Факт сложности движения

Краеугольным камнем теоретических построений Н.А. Бернштейна является описанный им факт неодноз­начной связи между эфферентным импульсом и резуль­тирующим движением. Чтобы проследить за логикой мысли Н.А. Бернштейна[27], нужно начать с элементарного воп­роса: что непосредственно обеспечивает судьбу особи в процессе приспособления к реальным обстоятельствам жизни? Ответ очевиден: эффекторные функции. Рецепторика же представляет собой подсобную, обслуживающую функцию. «Нигде в филогенезе созерцание мира не фигу­рировало как самоцель, как нечто самодовлеющее» (Бер­нштейн, 1947,с.9).

При этом животное, обитающее и действующее в сре­де, своим внешним поведением вынуждено «говорить на языке этой среды». Это необходимое условие его приспо­собленности к внешнему миру. Кроту необходимо про­рыть ход в почве, обладающей совершенно конкретными физическими характеристиками, рыси — приземлиться при прыжке именно в ту точку и в то время, когда там находится жертва, а той, чтобы выжить, нужно суметь убежать. Иначе говоря, в процессе приспособления жи­вотное постоянно решает «двигательные задачи». Двига­тельная задача — это определяющееся совокупной ситуацией изменение предметной действительности, ко­торое необходимо осуществить животному в данный мо­мент. Для того чтобы решить ее, естественно, нужно осуществить ряд движений.

Рассмотрим, как связаны между собой эти движения и эфферентная импульсация, которая их вызывает. Для упрощения изложения этой проблемы введем понятие «парциального» движения (хотя сам Н.А. Бернштейн им не пользуется) по аналогии с понятием парциального давления газа в физике. Парциальным будем называть та­кое гипотетическое движение, которое бы произошло, если бы во время движения тело оказалось бы вне поля действия каких-либо внешних сил. Иначе: парциальное движение мы получили бы, если бы из совокупности всех сил, определивших реальное движение, вычли все векто­ра внешних сил. Введением этого понятия фиксируется тот тривиальный, казалось бы, факт, что реальное дви­жение тела зависит не только от сил внутренних, но и от внешних по отношению к организму сил (тяготения, со­противления предметов и противников и т.д.).

Что представляют собой эти последние? Определяется ли парциальное движение только сокращением мышц? Стоит лишь попристальней взглянуть на тело как на механическую систему, чтобы убедиться, что это не так. То, каково будет парциальное движение, зависит и от поло­жения, в котором находилось тело в момент сокращения мышц, и от тех относительных ускорений, с которыми двигались его отдельные звенья. То есть парциальное дви­жение определяется сокращением мышц и инерцией тела. Но более того: оказывается, что само сокращение мыш­цы зависит не только от центрального импульса, но так­же от функционального состояния мышцы и от ее наличной длины (Бернштейн, 1966, с. 21).

(Напомним, что между напряжением мышцы и ее на­личной длиной существует механическая обратная связь: изменение напряжения мышцы изменяет распределение сил в сочленении, следовательно, и взаимораспределе­ние и взаиморасположение звеньев сочленения, а зна­чит, и длину мышцы.)

Таким образом, писал Н.А. Бернштейн, преодолевает­ся «старое привычное представление, implicite принятое и до сих пор сохранившееся у многих физиологов и кли­ницистов, согласно которому скелетное звено вполне покорно центральному импульсу и однозначно повину­ется ему. По этому представлению центральный импульс "а" всегда вызывает движение "А", а импульс "в" — дви­жение "В", из чего далее следует, что легко строится представление о двигательной зоне коры как о распреде­лительном пункте с пусковыми кнопками» (Бернштейн, 1966,с. 43).

Этой абстракции «простого движения» Н.А. Бернштейн противополагает представление, которое можно было бы назвать моделью сложного движения. Попробуем изобра­зить ее в виде схемы 1.

Эта схема упрощает строгие математические и инже­нерные выкладки Н.А. Бернштейна, но и в таком виде она фиксирует главное — факт, что между центральной эфферентной импульсацией и реальным движением жи­вотного существует связь сложная, неоднозначная и прин­ципиально невычислимая до деятельного столкновения животного с конкретной предметной ситуацией. Это и есть факт сложности движения, как мы его назвали. Тем са­мым была преодолена одна из основных догм традицион­ных рефлексологических и бихевиористских теорий, полагавших, что любое движение животного содержится в потенциальной форме в организме, высвобождаясь в неизменном виде при наличии определенной, раз и нав­сегда заданной эфферентной импульсации.

К методологическим следствиям этого открытия у нас еще будет повод обратиться, но у медали факта сложности движения есть и конкретно-теоретическая обратная сторона — сложность восприятия.