтобы Он простил мне мою собственную смерть, если мне суждено умереть». Когда она раздевалась, ее охватил «страх вечного проклятия», но страх этот был недостаточно силен, чтобы отвратить ее от замысленного. Сняв рясу, она прорезала в рубахе большую дыру ножницами, взяла нож и попыталась воткнуть его между ребрами в области живота, «твердо намеренная довести дело до горького конца».

Люди истерического склада часто пытаются совершить самоубийство, но им редко это удается. «И, о чудо, вмешалось само Провидение, остановив мою руку! Некая сила вдруг швырнула меня на пол. Нож был вырван из моей руки и упал под распятие». Потом какой-то голос крикнул ей: «Отступись!» Сестра Иоанна подняла глаза на распятие. Христос простер к ней одну из пригвожденных к кресту рук. Раздались божественные слова, и дьяволы испуганно завыли. Тогда-то настоятельница решила, что изменит свой образ жизни и отныне будет вести себя иначе.

Беременность между тем продолжалась, да и Исакаарон от своего не отступался. Однажды ночью он предложил Иоанне сделку: она станет к нему немножко подобрее, а за это он даст ей волшебный пластырь, который высосет плод из чрева. Иоанна заколебалась, но все же ответила отказом. Тогда разозленный бес снова задал ей взбучку.

В другой раз Исакаарон плакал и молил так жалобно, что сестра Иоанна растрогалась до слез и «ощутила желание услышать его мольбы вновь». Желание было исполнено. Ночные встречи продолжались, и конца им не было видно.

Встревоженный Лобардемон послал за знаменитым доктором дю Шеном. Врач приехал, осмотрел настоятельницу и подтвердил факт беременности. Тут уж барон запаниковал. Как воспримут эту новость протестанты?

К счастью, Исакаарон публично, во время экзорцизма, обозвал доктора невежой. Он сказал, что все симптомы беременности — от утренней рвоты до выделения молока — насланы бесами. «И потом Исакаарон заставил меня исторгнуть всю кровь, скопившуюся в моем теле. Это произошло в присутствии епископа, нескольких лекарей и многих других людей». После этого симптомы беременности исчезли и больше не возвращались.

Зрители вознесли хвалу господу, так же поступила и настоятельница — во всяком случае устами. Однако ее терзали сомнения. Она пишет: «Демоны убеждали меня, что чудодейственное спасение, благодаря которому я не разрезала себе живот, проистекло не от Господа, а от них; поэтому я должна помалкивать о случившемся и не признаваться в этом даже на исповеди». Позднее, правда, ей удалось избавиться от сомнений и убедить себя в том, что действительно произошло чудо.

Сурен в чуде нисколько не сомневался. Все, происходившее в Лудене, для него относилось к области сверхъестественного. Вера Жан-Жозефа была алчной и неразборчивой. Он верил и в бесов, и в виновность Грандье, и в то, что монахинь со всех сторон одолевают колдуны. Доктрина, гласящая, что дьявол под присягой обязан говорить истину, тоже пришлась ему по сердцу. Хороши были и публичные экзорцизмы, укреплявшие католическую веру и внушавшие страх божий вольнодумцам и гугенотам. Пусть переходят в лоно истинной церкви, наблюдая все эти чудеса. Так же свято Сурен верил во все фокусы, порождаемые воображением сестры Иоанны.

Чрезмерная доверчивость — тяжелый интеллектуальный недостаток, извинить который может лишь крайнее невежество. Но слепота Сурена была совершенно добровольной. Мы уже знаем, что несмотря на все суеверия эпохи, большинство иезуитов отличались куда меньшей доверчивостью. Они сомневались в существовании бесов, считали поведение своего собрата абсурдным и нелепым, а его жгучий интерес к сверхъестественному постыдным. Мы уже говорили, что глупость являлась одной из «сильных сторон» Сурена. Но, кроме того, он был по-настоящему благочестив и обладал всеми задатками героя. Его целью было христианское совершенство — умерщвление плоти, благодаря которому душа может достичь благого единства с Господом. Эту цель Сурен сулил не только себе, но и всем тем, кто пожелает последовать с ним по пути очищения и кротости. У Жан-Жозефа и прежде находились духовные дочери, почему же не последовать их примеру и настоятельнице? Еще в Маренне ему пришла в голову идея, которую он воспринял как Божье откровение. Он не ограничится одним экзорцизмом, он еще и приобщит Иоанну к духовной жизни, врата которой отворили перед ним мать Изабелла и отец Лальман. Одержимая монахиня избавится от демонов, когда ее душа озарится светом.

Через один или два дня после приезда в Луден он изложил свою идею сестре Иоанне, а в ответ услышал дикий взрыв хохота, исторгнутый Исакаароном, и бранные слова, произнесенные Левиафаном. Бесы сказали, что эта женщина принадлежит им, в ней поселился целый сонм чертей. Какие тут могут быть духовные совершенства и единение с Господом! Да она уже два года не предается благочестивому созерцанию. О каком вообще благочестии может идти речь! Бесы так и покатились со смеху.

Но Сурен не отступился. День за днем, не обращая внимания на кощунства и судороги, он вел неспешную работу со своей подопечной. Подобно Псу Божию, монах следовал по пятам за ее душой и готов был затравить ее хоть до смерти, ибо в данном случае смерть означала вечную жизнь. Настоятельница пыталась спастись бегством, но от Сурена было не отвязаться. Он донимал ее своими молитвами и проповедями, говорил с ней о духовной жизни, молил Господа укрепить ее и просветить, расписывал блага просветленной души. Сестра Иоанна прерывала его издевательским смехом, отпускала скабрезные шуточки про драгоценную «буанеточку», пела песни, рыгала, хрюкала по-свинячьи. Но иезуит твердил свое и не ведал усталости.

Однажды, после особенно отвратительных выходок дьявола, Сурен взмолился Господу, чтобы Тот освободил сестру Иоанну от страданий и лучше подверг испытаниям самого иезуита. Сурен возжелал изведать все те муки, которые испытывает сестра Иоанна. Пусть и в его душу вселятся бесы, «лишь бы Всемилостивейший исцелил ее и вернул на путь добродетели». Сурен даже был согласен на то, чтобы претерпеть крайнее унижение и быть сочтенным безумцем.

Моралисты и теологи утверждают, что подобных молитв произносить нельзя1. Увы, осторожность не относилась к числу достоинств Сурена. Он продолжал твердить свои безумные, опасные заклинания. Молитва, если она произносится искренне и всерьез, всегда бывает удовлетворена. Иногда вмешательство идет от Господа, но чаще, как мне кажется, происходит материализация идеи, приобретающей вещественную форму из-за того, что человек все время об этом думает. Сурен мечтал о том, чтобы в него вселились бесы. И 19 января это произошло.

Возможно, это случилось бы и без его молитв. Бесы уже умертвили отца Лактанса, да и отцу Транкилю жить оставалось недолго. Если верить Сурену, ни один из экзорцистов в той или иной степени не избежал влияния демонов, которых они пытались изгнать, а на самом деле, наоборот, призывали и удерживали. Нельзя устремляться всеми помыслами ко злу или к идее зла, не подпав под его опасное влияние. Тут главное не впасть в крайность, ведь так легко вести борьбу не за Господа, а против дьявола. Всякий крестоносец рано или поздно сходит с ума. Он приписывает злобу и порочность своим врагам, а со временем сам становится их вместилищем.

Одержимость чаще всего носит не сверхъестественный характер. Одержимы те, кто испытывает жгучую ненависть к какому-то человеку, классу, расе или нации. В наши дни судьбы мира находятся в руках новых одержимых — людей, которые видят в своих оппонентах олицетворение зла. В чертей новые одержимые не верят, однако сами добровольно опутали свои души сетями. В Бога они верят еще меньше, чем в дьявола, поэтому очень мало надежды на то, что эти люди когда-нибудь исцелятся.

1 «Такие сверхъестественные страдания, как одержимость, часто становятся плодом иллюзий. Совершенно ясно, что желать этих испытаний нельзя, а если они выпадают на нашу долю, то тогда сносить их следует безропотно. Если мы хотим страдать, то нужно умерщвлять свою плоть и подавлять гордыню. Только так мы избавимся от опасности впасть во грех, природа которого нам неведома и властвовать над которым мы не властны. Но воображение наше стремится к чудесному, жаждет романтических добродетелей, до которых так охоча публика… И далее: испытание, именуемое «одержимостью», смущает дух не только самого одержимого, но его духовных наставников, а также всей общины. Милосердие воспрещает нам призывать на себя подобный вид страданий» (А. Пулен. «Благость внутренней молитвы»). (Примеч. авт.).

Сосредоточившись на идее сверхъестественного, метафизического зла, Сурен довел себя до исступления, свойственного всем одержимым. Однако с наименьшей силой он верил в идею добра, и в конечном итоге эта вера спасла его.

В начале мая Сурен написал своему другу-иезуиту отцу д'Аттиши, подробно описав все, что с ним произошло. «Со времени последнего письма я впал в состояние, ставшее для меня полной неожиданностью, но, очевидно, полностью совпадающее с видами Провидения на путь моей души… Я веду борьбу с четырьмя злейшими дьяволами Преисподней… Самое легкое из моих поприщ — экзорцизм, ибо враги мои денно и нощно, тайными способами, истязают меня… Уже три с половиной месяца я постоянно вижу перед собой дьявола. Очевидно, за мои грехи Господь позволил… бесам выйти наружу из тела одержимой и войти в мое тело, дабы мучить и истязать меня помногу часов подряд, так что все видят мой позор1. Не могу объяснить тебе, что происходит со мной, когда злые духи проникают в меня. Я не утрачиваю сознания и свободы поступков, но в то же время во мне как бы возникает «второе я», словно у меня две души, одна из которых отодвигается от тела и словно со стороны наблюдает за тем, как вторая, вторгшаяся извне, хозяйничает там и поступает по-своему. Два духа ведут борьбу не на жизнь, а на смерть на арене моего тела. Душа будто раздваивается, и одна ее половина вбирает в себя все дьявольское, а вторая продолжает вдохновляться Господом. В одно и то же время я ощущаю в себе великий покой и милость Божью, но терзает меня и иное чувство — ненависть и отвращение к Господу, проявляющиеся в том, что я пытаюсь освободиться от Него. Схватка эта происходит явно на глазах у всех и повергает их в изумление. Я испытываю радость, восторг, но в то же время и горечь, вырывающуюся из меня в виде стонов и криков, как это обычно происходит с одержимыми. Я ощу-

1 Эти явные проявления одержимости впервые проявились 6 апреля. С 19 января, когда Сурен впервые почувствовал себя одержимым, и до апреля симптомы одержимости, очевидно, были чисто психологическими. (Примеч. авт.).

щаю в себе проклятье и страшусь его. Меня пронзают тернии отчаяния, принадлежащие духу, что вторгся в меня. А тем временем другая моя душа пребывает в полнейшей уверенности, презирает и проклинает свою черную половину. Иногда из моих уст одновременно вырываются крики, принадлежащие обеим душам. И мне трудно бывает понять, что это было — радость или ужас. Меня охватывают судороги, когда ко мне прикасаются Святыми Дарами. Их близость (во всяком случае так мне кажется) ввергает меня в ужас, но вместе с тем я испытываю и искренний священный трепет…

Когда, действуя по побуждению одной из этих двух душ, я пытаюсь сотворить крестное знамение у моих уст, другая душа отталкивает мою руку или же больно кусает палец. В то же время я обнаружил, что молитва звучит искреннее и проникновеннее в самый разгар припадка, когда мое тело катается по земле, и служители церкви разговаривают со мной, будто с дьяволом. Не могу передать тебе то наслаждение, которое я испытываю, превращаясь в дьявола, причем вовсе не из-за мятежа против Господа, а из-за того ничтожества, в которое ввергает меня моя греховность…

Когда другие одержимые видят меня в таком состоянии, приятно слышать, как они торжествуют, как ликуют сидящие в них бесы! «Врач, исцелись сам! Поди-ка произнеси проповедь! Вы только посмотрите, во что превратился этот проповедник!»… Истинная милость явлена мне: я на собственном опыте вижу, из какого низменного состояния поднимает меня Иисус Христос, я сполна могу оценить величие Его искупительной жертвы, причем не на веру, не понаслышке, а через собственные переживания!..

Вот в каком положении я теперь пребываю почти каждый день. Все спорят из-за меня. Действительно ли я одержим? Возможно ли, чтобы духовная особа оказалась в моем состоянии? Некоторые говорят, что Господь покарал меня за мои фантазии, другие твердят что-то другое. Я же храню душевный мир и не пытаюсь изменить свою судьбу, ибо я твердо убежден: нет ничего лучшего, чем довести себя до последней крайности…»

(В писаниях поздних лет Сурен разворачивает эту тему подробнее. Он пишет, что во многих случаях Господь использует одержимость в качестве процесса очищения, предшествующего озарению. «Господь нередко по Своей безграничной милости позволяет дьяволу вторгнуться в души, которым предназначено подняться на высокий уровень святости». Дьяволы не могут покорять себе человеческую волю, не могут ввергать своих жертв в грех. Все святотатства, непристойности и богохульственные слова не пятнают душу одержимого. Наоборот, они могут принести пользу, потому что душа испытывает такое унижение, что страшится греха. Страдания, муки и унижения, которым демоны подвергают рассудок человека, — «это воск, сгорающий дотла и обнажающий самые глубины сердца». Сам Господь трудится над душой одержимого, и Его действия «так мощны, так вдохновляющи, так ослепительны, что душа, предавшаяся милости Всевышнего, делается необычайно прекрасной»).

Свое письмо отцу д'Аттиши Сурен заканчивает просьбой хранить это признание втайне. «Кроме моего исповедника и начальников ты — единственный человек, кому я доверяюсь». К сожалению, Сурен доверился не тому, кому следовало. Отец д'Аттиши показывал письмо всем подряд. С этого послания было сделано множество копий, а несколько месяцев спустя письмо даже вышло отдельной книжкой. Сурен стал скандальной знаменитостью — вроде осужденных убийц или шестиногих телят.

Левиафан и Исакаарон не оставляли его в покос. Однако, невзирая на телесные и духовные страдания, Сурен не отступился от своей миссии — очистить и спасти сестру Иоанну. Если она бежала от своего экзорциста, Сурен следовал за ней. Когда он загонял ее в угол, она бросалась на него, но он не отступался. Опускался на колени у ее ног, читал молитвы. Иногда садился рядом с ней и, преодолевая сопротивление, излагал ей духовную доктрину отца Лальмана. «Внутреннее совершенство, кротость перед Святым Духом, очищение сердца, подчинение воли Господу…» Бесы, сидевшие в настоятельнице, выли и корчились, но Сурен продолжал, хотя ему тоже был слышен хохот Левиафана и похабные шутки Исакаарона, беса похоти.

Но Сурену приходилось воевать не только с демонами. Даже в периоды психического здоровья (а точнее, особенно в эти периоды) настоятельница не скрывала своей неприязни к иезуиту. Она не любила его, потому что боялась разоблачения. Ведь в периоды просветления Иоанна отлично понимала, кто она на самом деле: истеричка, лицедейка, нераскаявшаяся грешница. Сурен умолял ее быть с ним откровенной, а в ответ она завывала дьявольским голосом или же целомудренно говорила, что признаваться ей не в чем.

Отношения между пастырем и духовной дочерью осложнились тем, что на пасхальной неделе сестра Иоанна вдруг почувствовала «сильнейшую и порочнейшую привязанность» к тому самому мужчине, которого так боялась и ненавидела. Она не могла заставить себя признаться в этом грехе. В конце концов сам Сурен, после трехчасовой молитвы перед Святыми Дарами, первым заговорил о «дьявольских соблазнах», которые его одолевают. Сестра Иоанна пишет: «Невозможно и передать, как поразило меня это признание». Час был поздний, и монах вскоре удалился, а настоятельница все не могла прийти в себя. Наконец она решила, что пришло время не только изменить линию поведения по отношению к Сурену, но и вообще весь свой образ жизни. Решение это было принято лишь ее сознанием, а демоны, поселившиеся в ее подсознании, рассудили иначе.

Когда Иоанна пыталась читать, слова не проникали в ее рассудок. Когда она пробовала думать о Боге, у нее начинались мучительные головные боли, а также «странные приступы слабости». Сурен знал только одно средство: созерцательная молитва. Иоанна согласилась, хотя дьяволы разъярились еще пуще. При одном упоминании о внутреннем совершенстве они повергали тело Иоанны в судороги.

Сурен клал ее на стол, крепко привязывал веревками, чтобы она не причинила себе вреда. Сам опускался на колени и шептал ей на ухо о благе медитации. «Главной моей темой было обращение сердца к Господу, всецелое повиновение Его воле. Я разделил свою речь на три части, и каждую изложил матери-настоятельнице самым простым и доступным образом».

Этот обряд повторялся изо дня в день. Настоятельница лежала связанная, словно перед хирургической операцией, и надеялась только на милость Божью. Она корчилась, кричала, но монах не прекращал своих нашептываний. Иногда Левиафан перекидывался с монахини на экзорциста, и тогда отец Сурен вдруг утрачивал дар речи. Тут настоятельница начинала покатываться от сатанинского хохота. Но потом молитвы возобновлялись — с того самого места, где были прерваны.

Если дьяволы слишком уж неистовствовали, Сурен доставал серебряную шкатулку, в которой лежала освященная просфора, и прикладывал ее к сердцу или лбу настоятельницы. После судорог «она преисполнялась великой веры, а я нашептывал ей на ухо то, что подсказывал мне Господь. Она слушала меня очень внимательно и погружалась в глубокие раздумья. Воздействие этих слов на ее сердце было так велико… что слезы выступали у нее на глазах».

Произошло преображение, однако явно истерического толка, построенное на театральности и игре фантазий. Восемью годами ранее, еще будучи юной монахиней, сестра Иоанна добилась расположения тогдашней настоятельницы, изображая из себя вторую святую Терезу. Правда, ни на кого, кроме старой аббатисы, это лицедейство впечатления не произвело. Затем Иоанна сама стала настоятельницей, получила власть над обителью и утратила интерес к мистицизму. Потом началось ее внезапное эротическое помешательство на Урбене Грандье. Невроз усугублялся все больше и больше. Каноник Миньон заговорил о бесах, стал читать экзорцистские молитвы, одолжил Иоанне книгу о процессе над колдуном Жоффриди. Настоятельница прочитала это произведение и вообразила себя этакой королевой беснующихся урсулинок. Отличаясь непомерным честолюбием, она хотела перещеголять своих подопечных во всем — в кощунствах, в непристойности, в акробатических фокусах. Сама она отлично понимала, что «все изъяны ее души проистекают из ее натуры» и «что она сама повинна во всех своих злосчастьях, а вовсе не какие-то внешние причины». Под воздействием Миньона «изъяны души» Иоанны переродились в семь бесов, что вселились в ее тело. Бесы зажили своей собственной, независимой жизнью и подчинили себе монахиню. Чтобы избавиться от них, надо было прежде преодолеть свои дурные привычки и порочные устремления. Новый наставник твердил Иоанне, что она должна молиться, должна открывать душу Божественному свету. Рвение Сурена было заразительным. Растроганная искренностью монаха, Иоанна, кроме того, угадывала за его увлеченностью истинную веру. Сурен знал, о чем он говорит, и Иоанне тоже захотелось приблизиться к Господу. Но сделать это она предпочитала каким-нибудь живописным образом, и желательно на глазах у публики. Прежде она была королевой одержимых урсулинок, теперь же она станет святой. Или, во всяком случае, все станут воспринимать ее как святую, ее канонизируют еще при жизни, она научится делать чудеса…

Иоанна увлеклась новой ролью со всей присущей ей неиссякаемой энергией. Поначалу она предавалась созерцанию по тридцать минут в день. Потом увеличила время до трех-четырех часов. Одновременно она стала подвергать себя всевозможным аскезам. Отказалась от пуховой перины и стала спать на голых досках; вместо соуса пищу ей теперь поливали горьким отваром; она носила власяницу и пояс, утыканный гвоздями; по меньшей мере трижды в день секла себя кнутом, а однажды (во всяком случае, как пишет она сама) подвергала себя флагеллации целых семь часов.

Сурен, свято веровавший в умерщвление плоти, всячески поощрял свою питомицу. Он давно уже заметил, что бесы, насмехающиеся над церковными обрядами, пускаются наутек от хорошей взбучки. Кроме того, кнут — отличное средство и от меланхолического склада натуры. В свое время то же самое открытие сделала святая Тереза: «Повторю снова (ибо я встречала в своей жизни много людей, страдающих сей меланхолической болезнью), что нет иного средства одолеть бесов, кроме как приложив к этому все доступные нам средства… Если не хватает слов, нужно прибегать к карам; если легких кар недостаточно, необходимы тяжкие. Может показаться несправедливым, — говорит святая, — что мы наказываем слабых и немощных сестер, как если бы они были крепки и здоровы, но это для их же блага».

Не следует забывать о том, что невротики обладают способностью калечить психику и других людей. Сестра Тереза свидетельствует: «Очень часто несчастье проистекает от мятежного духа, которому не хватает воспитания и смирения… Используя дурной нрав (или меланхолию), Сатана завоевал немало душ. Сейчас, в наши дни, это свершается куда чаще, чем прежде, а все потому, что себялюбие и попустительство ныне называют болезнью». В эпоху, когда люди верили в абсолютную свободу воли и порочность человеческой природы, лечение невротиков при помощи физических средств воздействия было весьма эффективным. Возможно ли применять такую терапию сегодня? В каких-то случаях, вероятно, и можно. Для большинства же больных лучшая терапия — не шок, а разговор по душам. Во всяком случае, эта метода больше соответствует современному интеллектуальному климату.

Из-за многолетних церемоний экзорцизма и постоянного присутствия публики в часовне монастыря предаваться благочестивому созерцанию было не так-то просто. Поэтому с начала лета 1635 года сестра Иоанна и ее наставник стали встречаться наедине, под самой крышей обители. Там установили решетку, разделившую помещение надвое. Из-за железных прутьев Сурен наставлял свою ученицу в премудростях мистической теологии. А настоятельница рассказывала ему о своих искушениях и соблазнах, о схватках с демонами, о чудодейственных свершениях, которых она достигает при помощи созерцания. Они подолгу сидели молча, предаваясь медитации. По словам Сурена, чердак стал «домом ангелов и вместилищем райских восторгов», суливших тем, кто их вкушает, особую благодать. Однажды, размышляя о пренебрежении к физическим страданиям, которые проявил Спаситель во время Своих Страстей, сестра Иоанна впала в экстатическое состояние, а когда припадок миновал, сказала Сурену через решетку, «что она приблизилась к Господу вплотную и получила поцелуй из Его уст».

Как относились ко всему этому другие экзорцисты? Что думали об этих свиданиях добрые луденцы? Сурен пишет, что «люди ворчали»: почему этот иезуит каждый день запирается наедине с монахиней? Я отвечал им: вы даже не понимаете, каким важным делом я занимаюсь. Мне казалось, что я вижу в этой одержимой душе разом и адский огонь и райское сияние; одна половина этой души была охвачена любовью, другая ненавистью, и обе эти силы тянули душу в свою сторону».

Однако то, что видел Сурен, было сокрыто от взоров остальных. Эти самые остальные знали, что иезуит проводит долгие часы в разговорах со своей подопечной вместо того, чтобы подвергать ее экзорцизму. Коллегам Сурена попытка вывести одержимую на путь христианского совершенства казалась глупой и бессмысленной, тем более, что и сам Сурен тоже стал одержимым и частенько подвергался экзорцизму. В мае, когда брат короля Гастон Орлеанский приехал полюбоваться на демонов, на Жан-Жозефа набросился Исакаарон, совершивший вылазку из тела сестры Иоанны. Сама настоятельница сидела спокойная, сдержанная, с иронической улыбкой, а экзорцист катался по полу в конвульсиях. Принц, правда, остался доволен, но Жан-Жозеф очень страдал из-за нового унижения, которому подверг его Господь.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных