Ресурсы выбора жизни и личностный потенциал

Трудно ответить на вопрос о причинах и факторах суицида, не рассматривая одновременно противоположный вопрос: почему мы принимаем решение не лишать себя жизни? Если мы принимаем во внимание осознание возможности выбора, эти вопросы оказываются симметричными.

Ф.С.Сафуанов (2002), анализируя агрессивное поведение, предложил общую схему анализа, которую можно распространить на анализ самых разных форм поведения. Ранние теории агрессии были инстинктивистскими: есть агрессивные инстинкты, влечения, из них вытекает агрессивное поведение. Следующий шаг: от одномерной теории к двумерной. Давление оказывает не только движущая сила, но и ситуация, которая фрустрирует нас. Соответствующее поведение происходит в тех случаях, когда есть и внутренний импульс, и благоприятствующая этому, подталкивающая к этому внешняя ситуация. Далее Ф.С.Сафуанов вводит третье измерение, третий фактор – внутренние преграды, хотя точнее обозначить их как внутренние регуляторы, потому что действие преграды сводится к запрету, но регуляторы могут иметь более многообразные, сложные и тонкие формы, чем просто запрет. Внутренние регуляторы препятствуют данному типу поведения, даже при наличии импульса и благоприятной ситуации. Как при анализе агрессивного поведения, так и при анализе суицидального оказывается невозможно понять его механизмы без учета этого третьего измерения – того, что препятствует совершению соответствующего поведения, что приводит к решению не лишать себя жизни.

Эта логика подхода была далее применена непосредственно к анализу суицидального поведения (Тихоненко, Сафуанов, 2004). Поскольку, в отличие от агрессии, суицидальное поведение гораздо меньше связано с провоцирующим влиянием ситуации, схема анализа вновь стала двумерной, показывая, каким образом суицидогенные факторы индивидуального риска взаимодействуют с антисуицидальными личностными факторами. «Чем большее количество антисуицидальных факторов активизируется у субъекта в ситуации конфликта, тем прочнее его антисуицидальный барьер, тем менее вероятна реализация суицидальных намерений, и наоборот» (там же, с.279). Авторы справедливо отмечают, что антисуицидальные факторы коренятся, прежде всего, в ценностной сфере личности, хотя приводимый ими перечень таких факторов весьма обширен: от религиозных представлений и творческих планов до боязни физического страдания и нежелания выглядеть некрасивым после смерти. Выделение и анализ антисуицидальных регуляторов особенно важен потому, что укрепление этих регуляторов может выступать наиболее перспективной стратегией психотерапевтической помощи в кризисах.

За рубежом в контексте суицидологических исследований достаточно активно применяется опросник «причин для жизни» (ReasonsforLivingInventory; Linehanetal., 1983); наличие таких причин рассматривается как фактор, препятствующий развитию острых переживаний депрессии, одиночества, утраты и безнадежности (Sahinetal., 1998). Перечень таких причин, выступающих мишенью для диагностики, довольно эклектичен: вера в выживание и совладание, ответственность перед семьей и детьми, страх самоубийства, страх социального осуждения, моральные преграды (Linehanetal., 1983), общий оптимизм, радость жизни, семейные связи, страх смерти, страх последствий, религиозные и моральные ценности (Sahinetal., 1998). В целом имеющиеся данные говорят о большей превентивной роли позитивных личностных регуляторов (оптимизм, осмысленность жизни) по сравнению с культурными давлениями и страхами (см. также: Wangetal., 2007).

Перенос фокуса внимания на позитивные регуляторы, поддерживающие выбор в пользу жизни, характерен для интенсивно развивающегося в последние годы направления, называющего себя позитивной психологией. Лидер этого направления М.Селигман (2006) говорит о том, что позитивные личностные ресурсы – силы характера, позитивные эмоции, смыслы – выполняют буферную, превентивную функцию, укрепляющую здоровье и психологическое благополучие, служащие иммунитетом по отношению к любым формам психологических нарушений. Суицидальные тенденции не являются исключением. В отечественной литературе тезис о роли субъектности и активности личности как факторов, противодействующих суициду, был отчетливо высказан А.Г.Амбрумовой и О.Э.Калашниковой (1998).

В русле общей идеологии позитивной психологии находится и выстраиваемая нами объяснительная модель саморегуляции и личностного потенциала, претендующая на построение единой концептуальной рамки для объяснения целого ряда феноменов психологии личности, клинической психологии, психологии развития и социальной психологии (Леонтьев, 2006; 2007в).

Под личностным потенциалом понимается системная организация индивидуально-психологических особенностей личности, лежащая в основе способности личности исходить из устойчивых внутренних критериев и ориентиров в своей жизнедеятельности и сохранять стабильность смысловых ориентаций и эффективность деятельности на фоне давлений и изменяющихся внешних условий. Понятие личностного потенциала идет на смену понятию адаптации, подразумевая сложные механизмы совладания с изменчивой действительностью – не только приспособление к заданным условиям, но и готовность к их изменению и способность к самостоятельному созданию необходимых условий. Личностный потенциал, мера его развитости предсказывает успешность саморегуляции во всех ее аспектах. Хотя личностный потенциал неспецифичен по отношению к разным видам деятельности и сферам жизнедеятельности, теоретически и эмпирически выделяются три его подструктуры, соответствующие трем функциям саморегуляции: функции самоопределения, обеспечивающей выбор целей и тактик их достижения и гибкое переключение с одной на другую, функции реализации, обеспечивающей эффективное достижение выбранной цели, и функции сохранения, проявляющейся в гибком совладании с деформирующими воздействиями извне при сохранении смысловых ориентаций и базовых структур личности.

Мы предполагаем, что структуры личностного потенциала опосредуют влияние мотивации на успешность деятельности и влияние стрессогенных и травматических ситуаций на здоровье и психологическое благополучие. Выше уже отмечалась связь суицидального поведения с общими нарушениями саморегуляции (см. также: Соколова, Сотникова, 2006). Концепция личностного потенциала предполагает, что дисфункции, существенную роль в которых играет неэффективная или нарушенная саморегуляция (к наиболее ярким их проявлениям относятся, на наш взгляд, наряду с зависимостями и посттравматическими нарушениями, также все формы аутодеструктивного поведения, включая суициды), принимают патологические формы на фоне слабого личностного потенциала. Другими словами, личностный потенциал, в особенности подструктура сохранения, к которой относятся, в частности, такие переменные, как чувство связности, жизнестойкость, витальность, высшие копинговые стратегии и защитные механизмы, будет выступать негативным предиктором суицидального поведения, вне прямой связи с суицидальной идеацией. Человек с сильным личностным потенциалом будет отличаться достаточно высоким уровнем рефлексии проблемы смерти и суицида как существующей возможности распорядиться своей жизнью, но эта возможность не будет зачаровывать его, и ориентация на широкие и разнообразные контексты и спектры возможностей, а также на отдаленные последствия своих действий обеспечит прочную основу осознанного выбора в пользу жизни.

Из конкретных составляющих личностного потенциала, играющих особую роль в превенции суицида, обращают на себя особое внимание две, которые заслуживают отдельного рассмотрения: позитивное содержание и осмысленность жизни и чувство экзистенциального Я, или внутреннего центра. Рассмотрим их более подробно.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: