Анжелика Сафьянова. Сказка наших дней

О СТАРЦЕ ГРИГОРИИ

И РУССКОЙ ИСТОРИИ

(Москва, 1917 год)

От издателя

На ловца и зверь бежит.'

Рукопись М.Г.Распутиной уже была почти готова к сдаче в типог-рафию,

когда 21.11.1999 на книжном аукционе антикварного магазина "Юнисет-Арт" я

приобрел за 6 у.е. первое и единственное издание той стихотворной "Сказки

наших дней...", которая фигурирует и цитиру-ется в начале "Записок об отце".

Редчайший документ истории и литературы, этот изданный в Москве в 1917

году (без указания места и года) 56-страничный паск-виль, очевидно, достоин

републикации в этой книге; еще и потому, что его автор, скрывшийся под

псевдонимом Анжелика Сафьянова. -- вид-ный советский писатель Лев Никулин.

(Подробнее см. в книге А.Тара-сенкова "Русские поэты XXв. 1900-- 1955.

Библиография". Л/., Советс-кий писатель, 1965, стр. 277.)

Не для сплетен, не для шуток.

Не для бойких прибауток.

Не для смеха и укоров,

Не для толков, не для споров

Мы писали эту сказку --

Мы писали эту сказку,

Чтоб вогнать злодеев в краску.

Те, кто злы, те будут злее.

Ну а это нам милее.

Долго нам жилось сурово,

А теперь за нами слово, --

Ну-ка, душу нараспашку;

Не за злато, не за ласку

Мы расскажем эту сказку

И про Гришку, и про Сашку,

И про Щелкову рубашку...

Мимо Волги и Урала,

Верст за тысячу не мало

Путь уходит вдаль и вширь,

Во студеную Сибирь.

Там, в одном краю убогом.

Во краю забытом Богом,

Против неба на земле.

Жил малец в одном селе.

Паренька крестили Гришей,

В детстве был травы он тише,

Но зато к восьми годам

Вышел парень просто срам:

Что ни день, то суматоха --

Все, что ни лежало б плохо,

Все, что вора вводит в грех,

Гришка тащит прежде всех.

С парнем просто плач и смех.

Вырастал мальчонка хватом,

Били скалкой и ухватом,

Извели на розги лес --

Парень вьется точно бес,

Воет, день лежит, как пласт,

Ну, а спуску все не даст,

Не берет его и мор,

Вот каков растет Егор.

Так растет в деревне Гришка,

Ловкий парень и плутишка.

Про него отец сказал --

Пусть растет, покуда мал,

Поприбавят годы ум --

И растет малец без дум.

Этим временем в столице

Слали свата к важной птице,

И послы сбирались станом

Ко заморским бусурманам.

У немецкого царишки

Десятины две землишки --

Дом, жена, солдат и псарь,

Словом, чем тебе не царь.

У немецкого царишки

Вырастала дочь на вышке.

Звали эту дочь Алисой.

Был царишка хитрый, лысый;

Стал царишка размышлять,

Как бы замуж дочку сдать.

У него соседи были,

Все в долгу, как кони в мыле,

Где их сан и где их прыть --

Как жену им заводить?

Скучно в тереме Алисы,

Под полами ходят крысы.

Стала думать да гадать,

Как бы на ноги ей стать...

А в немецком государстве

Ходит слух о русском царстве:

Хорошо де там живут.

Что ни день, то масла пуд.

Есть и золото, и камни.

"Вот бы, батюшка, туда мне", -

Говорит Алиса раз.

И отсель пошел рассказ.

Пишет грамоту царек

На далекий на восток,

Пишет грамоту в углу

Ко немецкому послу:

"Помоги, сосватай дочку,

Износились все сорочки,

Скучно дома... Плохо мне

В нашей Гессенской стране.

Слух идет и в нашем барстве:

Хорошо де в русском царстве,

В этом царстве, у царя

Сын не женится, и зря...

Сослужи, дружок, услугу,

Предложи ему супругу".

Раз, два, три, четыре, пять --

Царь выходит погулять.

Велико царя наследство,

Только сын ушиблен с детства

Беден смыслом и умом

И позорит царский дом;

Мало спит и много пьет.

Знать не знает он забот.

Бросил царскую перину

И содержит балерину.

И решил российский царь

Поступить, как было встарь:

Сына он решил женить,

Чтобы сбить лихую прыть.

Знает он, -- в одной стране,

На далекой стороне.

Принцев будет целый лес

И хоть пруд пруди принцесс.

Вот решает царь со зла

Звать немецкого посла.

Так случилось это дело.

Все решили сразу, смело.

Был посол хороший гусь

И привез Алису в Русь.

Александрой окрестили,

Обвенчали, окрутили, --

Мужу что... И ночью, днем.

Балерина все при нем.

Сговорившись еле-еле,

Так на трон и оба сели,

И сидели дни и годы.

Без кручины и невзгоды...

Много было разных бед,

Не пропал от них и след.

Но, как кустик олеандра.

Без тревоги и печали

Николай и Александра

На Руси цвели вначале.

Жили мирно, ели сладко,

Выезжали для порядка, --

"Коли царь -- сиди да пей".

Где ни плюнь -- везде лакей;

Кто их выше по уму,

Тех упрятали в тюрьму.

Ну-ка, люди грамотеи.

Сократим свои затеи.

Что нам город городить,

Шутки в сказочке шутить?!

Нужно делать дело нам, --

Мчится сказка по волнам,

Точно лодка без причала.

Так воротимся к началу.

Не забыли вы про Гришку,

Про веселого мальчишку.

Что в далекой во Сибири

Волю дал калмыцкой шири

И тащил, покуда малый.

Все, что плохо ни лежало.

Гришка вырос, стал смышлен,

Гришку дома гонят вон: "Не

сиди у нас на шее".

И скажу вам по душе я,

Очень всем он надоел

По причине разных дел.

Май, весна, запели пташки,

В Гришке новые замашки --

Возле девок, точно вьюн.

Вьется парень свеж и юн.

Не пропустит мимо бабы.

Те народ, известно, слабый --

С жару даст локтем в висок,

А потом придет в лесок...

Ну, иная, та со злости

Зазывала Гришку в гости

И будила мужа сдуру,

И спускали Гришке шкуру.

Долго думали, гадали,

И жену Егору дали.

Поженили. С этих пор

Присмирел слегка Егор.

Стал грешить, но втихомолку.

Чтоб никто не видел в шелку,

Чтоб не били бы ухватом

На потеху разным хватам.

Но в один печальный миг

Злой удар его постиг.

Это было темным делом.

То ли случай был с наделом,

То ли видел месяц ясный.

Кем петух был пущен красный.

То ли дело в конокраде --

Знайте сами. Бога ради,

Только в ночь, как села мгла.

Вышел Гришка из села

И пустился по дороге;

Как несли беднягу ноги...

То в санях, а то за возом.

То вдогонку за обозом

Потрусил смиренный Гриша.

Где в кустах, а где под крышей.

Где в деревне под амбаром.

Ночевал Григорий даром;

Шел в Россию из Сибири

Поглядеть, что слышно в мире.

Много ль времени, аль мало

С той поры уж пробежало,

Я про это ничего

Не слыхал ни от кого.

Только шел Григорий долго.

Перешел зимою Волгу;

Шел, ругая бездорожье.

Поминая имя Божье.

И в Москву, во стольный град

Прибыл, точно на парад.

Ходит Гриша по столице,

Видит были, небылицы.

Видит храмы и дворцы;

Ходят бабы до купцы,

Ходят штатские и баре.

Весь народ как на пожаре;

Над церквами звон гудит;

Гришка ходит да глядит,

И решил: из всей толпы

Лучше всех живут попы.

Видел Кремль... таков обычай,

Видел дом митрополичий,

Ткнулся он было к воротам,

А за первым поворотом

Часовой... В руках винтовка.

"Малый... Здесь ходить не ловко..."

Все Егору опостыло,

Он ушел, сказав уныло:

"Хоть пали, хоть не пали там --

Буду я митрополитом".

С детства Гришка думал вволю

И хвалит попову долю --

Есть и домик и землишка,

Деткам есть на молочишко,

Есть и хлеб в годину злую,

Знай, тяни нам "аллилую".

Тычь перстом почаще в небо

И сбирай себе за требы.

Был он кой-чему научен

И к работе не приучен,

Осмотрелся хитрым взором,

Пошатался по соборам.

Пораздумал, огляделся,

Победнее приоделся,

И на паперть, в Божий храм,

Стал являться по утрам.

Так просил он ради Бога;

Подавали, но не много --

Нынче в людях веры нет.

Изменился Божий свет.

Из себя был Гриша

видный. Было малому обидно,

И решил он: "Как ни глянь,

Видно дело будет дрянь;

Надо дело подоходней,

Впрочем, все в руке Господней,

Бабе путь открыт в кликуши,

Сопричислят в Божьи души,

Попадет к попам в покои,

Там винцо и все такое..."

Слышал Гриша о блаженных,

О покойниках нетленных,

Знал их дивные спасенья,

Их святые исцеленья;

Знал про то, как те вещали

Гласом точно из пищали

О грядущем зле и бедах,

И бывали во беседах,

И вели с царями спор,

Изрекая им укор.

И решил однажды Гриша,

Простояв в церковной нише

В стужу лютую, в мороз:

"Не для этого я рос,

Чтоб стоять здесь до заката;

Я и сам ума палата

И какой во мне порок,

Чем я тоже не пророк.

Помудрю, да принатужусь

И скажу да так, что ужас,

Не найдет в дому дверей

Самый хитрый иерей".

Как сказал он, так и сбылось,

И молва волной катилась:

У Николы, в краткий срок

Объявляется пророк.

Из себя еще не старый,

Не пугает Божьей карой,

А такую речь ведет.

Будто ложку меда в рот.

И пошли о Грише слухи.

Бабы лезут точно мухи,

Старец мед и мармелад --

Слову ласковому рад.

До того приятен бабе --

К той прижмется на ухабе,

С этой молится вдвоем

И зальется соловьем....

Как пошла о Грише слава.

Поднялась попов орава:

"Кто такой... Какое право...

Может штунда, или лыст..."

И попы дрожат, как лист:

Попугали Гришу адом.

Дали знать, куда им надо:

"Тоже всякий свинопас

Отбивает хлеб у нас".

Шли часы, и шли недели.

Люди жили, ели, ныли.

Сказке верили, не были,

Ну и время, просто срам.

Встать бы разом... Где уж нам...

Встанут утром спозаранку.

Плюнут -- вспомнят про охранку.

Боком взглянут на иконы;

Всюду ходят фараоны,

Охраняя каждый пост,

Заушая в гриву, в хвост...

Так приятно жили люди,

Помышляючи о чуде,

А по мраморным палатам.

Позабыв о годе пятом.

Ходит Коля-Николай,

Разоряя целый край.

И почтенная царица.

Вдохновляясь точно жрица.

Окружив себя попами.

Иерархами-столпами,

Извиваясь и дрожа,

Стала из ханжей ханжа.

Ходит в церковь, бьет поклоны.

Создает сама каноны --

Не царица, а скорей

В юбке старый архирей.

Кто же в ней узнает немку

И Алису-чужеземку;

Только жаль, ее язык

К русской речи не привык.

На немецком диалекте

Рассуждает и о секте,

И о том, каков синод,

И какой у нас народ.

Между тем почтенный Гриша

Забирался выше, выше.

Был он малый крепких правил.

Уважать себя заставил,

От девиц не знал отбою

И доволен был собою.

С Гришкой спорят иерархи,

Рассуждают о монархе,

И вещает Джиоконда

Из столичного бомонда:

"Vous savez, простой мужик,

А такой приятный лик".

Так его открыла Анна,

Дама фрейлинского сана,

А открыв, к царице скок --

"Объявляется пророк:

В нем одном такая сила.

Что на многих нас хватила,

Эта поступь, этот взгляд,

С ним не страшен целый ад".

Словом, лезет Гриша выше.

Красны дни пришли для Гриши:

И в столицу Петроград

Прибыл он, как на парад.

Едет он в почете, в славе,

Приближается к заставе.

Бьет поклон, и наконец

Попадает во дворец.

По палатам Гриша ходит,

Всех собой в восторг приводит,

Гриша старец хоть куда --

И взошла его звезда.

Изрекает он словечки.

Дамы ходят как овечки,

А потом, наедине,

Изнывают, как в огне...

Велика у Гриши сила.

До того вещает мило.

Что кругом бросает в жар:

"Вот так старец -- а не стар".

А достойная Алиса,

Без любого компромисса,

С ним сидит и день, и ночь.

День да ночь и сутки прочь.

Завелась деньга у Гриши,

Дом в селе с узорной крышей.

Перевез детей и женку,

Пьет в салоне ром и жженку;

У самой графини И...

У него всегда свои.

Свет потушит, порадеет,

Тихой лаской обогреет,

А когда Григорий зол,

Изорвет в клочки подол.

Гришка едет на село,

Гришке очень повезло;

Говорят о нем в Сибири --

Нет важнее Гришки в мире,

Гришку знают города.

Но случилась тут беда:

Несмотря на гнев престола,

Гришку баба подколола;

Боже, что тут был за шум,

От забот кружится ум.

Повезли его в столицу,

Положили, как в теплицу,

Лечат, холят, еле дышат

И о Грише только слышат,

И при нем всегда "сама"

От тревоги без ума.

Только скоро грянул гром --

Зашатался царский дом;

Время дивное приспело

И такое вышло дело,

Что царек с семьей родной

На кузена шел войной.

Русь пошла войной на Вилли.

Как друзья там не судили,

А пришлось держать им речь

И поднять на друга меч.

В этот день во всей столице

Звали всех врачей к царице,

А царица рвет и мечет.

Напускается, как кречет:

"Дайте мне злодеев низких,

Что моих задели близких,

Что, затронув дядю Вилли,

С нашим царством в бой вступили;

Где они..." И запускала

В Николая чем попало.

Словом, так или иначе.

Толку нету в этом плаче,

Ни к чему ее протест

И подписан манифест.

На Руси под бабий вой

Закипел кровавый бой.

Был в ту пору Гришка болен

И войною недоволен --

Беспокойства и хлопот

У царицы полон рот.

Так тянулись эти годы;

За войной пришли невзгоды.

На глазах у всей Европы

Крали царские холопы

И в стране гасили пыл,

И смущали фронт и тыл;

Бились дни и бились годы

На два фронта воеводы,

Ну а толку нет, как нет,

Хоть сражайся десять лет.

А пока, почтенный Гришка

Порешил: "Помрешь, и крышка;

Буду брать, что Бог дает,

Что плывет мне прямо в рот".

Обнаглел, не зная меры:

"Во дворце моей все веры,

А царица мил-дружок,

Может, я и впрямь пророк".

Так он Гришка, сударь мой,

Измывался над страной.

И предела Гришке нету;

Как бы сжить его со свету,

Думал в ставке не один

И, увы, не без причин.

Гришка ходит нараспашку.

Носит шелкову рубашку,

"Вышивала мне сама.

Вхож я в лучшие дома,

Захочу -- продам Россию;

Не слыхали про Мессию,

Так Мессия -- это я

И вокруг страна моя..."

Всем в зобу дыханье сперло.

Сыты Гришкою по горло.

Подошел всему предел,

Так стране он надоел.

Но царя смешат укоры.

Коротки о Грише споры:

"Этот старец мне родной --

Вместе правим мы страной,

Ты святого не порочь.

Уезжай отсюда прочь".

И тогда собрались трое,

В час один, ночной порою:

"Что слова? -- конец рассказам.

Надо кончить дело разом.

Поедом страну он ест,

Надо кончить -- делу крест".

И случилось это ночью.

Все сошлись по полномочью.

Все собрались во дворец,

Где бывал "святой отец".

Гришка пьян уж был немало,

Дам хватал за что попало.

Лил мадеру на рубашку.

Говорил в хмелю про Сашку,

Про царя и про дворец,

А уж делу был конец.

Что там было, как там было.

Кто стрелял в лицо и с тыла,

Это нам не надо знать.

Только Гришке уж не встать.

Начал он хитро, не просто.

Кончил прорубью у моста.

Ястреб в тучах пролетал,

И ему конец настал.

Как Алиса убивалась.

Как на фоб его бросалась.

Возле Царского Села

Место гробу отвела:

"В мире нет ему замены,

Вот он мученик нетленный.

Без него покоя нет,

Опротивел целый свет".

Схоронили по закону,

Положили в гроб икону:

"Спи до радостной весны,

Александра и княжны".

А спустя немного дней,

Русь была полна огней,

В каждом сердце -- пыл отваги;

Заалели ярко флаги.

Змию вбили в спину кол.

Рухнул царственный престол.

Сгибло Гришкино наследство.

Сгибли те, кто впали в детство.

Вот и сказочке конец --

Делу славному венец.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: