Формирование предпочтений

В данном случае из множества факторов, влияющих на формирование партий­ных предпочтений, для обсуждения отобраны лишь факторы непосредствен­ного воздействия на мыслящих избирателей, которые находятся в ситуации принятия решения и обходятся при этом доступной политической информа­цией без дополнительных затрат на ее проверку.

Граждане в современных демократиях постоянно подвергаются воздействию потока политической информации, передаваемой средствами массовой ком­муникации, в ходе повседневных обсуждений и другими способами. Не каж­дый интересуется политикой все время; некоторым людям трудно придти к каким-либо выводам о роли той или иной партии и о возможных последстви­ях их партийных предпочтений, опираясь лишь на сообщения о внутренней политике. В данной ситуации срабатывают следующие «укороченные» способы получения информации: общепринятые «схемы» для получения и обработки политической информации, «рамочный механизм» для упрощения оценки партий, и «ретроспективные оценки» деятельности правительства.

Понятия «схемы» и «рамки» были разработаны когнитивными психолога­ми и часто применялись при изучении голосования и общественного мнения (Hastie, 1986; Kahntman, Tversky, 1982, Smderman, 1993; Ilyengar, 1991). Однако теория «схемы» в качестве способа понимания политических установок и по­ведения индивидов оказалась достаточно противоречивой (Kuklinski et at, 1991;

Lodge, MacGraw, Conover et al., 1991). Суть этого противоречия, как и всегда, когда новое понятие из одной дисциплины переносится в устоявшееся поле другой, состоит в том, что у исследователя нет уверенности, получил ли он новый результат, или пересказал старые идеи новыми словами. Схема, или «набор знаний, адекватных некоему понятию» (Kuklinski et al., 1991, р. 1342), помогает индивидам в обработке информации. Структура памяти, ввод, ана­лиз и переработка информации смоделированы психологами для отдельных индивидов. Для политических психологов, между тем, более интересно то сближение граждан, которое происходит при определении ими социальной ситуации; для решения такой исследовательской задачи уже существуют дру­гие понятия, например, система убеждений и идеологии, понимаемые как определенные политические коды (Converse, 1964; Klingemann, 1979).

В наших целях эти понятия обсуждаются в связи с их применением к действиям мыслящих избирателей и к проблемам, возникающим при обра­ботке ими информации. Некоторые из этих понятий изначально разрабатыва­лись как «реалистические» представления об избирателях, которые противо­поставлялись нормативным моделям информированного и совершенного ра­ционального избирателя. То, что когда-то считалось отклонением от образа homo economicus или homo politicus в учебниках по гражданскому поведе­нию, сейчас интерпретируется как образцовый гражданин, который исполь­зует кратчайшие пути для получения информации и ищет здравые суждения для оценки политических вопросов и партий. Эти открытия когнитивной пси­хологии подняли на новый уровень теорию рационального выбора (Lindenberg, 1990), которая стала более реалистичной, но тем не менее, как и прежде, допускает формальное моделирование.

В традиционном электоральном исследовании гражданин выступал в роли минимально мыслящего индивида, который в качестве избирателя прини­мал решения, основываясь на прошлом опыте. В соответствии с традицион­ной теорией поощрений и наказаний В. Ки, такие «ретроспективные» изби­ратели упрощают оценки своего собственного благополучия в недавнем про­шлом, за которое, по их мнению, несет ответственность нынешнее прави­тельство, поощряя его за улучшение и порицая за ухудшение своего положения³ (Key, 1966).

В чем же выражается воздействие ретроспективных оценок на партийные предпочтения в многопартийных системах, где коалиционные правительства являются правилом, а не исключением? То, как граждане распределяют кре­дит доверия коалиционному правительству между партиями, вопрос эмпири­ческий. В европейских электоральных исследованиях иногда задаются вопросы о компетентности партий в различных сферах, и такие измерения могут дать достаточно близкие к действительности представления о соотношении сил. Респондентов просят проранжировать проблемы в зависимости от их значи­мости, а затем назвать партии, которые бы наилучшими образом решили эти проблемы. Даже без четких временных рамок оценки компетентности неиз­бежно основываются на прошлом опыте, и в случае выборов в Европейский парламент этот опыт, скорее всего, будет базироваться на участии партий в национальных правительствах, чем на их роли в Европе.

³ Существует альтернативная позиция, согласно которой ретроспективные оценки име­ют скорее косвенный, чем прямой характер, поскольку граждане полагаются не только на собственный опыт, но также и на суждения окружающих людей или средств массовой ин­формации о достижениях нынешнего правительства (Fiorina, 1981).

Простые ретроспективные оценки деятельности правительства основыва­ются на опыте избирателей и, судя по всему, не поддаются рационализации в отличие от суждений о компетентности партий. Даже те исследователи, кото­рые доверяют результатам своих измерений компетентности партий, согласны с тем, что они могут оказаться лишь отражением более постоянной эмоцио­нальной привязанности избирателей к той или иной партии, т.е. следствием, а не причиной партийного предпочтения (Kuechler, 1991, р. 101). Чем проще оценки, которые должны дать респонденты, тем менее вероятно, что мы выявим их реальные установки. Это серьезная проблема, особенно для ма­леньких партий, компетентность которых менее заметна, когда они представ­лены в правительстве, и практически не поддается оценке, когда они нахо­дятся в оппозиции.

Рационализация — простая задача для респондентов, когда их просят лишь выбрать наиболее компетентную партию, не сравнивая ее с другими партия­ми. П. Снайдерман и его коллеги показали, что более и менее информирован­ные американские избиратели отличаются от мало информированных тем от­носительным значением, которое они придают «одобрению действующей ад­министрации» и «сравнительным оценкам будущей деятельности кандидатов». Более информированные избиратели больше размышляют, основывая свое окончательное решение не столько на нынешнем одобрении, сколько на срав­нительной оценке кандидатов. Они выбирают оптимального кандидата, в то время как менее информированные избиратели просто пытаются «решить, было ли то, что было, достаточно хорошо», — для них важна их собственная удовлетворенность ходом событий (Sniderman et al., 1990, p. 131). В парламент­ских системах с коалиционными правительствами такие избиратели сталки­ваются с более сложной задачей, чем в американской президентской системе, но все же они могут выбирать, например, между крупной коалиционной партией (или партией премьер-министра) и основной партией оппозиции. В Германии только христианские демократы и социал-демократы представили своих канди­датов на пост канцлера; таким образом, немецкая система предполагает двух­партийную констелляцию, что дает возможность менее информированным из­бирателям избежать сложного сравнения между всеми партиями⁴.

Вопросы относительно партийной компетентности имеют еще один недо­статок, когда они используются при изучении факторов, влияющих на фор­мирование партийных предпочтений: эти вопросы иногда звучат двусмыслен­но именно в терминах полезности. Когда респондента просят оценить компе­тентность партии по определенному политическому вопросу, об объединении Европы, например, он может назвать партию, которую воспринимает как наиболее соответствующую данной цели, даже если он сам против дальней­шего объединения. Партия считается «компетентной», если она способна эф­фективно добиваться своих целей, независимо от того, разделяет ли эти цели респондент. И респондент, который против дальнейшего объединения Евро­пы, тем не менее может думать, что партия, проводящая такую политику, очень компетентна и, таким образом, является достойным противником его собственных целей. Хотя такая интерпретация может показаться странной, в конце концов она свидетельствует о том, что вопросы о компетентности не

⁴ В таком случае важно непосредственно спрашивать об оценках действующей админис­трации, а не использовать вопросы, построенные на тщательно продуманном респондента­ми предположении о сравнительной компетентности партий.

являются самым прямым путем измерения оценок полезности, содержащихся в партийных предпочтениях. Ретроспективные оценки деятельности прави­тельства и суждения о будущей политике партий, которые избиратель срав­нивает со своими собственными политическими предпочтениями, гораздо боль­ше и правдивее говорят о формировании предпочтений, чем рейтинги компе­тентности.

Центральным моментом модели рационального избирателя является бли­зость «идеальных представлений» избирателя и его восприятия позиции той или иной партии по конкретным вопросам. Даунс в свое время утверждал, что избиратель отдаст свой голос той партии, которая обещает лучше работать в следующий срок, а совпадение идеалов избирателей и их восприятия воз­можностей существующих партий будет зависеть от перспектив переизбрания кандидатов каждой партии на следующий срок. Мнения избирателей о парти­ях по их способности решить конкретную проблему распределяются линейно по наличным политическим опциям; в целом они составляют одномерную шкалу, которая представляет собой симметричную кривую предпочтений из­бирателей, имеющую одну вершину. Чем дальше от «идеальных представле­ний» избирателя (в любом направлении) находится воспринимаемая им по­зиция партии, тем больших практических потерь он ожидает, если эта партия будет проводить свою политику в правительстве.

Мыслящий избиратель в данном случае отличается от изначальной модели рационального избирателя в двух отношениях. Он не формирует свои партий­ные предпочтения исключительно на основании совпадения своих взглядов с позицией партии, и он не отдает свой голос в расчете на будущее личное благополучие, которое зависит от действий правительства. Последний аспект будет обсуждаться в следующем параграфе. Что касается первого, то он уже описан при рассмотрении ретроспективных оценок деятельности правитель­ства и близости идеалов избирателя с конкретными оценками партий как факторов, влияющих на формирование предпочтений⁵.

«Голосование по проблеме» — достаточно сложное дело как для информи­рованных, так и для менее информированных избирателей. Первая группа не обязательно однородна, т.е. избирателей волнуют разные проблемы, решения которых они ждут от правительства. Мало информированные избиратели часто не знают о том, какую политику различные партии предлагают для решения тех или иных проблем. В результате мы получаем электорат, разбитый на мно­жество групп по интересующим избирателей проблемам, а также большое количество людей, для которых совпадение их личных позиций и программ отдельных партий вообще не имеет значения. В многопартийных системах дол­жно быть еще больше не информированных избирателей, чем в двухпартий­ных системах, поскольку очевидно, что собирать и анализировать информа­цию по многим партиям более обременительно, чем по двум, а если учиты­вать распространенность «партий одной задачи», то раздробленность электро-рата будет еще более характерна для многопартийных систем, по сравнению с двухпартийными.

Интересно то, что эти гипотезы совершенно не применимы к реальности многопартийных систем. Пробное объяснение этого феномена дается теорией,

⁵ Другие возможные факторы (такие, как характеристики кандидата и т.д.) не могут быть исключены в принципе. Но в многопартийных системах они, пожалуй, имеют не столь общий характер и оказывают воздействие на формирование предпочтений лишь в специфических ситуациях выборов.

аналогичной «функциональной теории партийной идентификации»: граждане при отсутствии прямой информации о позициях партий по многим конкрет­ным проблемам будут использовать упрощенные способы получения инфор­мации, и чем больше вынуждают их к этому особенности политической сис­темы, тем они лучше ориентируются в многопартийных системах, по сравне­нию с двухпартийными (Shively, 1979).

Начиная с Даунса идеология обсуждалась, как один из возможных спосо­бов получения информации с наименьшими затратами. Такое использование идеологии нельзя путать с идеологическим мышлением в смысле «политичес­кой искушенности» (Converse, 1964). В последнем значении идеологии достиг­ли самого высокого уровня политической концептуализации; они содержат мнения по многим вопросам и организуют свои политические убеждения, используя абстрактные принципы, такие, как «либерализм» или «консерва­тизм», которые не смешиваются, но оба разделяются элитами. При этом их разнородные установки последовательны, в силу того что они объединяются «официальной» идеологией. Изначально ожидалось, что доля граждан, имею­щих «идеологию» в этом смысле, среди американского электората составляет 2,5%, еще 9% тех, кто близок к этому (Campbell et ai, 1960, p. 249). Несмотря на то, что эти цифры для американского электората выросли по сравнению с нижними значениями в конце 50-х годов, идеологическое мышление осталось исключением из правила и не превратилось в мощный инструмент сбереже­ния интеллектуальных усилий для тех, кто пытается ориентироваться в мире политики (Abramson, 1983, р. 273; Smith, 1989).

Вовсе не обязательно использовать «официальную идеологию», ограничи­вающую индивидуальную систему убеждений, когда граждане пытаются по­литически сориентироваться с помощью таких идеологических ярлыков, как «левые» или «правые». Конечно, для того чтобы упростить политический вы­бор, граждане должны прикрепить эти ярлыки к политическим партиям. Но даже неискушенные избиратели должны быть в состоянии применить схему «левые—правые», как простой механизм ориентации, учитывая то, что в сред­ствах массовой информации в ходе дискуссий на политические темы эти яр­лыки применяются более или менее последовательно. Д. Фукс и Х.-Д. Клингеманн, например, «рассматривают схему левые—правые, как механизм упро­щения, который служит в первую очередь для обеспечения функции ориента­ции индивидов и функции коммуникации в политической системе» (Fuchs, Klingemann, 1990, р. 205). Они обнаружили, что более 90% западногерманских и голландских избирателей имеют хотя бы минимальное представление о яр­лыках «правый» и «левый», в то время как в Соединенных Штатах эта цифра меньше. Так как эта схема тесно связана в Европе с расхождениями, харак­терными для партийных систем, она может быть самым коротким путем по­лучения политической информации.

Многие европейские исследователи используют шкалу «левый—правый» в опросах как для получения данных о восприятии избирателями позиций партий по тому или иному вопросу, так и для определения ими собственной позиции на этой шкале. В совокупности эти данные служат основой для простой одномерной пространственной модели, в которой различия между идеологическим самоопределением и воспринимаемыми позициями партий интерпретируются с утилитарной точки зрения. Это наиболее непосредственная операционализация идеи Даунса о том, что многие партийные системы ха-

рактеризуются одним преобладающим идеологическим измерением (напри­мер экономическая шкала «левый—правый»), в котором находятся и партии и избиратели. Это дает общее представление о формировании политических предпочтений. Такая операционализация весьма привлекательна, так как из­биратели в европейских многопартийных системах воспринимают положение партий на шкале «левые—правые» достаточно точно (по Германии см.:

Klingemann, 1972; Pappy, 1983, p. 427; по Италии см.: Sani, 1974). Но для того чтобы использовать эти данные как общее совпадение идеалов избирателей и их оценки партий, необходимо сделать два допущения. Во-первых, изме­рение в пределах «левые—правые» является единственной схемой, примени­мой к партиям или, по крайней мере, не существует другой схемы, предпо­лагающей такую же линейную зависимость между партиями. Во-вторых, рес­понденты могут использовать такой же механизм не только для ориентации среди партий, но и среди других избирателей, т.е. они воспринимают свои собственные политические предпочтения в соответствии с той же шкалой «левые—правые».

М. Хинич и его сотрудники разработали теорию, которая не просто ис­пользует эти допущения, но позволяет проверить их эмпирически (Hinich et al., 1984; Hinich, Munger, 1992). Можно проинтерпретировать этот подход как разновидность теории когнитивных схем, утверждающей, что граждане в со­временных демократиях действительно дают партиям идеологические ярлы­ки, которые сразу же позволяют судить о политических позициях этих партий. Но в отличие от модели Даунса, граждане не должны помещать себя непос­редственно в идеологические измерения, так как их первоочередными целями являются их политические предпочтения, которые могут при некоторых до­пущениях быть представлены как идеологические позиции.

Э. Даунс первоначально предложил более простую модель: «...каждая партия имеет свое отношение к конкретным политическим проблемам, и всякий раз это отношение может быть обозначено точкой на шкале «левые—правые». Об­щая позиция партии на этой шкале будет средней величиной от всех ее част­ных позиций. Более того, каждый гражданин может наделять разным весом отдельные политические программы, так как любая программа влияет на одних граждан больше, чем на других» (Downs, 1957, р. 132—133).

Современные исследователи считают, что эта модель не работает. Она не может гарантировать последовательность идеологических посылок, поскольку избиратели приписывают политическим позициям различную значимость. «Если мы допускаем некую общую связность взглядов, мы все же должны будем задавать вопрос о том, как избиратели выражают свои предпочтения, так как именно этот вопрос определяет, с какой идеологией партии пытаются себя отождествить для того, чтобы выиграть на выборах» (Hinich, Munger, 1992, р. 9). Они решают эту центральную проблему с помощью новой пространствен­ной теории идеологии, в которой «идеологические измерения, в рамках кото­рых происходят дебаты и принимаются политические решения», системати­чески связываются «со сложным n-мерным политическим пространством, ко­торое находится в центре внимания избирателей». Эта цель достигается благо­даря утверждению о том, что избиратели знают о идеологических позициях партий по одному или более идеологическому измерению и что избиратели используют эту информацию, чтобы составить мнение о политических харак­теристиках этих партий.

Таким образом, остается только предположить, что граждане имеют смут­ное представление о том, как идеологическое измерение (например «левые-правые») связано с политическими взглядами (например об экономическом перераспределении). Предположим, избиратель полагает, что левые партии больше поддерживают программы перераспределения благ в обществе. Из это­го он может определить возможные позиции этих партий в данном полити­ческом измерении, помещая партии, которые он воспринимает как левые, ближе к концу шкалы — «за перераспределение». Но при этом совсем не обязательно, что гражданин и себя самого оценивает по этой же идеологичес­кой шкале «левые—правые»: он просто имеет свои предпочтения по вопросам перераспределения.

Избиратели могут иметь различное восприятие того, насколько политичес­кие позиции конкретных партий различаются по основному идеологическому измерению. Одни избиратели воспринимают позиции левых и правых партий по вопросам перераспределения как далеко отстоящие друг от друга; другие могут считать, что в наши дни по таким вопросам левые и правые партии не слишком различаются. В зависимости от этих оценок избиратели с одинаковы­ми предпочтениями по какому-то политическому вопросу могут оказаться в разных концах идеологического спектра (рис. 9.1).

Рисунок 9.1

		l1=l2
		За перерас­пределение

Обозначения: политическое предпочтение избирателя i (x₁) и две возможные оценки в отношении политических позиций левой (1₁, 1₂) и правой партии (r₁, r₂)

Когда выборная кампания строится вокруг какой-то одной темы, эта тео­рия без необходимости усложнит ситуацию принятия решения. Цель этой тео­рии — найти несколько идеологических измерений, объединяющих несколь­ко различных конкретных политических тем в одной кампании или политике в целом. Даже если число тем достаточно велико, вполне может быть, что данное идеологическое пространство одномерно. И все же это эмпирический вопрос: может ли партийная система характеризоваться только одним латент­ным измерением, по которому различаются все партии, или существует более одного латентного идеологического измерения, лежащего в основе полити­ческих позиций в повседневной политической жизни⁶.

Эмпирически есть два пути применения теории Хинича. Одна возможность — задействовать данные о политических предпочтениях избирателей и воспри­нимаемых ими позициях партий по различным вопросам, используя метод факторного анализа, чтобы открыть латентное идеологическое пространство (Enelow, Hinich, 1984, р. 213—215). Другая возможность — непосредственно измерить идеологические знания избирателей о партиях. Учитывая, что у нас есть лишь одно измерение «левые—правые», лежащее в основе политических различий в многопартийной системе, можно задать обычный вопрос о левой или правой позиции партий, а затем использовать эту информацию как неза­висимую переменную для предсказания воспринимаемых политических пози­ций партий в отдельных политических измерениях (Hinich, Munger, 1992, р. 23—25). Независимо от того, какой метод оценки используется, можно выве­сти идеологические позиции избирателей, которые затем используются как «идеальные представления» в так называемом предикативном измерении или измерениях. Позиции партий располагаются в одном и том же пространстве и, таким образом, довольно легко установить расстояние между идеальными представлениями избирателей и позициями партий. Эти отношения могут быть использованы как независимые переменные, которые наравне с другими слу­жат для прогнозирования партийных предпочтений индивидов.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: