ГЛАВА 24. О путешествии Эарендиля и Войне Гнева 3 страница

В дни своей юности Амандиль и Фаразон были приятелями, поэтому Амандиль долгое время сохранял свое место в совете даже несмотря на то, что открыто причислял себя к друзьям эльфов. Однако вскоре после прихода Саурона он был изгнан из совета, ибо тот возненавидел его больше всех остальных нуменорцев. И все же, благодаря своему благородному происхождению и славе отважного морского капитана, Амандиль сохранил почет и уважение среди нуменорцев, и ни король, ни Саурон не осмеливались в открытую посягнуть на него.

Амандиль бежал в Роменну, куда тайно призвал всех, кому доверял; он опасался дальнейшего разрастания зла и той угрозы, которая нависла надо всеми друзьями эльфов. И опасения его были обоснованы.

Менельтарма в те времена оказалась окончательно заброшена; и хотя даже Саурон не осмеливался осквернить Святилище на ее вершине, король не допускал туда никого под страхом смерти, тем более тех из Верных, кто продолжал тайно поклоняться Илюватару. А еще Саурон подговаривал короля срубить Белое Древо, Нимлот Прекрасный, что рос в его саду и напоминал об Эльдар и свете Валинора.

Поначалу король категорически отказывался делать это, веря в то, что судьбы его рода связаны с этим деревом, как предрекал Тар-Палантир. Так погрязший в ненависти к Эльдар и Валар король продолжал понапрасну цепляться за тень прежней лояльности к ним Нуменора. И когда Амандиль прослышал о кощунственных намерениях Саурона, он опечалился, ибо предчувствовал, что рано или поздно тот добьется своего. Как-то раз он поведал Элендилю и его сыновьям сказ о Деревьях Валинора; Изильдур не произнес ни слова, но ночью покинул дом и свершил то, за что впоследствии получил всеобщую известность и славу.

Переодевшись и замаскировавшись, он в одиночку отправился в Арменелос, ко двору короля, куда теперь Верным вход был строжайше запрещен. В конце концов он добрался до Дерева, вокруг которого Саурон выставил стражу, предоставленную в его распоряжение. Стояла поздняя осень, и потемневший Нимлот давно отцвел; Изильдур пробрался мимо стражей и сорвал висевший на его ветви плод, после чего вознамерился покинуть двор. Но стража уже обнаружила его присутствие, поэтому обратно пришлось пробиваться с боем. Получив немало ранений, Изильдур все же сумел ускользнуть, но благодаря его удачной маскировке королю и Саурону так и не удалось узнать, кто именно приближался к Дереву. Изильдур же, кое-как добравшись до Роменны, передал плод в руки Амандилю и без сил рухнул наземь.

Плод был тайно высажен и благословлен Амандилем; ближе к весне из земли поднялся росток, и как только на нем распустился первый лист, долго лежавший едва ли не при смерти Изильдур поднялся с постели, и все его раны исцелились.

Вовремя же поспел Изильдур; ведь после этого происшествия король согласился с доводами Саурона и срубил Белое Дерево, бесповоротно обратившись спиной к заветам своих предков. Саурон же приказал построить на холме в центре Арменелоса Золотого, столицы Нуменора, огромный храм; у основания он был круглым, а стены его были в пятьдесят футов толщиной при окружности фундамента в пятьсот футов, и накрыт куполообразной крышей. Купол этот был покрыт серебром и блестел на солнце так, что был виден издалека; однако блестел он недолго, ибо серебро вскоре почернело. А причиной тому был установленный в центре храма огненный алтарь, дым от которого выходил наружу сквозь вентиляционное отверстие в куполе.

Первым, что сжег на алтаре Саурон, был порубленный на дрова Нимлот, сгоравший с громким треском и испускавший невероятное количество дыма; еще целых семь дней люди дивились тому облаку, что накрыло город и лишь затем медленно поплыло к западу.

После этого дым валил, не переставая; власть Саурона день ото для росла, и в том храме, проливая кровь и предавая мучительной смерти своих собратьев, обезумевшие люди начали приносить жертвы Мелькору, дабы тот освободил их от бремени Смерти. Чаще всего на алтарь попадали Верные; однако в непоклонении Мелькору их открыто не обвиняли, вместо этого называя мятежниками и заговорщиками против короля, сеявшими ложь и распространявшими отраву. Обвинения эти по большей части были ложными; однако ненависть порождает ненависть, особенно в такие темные времена.

Смерть, несмотря на все старания, не покинула их земли, а даже напротив, стала приходить все скорее, да еще под множеством новых и ужасающих личин. Если в прежние времена люди постепенно старели и, устав от жизни, тихо и безболезненно уходили во сне, то теперь все чаще помирали в маразме и от всевозможных хворей. Но все равно нуменорцы продолжали бояться смерти и ухода во тьму, где правил избранный ими повелитель; и в своей агонии они проклинали за то самих себя.

В те дни все имели при себе оружие и убивали по малейшему поводу, а то и вовсе без — такими стали нервными и вспыльчивыми; Саурон же с шайкой своих прихлебателей колесил по стране и разжигал в людях ненависть и зависть. Вскоре люди стали роптать против своего короля и лордов, а также против всего, чего не могли получить сами, а стоявшие у власти жестоко за это мстили.

И тем не менее, нуменорцам еще долгое время казалось, что страна процветает; и пускай им самим живется невесело, зато Нуменор становится все могущественнее и богаче. Следуя советам и указаниям Саурона, богачам и впрямь удалось умножить свое благосостояние. Они соорудили двигатели и построили корабли еще быстрее прежних, и всей этой мощью обрушились на Средиземье, не утруждаясь более притворяться благодетелями иль повелителями, как встарь. Вместо этого они захватывали богатства жителей Средиземья, а самих их увозили в рабство, где многие бедолаги оказывались в конце концов на их алтарях. Люди стали бояться нуменорцев, и память о добрых повелителях прежних времен угасла, сменившись ужасом и ненавистью к поработителям.

Так Ар-Фаразон, король Земли Звезды, стал величайшим из тиранов со времен правления Моргота, хотя на самом деле из-за спинки нуменорского трона правил Саурон. Шли годы, и стареющий король почувствовал неумолимое приближение смерти, что пугало его и приводило в ярость. Близился час, над которым так долго работал и который так терпеливо ожидал Саурон. Наконец, он стал заговаривать с королем о том, что могущество его нынче так велико, что не грех рискнуть взять все в свои руки и не подчиняться более никаким заповедям и запретам.

— Валар заняли земли, не ведающие смерти, — вкрадчиво начал он. — Они лгали тебе, скрывая их свойства из жадности и страха перед тем, что правители людей сумеют отнять у них благословенное царство, а вместе с ним и власть над этим миром. Не могу отрицать, дар бессмертия доступен далеко не всем; его могут получить лишь самые достойные, могущественные и благородные, принадлежащие к древним родам. Лично я считаю несправедливым, что такого дара лишен первый из королей, Ар-Фаразон, могущественнейший из сынов земли, с которым может сравниться лишь Манве… а то и вовсе никто. Но вот что я тебе скажу: великие короли не принимают отказа, но берут свое по праву силой.

И Ар-Фаразон, совершенно одурманенный видениями грядущей власти и стоявший на пороге смерти, послушался Саурона и принялся взвешивать свои шансы в войне против Валар. Долго и тщательно готовился он к исполнению этого замысла, скрывая свое намерение от окружающих. Однако от взгляда Амандиля цели короля не укрылись, и он исполнился священного ужаса и тревоги, ибо прекрасно понимал, что людям не дано одержать верх над Валар, и что если не предотвратить это безумие, мир будет разрушен. Поэтому он призвал к себе своего сына Элендиля и сказал ему:

— Настали темные времена, и надежды для нас не осталось, поскольку Верных слишком мало. Поэтому я попробую по примеру нашего предка Эарендиля отправиться на запад, вопреки всем запретам, и попытаться поговорить с Валар — с самим Манве, если получится; и молить его о помощи, пока еще не все потеряно.

— Но разве ты не предашь этим короля? — заметил Элендиль. — Ты ведь знаешь, нас и так в этом обвиняют, называют предателями и шпионами; хотя до сих пор в этом не было ни доли правды.

— Ежели Манве ждет такого вестника, — отвечал Амандиль, — то я готов предать короля. Ибо существует лишь один вид предательства, которому нет прощения и оправдания. Я же намерен просить за людей, молить об избавлении их от обманщика Саурона, ведь среди них по-прежнему остаются немногие верные. Что же до Запрета, то я предпочитаю взять всю ответственность за его нарушение на себя, зато народ мой будет неповинен.

— А ты не подумал, отец, о том, что станет с твоими домочадцами, кого ты планируешь оставить здесь, когда замысел твой откроется?

— Вот потому-то он и не должен открыться, — отвечал Амандиль. — Приготовления к отъезду я начну втайне, и поплыву сначала на восток, куда корабли из наших гаваней отправляются каждый день; но затем, если позволят ветра и удача, я поверну и южной или северной дорогой последую на запад. Будем надеяться, что я сумею отыскать свою цель. Тебе же, сын мой, я советую подготовить корабли для всей нашей родни и друзей, и погрузить на них только то, с чем вам больнее всего расставаться. А когда корабли будут готовы, ты должен как бы невзначай обронить в Роменне, что намерен отправиться следом за мной на восток. Амандиль нынче не так популярен среди власть имущих, и потому навряд ли король опечалится отъезду его или его родичей — пусть то на время или навсегда. Однако постарайся, чтобы об этом стало известно лишь немногим, иначе у него могут возникнуть подозрения — ведь король планирует воевать, и ему могут понадобиться все силы, что имеются в его распоряжении. Отыщи тех Верных, кому мы пока можем доверять, и поделись с ними этой тайной; однако подробности раскрывай только тем, что согласятся плыть с тобой.

— И что же это за подробности? — скептически уточнил Элендиль.

— Не ввязываться в войну, только наблюдать, — отвечал Амандиль. — Я не могу сказать больше, пока не вернусь. Но скорее всего, вам придется отплыть из Земли Звезды, не имея оной в качестве путеводной; ибо земля эта осквернена. Вы потеряете все, чем дорожили, попробуете смерть на вкус еще при жизни, и вынуждены будете искать места, где укрыться в изгнании. А будет то восток или запад — это уже Валар решать.

Прощался с домочадцами Амандиль так, словно уже не чаял вернуться обратно.

— Может статься, что мы никогда более не свидимся, — сказал им он, — а я навряд ли смогу подать вам такой знак, как некогда Эарендиль. Будьте же наготове, ибо конец мира таким, каким мы его знаем, может оказаться совсем близко.

Говорят, что Амандиль поднял паруса своего небольшого судна ночью и поначалу действительно взял курс на восток, но затем окольными путями повернул к западу. С собой он взял лишь троих своих верных и близких слуг, и никого из них больше не видели, и ни одно из преданий не содержит намеков на то, какой была их дальнейшая судьба. Ибо подобная миссия дважды увенчаться успехом изначально не могла; не говоря уж о том, что всех грехов Нуменора так запросто не искупить.

Элендиль же последовал наказам отца, и корабли стояли на якоре, полностью готовые к отплытию; Верные погрузили на них своих жен и детей, фамильные ценности и большой запас провизии. Среди взятого ими добра было немало произведений искусства и артефактов великой силы, которые нуменорцы создали в дни своей мудрости. То были сосуды и драгоценности, свитки с записанными черными и красными чернилами знаниями, Семь Камней — подарок Эльдар, а на корабле Изильдура находилось бдительно оберегаемое молодое деревце, потомок Нимлота Прекрасного.

Таким образом, Элендиль был наготове и не принимал участия во зле, что объяло Нуменор в те дни; однако знака от отца он так и не дождался. Тогда он тайно пробрался на западные берега страны и долго вглядывался в морские просторы, чувствуя печаль и томление, ибо очень любил своего отца и тревожился за его судьбу. Но на волнах покачивались лишь корабли Ар-Фаразона, которые тот собирал в западных гаванях.

***

В прежние времена погода всегда благоприятствовала нуждам и предпочтениям людей: дожди шли в положенный сезон и в меру; солнце грело то жарче, то прохладней, а с моря дули ласковые ветра. И когда ветра дули с запада, многим казалось, что они несли с собой почти неуловимый, сладкий аромат, от которого щемило в сердце — быть может, запахи цветов с вечнозеленых лугов бессмертного царства, у которых нет названий на языках смертных.

Теперь все было иначе. Даже небо потемнело, и на землю непрерывно лил дождь, сопровождавшийся грозами и ураганными ветрами; время от времени большие нуменорские корабли уходили в неспокойное море, чтобы уже никогда не вернуться обратно в гавани, хотя прежде, со времен восшествия Звезды, такого ни разу не случалось. А по вечерам с запада иногда надвигалось огромное облако, смутно напоминавшее очертаниями орла с широко распахнутыми крыльями; оно медленно расползалось, скрывая собой закат, и посреди ночи полностью накрывало небо над Нуменором. А некоторые из этих "орлов" приносили под своими крыльями гром и молнии, свирепствовавшие над морем.

— Это орлы Повелителей Запада! — в страхе кричали люди. — Орлы Манве летят в Нуменор! — и падали наземь, прикрываясь от неба руками.

Затем некоторые на время начинали раскаиваться в своих грехах, в то время как остальные, напротив, утверждались в своих заблуждениях и принимались потрясать кулаками, грозясь небу.

— Повелители Запада первыми нанесли удар. Но мы им еще покажем! — вопили они. И сам король произносил нечто подобное, но его устами говорил Саурон.

Молнии становились все яростнее, убивая людей то на холмах, то на полях, а иногда и прямо на улицах города; один из особо мощных разрядов попал прямо в купол Храма и расколол его надвое. Однако сам Храм выстоял, и Саурон, стоя на его вершине, без страха смотрел в лицо разбушевавшейся стихии. Молнии не тронули его; и люди, посчитав его богом, готовы были с тех пор исполнять малейшее его требование. И когда случилось последнее знамение, они не обратили на него должного внимания. Земля задрожала под ногами, и рев из-под земли смешивался с шумом охваченного штормом моря; а затем из вершины Менельтармы стали вырываться клубы дыма. Но Ар-Фаразон лишь приказал ускорить темпы сборов.

Флот нуменорцев тем временем черным роем клубился у западного побережья страны, и был подобен архипелагу из тысячи островов; мачты их казались лесом, а паруса — набрякшими грозовыми тучами; знамена же были черными с золотым. И вся эта мощь ожидала лишь слова Ар-Фаразона; Саурон тем временем скрылся в недрах Храма, приказав нести назначенных в жертву.

И тут на закате появились орлы Повелителей Запада, летевшие боевым клином, охватить который взглядом не представлялось возможным; по мере их приближения стало казаться, что крылья их затмевают собой все небо. За ними пылал закат, и оттого создавалось впечатление, что сами орлы светятся, объятые пламенем гнева. Нуменор словно оказался освещен заревом пожара, и глядя в лицо друг другу, обитатели его видели багровые, как будто покрасневшие от злости, физиономии.

Почувствовав в сердце решимость, Ар-Фаразон взошел на свой могучий корабль Алькарондас — Морскую Крепость. Много весел было у этого судна и множество мачт, золотых и угольно-черных; а на палубе восседал на своем троне Ар-Фаразон, в броне и при короне. Он подал знак поднимать штандарт, затем скомандовал поднимать якоря; и в тот же миг рев труб Нуменора заглушил раскаты грома.

Так боевой флот нуменорцев двинулся против угрозы Запада; ветра почти не было, так что множество весел и рабской силы пришлось им очень кстати. Солнце село, и наступили тишина и тьма; море было спокойно, и мир словно замер в ожидании — что будет? Флот медленно исчезал из поля зрения наблюдателей в гаванях, и вскоре полностью растворился в ночи. Нарушив Запрет Валар, нуменорцы вошли в заповедные воды, твердо намереваясь силой вырвать у Бессмертных дар вечной жизни в пределах этого мира.

***

И вот флот Ар-Фаразона пришел с далеких морских просторов и окружил Авалонне и весь остров Эрессеа; Эльдар с тоской смотрели на эти несметные полчища, затмившие от них свет заходящего солнца. Ар-Фаразон на этом не остановился и последовал дальше, в Аман, и вскоре объявился у берегов Валинора; но и здесь все было тихо и покойно. Король почувствовал себя так, словно судьба его висит на волоске, и едва не повернул обратно; громада Танкветиля на безмолвных берегах была белее снега и холоднее смерти. Молчаливая и неизменная, она казалась ему ужасающей, словно тень света Илюватара. Но Ар-Фаразона вела всепоглощающая гордыня, и он в конце концов, осмелился покинуть борт корабля и ступить на берег, громко объявляя эти земли своими, ежели никто не выйдет к нему оспорить это заявление. Затем воинство Нуменора разбило осадный лагерь вокруг опустевшего холма Туны, откуда бежали все Эльдар.

Тогда Манве с вершин Таникветиля воззвал к Илюватару, передавая ему власть, данную Валар в Арде. И Илюватар явил миру свою мощь, изменив его очертания; громадная бездна разверзлась посреди моря меж Нуменором и Бессмертными Землями, и вода хлынула в нее с таким шумом и брызгами, что достигли даже небес. Мир содрогнулся, а флот нуменорцев оказался затянут в бездну, навеки погребенный в морских пучинах. Но король Ар-Фаразон и его смертные воины, что ступили на землю Амана, оказались погребены под обрушившимися скалами; говорят, что они и поныне заключены в Пещерах Забытых, и будут пребывать там до Последней Битвы, до самого Судного Дня.

Земли Амана вместе с островом Эльдар Эрессеа были навсегда помещены Единым вне пределов досягаемости людей. Андор же, Дарованная Земля, Эленна, Земля Звезды, страна королей Нуменор — был полностью уничтожен. Ибо созданная Илюватаром трещина в морском дне пролегала так близко к острову, что основание его оказалось расколото, и Нуменор погрузился в бездну и тьму, чтобы никогда уже не восстать оттуда. К тому времени не осталось на земле такого обитаемого места, где сохранились бы воспоминания о днях, предшествовавших тому, как там поселилось зло.

По велению Илюватара великие моря накрыли западные берега Средиземья, а также пустые земли к востоку от них; взамен же он создал новые земли и новые моря. Так лик мира изменился, и он стал меньше, ибо Валинор с Эрессеа переместились в царство незримого.

Сам Нуменор рок настиг неожиданно, на тридцать девятый день после ухода флота. И тогда Менельтарма начала извергать огонь, земля задрожала, а с моря налетели ураганные ветра; на небесах забесновалась круговерть стихий, а прибрежные скалы начали обрушиваться в море. Так затонул Нуменор вместе со всеми детьми, женами, девами и гордыми леди; все его сады и дворцы, башни, усыпальницы и богатства, драгоценности и ткани, картины и резные украшения, и все накопленные за долгие века знания — все навеки скрылось под водой.

Последней одна из гигантских волн — зеленая, холодная и увенчанная пеной — поглотила королеву Тар-Мириэль, превосходившую своей красотой серебро, слоновую кость и жемчуга. Слишком поздно решилась она взобраться на вершину Менельтармы к Святилищу; воды настигли ее, а крик заглушил яростный рев ветра.

Никому не ведомо, удалось ли Амандилю добраться до Валинора и услышал ли Манве его мольбы о помощи; однако милостью Валар Элендиль и его сыновья избежали в тот день гибели. Элендиль оставался в Роменне, не откликнувшись на призыв короля; бежав от солдат Саурона, пришедших схватить его и утащить на алтарь Храма, он взошел на свой корабль и отошел на нем от берега, где стал ожидать знака. Суша защитила его корабль от разбушевавшегося моря, тащившего все в новообразованную бездну, и яростный шторм не настиг его.

Но когда всепоглощающие волны накрыли Нуменор, и тот погрузился в пучину, Элендиль наверняка оказался бы смят стихией и посчитал бы то за меньшую из печалей — ибо никакая мучительная смерть не могла быть горше, нежели случившаяся в тот день катастрофа. Однако с запада внезапно подули сильные ветра, с какими еще не доводилось сталкиваться смертным, и погнали его корабли прочь; они натянули паруса, едва не вырывая с корнем мачты, и потащили на восток, бросая корабли по волнам, словно щепки.

Всего кораблей было девять: четыре у Элендиля, три у Изильдура и два у Анариона; они бежали от сумрачной бури черного рока, и оказались на укрытых ночной тьмой просторах мира. Под ними гневно бурлило море, а волны вздымались, словно увенчанные снежными шапками пены горы; много дней они несли их сквозь туманы и мглу, чтобы, наконец, выбросить на берег Средиземья. А его береговая линия и прибрежные территории изменились до неузнаваемости — море накрыло берега, опустились на дно обширные районы, обрушились холмы и изменили русла реки; но вместо прежних поднялись над поверхностью вод новые острова и новые земли.

Про прошествии некоторого времени Элендиль и его сыновья основали в Средиземье свои королевства. И несмотря на то, что от разрушения удалось спасти совсем немногое, а от огромных знаний нуменорцев, накопленных до прихода Саурона, осталась лишь малая толика, для диких местных обитателей и этого было немало. О свершениях потомков Элендиля немало рассказывается в преданиях тех дней, как и о их противостоянии с Сауроном, которое было еще далеко от своего завершения.

Сам Саурон пришел в ужас, столкнувшись лицом к лицу с гневом Валар и изменениями, вызванными Илюватаром в лике земли и вод. Все это намного превосходило его ожидания, ибо он рассчитывал лишь на гибель нуменорцев и поражение их тщеславного короля.

Когда Саурон, сидя в своем черном кресле посреди Храма, заслышал звуки труб войска Ар-Фаразона, он лишь рассмеялся; второй раз засмеялся он при звуках начинающейся грозы. Однако в третий раз, когда он довольно хихикал при мыслях о том, что теперь сможет вытворять в мире, навсегда избавленном от Эдайн, земля внезапно дрогнула, оборвав его смех, и Храм с громким грохотом и треском провалился в бездну — вместе с креслом и самим Сауроном.

Но Саурон не был смертным; и несмотря на то, что та прекрасная оболочка, в которой он явился пред очи людей и свершил свое великое зло, была им потеряна навсегда, дух его восстал из глубин моря и тенью на крыльях черного ветра пересек море, возвращаясь в Средиземье и Мордор, свою вотчину. Здесь, в Барад-дуре, он вновь надел великое Кольцо и на время затаился, обретая новый облик — воплощение своей злобы и ненависти. Мало кто впоследствии мог выдержать взгляд Ока Саурона Ужасного.

Но в сказе о падении Нуменора ни о чем об этом не упоминается. И даже само название погибшей страны больше не произносилось; в дальнейшем люди называли ее не Эленной, Андором, отнятым Даром, или Нуменором на границах мира; бежавшие оттуда изгнанники, обращая свои взгляды к Западу, называли ее Мар-ну-Фальмар — "поглощенной волнами", Акаллабат — Падшей иль Аталанте на эльдарине.

Многие из изгнанников верили в то, что вершина Менельтармы, Столпа Небес, еще возвышалась над морскими волнами — одиноким островком посреди безбрежных вод. Ибо место это было священным, и даже в дни своей власти Саурон не осмелился осквернить его. Некоторые из потомков Эарендиля время от времени отправлялись на его поиски, поскольку среди знающих людей бытовало поверье, что с вершины этой горы их предки могли увидеть далекий берег Бессмертных Земель. Таким образом, даже после разрушительной катастрофы, настигшей Дунедайн, сердца их по-прежнему оставались обращены к западу. И несмотря на то, что они знали о постигших мир изменениях, некоторые говорили:

— Авалонне и земли Амана исчезли, и в опустившейся на мир тьме отыскать их стало невозможно; но ведь когда-то они существовали, а значит — существуют где-то и поныне, в том же виде и форме, что и прежде.

Дунедайн верили в то, что даже смертные при благословении свыше могли краем глаза взглянуть за пределы существования своих смертных оболочек; им хотелось выйти из тени своего изгнания и в той или иной форме увидеть негасимый свет — ибо страх смерти они перенесли с собой через морские просторы. Потому-то время от времени величайшие среди них мореходы и отправлялись бороздить неведомые моря в надежде наткнуться на пик Менельтармы и увидеть с него образы прежних времен. Однако безрезультатно. Заплывавшие далеко находили лишь новые земли, подобные прежним и точно так же лежащие в тени смерти. А те, кто заплывал дальше всех, оплывали Землю вокруг и усталыми и изможденными возвращались туда, откуда начинали свой путь.

— Все пути мира нынче пересекаются, — говорили они.

Так, благодаря дальним морским плаваниям, пользуясь сохранившимися знаниями и искусством ориентирования по звездам, люди узнали о том, что мир стал круглым. А Эльдар до сих пор было разрешено при желании отправляться к берегам Древнего Запада и Авалонне; поэтому ученые людей и считали, что должен был существовать Прямой Путь для тех, кому разрешено им пользоваться. И они утверждали, что несмотря на глобальные перемены, древний путь на Запад сохранился, подобный невидимому мосту, что пересекает ветра и небесные просторы (изогнутые ныне точно также, как и сам мир), и проходит в области Ильмена, куда смертной плоти путь заказан. Там, в конце этого моста, и находится Одинокий остров Тол Эрессеа, а за ним, возможно, и сам Валинор, где по-прежнему обитают Валар и наблюдают оттуда за происходящим в мире.

По всем побережьям ходили предания и легенды о том, как моряки или потерпевшие кораблекрушение в морских далях по некой милости судьбы или Валар попадали на Прямой Путь и видели лик мира, стремительно удаляющийся от них; а затем достигали залитых светом многочисленных светильников причалов Авалонне, а то и прямиком на дальние берега Амана, где возвышалась Белая Гора — ужасающая и прекрасная. То было последним, что они видели перед смертью.

О КОЛЬЦАХ ВЛАСТИ И ТРЕТЬЕЙ ЭПОХЕ,

на чем заканчивается сие повествование

Был некогда Майя Саурон, которого белериандские Синдар прозвали Гортауром. В начале времен Арды Мелькору удалось склонить его на свою сторону, и Саурон стал одним из наиболее могущественных и верных прислужников Врага — и самым опасным из них, поскольку умел принимать множество благородных и прекрасных обличий, не вводя этим в заблуждение только самых бдительных.

Когда был повержен Моргот и обрушен Тангородрим, Саурон вновь нацепил на себя презентабельную личину и смиренно предстал пред Эонве, вестником Манве, истово каясь во всех своих грехах. Кое-кто полагает, что поначалу он действительно был искренен, и что действительно раскаивался — пусть даже из страха, ужаснувшись падению Моргота и силе гнева Повелителей Запада.

Однако даровать прощение равным себе было не во власти Эонве, и потому он приказал Саурону возвращаться в Аман и ожидать там решения Манве. Исполненный стыда и унижения Саурон не пожелал предоставлять себя на суд Валар, и тем более долгой и верной службой доказывать им свою лояльность; он не забывал, какой властью обладал при Морготе. Вот потому-то, когда Эонве покинул Средиземье, Саурон остался и затаился; здесь он быстро встал на давно проторенную дорожку, ибо державшие его оковы зла Моргота по-прежнему оставались крепки.

Великая Битва и падение Тангородрима нанесли серьезные повреждения Средиземью, и сильнее всего пострадал Белерианд, ныне лежавший в руинах; и еще многие северо-западные территории оказались накрыты волнами Великого Моря. На востоке, в Оссирианде, обрушились стены Эред Люин; в южной их части образовалась огромная брешь, сквозь которую на землю хлынули морские воды. В новообразовавшийся залив впадала сменившая русло река Ллун, поэтому и сам он носил аналогичное название. Территории эти Нольдор называли в старину Линдоном, и название сие сохранилось; здесь по-прежнему обитали многие из Эльдар, не желавшие покидать земли, где так долго жили и воевали. Повелителем этих эльфов был Гил-галад, сын Фингона; в свите его был и Эльронд Полуэльф, сын Эарендиля Морехода и брат Эльроса, первого короля Нуменора.

На берегах залива Ллун эльфы построили свои гавани, получившие название Митлонд; здесь стояло на рейде множество кораблей, поскольку залив оказался на редкость удобной и безопасной естественной гаванью. Время от времени корабли Эльдар покидали Серые гавани в надежде бежать от тьмы, опустившейся на землю; ведь милостью Валар Перворожденным по-прежнему было дозволено пользоваться Прямым Путем на запад. Таким образом, они при желании могли присоединиться к своим сородичам, обитавшим на Тол Эрессеа и в Валиноре, что лежали за гранью окружающих морей.

Прочие эльфы пересекли Эред Люин, направляясь вглубь Средиземья; по большей части то были Телери, пережившие падение Дориата и разрушение Оссирианда. В лежащих далеко от моря лесах и горах Сильванских эльфов они основали свои королевства, хотя море по-прежнему жило в их сердцах. Лишь в Эрегионе, который люди называли Холином, эльфы-нольдорцы основали королевство, просуществовавшее достаточно долгий срок.

Эрегион располагался вблизи великих гномьих пещер — Хазад-дума, который эльфы называли Хадходрондом, а впоследствии — Мориа. Из Ост-ин-Эдхиль, эльфийского города, была проложена дорога к западным вратам Хазад-дума, ибо меж эльфами и гномами возникла дружба, подобной которой ранее не бывало; и дружба эта принесла немало выгоды обеим сторонам. Ремесленники Гвайт-и-Мирдайн, прозванные народом ювелиров, превзошли своим мастерством практически всех прежних, за исключением лишь самого Феанора. А величайшим среди них по праву считался Келебримбор, сын Куруфина; как рассказывается в Сильмариллионе, когда Куруфина с Келегормом изгнали из Нарготронда, он отрекся от отца с дядей и остался.

На долгие годы в Средиземье воцарился мир, хотя земли по большей части лежали в разрухе и запустении — не считая тех, куда пришли народы Белерианда. Здесь еще до них обитало немало эльфов, свободно бродивших по диким землям вдали от моря — практически с самого начала своего существования. То были Авари, для которых судьбы и дела Белерианда были лишь смутными слухами, а далекий Валинор — мало что означающим названием. На юге и дальнем востоке продолжали плодиться и умножаться человеческие племена; большая их часть под влиянием Саурона давно обратилась ко тьме.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: