ТЫ ХОРОШО РОЕШЬ, СТАРЫЙ КРОТ! 5 страница

оленях, но отказался от этой мысли, так как нет корма и дороги. 25 октября

рассчитываю быть дома. Едем втроем - Журавлев, Стофато и я. Плохо, что нет

геолога. С производственной точки зрения он был бы полезнее, чем сметчик

Стофато.

На изысканиях перевала получил положительный результат. Очень был бы

доволен, если бы на будущий год мне дали эти изыскания как

предварительные. Очень тут интересные места, есть над чем поработать. Не

скучай, скоро увидимся. Если меня долго не будет, то жди спокойно - не раз

я выходил из тайги даже среди зимы. Не могу я погибнуть, у меня слишком

большая жажда жизни..."

Впереди лежал трудный путь по стынущей горно-таежной реке. И на сотни

верст - ни одного приветного огонька.

ЧТО ЖЕ БУДЕТ?

Что будет, то будет, а мы пойдем далее...

Н.Пржевальский

Костя Стофато обрадовался больше всех, что ушли олени. Засыпая ночью у

костра, он пробормотал:

- Все руки отмотали с этой рогатой тварью. На плоту-то сиди да

поплевывай. Верно, Михалыч? Только как поплывем? Туман-то - кошмар...

Густой туман, что заполнил с вечера долину Казыра, не тревожил

Кашурникова - утром ветер разгонит его. Лишь бы тепло продержалось еще

недельку-другую! Изыскатели, изучая долину реки, быстро добрались бы до

пограничников. А пока было пройдено по основному маршруту около сорока

километров. Как же все-таки ляжет дорога? В Новосибирске Кошурников

ориентировочно наметил трассу по правому берегу, потому что левобережный

хребет Ергак-Таргак-Тайга отпугивал своей крутизной и многочисленными

стоками. И было большой неожиданностью, что в верховьях реки левый берег

оказался более удобным для прокладки железной дороги. Что будет дальше?

Какие сюрпризы еще приготовил Казыр? Интересно, как выпутаться из гордого

сплетения в районе Щек? Посмотрим...

Кошурников спрятал карту, подложил в костер дров и, натянув на голову

брезентовый капюшон плаща, забылся в полудреме.

Среди ночи проснулся. В воздухе уже не было мятущейся водяной пыли, на

догорающий костер медленно опускались едва заметные снежинки. Кошурников

взглянул на ребят. Они подрагивали от холода, подвигались к костру,

который уже подернулся сизым пеплом. Их телогрейки намокли от тающего

снега, потемнели.

Какие все-таки разные подобрались у него спутники! Алеша все делал сам,

молча и споро, а Костя советовался по мелочам, без конца просил подсобить.

Все бы ничего, но тайгу он плохо знал. Несмотря на предупреждение, этот

красивый городской парень скинул вчера при рубке рукавицы и мокрым

топорищем натер на ладонях кровавые мозоли. А когда Кошурников стал

заливать ему руки спиртом - единственным лекарством изыскателей, Костя

мучительно сморщился и закряхтел.

- Будто медведь сжевал, - неодобрительно буркнул Алеша, но Костя его не

понял.

- Какой медведь?

- Скулишь ты так, будто медведь тебе руку испортил.

Костя промолчал.

...Светает. Надо скорей просушиться и доделывать плот.

- Ты когда-нибудь сплавлялся? - спросил вчера Кошурников Костю. - Нет?

И не знаешь, как вяжется плот? Ну, ничего, враз научишься. Изыскатель

должен владеть этим древним ремеслом.

Еще вечером они свалили несколько сухостойных пихт. Ни крепкая береза,

ни тяжелая лиственница не годились для става, только пихта. Бревна они уже

подтащили к воде, засветло успели вырубить березовые поперечины - ронжины,

которые войдут в клиновые пазы и намертво свяжут став. Потом надо было на

подгребках укрепить длинные греби, взять на борт крепкие колья - стяжки.

Вчера, когда дошла очередь до гребей, Кошурников сказал Алеше:

- Принеси-ка долото!

Алеша долго и безрезультатно рылся в мешках. Он точно помнил, что

долото лежало в подшефном мешке Стофато. Но там ничего не было.

- Костя! Ты не видел наше долото?

- Нет, - неуверенно ответил тот, и вдруг у него екнуло сердце: он

достал мешочек с долотом на вчерашней ночевке и во время сборов забыл его

положить в большой мешок! Так он и лежит сейчас там на пенечке. Что ему

будет за это? Сказал: - Нет, не видел...

- Ладно, потом найдем, - остановил их поиски Кошурников. - Некогда.

Топором приспособился. Костя, подержи гребь.

Придерживая гребь, которая крутилась и подрагивала под топором, Костя

несколько раз порывался сказать Кошурникову, что это он. Костя, забыл

долото на привале.

- Что это ты не в себе? - понимающе спросил один раз Кошурников. -

Будто потерял что-то.

- Да вот, - начал Костя, насупившись. - Понимаете...

- Ну?

- Ничего. Это я так...

Костя лежал сейчас у костра, едва слышно посапывал, ежился во сне от

сырости, но не просыпался. В изыскательской жизни Кости это был первый

плот, и Кошурников понимал уставшего парня: нелегко таскать с непривычки

тяжелые бревна. Начальник экспедиции вспомнил свой первый плот. Это было

на Алтае. Отец дал топор, сел у костра и приказал делать такой плот, чтоб

нес двоих. Отец только советовал, а сам пальцем не шевельнул. Ну, правда,

он тогда связал небольшой салик на вицах, но тоже досталось. Кошурников

помнил все до мельчайших подробностей: как парил над костром толстые

черемуховые прутья, как гнул из них кольца - вицы, как с помощью этих виц

и клиньев - нагелей - скреплял став...

Как всегда по утрам, Кошурников завел свою луковицу. Проснулся Костя.

Он с усилием выгнул спину и стал внимательно рассматривать ладони.

- Болит? - спросил Кошурников.

- Болит.

- Привыкай! - подал голос Алеша. - Сгодится в тайге.

- Да, в городе спокойнее, - сказал Костя.

- Это кому как! - возразил Кошурников. - Тоже мне спокойствие - воздух

с грязью, милиционеры свистят, балконы падают. Ну, правда, зато есть

сапожные мастерские...

Костя глянул на свои сапоги, которые "просили каши".

- Сейчас прибью.

Он пошел к мешкам, но вдруг вспомнил, что гвоздики-то лежали вместе с

долотом! Начал рыться в мешке, зная, что ничего не найдет. Оглянулся.

Товарищи сидели к нему спиной, не замечая, как ему трудно. Он вернулся к

костру.

- Бери ложку, - сказал Кошурников. - И снимай свои бахилы.

Пока ребята завтракали, Кошурников наковырял ножом гвоздиков из

Костиных сапог, прибил кое-как подметки. Потом взял у Алеши ложку - у них

было две ложки на троих, - доел суп.

Отчалили уже днем. На переднюю гребь встал Кошурников, а на задней

ребята менялись. И лишь тут Костя понял, какая это морока - вести по

горной реке плот. Чуть зазевался - прижмет тебя к берегу "дером". Посушил

несколько секунд гребь - и плот воткнется в берег торцом. А пока он

разворачивается и "оттуривается", вода бежит мимо, время идет...

Время сейчас было дороже всего. В долину Казыра уже спустилась с

гольцов поздняя осень. Кошурников знал, что такие узкие долины

южносибирских рек имеют свой микроклимат. Обычно тут много осадков,

больше, чем где бы то ни было в Сибири. Зима наступает вдруг,

катастрофически. Плотное высокотравье жухнет. Медвежья дудка и пучки,

которые совсем недавно покровительственно раскидывали над разнотравьем

свои зонты, усыхают, становятся ломкими. Налитые сладким соком ягоды

малины чернеют, будто пораженные гангреной. Под снег уходят живые цветы.

Исчезают все запахи - и дурманящий, тяжелый дух в травостоях и медвяный

цветочный аромат на лесных еланях. Зверье спешит подкормиться, нагулять

жиру, заготовить харчей на долгую зиму. А голосистые гуси, пролетая на

недосягаемой высоте южным курсом, будто кричат: "Быстрей, быстрей! Зима!"

Надо было спешить и изыскателям. Но что поделаешь? В этом месте Казыр

причудливо извивался, вплетаясь голубой лентой в темную тайгу. Лоцманить

на плоту было трудно. То и дело над водой слышались протяжные крики

Кошурникова: "Креп-ше!", "Лег-ше!", "Шабаш!" До ночевки прошли рекой с

десяток километров, продвинувшись по трассе лишь на четыре, - так сильно

петлял тут Казыр. И уже начало темнеть, когда чуть не случилась беда.

Плот подошел к руслу реки Запевалихи. Быстрая поперечная струя швырнула

его к правому берегу, а через десяток метров Казыр начинал крутой поворот.

Выскочив из-за каменного мыска, изыскатели оцепенели - плот стремительно

мчался на залом. Поваленные ураганом кедры и пихты перегородили всю реку,

покорежили друг друга. Бивнями торчали высохшие белые сучья, а под ними

бешено бурлила вода, будто хрипело и захлебывалось какое-то свирепое

чудовище.

- Бей лево! - в ярости закричал Кошурников. - Оба на гребь! Еще лево!

Крепше!!!

Ребята даже не успели заметить, что слева есть небольшая протока,

просто изо всех сил били задней гребью. Только слышали, как, налегая на

гребь, скрипит зубами Кошурников, да видели несущуюся на них смерть...

В дневнике это было описано предельно коротко и просто.

"13 октября. Вторник.

Ночевка на пикете 2640. Не обошлось без приключения на первый день

поездки. Ниже Запевалихи через всю реку заломы и лишь с левого берега

мелкий косой перекат. Так вот, пришлось через этот перекат стяжками, по

колено в воде, перегонять плот. Конечно, вымокли, но зато прошли без

аварии, которая была бы неизбежной, если бы прозевал. Вся река с шумом на

повороте идет под залом, и вряд ли кому удалось бы выцарапаться из него

благополучно.

Плот получился хороший, хотя и много мы положили сил на его постройку:

в общей сложности затратили 36 человеко-часов. На этом участке Казыр

сильно петляет, что отнимает много времени при поездке по нему.

Продвинулись на 4 км, а исколесили километров 10. Жалею, что не захватил

пару пикетажных книжек. У нас на плоту один человек свободный и мог бы

составить прекрасную глазомерную лоцманскую карту.

Сегодня 13.Х, по существу уже 14.Х, так как три часа ночи. Покров, и,

как полагается в Сибири, в этот день всегда снег. Вчера провели плохую

ночь. Всю ночь шел снег, и нас изрядно вымочило. Виноват, конечно, я.

Нужно было сделать балаган, а не полагаться на милость божию. При всем

моем опыте просто поленился - в результате вымокли. Поделом вору мука.

Нужно поторапливаться, а то остались считанные дни до шуги, а тогда с

плотом амба, придется идти пешком. Сегодня ночуем очень хорошо. Сделали

балаган, заготовили много дров, пополам лиственница и пихта. Сухо, тепло.

Завтра подниму всех в 6 часов, чтобы не позднее 7:30 или 8 отплыть. Нужно

во что бы то ни стало добраться до Саянского порога - это по трассе 32 км.

Боюсь, что за день не доедем.

Пока едем, на всем протяжении левый берег более удобен для

железнодорожной трассы, так что линия, камерально трассированная по

правому берегу, намечена неверно. Как и прежде, по обоим берегам тайга.

Преимущественно ель, кедр, пихта, лиственница. Сейчас стало больше

попадаться березы. По склонам - кедр, ель, пихта. На левом берегу, не

доезжая ночевки полкилометра, на мысу, - гарь. На правом, ниже ночевки,

тоже начинается гарь.

Грунты - легкие суглинки. В реке мощные отложения песчано-галечника,

вполне пригодного для балласта".

Вечером Кошурников собрался поучить ребят заготавливать дрова для

костра.

- Подумаешь, премудрость! - сказал Костя. - Сами нарубим, Михалыч.

- Нарубите, да не того. Вот гляди - у Тебя уже дыра на телогрейке. А

отчего? Еловые сучья горели, они отскакивают. Или вот две сухостойные

лесники, видишь? Одна прямая, другая наклонилась. Какую срубишь?

- Это я уже по опыту знаю! - обрадовался Костя. - Конечно, наклонную:

она в корне подгнила, и взять ее легче. Это я уже по опыту...

- По опыту! - Кошурников вывернул из земли деревце и швырнул в кусты. -

Она же сырая, волглая. А ты бери, которая свечкой стоит. Гореть будет - ай

да ну!

Для Кости раскрывался новый мир. Оказывается, и балаган надо делать

умеючи. Основные колья лучше всего делать из березы - они долго не гниют.

- А пойдет по твоему следу человек, - говорил Кошурников, - застанет

его тут ночь - спасибо скажет. Закон тайги. Только бересту надо

обязательно снять топором, а то кол моментально сгниет, превратится внутри

коры в труху.

А один раз Кошурников показал ребятам старое кострище соболятников. Оно

давно обросло травой, на плотной, слежавшейся золе лежала полуистлевшая

палочка с зарубками.

- Вчетвером шли, - заметил начальник экспедиции. - Русские - не тувинцы

и не тофы. Лет двадцать назад. Еще живая тайга на Казыре сплошь стояла...

И он рассказал, как прочел эту старую страничку лесной книги. Ребята

уже беспрекословно слушались Кошурникова - в тайге он был хозяин. Сегодня

дрова заготовили - лучше не надо, да и работой Кошурникова они остались

довольны: шалаш получился на славу, непродуваемый, уютный. Все спали эту

ночь без просыпу и, хорошо отдохнув, встали пораньше.

Еще в полутьме вышли на берег, к плоту. От реки тянуло холодом,

наискось бил снег - мелкий, сухой и колючий. Алеша зябко поежился:

- Форменная скотина.

- Кто?

- Саянский бог.

- Ничего, на гребях согреемся, - сказал Кошурников, спрыгнув на плот.

- Лишь бы в залом не врезаться. - Костя еще не опомнился от вчерашнего

испуга.

Но сегодня плот не мог разогнаться - мешал ветер. На тихих плесах он

останавливался совсем, и приходилось толкаться шестами. А у русла Катуна,

где стремительная речушка образовала шиверу, плот ударился о камни,

накренился и застрял. Вода залила сапоги, мешки с продуктами. Кошурников

первым спрыгнул в ледяную воду. Скользя на камнях, нажали плечами стяжки.

Столкнули быстро, но Костя никак не мог унять дрожь, которая сотрясала все

тело. Руки не держали гребь.

- А что скажет Европа? - спросил Кошурников, улыбаясь. У него тоже зуб

на зуб не попадал, но передняя гребь ходила широким полукругом - начальник

грелся. - Европа-то что скажет?

Костя не ответил. Он сел на мешки, втянул голову в плечи и стал похож

на воробья зимой. Пришлось приставать к берегу, кипятить чай и сушиться.

Пропало два часа драгоценного дневного времени.

К вечеру ветер стих, плот пошел лучше. Изыскатели повеселели, хотя

берега Казыра в этих местах представляли собой безотрадную, жуткую картину

- начался гибник, о котором говорил Громов. Лесные вредители когда-то

сожрали всю зелень, и сейчас тайга погибала: темные голые стволы

подтачивались червями и падали наземь. Неприятно было смотреть на

костлявые деревья: обреченностью, смертью веяло от них. Среди этих лесных

скелетов пришлось и ночевать. Когда ребята отошли от костра за дровами.

Костя шепнул:

- Ты знаешь, Алеша, бок у меня что-то болит...

Журавлев расширенными глазами глянул на товарища. Вверху зловеще

поскрипывали мертвые сучья.

- Дышать тяжело...

- Ты не руби, Костя, я сам. Дуй к костру. Михалычу надо сказать.

- Если не пройдет, завтра скажу.

Кошурников хлопотал с ужином.

- Сколько нам еще плыть, Михалыч?

- Да половины еще нет. Ты понимаешь. Костя, коренной водой тут за

недельку проскочить можно - день подлиннее, да и река опупком, как говорят

сибирские плотогоны. А сейчас воды мало, река корытом идет. Но ничего,

проскочим! Давай-ка за супец...

Кошурников снял с костра ведро, из которого дразняще пахло оленьим

мясом. За ужином Костя был необычно молчаливым, ел неохотно и мало.

Кошурников внимательно взглянул на него раза два, но ничего не сказал.

Скрутили козьи ножки, задымили. Вскоре Костя закашлялся, сплюнул на

вишневые угли, полез в полушубок. Кошурников хотел было сказать ему, что в

костер плевать нельзя - есть такие добрые законы тайги: в костер не плюй,

ручей не погань, хлеб не кидай, зря не убивай, в зимовье не свисти. Но с

Костей творилось что-то неладное, и Кошурников промолчал. Подхватил ведро

и спустился к реке потереть его песочком. Когда вернулся, ребята уже

дремали, и ему не хотелось тревожить их. Но сам он был неспокоен. Снова

пошел снег, а главное, вода у берега покрылась тонкой ледяной корочкой.

Оттают или нет эти забережки завтра?

"14 октября. Среда.

Ночевка на правом берегу реки Казыр на пикете 2480. Весь день была

отвратительная погода, шел снег, и дул сильный встречный ветер, который

очень задерживает плот...

К вечеру ветер стих, плот пошел лучше. В четырех километрах ниже Катуна

долина Казыра сжимается. Начинают показываться скалы, непосредственно

падающие в реку то с правого, то с левого берега. Скалы невысокие, метров

10-12, а выше идет спокойный косогор градусов 8-12. Склоны гор покрыты

погибшим лесом, начиная чуть не с самой Запевалихи..."

Забереги не оттаяли к утру, плот обтянуло тонким льдом, будто стеклом,

и Алеша долго скалывал его с бревен, чтобы не было скользко стоять у

греби. Только отплыли - пошел снег, редкий и неприятный. Пахнуло зимой.

Черные берега на глазах становились пестрыми, а под берегом уже тянулась

сплошная белая полоска снега.

"Неужели зима? - тревожно думал Кошурников. - Еще бы дней десяток

погожих, и проскочили бы". Но непредвиденные задержки подстерегали на

каждом шагу. Кто мог знать, что в начале их пути Казыр будет так петлять?

Изыскатели ведь плыли целый день, а на самом деле крутились почти на одном

месте. Потом встречный ветер. Сколько километров потеряли они, толкаясь

шестами? Плот еле двигался вперед, и, чтобы сэкономить силы и обсушить

захандрившего Костю, они вынуждены были пристать к берегу. Что же ждет их

сегодня? Какой подвох подготовил Казыр?

Плот стремительно несся вперед. Сквозь снегопад стали видны впереди

белые барашки.

"Шивера! - мелькнуло у Кошурникова. - Только бы не сесть!" Удар! Бревна

зацепились за камни, вода плеснула поверх, но вот плот развернуло,

столкнуло с переката.

А день только начался. Вскоре изыскателей подстерегла коварная шивера -

плот намертво заклинило посреди реки в камнях.

Если бы Косте рассказали раньше, что сможет он во время снегопада

спрыгнуть в ледяную воду по пояс и мучительно долго толкать плечом

тяжеленные бревна, то он не поверил бы. Главное, эти бревна ни на

миллиметр не поддавались, будто примерзли к скользким казырским валунам.

Но другого выхода у изыскателей не было. Плот не бросишь посреди реки хотя

бы потому, что до берега живым не доберешься. Кроме того, на плоту хлеб,

мясо и табак...

Кошурников с холодной яростью подавал команду, налегая плечом на

толстую стяжку. Они раскачивали плот постепенно. Сначала одну сторону,

потом другую. Выворотили впереди два камня, но конца мучениям не видно -

нагруженный плот сидел прочно. Так прошел почти час. Ледяная вода

парализовала всякую волю. Костя уже не мог стоять в воде - его сбивало

струей.

Кошурников прыгнул на плот, в который раз переместил груз, положил на

плечи Алеше два самых тяжелых мешка и снова взялся за вагу. Плот

неожиданно поддался, потом всплыл, будто оторвался от дна реки, и

Кошурников с Костей кое-как его протолкали за камни. Силы у них иссякали.

Еще полчаса в воде, и едва ли они бы снялись...

Изыскатели понимали, что пережили сейчас смертельную опасность, но не

хотелось думать об этом, потому что было слишком холодно. Избегая смотреть

друг на друга, они подбивали плот к берегу. Дрожащими, скрюченными

пальцами Кошурников достал из-под рубашки резиновый мешочек с сухими

спичками.

А снег все шел и шел, устилая землю. Зима. Но река была чистой - шуга

еще на ней не появлялась, а Кошурников знал, что пока нет шуги -

паниковать рано. Он уже пришел в себя и мог рассуждать...

"15 октября. Четверг.

Ночевка на левом берегу Казыра на пикете 2385. День не обошелся без

приключений. Выехали в 8 часов 30 минут. Прошли две шиверы благополучно, а

на третьей сели, да так плотно, что пришлось всем лезть в воду и по пояс в

воде сталкивать плот. Ванна не особенно приятная. Протолкали почти два

часа, а потом спустили еще через две шиверы и вылезли на берег для

капитальной сушки. Просушились 3,5 часа и поплыли дальше. Прошли

благополучно еще четыре шиверы.

Эти аварии нельзя приписать моему неумению водить плоты. Единственная

причина - слишком мало в реке воды. Будь ее сантиметров на 10 больше, и

все обошлось бы благополучно. Сегодня во время аварии подмочили сухари и

соль, остальные продукты в порядке. Сейчас соль сушим, а сухари положил

морозить. По ночам настолько холодно, что застывают в тихих местах большие

забереги и днем не оттаивают.

Сегодня весь день температура ниже 0ь. Выпавший вчера снег в лесу не

растаял. Погода улучшилась, весь день светило солнышко, и ветер

переменился с западного на восточный - дует нам попутно и помогает плыть.

Прошли Прорву. От Катуна до Прорвы Казыр имеет очень большое падение,

частые перекаты, чередующиеся с глубокими плесами, глубина которых

достигает 6-7 м. Перекаты имеют падение до 1,5-2 м на протяжении 50-70 м.

Образуется стремительный поток, очень опасный в малую воду из-за крупных

камней, разбросанных по руслу.

При впадении Прорвы в Казыр широкая пойма на правом берегу. От устья

Прорвы Казыр течет более спокойно, есть небольшие перекаты, но они опасны

только тем, что очень мелкие.

Казыр течет по узкой долине, чем и объясняется крутое его падение и

обилие перекатов. Все-таки на всем протяжении левый берег лучше для

трассирования, чем правый".

Для ночлега нашли на этот раз островок живой тайги, сделали в

кедровнике плотный шалаш. Костя подавленно молчал, тоскливо смотрел

запавшими глазами.

После ужина ребята влезли в шалаш.

- Михалыч, - спросил Алеша, - а вы раньше в таких переплетах бывали?

- На Ангаре пропадал в тридцать втором с Козловым. Да и в других местах

тоже. Помню, с Володькой шли три дня - саранки копали да кедровый орех

грызли. Он еще заболел тогда. Ну, конечно, сразу сказал об этом - приняли

меры...

- А правда, что вы мостовик?

- Что это тебя вдруг заинтересовало? Два отделения я закончил -

изыскательское и мостовое. Но я не только учился, - засмеялся Кошурников,

- за пять лет получил, можно сказать, пять специальностей - изыскателя,

мостовика, грузчика, кочегара и подметалы. Ты сам, говорят, из того же

теста. А? Алеша! Слышишь, что ли? Заснул, цыпленок...

Кошурников еще долго маячил у костра, писал, пошевеливал сипевшие

сучья.

А утром поднялась шуга, покрыла почти всю реку. Но только начальник

экспедиции ясно представлял себе, чем грозит новая беда. Шуга на сибирских

реках возвещает начало зимы.

Мороз сразу меняет тайгу. Вдруг покрываются белым пухом, замирают

неподвижно, как кучевые облака, закуржавевшие кедры, трава становится

хрусткой, земля неподатливой, твердой. И только вода по-прежнему чиста и

прозрачна. Но бурлящая на порогах и перекатах река медленно стынет,

переохлаждается. На тихих плесах в воде образуются первые кристаллы.

Неприметные ледяные иголочки растут, слипаются с другими, всплывают на

поверхность, соединяются тут со снежинками, падающими с неба, и вот уже по

всей ширине реки плывет сплошная белая масса.

- Сало, - говорят рыбаки и вытаскивают свои лодки на берег до весны.

- Сало пошло, язви его в душу! - ругаются припоздавшие плотогоны.

У них теперь одна забота: скорей заякорить заготовленный лес - и ходу

из тайги, пока есть сухари. И даже бродяга сохатый, для которого в тайге

нет препятствий, подойдет к зашугованной реке, понюхает плывущее мимо

"сало" - и назад, хотя еще с лета присмотрел на той стороне нетронутый

аппетитный осинничек, в котором столько горькой коры.

По зашугованной реке на плоту нельзя - став и греби обрастут белым

льдом, который потянет плот ко дну, и люди будут бессильны что-либо

сделать...

- Костя, - сказал утром Кошурников, - жар у тебя?

- Нет.

- Скажи сразу, если будет. Это очень важно.

Днем потеплело, и шуга исчезла. Плот пошел хорошо, ровно - ни шиверы,

ни залома, ни уловы. Но река набухала - видно, впереди был порог.

Кошурников бросил гребь, развернул карту.

- К Саянскому порогу идем. - Он посмотрел вперед. - Да вон он! К

берегу, Алеша, правой бей. Не надо спешить, подойдем поближе. Это не порог

- семечки...

Камни загромождали русло Казыра в пяти местах. Вода шла не шибко,

сливалась плавно.

- Попробуем спустить, - сказал Кошурников. - Барахло-го все равно

обносить...

Они разгрузились на берегу, запустили порожний плот в порог. Однако он

намертво сел на втором сливе. Теперь за два с лишним километра надо было

таскать берегом нехитрое изыскательское хозяйство, которого набралось все

же пудов двенадцать.

Алеша с первым мешком ушел вперед, мягко ставя сильные ноги в кукушкин

лен. Этот мох густо затянул гарь, которая обступала порог, и не давал

прижиться семенам. Обгоревшие деревья стояли черные, в глубоких продольных

трещинах.

Костя Стофато не мог ничего нести, едва побрел пустой. Кошурников

вскоре догнал его, сбросил груз на землю.

- Цепляйся за шею!

- Да бросьте вы, - слабо отстранился Костя, однако подчинился.

Железная рука властно обняла его. И легко стало на душе, и к горлу

подкатил комок...

"16 октября. Пятница.

Пикет 2316. Прошли Саянский порог. Выехали в 8 часов 30 минут. Один раз

сели на мелкой шивере по моей вине. Можно было легко пройти, а я зазевался

и посадил плот. Слезал в воду один и легко его столкнул. Ночь была очень

холодная. Вероятно, температура падала ниже 10ь. К утру на реке поднялась

шуга и покрыла почти всю поверхность, правда, шуга тонкая, мелкая, но и

это уже плохо. Часов с двух шуги стало меньше, а потом и совсем

прекратилась.

Свое имущество, а его у нас около 200 килограммов, перетаскали на себе

по правому берегу. Таскать далеко - километра два с половиной, но можно

идти берегом, не пробираясь на горы. В окрестностях Саянского порога гарь.

Наверно, какой-то предприимчивый охотник умышленно поджег тайгу - "чтобы

зверь лучше водился". От последней ночевки до Саяна, как и раньше, по

берегам много погибшего леса. Местами - гари. Живого леса примерно

процентов 30 от всей площади. Правый берег опять-таки хуже левого для

трассы...

Саянский порог в такую воду, как сейчас, для плотов, безусловно, легко

проходим, и, будь бы со мной Козлов, мы, конечно, не бросили бы плот, а

спустили бы его, возможно, без имущества, но зато не пришлось бы строить

новый. Пытался поймать плот. Сделал ниже 5-го слива салик и приготовился

ловить, но на втором сливе плот сел и дальше не пошел. Будем делать новый.

Сухая пихта есть ниже порога недалеко от берега. Надеюсь, 18-го будем ниже

Петровского порога.

Очередная и большая неприятность. "Расписался" Костя Стофато. Еще вчера

жаловался, что у него болит бок. Говорит, что он упал с оленя на камень, и

с тех пор бок болит. По-моему, здесь дело хуже. Он простудился, и у него

плеврит. Пока он сам двигается - не беда, потащим за собой, ну, а если

сляжет - тогда придется его оставить, вместе с ним оставить для ухода

Журавлева, а мне пешком отправляться до погранзаставы, добиваться

получения гидросамолета и вывозить их до наступления зимы. Обстановка

очень незавидная.

Единственно, о чем сейчас мечтаю, - как можно скорее добраться до

порога Щеки, а там 100 км уж как-нибудь дойду пешком".

Он приготовился, как ему казалось, к худшему, не зная границ худшего.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: