НЕ БЫВАЛ ДЖЕК ЛОНДОН В СИБИРИ

Жаль только, что быстро идти нельзя:

устали мы сильно... Но все-таки пойдем

вперед до последней возможности.

Н.Пржевальский

Кошурников ушел на ледяной перехват. Ребятам казалось, что он движется

слишком медленно. Вот добрался до конца ледяного поля, постоял у кромки,

направился к берегу.

- Переживает, - сказал Костя. - Есть от чего...

- Бывал он в переплетах, видел всякое.

- Да нет, все равно переживает.

- Если переживает, - сказал Алеша, - то только за тебя.

- Почему за меня? - повысил голос Стофато.

Подошел Кошурников.

- Нет, ребята, крепко сковало реку. Закурим?

- Я не буду. - Алеша глубоко втянул носом воздух, прохрипел: - Сказал -

все!

- Пропадем мы тут, Михалыч, - сказал Костя и сразу осекся, поджал губы:

промашку дал.

- Вот что, Костя, - Кошурников нахмурился и выразительно посмотрел на

товарища, - будем считать, что ты этого не говорил.

- Хорошо, Михалыч, будем так считать, - тоже насупясь, сказал Стофато.

- Но что делать?

- Сейчас, ребята, остается одно. - Кошурников курил частыми затяжками.

- Захватить еды и дуть пешком. На погранзаставе будем дней через пять. Как

считаете?

- Пошли, - сказал Журавлев. - Где наша не пропадала! Только вот в

ботинках моих по снегу не особенно приятно идти будет.

- Какое там приятно! Они же у тебя совсем сгнили, - уточнил Костя. - У

меня хоть валенки есть...

Имущество сортировали молча. Только Алеша вступил с Кошурниковым в

перебранку.

- Не возьму я ваши пимы!

- Возьмешь. Твои ботинки совсем пропали.

- Это вы называете пропали? В них до Москвы топать можно. Посмотрите

лучше на свои сапоги. - Алеша говорил с усилием, лицо его напряглось.

- А я приказываю! - оборвал разговор Кошурников.

И уже тронулись с места и полезли в черные скалы, преградившие путь, а

Журавлев, вышагивая впереди в новых валенках Кошурникова, все хрипел под

нос:

- Тоже мне! Пропали! Шпагатом замотать, и порядок. Тоже мне...

- Замолчи! - крикнул сзади Костя. - Надоел.

Кошурников шел замыкающим и все оглядывался назад, где на корневище

упавшего от бури кедра остались их вещи. Он вспоминал всю историю

экспедиции, мысленно представляя карту. Начиная от Новосибирска их путь

лежал по замкнутому четырехугольнику. Одна его сторона была преодолена в

поезде, другая - на самом современном виде транспорта - самолете. И только

главный маршрут экспедиции: Покровский прииск - Тофалария - погранзастава

- Абакан потребовал древнейших средств передвижения. Сначала ехали в

пароконной повозке, потом верхом на оленях, долго плыли на плотах, а

сейчас вынуждены были перемещаться "на своих двоих".

Кошурников ясно увидел на карте Сибири тоненькую жилку, что тянулась из

Саян к западу, - Казыр, и три крохотные точки, которые совершенно

незаметно для глаза двигаются по направлению к Абакану. Что их ждет

впереди? Когда они дойдут? Неизвестно.

Идти было тяжело. Изыскатели скорее не шли, а карабкались по крутому

косогору, покрытому горелым лесом.

- Зря мы, наверно, левым берегом, - обернулся Костя. - Тут и шею

свернуть недолго.

- На правом берегу делать нечего, - возразил Кошурников. - Трасса здесь

ляжет. Да и хочется посмотреть левую террасу возле Базыбая. А на той

стороне, Костя, то же самое...

Алеша не оборачивался, осыпал и осыпал впереди мелкие камни. Молчал он

и на отдыхе, когда товарищи курили. Пошел снег, но Алеша не поддержал и

разговора о погоде. Наверно, ему было очень трудно говорить.

Снег то начинался, то переставал. Но под белым пухом камни уже не

различались, и ноги ступали неуверенно.

- Бить меня надо, - сказал Костя вечером, когда они расположились у

костра. - Пятки-то у моих пимов того. А будь бы дратва сейчас...

- Да брось ты. Костя, - тихо отозвался Алеша.

- Не понимаю этой манеры, - поддержал его Кошурников. - Ну забыл и

забыл! Не воротишь...

- Это правильно. Но стоит только вспомнить пенек, на котором я оставил

тот мешочек, и все переворачивается во мне.

- В твоих валенках еще можно жить, лишь бы не раскисло.

"26 октября. Понедельник.

Изменили способ передвижения, бросили плот и пошли пешком. Утром

доделали плот, спустили его на воду. Отплыли в 13 часов. Прошли две

шиверы, и после второй река оказалась опять замерзшей на протяжении

примерно 300 м при толстом льде. Сходил посмотреть, вернулся и решил

дальше не плыть. Если делать новый плот, то это займет целый день, и нет

гарантии, что через 2-3 км его снова не придется оставить. Пересортировали

свое имущество, взяли на человека килограммов по 15 груза, а остальной

сложили в три мешка и подвесили на видном месте над рекой - на утесе, на

корне выворота.

Рассчитываю зимой послать охотника с нартами и имущество привезти.

Остались наши личные вещи, собранные образцы камней, мяса килограммов 20,

соль, охотничьи принадлежности, острога, веревка и пр. и пр. Взяли с собой

одну заднюю ногу оленя, килограммов 15, оставшиеся сухари 4-4,5

килограмма, соли килограмма 3 - вот и все наше продовольствие.

Надеюсь через 5-6 дней дойти до погранзаставы, а оттуда уж доберемся

домой. Из одежды взял каждый по полушубку и плащу. Телогрейки оставили. Я

иду в сапогах. Журавлеву дал свои валенки. Кроме того, у него есть

ботинки, которые требуют ремонта. Стофато идет в валенках, сапоги у него

совершенно развалились, валенки требуют ремонта - протерты пятки.

На первых же шагах досталось идти по очень трудному месту - гарь по

скалам. Продвигаться исключительно тяжело, особенно с грузом. Пошли левым

берегом, почти наугад, так как судить о преимуществах и недостатках по

нашей карте нельзя. Руководствовался тем, что Базыбай нужно обходить по

левому берегу, с левого берега меньше притоков и как будто короче путь.

Возможно, если будут благоприятные условия, ниже Базыбая поплывем снова.

Для этого взяли с собой пилу и топор.

Погода исправилась. Вчера всю ночь шел снег, днем было переменно, а

сейчас прояснилось, очень холодно, и светит луна".

Короток предзимний сибирский день. После сумеречного рассвета

появляется из-за Саян солнце без лучей. Оно не успевает даже разогнать

туман в речной долине. Быстро бледнеет и опускается, спеша, наверное, в те

края, что не так суровы и требуют больше ласки.

Изыскатели шли, шурша опавшими листьями, спотыкаясь о валежины. Забрели

в большой завал. Обомшелые гниющие древесные стволы, волглые упругие сучья

и трухлявые пни выматывали силы. Идти по такому завалу было не только

трудно, но и опасно - того и гляди, острая поторчина выткнет глаз либо

предательская колодина вывихнет ногу. А Кошурников все лез и лез вдоль

берега - до ночлега надо было пройти как можно больше.

После полудня дорогу пересекла быстрая речушка. Даже не верилось, что

мороз сможет остановить ее бег. Спилили дерево на берегу и перекинули

вершиной на другую сторону. А потом увидели вдалеке избушку. Кошурников

втайне надеялся, что, может быть, это охотничья артель заготовила себе

жилье, рассчитывая среди зимы прийти сюда на лыжах.

Тогда поблизости должен быть лабаз с продуктами и, возможно, зимней

обувью. Ведь чтобы белковать в сорокаградусные морозы, надо одеваться и

обуваться как следует. Изыскатели были бы спасены. Конечно, они возьмут в

лабазе все необходимое, а потом найдут хозяев и вернут все - с доплатой за

нарушение таежного закона, с благодарностями и извинениями.

Низенькая дверь зимовья была завалена камнями. Изыскатели расшвыряли

их, нагнувшись, пролезли в избушку. В ней было сухо. Когда глаза привыкли

к темноте, Кошурников сказал:

- Тут много лет никто не был. Однако смотрите...

Он достал заклиненный в потолочной щели свиток бересты.

- Спички. Соль.

Бережно свернул бересту и укрепил на старое место.

- Пойдем, ребята.

И они снова шли по колоднику и мордохлесту. На открытых участках тоже

было не сладко - берега здесь поросли упругим и колючим кустарником.

Кошурников называл его "гачедером".

- Почему гачедер? - спросил Алеша.

- Раздерут эти прутики твои валенки совсем - поймешь...

- А при чем тут все же "гачи"?

- Это крепления сыромятные на камысных лыжах...

Алеша начал что-то говорить о точных и сильных словах, которые

употребляют сибирские охотники, но голова Кошурникова была сейчас занята

другим - его все больше тревожил исход экспедиции. Идти становилось

невмоготу. Сегодня утром он урезал порцию сухарей и мяса.

Надо было, наверно, взять побольше оленины, хотя ему очень трудно

сейчас нести этот быстро убывающий кусок. Основной груз они распределили

по настоянию Кошурникова так: начальник экспедиции нес мясо и сухари,

Алеша - ружье, соль и посуду. Костя - пилу, топор, спички, табак. Тяжело

было Кошурникову, за день пудовый груз оттягивал плечи. Но мяса можно бы

добавить.

- А зачем камысные лыжи обивают лосем?

Это спросил опять Алеша, который к чему-то затевал совсем посторонние

разговоры.

- На гору в них хорошо. Кроме того, по сырому снегу скользят и не

скрипит под ними в мороз - зверя не спугнешь. Ну, вы идите, я догоню...

От тяжелых мыслей Кошурников всю жизнь лечился работой. Сейчас он полез

в сторону, загребая сапогами рыхлый сухой снег. Как здесь ляжет трасса?

Ведь независимо ни от чего дело надо делать...

Он возвращался на след и снова поднимался на террасу. Постепенно мысли

принимали другой оборот. Догнал ребят. Они шли медленно, экономя силы.

- Михалыч, сколько там накачало? - спросил Костя Стофато, который часто

спотыкался и падал.

- На моих отцовских-то? - Кошурников достал из кармана увесистые часы

фирмы "Павел Буре" - давнишний подарок отца. - Скоро семнадцать. Устали?

- Да нет, ничего.

Они снова пошли, уже почти в потемках. И когда Кошурникову показалось,

что он не сможет сделать больше и десятка шагов, его окликнул Алеша:

- Сколько на отцовских накачало, Михалыч?

Расположились на ночлег. Разожгли костер, сварили в ведре жидкую

болтанку на оленьем мясе, взяли по паре сухарей. Потом Кошурников насыпал

себе и Косте аптекарскую порцию табаку - его оставалось совсем мало. Алеша

отворачивался, сцепив зубы. Кошурников видел, что парню зверски хочется

курить, и поражался его выдержке.

Кошурников курил, не отрывая взгляда от костра. Начальник экспедиции

всегда любил хороший костер. С ним спокойнее. Темнота и таинственный

мертвый лес отступают куда-то, перед глазами - движение и свет. Костер

шуршит, легко потрескивает, будто говорит: "Брось, друг, тосковать! Пока

мы с тобой - ничего не случится. Тепла тебе еще? Пожалуйста! Жизнь никогда

не кончается, однако..."

Начальник экспедиции думал о товарищах. Изменились они сильно во время

похода. Возмужали. Хотя и малоприспособленная это была публика для такой

жизни. Особенно Стофато. Но сейчас даже будто бы раздались его кости. Он

теперь больше помалкивал. И замечательно, что это молчание мужавшего парня

не было отчужденным и тревожным, как в дни болезни. Зато Алеша почему-то

разговорился, хотя у него болело горло. Если раньше он с грубоватой

категоричностью отметал всякие, как он выражался, "философские" разговоры,

то сегодня все чаще сам их заводил. Чем это объяснить?

Он глянул на Журавлева. Тот вскипятил воды, подвинул к себе кастрюлю и

дышал над паром, двигая свалявшейся черной бородой. Вот он откашлялся.

Сейчас что-нибудь спросит...

- Читал я Джека Лондона, - сказал натужным голосом Алеша, ни к кому не

обращаясь. - Запоем читал.

- Сильный мужик был, - откликнулся Кошурников.

- Читал я его, Михалыч, безотрывно, а вот сейчас думаю: ну что было

расписывать этого Беллью? Тоже мне герой - таскает по ровной дороге мешки.

И не так уж тяжелые. Я переводил фунты на килограммы. В общем не так много

таскал. А расписано-то!..

- За золотом лезли, - Кошурников сплюнул в сторону. - Как будто счастье

в нем...

- И нигде я не встречал у Лондона, - продолжал Алеша, - чтоб его героев

жрали комары, гнус, мухи-глазобойки либо мурыжила река вроде Казыра. И

леса в Америке будто другие - колодника в них нету...

Начальник экспедиции долго смотрел в огонь. Костер слабо шуршал,

потрескивал и, казалось, задыхался от недостатка воздуха.

- Не бывал Джек Лондон в Сибири, - наконец сказал Кошурников.

Журавлев повернулся к костру.

- Михалыч! А счастье - что это такое, по-вашему? А, Михалыч?

- У каждого на этот вопрос свои слова, Алеша, - задумчиво произнес он.

- Вот мой отец по-латыни отвечал: "Per aspera ad astra".

- А что это за выражение?

- Давай завтра об этом, поспать же тебе надо, - сказал Кошурников и

полез в карман за блокнотом.

Подложив дров, нагнулся к костру.

- Опять пишете? - приподнял голову Алеша. - Отдыхали бы, Михалыч! Что

пишете-то? Как мы вкалываем тут?

- Да нет! Помнишь, днем я отклонился и догонял вас? Террасу смотрел.

Строителей здесь все будет интересовать. Могут сказать - халтурщики

прошли. А записать надо сейчас... Завтра некогда, и детали забудутся. Спи,

Алексей...

"27 октября. Вторник.

Осматривал первую надпойменную террасу левого берега. Она местами

достигает ширины более одного километра. Под тонким замшелым дерновым

слоем залегают легкие суглинки, безусловно пригодные для распашки и засева

любыми культурами. Лес по-прежнему частью погиб, частью стоит зеленый.

Больше пошло лиственных. Из хвойных - пихта, ель, кедр. Лиственница с

Петровского порога исчезла совершенно.

Дошли до пикета 1762. Утром перешли речку Воскресенку. Речка маленькая.

Положили одну тонкую пихту и по ней перешли. С правого берега встретили

Верхний Китат и на правом его берегу при устье избушку.

Верхний Китат в противоположность остальным притокам впадает в Казыр в

одном уровне. Подобно Верхнему Китату, имеем еще притоки: Малую Кишту,

Верхнюю Кишту, Прямой Казыр, Левый Казыр и Прорву. Все эти притоки первого

порядка, жизнь которых идет параллельно реке Казыру".

...Но мостов потребуется меньше, думал Кошурников, только через

левобережные притоки. Мелкие речушки надо будет в трубы взять. Лишь бы

каменные наносы не забивали отверстий. Хотя с Тазарамы речки быстрые, в

Казыр потащат галечник...

"Левый берег для трассирования лучше правого".

...Весной тут с техническими изысканиями пойдут. Записка моя поэтому

будет представлять особый интерес. Люди тоже пойдут на плотах да пешком.

Правда, в тайге тогда зверья полно будет, ягод. Но Казыр их тоже покрутит,

крепкие тут есть орешки...

"...Бачуринская шивера - легкий порог, проходимый в любую воду на

плотах и на лодках. Идти нужно под правым берегом, там прямой слив без

камней".

...Геология этих мест, конечно, очень интересна. Молодые горы, сильные.

Жалко все-таки, что нет с нами геолога. Но Громов как будто надежный

человек - пришлет что надо...

"От речки Воскресенки до Верхнего Китата выходят обнажения коренных

пород - граниты, гнейсо-граниты, серпентины, порфириты и базальты.

Осадочных нет".

...Не буду писать о наших бедах. Строителям разве это интересно? А

добра тут в горах, наверно! Громов намекал. В Щеках можно гидростанцию

соорудить, сколько тут энергии пропадает дешевой! Потом электровозы

пустить...

- Кидь, - сказал Кошурников утром. - С шести часов валит.

Медленно падали крупные и мокрые снежные хлопья. За белой пеленой не

было видно даже ближайших пихт. Но все равно надо было идти. И чем

быстрее, тем лучше. Нога уже вязла в снегу. Пошли не торопясь, медленно

переставляя ноги.

Часа через два Кошурников приотстал, устало присел на колоду,

критически осмотрел свои сапоги. У одного совсем развалился передок, и

портянка вылезла наружу. Подошва другого сапога отстала, мокрый снег

набивался под ступню. Кошурников отрезал ножом полу плаща, навил из

брезента веревочек, обмотал сапоги. Потом встал, с усилием поднял ружье,

пошел.

Утром они перераспределили груз. Кошурников взял себе ружье, посуду,

пилу и соль. Мясо разрубили на две части.

- Тоже мне! - возмутился Алеша. - Это вы называете "поровну"? Этот

кусочек мяса ребенок может тащить! Давайте хоть кастрюлю...

- Нет.

- А я не понесу такой легкий груз.

- Понесешь!

- Костя, давай тогда твой топор сюда.

Особенно был доволен Кошурников, что избавил Костю Стофато от пилы.

Костя часто падал, и начальник экспедиции боялся, что парень порвет себя

зубьями пилы.

Днем Кошурников обнаружил еще одну серьезную ошибку на карте 1909 года.

По карте значился очень крутой косогор над Казыром. Здесь строителям

пришлось бы рубить в скалах большую полку для полотна. Сейчас он стоял

примерно в середине этого косогора, но никакого косогора не было, шла

ровная широкая терраса.

- Ребята, смотрите-ка! - окликнул он молодых инженеров, доставая карту.

- Видите, как на карте идут горизонтали?

- Ошибка, - сказал Алеша. - Халтурщики.

- Кто знает? Может, их тоже тут зима захватила, - возразил Кошурников,

хотя и его злила небрежная работа безвестных топографов.

- На царя работали, - сказал Костя. - Зачем было стараться?

- Это спорное положение. - Кошурников свернул карту. - Как бы то ни

было, а нам надо работать не так. Все-таки насколько необходимой была наша

экспедиция, ребята! Чуете? Тут же надо отойти от Казыра, срезать по ровной

площадке излучину. Больше двух километров трассы выгадаем.

- Жалко только, что и мы не можем отойти от берега, сэкономить два

километра. - Это сказал Алеша, который весь промок. Он кашлял беспрерывно,

не убирая с ресниц выступающих крупных слез.

- Да, ветровал там жуткий, - поддержал Кошурников. - А кидь-то не

кончается, ребята. Двинулись?

Плохой это был день. На пути сплошь лежал бурелом. Иногда передвигались

на высоте двух метров от земли, перелезая с одного поваленного ствола на

другой. Все это обледенело и покрылось снегом. Преодоление таких завалов

требовало огромного напряжения сил. Однако особенно много неприятностей

доставила кухта. Снежные шапки повисли на ветках и осыпались при малейшем

прикосновении. Кухта сыпалась и с "ворот", образованных поваленными

стволами. К вечеру изыскатели промокли до нитки. По трассе продвинулись

всего на десять километров, хотя на самом деле прошли около пятнадцати.

Когда разгорелся костер и Кошурников ушел за водой, Алеша вдруг схватил

топор и начал сечь на мелкие кусочки свои запасные ботинки. Костя с

испугом вцепился в него:

- Что ты! Что делаешь? Что с тобой?

- Чудак ты. Костя, - остановился Алеша и кивнул на реку. - У него же

сапоги совсем развалились, вот мы сейчас гвоздики и достанем...

Пришел Кошурников, увидел гвоздики на разостланном плаще. Молча

поставил кастрюлю в огонь. Закурил.

- Ребята, - голос Кошурникова дрогнул. - Ребята, вы знаете, какая самая

сильная сила?

Алеша невозмутимо поворачивал перед костром полушубок, распялив его на

рогатом сушиле - большом осиновом суку.

- Какая? - спросил Костя. - Какая сила, Михалыч?

Кошурников молча кивнул на гвоздики.

Костя понял. За время похода он понял многое. Кошурников с

удовлетворением отмечал, что уже может тяжесть экспедиции разделить на три

равные части. Тяжело вот только топить одному. Ребята как-то привыкли к

этому, да и Кошурников тоже. Оставалось до конца их трудов несколько дней,

и начальнику экспедиции не хотелось ломать установленного порядка. Но

каким бы это было облегчением, если б кто-нибудь из молодых инженеров

подменял его ночью у костра! Кошурников усилием воли гнал от себя эти

мысли. Ему казалось, что, даже думая об этом, он проявляет слабость.

Впрочем, ребята ведь никогда не узнают, что он думает. И в дневник

Кошурников старался не пустить ни одного "жалкого" слова, и в разговоры.

Определенно это приносило свои плоды. Сдержаннее, проще стал Костя.

Хотя до сих пор Кошурников до конца не был уверен в нем. Характер Стофато

еще не устоялся, и от парня можно было ждать и внезапной вспышки, и

резкого упадка духа, и - Кошурников был в этом уверен - безрассудно

смелого поступка... Что это он порывается сказать?

- Михалыч, - начал неуверенно. Костя. - Я не хотел говорить вам -

думал, что мне показалось...

- Что? - насторожился Кошурников.

- Когда вы ушли террасу смотреть, я слышал гул в небе...

- Н-но?

- Вы, наверно, увлеклись, а Журавлев впереди кустами трещал. Гул прошел

в стороне.

- Это почудилось тебе. Костя, - решительно сказал Кошурников. - В такую

кидь ни один летчик не рискнет подняться.

- Слышал, - упрямо повторил Костя. - Алеша, ты не слышал?

- Ерунда это! - просипел Алеша. - С какой стати нас спасать?

- Не может этого быть! - еще решительнее сказал Кошурников, и вдруг ему

припомнилось, что будто бы действительно слышал на террасе глухой шум. Он

тогда не обратил на него внимания, думая, что это гудит на ветру стоящая

на косогоре куртинка кедров. Но неужели их уже ищут? Бесполезно: долину

Казыра забили мощные снежные тучи, и сейчас ему и ребятам вредно думать

обо всем этом.

- Не может быть! - еще раз повторил Кошурников. - Послышалось...

Весь вечер шел снег, однако под кедром было сухо - мокрые хлопья сюда

не долетали, оседая вверху на густых разлапистых ветках. От костра веяло

живительным теплом, но Кошурникова не брал сон.

Неужели они не выйдут? Ведь осталось совсем немного.

Свою задачу экспедиция, можно сказать, выполнила. Изыскатели

установили, что через Салаирский хребет можно бить тоннель, он не будет

слишком длинным. Нетрудно будет строителям протянуть дорогу и в районе

Щек. Главное же, трасса хорошо укладывалась по долине Казыра, левым

берегом. Правый берег, как выяснила экспедиция, был выбран в Новосибирске

ошибочно. Группа изучила реку, ее надпойменные террасы, установила наличие

местных строительных материалов, определила условия работы транспорта,

снабжения и связи, уточнила карту. Казырский вариант, таким образом, был

изучен на год раньше, как того требовало военное время. Еще бы спуститься

по Кизиру, что тек за хребтом Крыжина, да сделать северный обход Саян. Но

для этого надо отсюда выйти во что бы то ни стало! Как это сделать? Силы

уходят, продуктов почти нет, табаку пол-осьмушки. Днем оттягивают плечи

раскисшие от сырости полушубки, морозными ночами они становятся

заскорузлыми, каляными и почти не греют...

Он долго еще лежал с открытыми глазами, подрагивая от холода.

- О чем думаете, Михалыч? - спросил сиплым голосом Алеша, которому,

видно, тоже не спалось.

- Да ни о чем. - Кошурников постарался придать спокойствие своему

голосу. - А когда мне не о чем думать, Алеша, я решаю одну задачку

шахматную. Заковыристая трехходовка Самуэля Лойда. Вот уже пять лет не

решается, все варианты попробовал. Чувствую, какой-то бешеный ход нужен. У

него все задачки такие. Ты играешь в шахматы?

- Нет, - почему-то рассмеялся в темноте Алеша и шумно вздохнул: - Эх,

Михалыч...

- Жаль, что ты не шахматист, порешали бы вместе. Ну, спокойной ночи.

И он сделал вид, что засыпает.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: