В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТРАГЕДИЯ СТАЛИНА?

Фигуру Сталина авторы различных взглядов и направлений традиционно изображают либо в черных, либо в светлых тонах. Но истина всегда далека от подобных крайних оценок. Да, Иосиф Виссарионович восстанавливал после революционной катастрофы великую Россию. При нем наша страна снова превратилась в могучую державу, смогла выиграть тяжелейшую войну, предолеть разруху и противостоять на равных всему западному миру. Сталин восстановил и поруганное национальное достоинство русского народа. Способствовал возрождению Православной Церкви, отечественной истории, новому расцвету нашей культуры. Однако дальнейших, качественных шагов в данном направлении Сталин не сделал.. Он сохранил культ марскизма-ленинизма, приоритеты “революционной” системы ценностей. И оказался пленником той системы, которая привела его к вершине власти.

И факты показывают, что Сталин не намеревался делать таких шагов. Он оставался убежденным сторонником коммунизма, по-прежнему верил в возможность создания “рая на земле”. Он нарушал положения Ленина, но не покушался на “святость” самого Ленина, а отход от некоторых его принципов считал диалектикой – то, что было хорошо в один момент, не годилось в другой.

Задумки Сталина о том, чтобы возродить в обновленном качестве Российскую империю, подтверждаются не только его внешнеполитическими шагами и внутренними реформами. О том же свидетельствует ряд его высказываний. Так, после победы над Германией он поднял тост за русский народ. А в обращении по поводу капитуляции Японии указал, что поражение в русско-японской войне 1904-1905 гг. “оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита, и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил…” [161] Как видим, тут Сталин уже очень далеко зашел. Он фактически “дезавуировал” даже революцию 1905 г., в которой принимал участие! Революцию, во многом способствовавшую поражению. Но “дезавуировал” только в подтексте. Не в открытую. И, зайдя далеко, не решился продвинуться еще дальше. Еще чуть-чуть…

Он знал о тех черных делах, которые натворили в России чужеземные “бесы” и их “оборотни” – но не вскрыл их перед народом. Чтобы не подорвать легенды о величии революции, о непогрешимости партии. Чтобы эта правда не ударила по самой партии и существующей власти. Хотя тем самым Сталин облегчил последующую реабилитацию “оборотней” и их пособников. Облегчил причисление их к “невинным жертвам”. И даже способствовал “легенде прикрытия”, когда их преступления были переложены на него самого.

Сталин знал и о том, что чужеземные силы преднамеренно организовали крушение России, свержение царя, гражданскую войну. Но не пошел на примирение с монархистами, белогвардейцами. Их он по-прежнему считал врагами советского народа, а значит и России. В них он видел пособников иностранцев. Поэтому и арестовывали белогвардейцев в странах Восточной Европы, в Маньчжурии, расстреливали, отправляли в лагеря. Не отказался Сталин и от классовых теорий. Сохранились воспоминания, как генеральный секретарь разбирал литературные произведения, написанные в послевоенное время – он догматично придерживался старых революционных установок [165].

Власть, которой достиг Иосиф Виссарионович, значительно превосходила царскую. Но он, в отличие, скажем, от Наполеона, никогда не думал о реставрации монархии. Похоже, что и здесь он подходил “диалектически”. Как коммунизм считал более высокой формацией по сравнению с капитализмом, так и Советский Союз видел более высокой исторической ступенью по сравнению с прежней Россией. Что, казалось бы, подтверждалось конкретными результатами. Царская Россия не имела такой мощной промышленности, а СССР ее построил, царская Россия не смогла одолеть Германию и проиграла Японии, а Советский Союз победил.

Впрочем, даже с практических точек зрения, а Сталин всегда был прагматиком, почти весь период своего правления он не мог отречься от ленинских идеалов. Сперва, в условиях борьбы с оппозицией, любая “ересь” стала бы мощным оружием в руках конкурентов. Мало того, от Сталина отвернулись бы его соратники, низовые парторганизации, даже и значительная часть беспартийного населения, идеологизированного и сбитого с толку. Во время войны отказ от ленинизма привел бы к национальному расколу, чреватому непредсказуемыми последствиями. А с другой стороны, коммунистическая идеология оказывалась полезной для мобилизации сил на отпор врага, для воодушевления фронта и тыла. Ну а во время “холодной войны” та же идеология стала орудием борьбы с Западом, средством распространения советского влияния в мире.

Кардинальный поворот Сталин мог осуществить только в довольно короткий промежуток времени – в победное лето и начало осени 1945 г. Когда власть его была максимальной, а авторитет в народе безграничным. И сам народ, каждый по-своему, ожидал каких-то перемен. Но, повторюсь, Сталин не имел ни желания, ни намерений отрекаться от коммунизма. А вскоре после окончания войны с Японией произошло событие, которое почему-то остается малоизвестным. В массе “сталинской” и еще большей массе “антисталинской” литературы его по какой-то причине обычно обходят молчанием. В октябре 1945 г. у Сталина случился инсульт [161]. Сказалось колоссальное перенапряжение военных лет (а может быть, кто знает, сказалось и то, что он не использовал исторический шанс?)

Хотя в зарубежной прессе появились даже сообщения о смерти Сталина, инсульт был в довольно легкой форме, через два месяца генеральный секретарь вернулся к работе. Но без последствий такие заболевания не проходят. Стала снижаться работоспособность, усилились скрытность, подозрительность, что весьма характерно для людей, перенесших инсульт. Ухудшалось здоровье, Сталин все реже появлялся на публичных мероприятиях. Все больше и больше отходил от внешнего мира, замыкаясь в мирке кремлевского кабинета, квартиры и кунцевской дачи. И в мирке ближайшего окружения.

А вокруг него стала разворачиваться борьба за влияние на него – и, как нетрудно понять, за последующее наследство власти. Обозначилось несколько групп. Одна: Жданов, Вознесенский, Кузнецов и др. Другая: “связка” Маленкова – Берии, к которой примыкали и Хрущев, Микоян. Обе группы оттесняли “старую” – Молотов, Ворошилов, Каганович. И если Сталин в конце 1930-х очистил руководство страны от эмиссаров мировых закулисных сил, то теперь, в этой самой атмосфере подспудных интриг действовали другие “оборотни”.

Кто? Доподлинно мы не знаем. Обвинение слишком серьезное, чтобы приводить его без доказательств. Для “оборотней” прежнего поколения такие доказательства можно выявить из их дореволюционнах связей, знакомств, из их дел в первые годы советской власти. Что-то со временем рассекречивалось, открывались закрытые ранее архивы, где-то допускались утечки информации. Но для деятелей следующего поколения все это остается сокрытым. Мы можем высказать лишь определенные подозрения.

Так, свою патриотическую линию Сталин проводил, опираясь на Жданова и его “команду”. Жданова считали самым вероятным преемником Иосифа Виссарионовича. Но в эту же “команду”, и именно в ходе верхушечной борьбы за влияние попал такой работник как М.А. Суслов, возглавивший Агитпроп вместо “маленковца” Александрова. В 1948 г. Жданов умер, но на позициях Суслова это никак не отразилось. Наоборот, они упрочились. Он становится секретарем ЦК, выдвигается на роль идеолога партии. Не отразится на нем и смерть Сталина, падение Берии, Хрущева. Он будет лишь набирать силу, превратившись в советского “серого кардинала” – и линию будет проводить совсем не патриотическую.

Невольно обращает на себя внимание и фигура А.Н. Поскребышева. Личного секретаря Сталина, руководителя специального сектора Секретариата ЦК. Как раз через этот сектор Иосиф Виссарионович обеспечивал собственное руководство партийными структурами, осуществлял контроль над ними. По какой-то причине Поскребышева обходят стороной все исследователи, в нем видят лишь “тень” Сталина, его вернейшего слугу. В 1930-х, очевидно, это было так. Но так ли было в конце 1940-х и начале 1950-х? Те, кому требовалось обеспечить свое влияние на Сталина, должны были в первую очередь заинтересоваться Поскребышевым. Постараться каким-то образом привлечь на свою сторону. В период, когда усиливалось затворничество генсека, от его личного секретаря все в большей мере зависело, что и как будет доложено. Но реальные факты показывают, что Сталину в этот период докладывалась не вся правда. И не только правда. И не слишком ли быстро постарались уничтожить Поскребышева после смерти Сталина? Только за то, что верно служил ему? Или знал слишком много?

Действовали и другие схемы влияния. Одна из них вскрылась в 1952 г., Сталин рассказал о ней на пленуме ЦК после XIX съезда партии: “Молотов – преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаюсь, он не колеблясь отдаст жизнь за партию”, но при этом “товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение Политбюро по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится известной товарищу Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова Жемчужиной и ее друзьями. А ее окружают друзья, которым нельзя доверять”.

Одной из подруг Жемчужиной была и Дора Хазан, замминистра легкой промышленности и супруга члена Политбюро Андреева. Которая тоже держала мужа под влиянием (в том же 1952 г. ее снимут с должности, а Андреева отправят в отставку по состоянию здоровья). Что же касается “друзей, которым нельзя доверять”, то к ним относилась, например, посол Израиля в Москве Голда Меир – бывшая однокласница Жемчужиной. Старая гимназическая дружба между ними восстановилась самая закадычная, то и дело встречались, в гости захаживали на чашку чая…

А в целом получалось, что советская жизнь вернулась на “круги своя”. Все пошло так же, как в 1920-х, 1930-х. Советский Союз опять достигал величайших успехов. Но Сталин и его окружение снова варились в “своем соку”, отрываясь от действительности – и отрываясь в гораздо большей степени, чем раньше. Снова существовали непонятные “влияния”. Снова шла верхушечная грызня. Снова возникали “феодальные княжества”. Находились и дураки, карьеристы, чрезмерно ретивые исполнители. И в результате достижения оставались непоследовательными и половинчатыми. Позитивные процессы очередной раз сопровождались негативными. А благим начинаниям опять сопутствовали бедствия.

Допустим, Сталин взял курс на “штурмовое” преодоление послевоенной разрухи. И в условиях противостояния с Западом это было единственно верным решением. Только такой путь помешал США и их партнерам смять СССР и подчинить своему диктату. Но Сталин при этом провозгласил “двуединую” задачу, не просто восстанавливать хозяйство, а одновременно строить коммунизм, тот самый “земной рай”, где каждый трудящийся сможет получать “по потребностям”. И первой послевоенной пятилеткой штурм не завершился, он предполагался и дальше. По сути Сталин утратил чувство реальности. Не понимал, что бесконечно жить и трудиться в ударном режиме нельзя. Народ этого не выдержит. Да и преимущество развития тяжелой промышленности над легкой, производства средств производства над предметами потребления зашкалило все допустимые пределы, привело к “перекосам” в экономике.

Сталин, несомненно, любил и уважал русский народ. Но вполне по-ленински полагал, что сам народ не знает своей пользы. Что его надо вести к “светлому будущему”, в том числе и силой. Он желал реального повышения уровня жизни людей. И меры для этого действительно предпринимались. С 1947 г. были отменены продуктовые карточки. Регулярно повышалась зарплата, стали снижаться цены. Восстановился 8-часовой рабочий день, выходные, отпуска, улучшались условия труда, отдыха, повышался уровень медицинского обеспечения.

Однако в это же время сохранялся тяжелейший гнет на крестьян. Они по-прежнему жили без паспортов, на них не распространялось пенсионное обеспечение.А в послевоенные годы под руководством А.А. Андреева, отвечавшего за сельское хозяйство, гайки стали закручиваться еще туже. В 1946 г. у колхозников урезали приусадебные участки (которые в войну разрешалось расширять), обложили очень высокими налогами и право торговать на рынке, и эти самые участки – вплоть до каждого фруктового дерева. А в 1948 г. было “настоятельно рекомендовано” сдать государству мелкий скот, который дозволялось держать по колхозным уставам. И так же, как в годы коллективизации, колхозники принялись резать свою живность – за полгода было тайно забито 2 млн свиней, овец, коз [27].

После того, как наломал дров Андреев, руководить сельским хозяйством был назначен другой “специалист” – Н.С. Хрущев. И начал свои “реформы”. Провел “укрупнение” колхозов – их число сократилось втрое. Предписал, чтобы основной производственной единицей были не звенья (в звеньях, как правило, работали семьями), а бригады – с объединением и перемешиванием звеньев. А вдобавок выдвинул проект “агрогородов”. Вознамерился окончательно преодолеть “противоречия между городом и деревней” – чтобы крестьяне жили в настоящих городах, в многоквартирных домах, без всяких подсобных хозяйств, только работали не на заводах, а на полях. Это грозило полным разрушением сельского хозяйства, и такую “реформу” все же не допустили. Но и сам Сталин был против снижения налогов с крестьян, в последние годы жизни все еще заявлял, что “мужик у нас в долгу” – за то, что большевики ему “дали землю”. И даже колхозы считал лишь переходной формой хозяйства. Полагал, что со временем они будут преобразованы в совхозы, и крестьяне перейдут на положение рабочих.

Огромных успехов достигла советская наука. Развивалась система образования, открывались новые институты и университеты, возникали новые научные учреждения. После ядерной бомбы наши ученые, опередив американцев, смогли создать термоядерную. Но при этом возникло и такое уродливое явления как “лысенковщина”. Президент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук Т.Д. Лысенко развернул преследования “кулаков от науки”, разгромил генетику. Вслед за ней были объявлены “буржуазными лженауками” кибернетика, квантовая механика. Зато развивались вполне советские лженауки – попытки создать “нового человека” по методам Павлова, рождались грандиозные проекты “сталинских преобразований природы” (вроде плотины через Берингов пролив, чтобы отвести холодные течения от сибирских берегов).

Сталин уделял огромное внимание развитию культуры, литературы, искусства. Эти направления он держал под личным контролем, хорошо понимая, что культура – основа внутренней силы государства, ее духа. Несмотря на все финансовые трудности, на развитие культуры выделялись очень большие средства. Сталин говорил, что на это “нам денег не жалко” [165]. Государство обеспечивало выпуск кинофильмов, журналов, публикацию литературных произведений, организацию выставок, содержание музеев, работу театров. Деятелей культуры неизменно опекали, они в первую очередь получали жилье, им платили высокие оклады и гонорары. Хорошие произведения поощрялись Сталинскими премиями. Сам Сталин регулярно встречался с писателями, кинематографистами, художниками, интересовался их нуждами, читал почти все появляющиеся в печати произведения.

Впрочем, и здесь ему стало изменять чувство реальности и вкуса. Из соображений прагматизма он наряду с шедеврами поощрял и произведения “лакировочные”, надуманные, парадные. Поощрял то, что считал полезным, соответствующим курсу партии, отвечающим тем или иным политическим задачам. На авторов сыпались почести, награды, материальные блага. Сталин считал, что он таким образом воспитывает новых творцов российской культуры, дает им стимулы к дальнейшим достижениям, делает их активными и убежденными борцами за грядущее величие своей страны. А на самом деле вскармливал конъюнктурщиков, лизоблюдов, подхалимов, которые несклько лет спустя примутся в угоду новым хозяевам оплевывать и его, и его политику.

Таких же конъюнктурщиков и подхалимов выдвигала система коммунистического аппарата. И чествование 70-летнего юбилея Сталина в 1949 г. превратилось в апофеоз “культа личности”. Лавины восхвалений, поздравлений, которые печатались всеми газетами в течение нескольких месяцев, захлестнули страну. Во многих городах возводились памятники, бюсты Сталина. Тысячи памятников. Многие тысячи. И глобальные масштабы этой низкопробной лести растворяли и топили истинный авторитет, истинное уважение к вождю, обретенное народом во время войны. Сталин мог бы пресечь эту кампанию. Вполне мог. Но не пресек.

Верил ли он в Бога? Мы не знаем. Может быть и да. Но если да, то тайно, “про себя”. Православной Церкви он по-прежнему покровительствовал. Когда в ноябре 1944 г. умер униатский митрополит Западной Украины Шептицкий – ярый русофоб, еще в Первую мировую войну работавший на Германию и Австро-Венгрию, униатской церкви было “рекомендовано” слиться с Православной. Преемник Шептицкого Слипый и еще несколько иерархов были осуждены за сотрудничество с оккупантами и бандеровцами. Но значительная часть униатского духовенства в этот период тоже желала воссоединения церквей, хотела перейти под эгиду Московской патриархии – так же, как западные украинцы после нескольких веков разделения воссоединились с восточными собратьями. И подобные настроения государство поддержало. В 1946 г. прошел Львовский Собор, и воссоединение свершилось. В 1591 г. Польша, папа римский и иезуиты организовали Брестскую унию, вызвав раскол православия. Теперь наконец-то этот раскол был преодолен.

В 1949 г. М.А. Суслов представил Сталину доклад, предлагая возобновить гонения на Церковь. Обосновывалось, что она сыграла свою роль в войне, а дальше ее можно снова прижать. Что в мировом противостоянии религия подрывает устои коммунистической идеологии, а значит, играет на руку противникам. Да и возможность пополнить казну за счет Церкви выглядела не лишней. Мнение Суслова разделила часть других членов Политбюро. Однако Сталин предложение решительно отклонил. Но и в этом вопросе более решительных, качественных шагов он не сделал. Сам он открыто к Церкви не обратился. Считал это для себя то ли невозможным, то ли не достойным. И не предпринял ничего, чтобы обратить к Вере народ. Церкви позволяли действовать самой по себе. Но в в партии, комсомоле, школе никто не отменял установок атеизма. И если Сталин не дал ходу сторонникам сокрушения Церкви, то самих их не окоротил. Не объявил их каким-нибудь “антипатриотическим” или “левацким” уклоном, они сохранили свои посты и влияние в высших советских кругах.

И когда местные руководители запрашивали, как им относиться к Церкви, как строить взаимоотношения, из Москвы, из идеологического аппарата партии, следовали разъяснения – курс в отношении религии остается прежним. А некоторые храмы по стране начали закрываться. Без погромных централизованных кампаний, исподтишка, под теми или иными “частными” предлогами. Особенно это коснулось церквей, которые в годы войны были открыты на оккупированных территориях – то есть, без разрешения советской власти, по собственному почину священников и мирян. Теперь стал выдвигаться предлог, что их открылось “слишком много”, можно бы и сократить. Всего таким образом в последние годы сталинского правления было закрыто около 2 тыс. храмов. И молодежь от религии по-прежнему отлучали, и атеистическую пропаганду возобновили…

Но ведь существовала и четкая обратная зависимость! Как раз отсутствие Веры способствовало умножению всякого рода преступлений! Именно этот фактор облегчал предательство, порождал духовные искательства – а без Веры они могли быть только политическими. Из-за этого ширились должностные злоупотребления, хищения, бендитизм, хулиганство, нарушения трудовой дисциплины. А государство – без опоры на Веру, могло наводить порядок только страхом и жестокими наказаниями. Вот и рос ГУЛАГ…

Из-за того, что Сталин так и не смог отступиться от фундамента марксистско-ленинской идеологии, все его патриотические реформы, все преобразования по укреплению Российской державы тоже получились неполными и обратимыми. А сломать тысячи памятников и бюстов оказалось не столь уж трудно.

В ПАУТИНАХ ИНТРИГ.

Создание мировой социалистической системы дало СССР колоссальный геополитический выигрыш, повысило военные и промышленные ресурсы за счет сателлитов. Но была и другая сторона медали. Странам соцдагеря требовалось помогать. А эта помощь была делом очень не дешевым. В 1945 – 1952 гг соцстранам было предоставлено одних только долгосрочных льготных кредитов на 15 млрд. руб. (3 млрд. долл). Словом, на плечи нашего народа – тех же колхозников, рабочих, легла весьма тяжелая дополнительная нагрузка.

Возникали и проблемы другого рода. В 1948 г. наметился, а в 1949 г. произошел полный разрыв с Югославией. Причина его состояла не только в том, что Тито претендовал на самостоятельную политику и проявил “непослушание” Москве. (Хотя Югославия получала значительную помощь, а за это, по справедливости, следовало бы платить). Причина была глубже – масонское влияние в руководстве Югославии. Характерно, например, что в Сараево при Тито открылся мемориальный музей организации “Млада Босна”, посвященный террористам, развязавшим Первую мировую. Сербские заговорщики из “Черной руки”, спланировавшие и осуществившие убийство Франца Фердинанда – Д. Дмитриевич, В. Танкосич и др., тоже были удостоены ранга “национальных героев”, их деятельность объявлялась “полезной для освобождения балканских народов”.

Признал Тито и старые мечты заговорщиков о “Великой Сербии” и фактически продолжил эту линию, выдвинув проект Балканской Федерации, куда вошли бы Югославия, Болгария. Албания, втянулась бы Румыния, а при возможности Греция. По сути это был троцкистский план “Соединенных Штатов Европы” в уменьшенном виде “Соединенных Штатов Балкан”. И социалистический лагерь таким образом раскололся бы, тяготея к двум центрам, Москве и Белграду. Сталин подоплеку теракта в Сараево знал. И информацию из Югославии воспринимал соответственно. Только употреблять термин “масонский” не считал возможным, поэтому квалифицировал режим Тито как “троцкистско-фашистский”. И дружба сменилась враждой. Полилась кровь в Югославии – казнили тех, кого объявили ставленниками Москвы. Прокатились и репрессии в Чехословакии, Польше, Венгрии, Румынии – по обвинениям в “титоизме”. Кто из политических деятелей, попавших под террор в странах Восточной Европы, действительно был “оборотнями”, а кто пострадал невиновно, разобраться не так просто. Ведь в зарубежном социалистическом и коммунистическом движении многие фигуры были так или иначе связаны с масонством.

Но вот с Китаем у Сталина вражды не возникло – несмотря на то, что Мао Цзэдун не в меньшей степени, чем Тито, претендовал на самостоятельность. Переговоры с ним в Москве были нелегкими, длились два месяца. И Советский Союз пошел на очень значительные уступки. Выделил заем в 300 млн долл, обещал в двухлетний срок отказаться от своих прав в Маньчжурии, а в пятилетний от Порт-Артура и Дальнего. Но за это создавались совместные советско-китайские предприятия, от которых не только Китай, но и наша страна должна была получать значительную прибыль. А главное, был заключен договор о взаимопомощи на 30 лет. Сталин понимал, что сателлитом СССР огромный и многолюдный Китай не станет. Но при мировом противостоянии и угрозе войны Китай был ему нужен не в качестве сателлита, а союзника.

И союзник пригодился, когда вспыхнула война в Корее. В 1950 г. с санкции ООН США вмешались в конфликт между северным, коммунистическим правительством, и южным, подконтрольным Вашингтону. В Корею были направлены огромные американские силы, лишь немного уступающие контингентам, которые в 1944 г. высаживались в Нормандии. Но в войну тут же вступили китайцы, крепко поколотив американцев. Советский Союз тоже принял участие в боевых действиях. Однако это участие было куда более скромным, чем американское. Поставлялись оружие, наши военные советники присутствовали на фронте – но в штатском, под видом корреспондентов. Наши летчики посшибали несколько сотен американских самолетов, но базировались на китайской территории, летали с китайскими опознавательными знаками, и залетать за линию фронта им было категорически запрещено.

Соответственно, и советские потери в этой войне были очень маленькими. Бить неприятеля чужими руками в любом отношении оказывалось выгодно. Кстати, война в Корее ни в коем случае не пропагандировалась в качестве этапа “мировой революции”. Советские средства массовой информации вовсе не уделяли ей такого внимания, как в свое время Испании. Уже не внушалось, что это “наша” война, ее не требовалось воспринимать так близко к сердцу, мальчишки не рвались туда ехать. Нет, с “интернационализмом” было покончено. Платить русскими жизнями за благо “пролетариев всех стран” Сталин не стремился.

Он готов был и прекратить конфронтацию с Западом – если эта готовность будет взаимной. Поддержал международное общественное движение сторонников мира. Когда в 1950 в Стокгольме Постоянный комитет Всемирного конгресса сторонников мира выработал воззвание о запрещении атомного оружия, в СССР под ним поставило подписи все взрослое население [94]. В марте 1951 г. Верховный Совет СССР принял закон о защите мира, признававший пропаганду войны тягчайшим преступлением. А в июне 1951 г. Советский Союз первым внес в ООН предложение, чтобы в Корее “воюющие стороны начали дискуссию о прекращении огня и достижении перемирия”.

На заключительном этапе правления Сталин продолжал свою “державную” линию. Так, в Ленинграде были восстановлены многие исторические наименования. Проспект Володарского вновь стал Литейным, площадь Урицкого – Дворцовой и т.д. Правда, и эти преобразования были половинчатыми – сам-то Ленинград остался Ленинградом. В 1946 г. народные комиссары стали министрами, а Совнарком – Советом министров. В 1948 г. прошло пышное празднование 800-летия Москвы, тем самым восстанавливалась старинная традиция чествования юбилеев русских городов. А в 1952 г. и партия была переименована в Коммунистическую партию Советского Союза. Осталась коммунистической, но слово “большевики” из ее названия исчезло. Сталин теперь вообще подолгу обходился без съездов и пленумов. Вероятно, хотел перенести центр власти из партийных в правительственные органы.

В рамках укрепления государственности проводилась кампания борьбы с “низкопоклонством перед Западом”. Другую кампанию, против космополитизма, почему-то принято преподносить сугубо в качестве “антисемитской”. Хотя в документах американской разведки насаждение космополитизма признавалось важным средством разложения русского народа. Так, в процитированной ранее разработке Аллена Даллеса “Размышления о реализации американской послевоенной доктрины против СССР” указывается о работе среди русской молодежи: “Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов”. Откройте любой толковый словарь, и увидите, что космополитизм отнюдь не означает принадлежность к той или иной национальности. Это явление, противоположное патриотизму.

И как раз в таком качестве он использовался в идеологической войне. Внушались приоритеты “общечеловеческих” ценностей над национальными и государственными, идеи глобализма, эгоизма, рассуждения, что “родина человека – весь мир”, “родина там, где человеку хорошо”. По сути эти теории представляют собой разновидность все того же “интернационализма”, только без агрессивной “революционной” составляющей. Другой вопрос, кто в Советском Союзе оказался более восприимчив к подобным теориям? Ясное дело, не украинский крестьянин, русский рабочий или бурятский пастух.

Политику Москвы никак нельзя было назвать антисемитской хотя бы из-за того, что Советский Союз поддержал и горячо приветствовал образование Израиля в 1947 г.. Сталин увидел в этом возможность ослабления британских и американских позиций на Ближнем Востоке. Но в действительности никакого ослабления не произошло. Напротив, Израиль сразу вошел в тесную спайку с США и Англией. Зато создание нового государства нежданным образом аукнулось в Москве. Открывшееся здесь посольство Израиля во главе с Голдой Меир принялось устанавливать прямые и чрезвычайно дружественные контакты с советскими евреями. Настолько дружественные, будто они были не гражданами другой державы, а просто соплеменниками. А к евреям принадлежала значительная доля столичной интеллигенции, научных работников, правительственных чиновников. Конечно, такое понравиться Сталину никак не могло. Да и никакому здравомыслящему главе государства не понравилось бы.

И в связи с этим возникло и дело Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Этот комитет был создан в 1942 г. наряду с Всеславянским, Молодежным, Женским. В 1943 г. председатель ЕАК артист и режиссер С.М. Михоэлс, писатель И.С. Фефер и др. посетили США, где договаривались о сборе средств в помощь СССР, встречались с еврейскими научными, культурными, общественными кругами. Произошли и встречи с руководителем Всемирной сионистской организации Х.Вейцманом (который стал первым президентом Израиля), председателем Всемирного еврейского конгресса Н. Гольдманом, руководителем ложи “Сыны Сиона” С.Вайзом и лидером организации “Джойнт” Д. Розенбергом [161].

И в ходе переговоров американские партнеры снова подняли вопрос о создании еврейской республики в Крыму. Причем Розенберг, по признанию Фефера, (не только писателя, но и агента МГБ) говорил: “Крым интересует нас не только как евреев, но и как американцев, поскольку Крым – это Черное море, Балканы и Турция”. Вернувшись в СССР, члены ЕАК разработали доклад о “Еврейской советской социалистической республике” (подобное название соответствовало статусу даже не автономной, а союзной республики!) и 21 февраля 1944 г. представили Молотову. Однако он дело тормознул как явно несвоевременное.

Но члены ЕАК не падали духом, почему-то верили, что рано или поздно вопрос все равно решится положительно. Уже и распределяли места в будущем правительстве Крыма, и Михоэлса величали “наш президент”. Надо сказать, комитет имел некую весомую поддержку в советском руководстве. Война закончилась, антифашистские организации, выполнив свои функции, прекращали существование, а ЕАК жил. Мало того, размахнул свою деятельность весьма широко. Выпускал газету “Эникайт” и еще ряд изданий, под его крылом возникло несколько “культурных” и “общественных” организаций. То есть, откуда-то шла солидная финансовая подпитка. Поддерживались связи с американской организацией “Джойнт” – а ее президентом в данное время стал банкир Эдуард Мортимер Моррис Варбург. (Внук Якова Шиффа и брат двух банкиров, служивших в американской разведке – Джеймса Пола и Пола Феликса Варбургов).

Так же, как прежде Лурье со своим ОЗЕТом, так и ЕАК попытался играть роль некоего правительственного органа. В частности, направлял местным властям на Украине и в Белоруссии указания об обеспечении евреев, вернувшихся из эвакуации. Требовал возвращать им утраченное имущество или выдавать денежные компенсации, в первую очередь предоставлять жилье, устраивать на работу [161]. Об этой “самодеятельности” пошли доклады в Москву. И МГБ представило материалы Сталину. Сообщило и о том, что члены ЕАК проявляют повышенный интерес к семейной жизни времлевских руководителей.

Когда был образован Израиль, в СССР обнаружились “общественные” центры, агитировавшие молодых евреев ехать воевать с арабами. Повторюсь, Москва на первом этапе поддерживала Израиль – но и “самодеятельность” с вербовкой добровольцев Сталину, разумеется, пришлась не по душе. А последней каплей стало то, что произошло в Москве во время приезда Голды Меир [27]. Встречать и приветствовать ее собрались огромные толпы, 30 тыс. человек! Но… советское руководство никого не созывало и не оповещало. Значит, такую массу людей оповестила, собрала и вывела на улицы некая другая организация. Обладающая собственными каналами связи, разветвленными структурами, огромным влиянием.

Но в Советском Союзе существование таких “неофициальных” структур было совершенно невозможным и немыслимым! Этого не допускалось со времен революции. Сталин, естественно, отдал приказ о расследовании. И МГБ быстро выявило, что оповещение и сбор людей осуществлялись по каналам ЕАК. В результате 20 ноября 1948 г. Политбюро приняло решение распустить ЕАК. Его печатные органы и действующие при нем организации были закрыты. Михоэлс погиб при таинственных обстоятельствах в дорожном происшествии, остальных членов ЕАК арестовали. Всего взяли 110 человек, они были осуждены на различные сроки заключения. Но вот смерть Михоэлса в рамки дела явно не вписывалась. Он был фигурой вовсе не той величины, чтобы его нельзя было арестовать и потребовалось убивать тайно. В СССР даже маршалы и министры были от ареста не застрахованы. Напротив, Сталин и МГБ были заинтересованы получить от него показания. Поневоле закрадывается подозрение, что его ликвидировали все же не советские спецслужбы, а совсем другие силы. Чтобы он не выложил то что знает…

Новые обстоятельства вскрылись в 1952 г. Как раз тогда, когда занялись связями жен Молотова, Андреева, Ворошилова. Кстати, даже и после разгрома ЕАК “проект Хазарии” еще не был похоронен. Теперь его пытался лоббировать Молотов. И Сталин говорил на пленуме ЦК: “А чего стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям? Это грубая ошибка товарища Молотова… У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш советский Крым” [161]. В связи с этими делами было назначено дополнительное расследование деятельности ЕАК. Фефера, Перетца, Маркиша, Квитко, Бергельсона и др. (всего 13 человек) расстреляли в лагерях.

Но вообще политические “дела” и репрессии, которые то и дело прокатывались в конце жизни Сталина, были совершенно неоднозначными. Причиной опалы Г.К. Жукова, очевидно, стало личное соперничество в окружении генерального секретаря. Генералы В.Н. Гордов и Ф.Т. Рыбальченко были расстреляны за антисоветские и антисталинские высказывания (или по оговору в таких высказываниях). Почему попали под репрессии маршал авиации А.А. Новиков, маршал артиллерии А.А. Новиков, адмиралы Н.Г. Кузнецов, В.А. Алфузов, Г.А. Степанов, Л.А. Геллер, министр авиапромышленности А.И. Шахурин и др.? Возможно, причинами тоже являлись “придворные” интриги. Но не исключено, что имели место целенаправленные влияния по устранению полководцев, флотоводцев, руководителей военной промышленности.

Ясно, что без ведома Сталина удары по деятелям такого ранга осуществляться не могли. И на его подозрительности игра шла очень успешная. Это раньше генеральный секретарь мог писать Рыкову, что “надо собраться нам, выпить маленько” и все разногласия утрясутся, позволял Бухарину насмехаться и дергать себя за нос – но потом он вдруг обнаружил, что советское руководство напичкано “оборотнями”. А теперь именно это стало уязвимым местом Сталина! Теперь в нем поддерживали страх перед “оборотнями” – и этим пользовались “оборотни” настоящие. Скажем, “дело адмиралов”, состряпанное по мелким обвинениям, перечеркнуло великолепную программу строительства флота, разработанную Н.Г. Кузнецовым и его соратниками. Вместо нее была принята другая, гораздо менее совершенная.

Страх перед “оборотнями” оказывался выгодным и просто для уничтожения соперников. Так, в 1950 г. разыгралось “ленинградское дело”. Под него попали заместитель председателя Совета министров СССР Вознесенский, секретарь ЦК Кузнецов, председатель Совета министров РСФСР Родионов и еще ряд деятелей высокого ранга – Попков, Капустин, Лазутин, Турко. Их обвинили в “попытке развалить социалистическое хозяйство методами международного капитализма”, в “заговоре со сторонниками Тито”, в образовании с 1938 г. “антисоветской группы”, направленной на “отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК”.

То есть, Сталина убедили, что налицо характерные черты троцкистов, бухаринцев, зиновьевцев. 26 главных обвиняемых расстреляли, около 2 тыс. человек посадили… На самом же деле разыгрался раунд борьбы за власть. В ходе “ленинградского дела” была уничтожена “команда” Жданова. Она лишилась своего умершего лидера и оказалась незащищенной от интриг ждановского соперника, Маленкова. Впрочем, стоит подметить немаловажный факт. “Команду” разгромили полностью, “под корень”. И только один человек из этой “команды” не попал под репрессии. Несмотря на то, что он являлся ближайшим помощником Жданова и активно поучаствовал в партийных баталиях против “маленковцев”. Уцелел Суслов. И не только уцелел, он дополнительно усилился.

В 1951 – 1952 г. развернулось и “мингрельское дело”. Ряд грузинских коммунистов-мингрелов обвинили в национализме, в связях с лидерами парижской эмиграции Жорданией, Гегечкори. Многих партработников арестовали, поснимали с постов, несколько тысяч человек выселили из Грузии в другие районы. Это был явный “подкоп” под Берию, который и сам происходил из Мингрелии, и окружал себя мингрелами, а по линии жены находился в дальнем родстве с Жорданией. Но Берия был слишком хитрым и умелым противником для своих конкурентов, зацепить его не удалось.

Подобные дутые дела возникали одно за другим, но и ложь периодически вскрывалась. Раз за разом всплывали факты что в “органах” творятся безобразия, арестовываются и осуждаются невиновные. Сталин пытался выправить положение по своему разумению. Шефа госбезопасности Меркулова сменил на Абакумова. Потом и его снял, заменил на очередного своего личного доверенного, Игнатьева (вполне вероятно, что здесь “посодействовал” Берия, расквитавшись со своим врагом Абакумовым за попытку подставить его с “мингрельским делом”). В декабре 1952 г. была издана директива ЦК: “Считать важнешей и неотложной задачей партии, руководящих партийных органов, партийных организаций осуществлять контроль за работой Министерства госбезопасности. Необходимо решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов госбезопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический контроль партии…”

Но ничего не помогало. Ни замены руководителей, ни постановления. Карательные структуры по сути оставались теми же, как они сформировались при Менжинском и Ягоде. Вычищали одних – приходили другие. И перенимали те же методы, те же “правила игры”. Да и соблазны всевластия и вседозволенности оказывались слишком велики. А целиком переформировать аппарат “органов” – до этого у Сталина руки так и не дошли. Да и сил на подобное дело, пожалуй, уже не хватило бы. И он жил в мире сложившихся стереотипов: что сами-то по себе “органы” хорошие, эффективные, созданные революцией. Беда лишь в недобросовестных сотрудниках. Вот и надо поставить их под более действенный контроль.

К финишу своей жизни Сталин подходил одиноким. У него совершенно распалась семья. Сын пил и пожинал почести от подхалимов. Дочь меняла мужей. У Сталина не находилось и надежных помощников, политических наследников. Он не мог не замечать, что партийные руководители, возвышаясь, начинают попросту “зажираться”. Увлекаются собственным благополучием, тянут за собой “наверх” друзей и родственников, окружают себя прихлебателями. Сталин с конца 1920-х прижимал амбиции партийных и государственных начальников, а они проявлялись снова. Разрушал “удельные княжества”, а они оставались неистребимыми, возрождаясь и цементируясь в кланах “номенклатуры”.

И в целом это было неизбежно. Без веры в Бога, без прочных духовных устоев, подобное поведение оказывалось вполне закономерным. А псевдо-религия ленинизма формировала лишь видимость подобных устоев, приучала соблюдать внешние правила, подстраиваться к ним… Но и здесь Сталин пробовал выйти из положения теми же способами, которые применял раньше. Менять дискредитировавших себя и вышедших из доверия руководителей, выдвигать молодых. Надеялся, что они станут честнее, вернее – не понимая, что и они в лучшем случае повторят путь предшественников.

Очередной раз Сталин решил это сделать в октябре 1952 г., созвав после долгого перерыва XIX съезд партии. Состав ЦК был увеличен вдвое – он достиг 232 человек. Секретариат увеличился с 5 до 10 человек, Политбюро было заменено широким Президиумом из 36 человек. А поскольку этот орган получался слишком громоздким, создавалось более узкое Бюро Президиума. С министерских постов были сняты и не вошли в Бюро Президиума старые соратники Сталина Молотов, Андреев, Каганович, Ворошилов, Микоян. Трое из-них, Молотов, Андреев и Ворошилов, попали в опалу из-за упоминавшихся связей их жен. Но почему Сталин был недоволен Кагановичем и Микояном, почему перестал доверять (или в чем-то стал подозревать) остается неизвестным.

А расширение руководящих органов генеральный секретарь объяснил именно выдвижением более молодых кадров, чтобы включались в руководящую работу, набирались опыта. Указывал – чтобы подготовить государственного деятеля, нужно 10-15 лет. Хотя не мог не понимать, что десяти или пятнадцати лет у него уже нет. Может быть, как и Ленин на закате карьеры, считая себя незаменимым и не видя преемников, надеялся на “коллегиальность”?

Факты говорят о том, что в самом конце жизни Сталин замышлял какие-то реформы. Например, осенью 1952 г. журнал “Новый мир” опубликовал серию очерков журналиста В.Овечкина “Районные будни”. Их сразу стала перепечатывать “Правда”, что было уникальным случаем, невозможным без санкции высшей власти. А в очерках на примерах одного района весьма откровенно рассказывалось о бедственном положении колхозников, об отношениях между бездушными чиновниками и простыми тружениками. 1 марта 1953 г. Сталин запросил у министра финансов Зверева справку о налогообложении села. Вероятно, готовился какой-то поворот в этом вопросе.

Предпринимались и усилия по разрядке международной напряженности. В марте 1952 г. СССР выступил с очередными инициативами объединить Германию, сделав ее демилитаризованной и нейтральной. А 24 декабря 1952 г. Сталин дал интервью “Нью-Йорк таймс”, выразив готовность к возобновлению сотрудничества с Западом и к встрече с президентом США Эйзенхауэром, чтобы “сделать первые шаги к созданию взаимного доверия, основанного на совместных усилиях”. Однако на инициативы Запад не отреагировал, а для переговоров на высшем уровне предпочел дождаться смерти Сталина – понимая (или зная), что с его преемниками достичь “взаимопонимания” будет легче…

А в январе 1953 г. в советских газетах появились вдруг сообщения еще об одном политическом “деле” – “террористической группе врачей”. В основе его лежали реальные события. В 1948 г. светила-профессора кремлевской больницы поставили неправильный диангоз А.А. Жданову и назначили неверное лечение. Нетитулованный, но имевший большой практический опыт врач-кардиолог Л.Ф. Тимашук определила другой диагноз, инфаркт. Но с ее мнением не посчитались. Когда Жданов умер, вскрытие показало, что она была права – у больного оказался инфаркт, и даже не первый. Вероятно, имел место не столь уж редкий случай медицинской ошибки. Но “светила” испугались ответственности, в истории болезни настоящий диагноз скрыли, а Тимашук, не пожелавшую подписать “липу”, уволили из “кремлевки”. Она обратилась в МГБ, однако ее сообщение по какой-то причине оставили без последствий.

Но в конце 1952 г., когда Игнатьев начал перепроверять дела Абакумова, материалу был дан ход. Арестовали 15 человек. Уж что в этом деле было правдой, а что добавили или “выжали” из подследственных, остается неизвестным. Кроме Жданова, врачей обвинили в смерти Щербакова, Димитрова. Однако у дела имелась еще одна сторона. В число арестованных попали профессор В.Н. Виноградов и другие доктора, регулярно наблюдавшие за здоровьем Сталина и лечившие его. Те, кто помог ему встать на ноги после инсульта в 1945 г. И этих врачей, которые могли бы выявить угрозу нового инсульта, могли бы оказать экстренную необходимую помощь, возле Иосифа Виссарионовича в нужный момент не оказалось…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: