Второй этап (1890-е годы — начало XX века). Неокантианство

В конце XIX века позитивистская социология в России столкнулась с глубокими теоретическими трудностями, стало явным внутреннее противоречие натуралистического редукционизма. Кризис механического естествознания приводит к усилению антипозитивистского течения, которое выступило против изучения общества с помощью естественнонаучных методов, против сближения социологии с естествознанием. Это стало причиной появления НЕОКАНТИАНСТВА, которое критиковало вульгарный натурализм, эволюционизм и механицизм.

Представители русского неокантианства, хотя и признавали, что истории присущи закономерности, но сущность последних получала у них идеалистическую трактовку как чисто психологическую. Для них, как и для всей русской социологии, было характерно стремление способствовать прогрессу общества, улучшению условий жизни.

Они считали невозможным рассматривать общественную жизнь как естественно-натуралистический процесс. Считали, что нет единства гуманитарного и естественнонаучного знания, отрицали детерминизм. В связи с этим можно выделить следующие основные моменты неокантианской концепции социологии /46, с.46/:

1. Приоритет логических основ (использование априоризма, а не наблюдения).

2. Критика понятий и языка социологии.

3. Гносеологическое философствование.

4. Акцентирование внимания на проблемах культуры ценностном аспекте человеческого поведения. Лозунг “Назад к Канту” увлек за собой многих исследователей, одних полностью, других частично. Неокантианство России условно можно разбить на три группы /132, с.256/.

— ортодоксальное ядро (СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ) — А. С. Лаппо-Данилевский, Б.А. Кистяковский;

— концепция, близкая к философскому иррационализму (СУБЪЕКТИВНО-НОРМАТИВНАЯ) — П.И. Новгородцев, В.М. Хвостов;

— вариант “индивидуального психологизма” (ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ НЕОКАНТИАНСТВА) — Л.И. Петражицкий и его последователи.

Идет дальнейшее развитие и МАРКСИСТСКОЙ СОЦИОЛОГИИ (исторического материализма). Марксизм стал рассматриваться как возможный вариант, возникающий при объяснении и поиске путей эволюции России. Можно выделить два его основных направления: ОРТОДОКСАЛЬНЫЙ МАРКСИЗМ (Г.В. Плеханов, В.И. Ульянов-Ленин) и неортодоксальный, “ЛЕГАЛЬНЫЙ МАРКСИЗМ” (П.Б. Струве, М.И. Туган-Барановский, Н.А. Бердяев и др.).

Ортодоксальный марксизм, в свою очередь, можно также разделить на два течения. Первое было ортодоксальным как по форме, так и по содержанию и обосновывало в духе исторического детерминизма пути естественной социальной эволюции (Плеханов).

Второе было ортодоксальное по форме, но неортодоксальное по содержанию, т.к. пыталось соединить теорию сущего и теорию должного (Ленин). В конечном итоге это привело к соединению исторического материализма с положениями русской субъективной социологии, т.е. к единству, при этом научно обоснованному, политического тоталитаризма с субъективизмом.

В этот период идет также дальнейшее уточнение представителями старых школ (Ковалевский, Кареев и др.) своих прежних позиций.

Рассмотрим взгляды основных представителей неокантианства. Александр Сергеевич ЛАППО-ДАНИЛЕВСКИЙ (1863 —1919), историк и социолог, наиболее яркий представитель русского неокантианства, выступавший за создание СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ГНОСЕОЛОГИИ. Он был председателем первого Русского социологического общества имени М.М. Ковалевского (1916 —1918), а после Февральской революции руководил кафедрой социологии в Петроградском университете. Основное его произведение — “Методология истории” (т. 1, 1910; т.2, 1911).

Он выступил за переход от “публицистического любительства” в социологии к ее специализации, т.е. к научному профессионализму. В центре его внимания оказались вопросы синтеза истории и социологии. Вариант данного синтеза был им разработан.

Лаппо-Данилевский считал, что цель гуманитарной науки — это выяснение психического содержания социальных и культурных фактов, а на основании этого построение типологической конструкции. Основными типологизирующими дисциплинами, по его мнению, являлись история и социология. Так же, как и М. Вебер, он указывал, что данную двоякую задачу нельзя решить, используя только номотетические или только идиографические методы. Так как первые направлены на отыскание закона, а вторые на фиксацию фактов. Социология рассматривалась как “номотетическая” наука, а история — как “идиографическая”. Выход он видел в синтезе “истинно позитивных” моментов этих методов с помощью методологического осмысления их различия и границ применения как в социологии, так и в истории. Решение этой проблемы впервые позволит сформулировать основы теоретической социологии. Все предшествующие социологические школы не смогли выявить ни специфический “социальный фактор”, ни принципы социологического познания, поэтому он подверг критике как позитивизм О. Конта, так и экономизм К. Маркса.

Лаппо-Данилевский считал, что социология — это абстрактная, обобщающая наука, которая не может опираться безусловно на понятия физики, механики или энергетики. Она изучает психологическую форму законосообразности, каузальности и необходимости. Под ней Лаппо-Данилевский понимал абсолютно безусловную цель, которая определяет структуру массовой человеческой деятельности, а также формы ее развертывания и реализации. Исходя из этого, по его мнению, исторический прогресс заключается в осознании людьми этой цели и все более последовательной ее реализации. Общество, состоящее из индивидов, осознает конечную идеальную цель и выступает как сгусток воли, общность.

Богдан Александрович КИСТЯКОВСКИЙ (1868—1920), также приверженец социологической гносеологии, выступал за строгое логическое подразделение наук об обществе (разграничение юриспруденции и социологии, исследований социальной действительности и нормативных наук).

Основные работы: “Общество и личность” (1899), “Социальные науки и право” (1916).

Общество, по его мнению, это психическое взаимодействие людей. А так как общество — психическое явление, его нельзя рассматривать при помощи пространственных категорий, ведь психические процессы очень отличаются от физических процессов и количественно неизмеримы.

Кистяковский правильно отметил, что психика индивида под воздействием общества изменяется. Общественная эволюция — это сложное понятие. Исследовать его можно только после рассмотрения более простых социальных законов, которые составляют основу данных процессов развития и действуют всегда одинаково. Он считал, что соотношение социальных законов и законов развития общества такое же, как физических и химических законов, с законами геологии. Геология изучает явления, которые являются результатом сложного взаимодействия основных физических и химических законов. Социальная эволюция, по мнению Кистяковского, это сложный результат пересечения ряда различных причин, которые можно проанализировать в отдельности и объяснить при помощи основных социальных законов. При этом пересечение разных причин и сведение их в ту или другую комбинацию — чисто историческая случайность. Для открытия закона необходимо изолировать однородные явления, которые находятся в причинной связи между собой. Только знание нескольких пересекающихся рядов причин даст возможность вывести закон. Он выступал против проведения аналогии между обществом и организмом.

Кистяковский, как и все неокантианцы, отмечал наличие кризиса в современном социальном познании и считал, что выход из него надо искать в области методологии. Он писал: “Надо знать, для какой специальной цели создается понятие, т.е. орудием какого познания оно будет служить для того, чтобы решить, существенен ли или несущественен гот или иной признак. Указания на специальные цели познания дает не формальная логика и методология. Так, например, понятие человека будет совершенно различно, и существенными надо будет признать совершенно различные признаки, смотря по тому, будет ли это понятие образовано для целей анатомии, физиологии, психологии или социологии. Определение понятия человека, данное Ла-Меттри в "L'homme machine", человек это машина, годится для анатома, для которого человек прежде всего есть механическая комбинация целесообразно устроенных органов и их рудиментов, но оно не удовлетворило бы даже физиолога, не говоря даже о психологе и социологе. В противоположность этому с аристотелевским определением человека, как животного общественного, анатому и физиологу нечего делать, и оно годится только для социолога и отчасти для психолога. Все это заставляет нас признать громадное значение методологии для научного образования понятий, несмотря на то, что собственно учение о понятии относится к формальной логике. Вырабатывать научные понятия, пригодные для той или другой специальной науки, нельзя, не разрабатывая методологию ее” /54, с.98 —99/.

Он убедительно показал, что большинство понятий социологии были или некритически перенесены из сферы донаучного, обыденного сознания, или взяты из сферы других наук, отсюда их бессодержательность, неопределенность, произвольность. Одна из основных причин кризиса, по его мнению, заключалась в некритическом заимствовании позитивизмом категорий и методов естественных наук, что привело к игнорированию специфики предмета социального знания. Поэтому он настаивал на “пересмотре всех основ” социального познания.

Необходимо отметить нигилистическое отношение Кистяковского к категории возможности. Он считал, что представители нового течения в социологии должны, в первую очередь, перестать рассматривать социальные явления с точки зрения возможности, а только с точки зрения необходимости и долженствования. Так как “область социологии есть область безусловно достоверного в социальных явлениях”, то и главным будет установление необходимости, а не определение различных возможностей /56, с.393/. Важным для исследователя является обоснование ценности права для практической жизни людей. Отмечая относительность права по сравнению с безусловными истиной, верой, справедливостью, красотой, он указывал, что значительную часть духовной культуры составляют ценные формальные свойства интеллектуальной и волевой деятельности, среди которых право играет ведущую роль. Дисциплинирование человека происходит в большей мере благодаря праву, чем, например, систематическим упражнениям воли. Социальная дисциплина может быть создана только правом, поэтому Кистяковский отождествляет дисциплинированное общество с обществом, в котором развит правовой порядок. Внутренняя свобода человека достигается благодаря праву, игнорирование же его ведет к власти силы и росту несвободы. В России общество никогда не уважало право, люди не осознавали, что условием нормального общественного развития является прочное правосознание. Поэтому дальнейший путь России Кистяковский видел в признании вместе с абсолютными ценностями также относительных ценностей, а именно, обыденного, но в то же время прочного и нерушимого правопорядка.

Павел Иванович НОВГОРОДЦЕВ (1866—1924) был представителем СУБЪЕКТИВНО-НОРМАТИВНОЙ КОНЦЕПЦИИ. Подвергая критике позитивистскую социологию, он отмечал, что “уже первый шаг их социологии есть грубая гносеологическая ошибка. Эта ошибка состоит и наивно-реалистическом утверждении объективного характера изучаемых фактов и связей” /98, с.270/. По его мнению, логика социальной науки не фиксирует “ни социальный закон, ни объективное состояние социальных явлений, как думают позитивисты, а это есть не что иное, как систематизация построений нашей мысли, различных абстрактных гносеологических типологий” /98, с.272/. Новгородцев выступал против позитивистского сведения культурной системы к системе социальной, а последней — к биоприродным факторам.

Он указывал, что мы отличаемся от животных не тем, ч то наши нормы меняются со временем, а тем, что они у нас в отличие от них есть. Поэтому специфика социальных явлений в человеческой жизни заключается как раз в наличии “первоначальных задатков” всеобщего долженствования, т.е. норм. “Безусловное долженствование” выступает нравственной основой структуры личности и, в конечном счете, является главной творческой основой общества и культуры. Позитивисты, сравнивая процесс образования норм и процессы следования нормам людьми с процессами природы, которые протекают естественно, забивают, что если нормы и “образуются закономерно, то через людей и при посредстве их воли” /98, с. 257/. Поэтому ставить вопрос о закономерности социальной деятельности можно только лишь в смысле закономерности воли.

В связи с этим, как отмечал Новгородцев, “становится понятной та формула, которую мы противопоставляем позитивно-социологическому направлению: нравственность (как и право) может и должна изучаться не только историческое и общественное явления, но также как внутреннее, психическое переживание, как норма или принцип личности. Рядом с социологическим изучением должно быть признано индивидуально-психологическое и нормативно-этическое: нравственность должна быть понята не только со стороны своей исторической изменчивости, но также как явление и закон личной жизни, как внутренняя абсолютная ценность” /98, с.273 —274/. Он считал, что между понятиями “должное” (норма) и “естественная необходимость”, как и между понятиями “сознание” и “материя” лежит непроходимая пропасть /98, с.256/.

Новгородцев обращает усиленное внимание на внутренний мир личности, рассматривает нравственно-правовые императивы как посредники в отношении “среда — личность”. Но в то же время не согласен с упрощенной интерпретацией личности как пассивного продукта, части социальной среды (группы), как “передаточной инстанции общего движения в замкнутой цепи исторической необходимости”. Личность выступает единственным источником сознательных решений, поэтому общество есть не что иное, как сознание отдельных лиц.

Новгородцев опирался на сформулированный Кантом Гегелем тезис в их концепции права и государства о том, что социальному прогрессу всегда предшествует поворот идеализму. Эту идею он положил в основу своей “системы нравственного идеализма”. Поворот к идеализму возможен был только в результате разрыва с позитивизмом. Новгородцев считал, что в праве заключено идеальное нравственное начало и оно должно быть подвергнуто специальному философскому анализу.

Необходимо обратиться к нравственной проблеме, понять ее и обосновать как самостоятельную и независимую от любых исторических и социологических предпосылок. Решение вопроса о долженствовании является главным в нравственной проблеме для Новгородцева. Позитивизм не способен решить нравственную проблему, так как при решении вопроса об этическом долженствовании нельзя обойтись без априорных указаний нравственного сознания. Ученый выступал против широко используемого в социологии исторического подхода, так как это ведет к исчезновению личности и объектом исследования становится деятельность масс, среда. Он считал, что наряду с социологией необходимо развивать индивидуально-психологическое, нормативно-этическое изучение естественного права.

Вениамин Михайлович ХВОСТОВ (1868 —1920), правовед и историк, также поддерживал субъективно-нормативный вариант неокантианства. Профессор Московского университета в период с 1899 г. по 1911 г.

Хвостов считал, что “названием "социология" со времен Конта обозначается основная и наиболее общая наука об обществе. Существует очень обширная группа наук, которые все в совокупности покрываются общим названием социальных или общественных наук. Все эти науки имеют своей задачей исследование отдельных сторон общественной жизни.

...Но, как бы ни были абстрактны и общи выводы отдельных групп общественных наук, есть такие общие вопросы, которые не входят в компетенцию ни одной из них. Такой характер имеет вопрос о том, что из себя представляет самое общество и процесс его жизни во всей его полноте. Ясно, что подобного вопроса не может делать предметом своего исследования ни история, ни философия, ни экономика, ни юриспруденция или политика, так как он выходит за пределы компетенции всех этих наук и в то же время является основополагающим для них, ибо от ответа на этот вопрос зависит и характер ответов на те частные и более узкие вопросы, которые разрешаются этими общественными науками. Разрешение этих основных вопросов об обществе и берет на себя социология, или общая наука о явлениях общественности. Социология оказывается такой же основной наукой для группы общественных наук, какой биология... оказывается для наук, изучающих отдельные проявления жизни и отдельные стороны жизненной организации, каковы анатомия, физиология, ботаника, зоология” 161, с.1 —2/.

Социология, по мнению Хвостова, это особая промежуточная наука, которая использует типологические методы, статистику и “понимание”. При этом он подчеркивал, что она является одной из “наук о духе”, так как социальный мир состоит из психических взаимодействий. При рассмотрении структурных особенностей этого взаимодействия Хвостов пришел к следующему. Общество и личность, взятые отдельно и.противопоставленные друг другу; будут только лишь теоретическими абстракциями. Если же взять их в жизненном единстве, то они выступают реальностью особого психо-материального ряда онтологических явлений и важным является при этом то, что решающую роль в этом единстве играет духовное.

Личность, по мнению Хвостова, это социокультурное образование, общество и культура накладывают свою печать даже на такую физиологическую характеристику человека, как пол. Он выступил против морали “двойного стандарта”, обосновал законность женской эмансипации.

Хвостов отрицательно относился к революции как форме разрешения социальных противоречий. По его словам, необходимо учитывать, что за революцией всегда следует реакция. Революция ведет к разрушению культуры и гибели людей. Он отдавал предпочтение реформам, которые строены на социологическом знании и которые учитывали общественное мнение, социальные идеалы и частные интересы.

Свои социологические воззрения Хвостов попытался изложить в большой специальной работе. Первый том его “Социологии” был практически весь посвящен изложения истории социологических теорий. Второй том, который был посвящен анализу социологического объяснения и структуры социологического знания, хотя в рукописи был готов, в свет так и не вышел. Была опубликована только его первая глава, и некоторые материалы использовались при написании брошюры “Основы социологии”.

Хвостов критически проанализировал труды своих предшественников. Их взгляды были классифицированы на 8 школ. Он выделил и проанализировал механическую, географическую, этнографическую, биологическую, психологическую, экономическую, этическую социологию, а также отдельно выделил защитников полной самостоятельности социологии и противников этой науки. Рассмотрение и анализ мировой социологии, в том числе и русской, позволили ему сделать вывод о том, что соперничество и не утихающая борьба между всеми школами является показателем незрелости социологии. А для ее развития необходимо выделит основные вопросы социологии и систематизировать их на адекватной методологической основе. Эту задачу предполагалось решить во втором томе.

Он подверг критике представление о прогрессе как развитии, которое направлено для достижения ценной для нас цели, так как это понятие не вполне научное. Хвостов считал необходимым заменить понятие прогресса понятием развертывания духовного процесса. В связи с этим внимание социологов должно быть направлено на анализ продуктов духовного общения людей, а также на выявление духовной закономерности как общей схемы социального порядка. Он рассмотрел три фазы исторического развертывания духовного процесса. Хвостов подверг критике как марксизм — за выпячивание исторического фактора, так и субъективную школу — за “недоучет” объективных факторов.

Социальные законы, по его мнению, это общие схемы порядка протекания человеческого общения, и они тождественны законам психики. Поэтому социальную психологию необходимо рассматривать как часть социологии, которая изучает формы коллективного сознания — осмысливает мир с позиций данной социальной группы и вырабатывает понятия, характеризующие социальную организацию общества.

Лев Иосифович ПЕТРАЖИЦКИЙ (1867 —1931) играл ведущую роль в русском неокантианстве, а именно ПСИХОЛОГИЧЕСКИ-ЭМОЦИОНАЛЬНОМ ВАРИАНТЕ НЕОКАНТИАНСТВА. С 1893 г. по 1918 г. он был профессором Петербургского университета, а после эмиграции руководил кафедрой социологии в Варшавском университете.

Новгородцев отметил два главных отличия позиции Петражицкого: это последовательный упор на психологизацию норм и всего социального целого, и его близость к позитивизму.

Петражицкий резко выступал против тех, кто видел в обществе игру сверхчеловеческих сил. Поэтому социология, по его мнению, это наука, которая призвана изучать человеческое участие в процессах социальной жизни, а именно, особого рода психическую деятельность индивидуального характера.

Для ее изучения социология должна опираться на субъективную психологию человеческих мотивов, теорию “естественного права” и принцип “интроспекции”.

Основным методом изучения и познания предметов и явлений является наблюдение, то есть восприятие с помощью внешних чувств (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание). Это используется в области изучения явлений физического, материального мира. А в области изучения явлений духовного мира, психических явлений, как указывал Петражицкий, оно состоит во внутреннем восприятии происходящего в собственной психике и будет называться уже “внутренним наблюдением, самонаблюдением, или интроспекциею, интроспективным психологическим методом”.

Петражицкий выступил за проведение методологической критики существующего образования общих гуманитарных понятий и перестройку существующей психологии.

При выяснении вопроса, что следует считать “центральным научным термином социологии”, он отвергал как традиционно принятое понятие “общество”, так и выдвинутое новое понятие “ценность” /106, с.96, 169/, объясняя это тем, что они не были методологически основательными и не выясняли “мотивационной силы” нормативных переживаний, их “давления на поведение” индивида. Центральным понятием он считал, является “социальное поведение” и его “мотивы” (импульсы). При этом “мотив” как социологическое понятие имеет научно-психологический синоним — “эмоции”. Эмоции выступают прототипом всей психической жизни вообще. Так как эмоции выступают в роли самого содержательного компонента социального поведения, то предметом социологии становится понимание социального действия. Социальные отношения он пытался свести к явлениям психического взаимодействия. Исходя из этого, основным методом в области социальных явлений выступает интроспекция. Петражицкий указывал, что новая “эмоциональная” психология, то есть теория мотивов поведения, будет теоретической союзницей данной социологии.

Ученый не только признает эмоции, но и детализирует их, как того требует современная логика научного исследования, аналогично химику, который изучает воду, разлагая ее на кислород и водород. Петражицкий поступал таким же образом, сделав классификацию эмоций, выделяет эмоции “голода-аппетита”, эмоции “жажды”, “охотничью эмоцию”, “сонную эмоцию”, “благожелательные эмоции”, “злостные эмоции”, “одиозные эмоции” и т.п.

Он отмечал, что “хозяином” человеческой жизни, факторами, которые являются решающими и управляющими как в области телодвижения, так и осуществления функций психики являются “эмоции”, а не выделенные традиционной психологией элементы. Эмоции, носящие двусторонний, пассивно-активный характер, являются истинным двигателем, мотивом поведения. Познание, чувства и воля выступают только как добавочные, вспомогательные и подчиненные психические процессы и служат эмоциям в качестве средства для более совершенного эмоционального приспособления. Основой социального выступают бессознательные эмоции, а не воля как сознательный процесс односторонне активного начала, не разум с его ясными и твердыми категориями, стремлением к единству, несвободное творчество личности. Бессознательный процесс жизни является основным и первичным.

“С историческо-эволюционной точки зрения, — подчеркивал Петражицкий, — представляется весьма вероятным, что первоначальною основою развития психики были именно эмоции, и что односторонне-пассивные и односторонне-активные элементы представляют позднейшие продукты эволюции и дифференциации эмоций; ощущения и чувства произошли путем дифференциации эмоциональных раздражений, состоявшей, с одной стороны, в постепенном ослаблении и устранении моторного элемента, с другой стороны, в выделении из первоначальных смутно-неопределенных раздражений более дифференцированных претерпеваний: ощущений и чувств (причем отрицательные чувства, страдания произошли, вероятно, от репульсивных, положительные чувства — от аппульсивных эмоций); точно также волевые переживания произошли от первоначальных эмоций путем дифференциации эмоциональных позывов, выделения чисто активного элемента. И теперешний наши эмоции с их разнообразными специфическими качествами и дифференцированными акциями представляют тоже продукты дифференциации примитивных смутно-неопределенных моторных раздражений, аппульсий и репульсий, с простыми и недифференцированными акциями, представление о которых можно добыть путем наблюдения движений примитивных живых существ (protozoa и т.д.). Примитивные животные не имеют органов зрения, слуха обоняния и т.д., и вообще ходячее предположение существования у них познания, ощущений и т.д. — совершенно произвольное предположение; то же относится и к наделению их чувствами и волею (последнее предположение, как увидим ниже, наиболее ненаучно). Единственно возможный вывод из наблюдения их движений относительно их психики состоит в том, что они не лишены способности к моторным раздражениям аппульсивного и репульсивного характера с соответственными простыми акциями” /106, с.223—224/.

Между конкретным поведением человека и “народной психикой” он выводит посредником социальные нормы (“нормы—законы”). Подлинной детерминантой общественных институтов и отношений являются сверхгрупповые, общеклассовые нормы (право, мораль).

Нормы — это продукт прогресса “народной психики”. Они выполняют две функции: импульсивную, т.е. создают препятствия или способствуют действию мотивов, и педагогическую, т.е. способствуют развитию или ускорению определенных психических склонностей. Поэтому любая социальная система выступает ступенью социального поведения и социального воспитания. Выполнив свои функции, она неизбежно заменяется новой социальной системой, которая будет соответствовать стоящей уже на более высоком уровне народной психики. Каждая последующая система норм будет выступать в виде идеала по отношению к уже достигнутому уровню /107, т.1/.

Петражицкий считал, что “ идеалом является достижение совершенно социального характера, совершенное господство действенной любви в человечестве” /106, с.З/. А историю человечества он рассматривал как постоянный рост разумности норм и учреждений, увеличение гуманности средств реализации норм и ускорения социального действия. Поэтому миссия будущей науки политики права, с точки зрения Петражицкого, “заключается в сознательном ведении человечества в том же направлении, в каком оно двигалось пока путем бессознательно-эмпирического приспособления, и в соответственном ускорении и улучшении движения к свету и великому идеалу будущего”, то есть в том, чтобы сознательно вести человечество в направлении к общему благу /106, с.4/.

Его идеи использовали и широко поддерживали как в нашей стране, так и за рубежом.

В дальнейшем влияние неокантианства пошло по двум направлениям:

1. Способствовало новому взлету философии идеализма (Бердяев, Булгаков и др.);

2. Не сумев уничтожить позитивизм во время его кризиса, стало толчком к его дальнейшей эволюции.

Неокантианство, оформленное в виде умозрительно-критической, идеалистической традиции, пыталось заменить натуралистические модели. Но полностью подорвать интеллектуальное доверие позитивизму в России оно не смогло. Во время критики позитивизм часто называл себя наследником линии Фейербаха, Белинского и Чернышевского, а с этой традицией в русской философии идеализм легко справиться не мог.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Все

читать дальше Легальный марксизм >>

Легальный марксизм

“Легальный марксизм” в лице Петра Бернгардовича СТРУВЕ (1870 —1944), Сергея Николаевича БУЛГАКОВА (1871—1944), Николая Александровича БЕРДЯЕВА (1874—1948), Михаила Ивановича ТУГАН-БАРАНОВСКОГО (1865—1919) и др. был своеобразным проявлением складывавшейся в России 90-х годов XIX века либерально-буржуазной идеологии. В России в конце XIX века марксизм был использован буржуазными интеллигентами против мелкобуржуазной идеологии народничества в качестве важнейшего теоретического средства борьбы в отличие от того, как на Западе буржуазные идеологи открыто выступали против марксизма.

“Легальные марксисты” выступили против народнической идеологии, против — положения о том, что развитие капитализма в России есть регресс России, отстаивали идею прогрессивности капитализма. Для доказательства своих взглядов они использовали положения теории марксизма о закономерности развития капитализма и его преимуществах перед феодализмом. При этом они отрицали наличие антагонистических противоречий, характерных для капитализма и ведущих его к гибели, считали, что происходит затухание классовой борьбы, и категорически выступали против необходимости социалистической революции и диктатуры пролетариата.

В своих произведениях они критиковали народническую идеологию и защищали капитализм. Струве была написана книга “Критические заметки к вопросу об экономическом развитии в России” (1894), статья “Моим критикам” (1896) и ряд других. Туган-Барановский — автор статей “Значение экономического фактора в истории” (1895), “Экономический фактор и идеи” (1896), книги “Русская фабрика в прошлом и настоящем” (1898).

“Легальные марксисты” приспосабливали к своей либерально-буржуазной политической программе заимствованные в основном из марксизма социологические и экономические идеи. Начав с признания ряда положений марксизма, они стали осуществлять свою программу под флагом якобы “критического развития” марксизма. Для борьбы с марксистской философией и социологией они использовали неокантианство, пытались отторгнуть от них диалектический материализм, требовали идеалистических обоснований социологии.

Наиболее видным “легальным марксистом” был Струве. Вся философия истории строилась Струве на базе идеализма. Исторический процесс зависел от развития культурных ценностей человечества, которое определяло все социальные и экономические стороны общественно-экономического процесса. “Легальные марксисты” считали, что капитализм в России является исторической необходимостью, и для обоснования “прогрессивной и культурной миссии” капитализма в будущем пытались применять идеи марксистской социологии.

Струве выступал защитником капитализма, отмечал его экономическую и культурную миссию, при этом старался скрыть все его социальные пороки. Он писал: “Капитализму в России принадлежит большое будущее и важная историческая миссия. Задача социальной политики заключается в устранении некоторых вывихов этого развития. Социальная политика может и должна сделать невозможными все эксцессы этого юного великана” /132, с.290/. Он отрицал наличие таких основных черт капитализма, как неравномерность, противоречия, классовая борьба, считая, что равномерность и пропорциональность являются отличительными чертами развивающегося капитализма. Струве подчеркивал: “Мы вовсе не желаем ни идеализировать капиталистический строй, ни быть его адвокатом, но историческая справедливость требует указать, что крайне неравномерное распределение, задерживающее экономический прогресс, не создано капитализмом: оно перешло к нему по наследству от той эпохи или, вернее, от тех эпох хозяйственного быта, когда, по уверениям экономистов-романтиков всех стран и времен, текли молочные реки в кисельных берегах. Капитализму же принадлежит та историческая заслуга, что он на фундаменте неравномерного распределения создал производство, не мирящееся с этой неравномерностью и во имя своего существования ее отрицающее” /150,с.159/.

В своей социальной теории Струве отрицал значение классовой борьбы для развития общества. По его мнению, понятие закономерности в обществе выводится из формального согласия трансцендентального сознания людей, а не из объективных материальных начал общественного развития. Выступал против данного Ф. Энгельсом определения свободы как исторической необходимости, противопоставлял свободу закономерности и необходимости. В связи с этим Струве критиковал материалистическое понимание истории и отстаивал принцип свободы действия людей. Принятие идей дуализма, понятий свободы и необходимости привело его, как и неокантианцев, к принципиальному разграничению теоретических и практических идей. Исходя из этого, материалистическое понимание истории рассматривалось “легальными марксистами” в качестве “объективной теории”, которая не имеет совершенно никакого отношения к какому-либо практическому идеалу, и поэтому идеал марксистов ставился вне науки.

“Легальные марксисты” искажали, “упрощали” марксистское понимание классов и классовой борьбы. Вместо деления общества на классы Струве ставил вопрос об абстрактной дифференциации общества на группы. Туган-Барановский опирался на распределительную теорию происхождения классов, считая, что классовая борьба, — это не что иное, как борьба за распределение в обществе продуктов.

Они считали, что ни личность, ни социальные группы, ни классы не в состоянии изменить течение предопределенной экономической жизни. Отрицание закона классовой борьбы в антагонистическом обществе привело “легальных марксистов” к выступлению против марксистской теории революции. Они считали, что смена капитализма другим строем возможна только в результате социальных реформ. Струве указывал, что средством осуществления прогресса в обществе являются экономические и социальные реформы, а не революция.

В 1899—1900 гг. происходит быстрая перестройка социологических взглядов “легальных марксистов” в сторону последовательного идеализма. Основной причиной этой эволюции стало развертывание классовой борьбы в стране, активизация российского рабочего класса и достижение определенных успехов революционной социал-демократией. Социально-политическая эволюция “легальных марксистов” выразилась в полном переходе в области философии и социологии на позиции идеализма, мистицизма и религии.

Страницы: 1 2 3 Все

читать дальше Ортодоксальный марксизм (развитие, т.к. начало на первом этапе) >>

Ортодоксальный марксизм (развитие, т.к. начало на первом этапе)

В этот период также идет дальнейшее развитие ортодоксального марксизма. Теоретиками ортодоксального марксизма в этот период были ПЛЕХАНОВ и Владимир Ильич УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН). Взгляды Плеханова и Ленина на решение конкретных проблем общественного устройства кардинально расходились, а перед Октябрьской революцией эти расхождения привели к непримиримой борьбе.

Ленин продолжал дальше развивать идеи Плеханова. Но в отличие от Плеханова Ленин выступил против идеалистических основ социологии народников на более позднем этапе развития народничества. В начале 90-х годов представители либерального народничества стали основными противниками марксистской социологии.

Начатая Плехановым критика идеалистических основ субъективной социологии была продолжена в ленинских работах “Что такое "друзья народа " и как они воюют против социал-демократов?”, “Экономическое содержание народничества” и др. В работе “Что такое "друзья народа"...”, где Ленин критиковал субъективный метод Михайловского, изложены основные принципы марксистской социологии: системность при изучении общества, материалистическое понимание истории и использование диалектического метода при изучении социальных явлений /81, с.125 —346/.

Ленин был теоретиком и практиком марксизма, поэтому чисто социологических работ у него нет, хотя многие его работы и выступления по своему содержанию связаны с социологическими проблемами. В его работах сформулированы следующие главные установки марксистской социологии: конкретный анализ конкретных ситуаций, учет всех связей и опосредований исследуемого объекта, всесторонность рассмотрения социальных явлений, выделение главного, существенного в изучаемых связях, познание основных механизмов общественных процессов для объяснения движущих сил и тенденций развития.

В статье “Статистика и социология” им были изложены требования к социологическому исследованию. В ней он указывал на недопустимость какой бы то ни было умозрительности в науке об обществе /80, с.349 —356/.

После 90-х годов происходит признание того, что среди обширного множества общественных явлений существуют такие, которые изучает только социология (это формы “общественного взаимодействия”, общие виды и типы общения и т.п.), и такие явления, которые она не изучает.

Подобное понимание открывало социологии путь для самостоятельного изучения социальных объектов, вносило определенные разграничения в междисциплинарные контакты и дало толчок повсеместному признанию социологии представителями многих дисциплин, теперь уже не только социальных, но и биологии, географии, антропологии, физиологии и т.п.

Особо следует отметить Международный социологический институт, созданный в 1894г. Каждые три года он собирал конгрессы в столицах крупнейших европейских стран. Проведение первых Всемирных социологических конгрессов очень заинтересовало общественность, и не только тех стран, где они проходили. Участников конгрессов приветствовали лично президенты и министры. На Западе социология получила все права гражданства и вышла на арену идейной борьбы.

В последние десятилетия XIX века социология была введена в программы университетов Франции, других европейских стран и Америки как учебная дисциплина. В Токио и других городах начали читать первые курсы по социологии.

В конце прошлого века уже в большинстве западноевропейских стран были организованы кафедры социологии, возникли разные социологические общества, специальные колледжи, стали присваиваться ученые степени. Во Франции уже с 1889 г. социология стала университетской дисциплиной. Э. Дюркгейм в 1896 г. стал первым во французской истории профессором “социальной науки”. В США первый факультет социологии был организован в 1892 г. К 1900 г. в 227 из 683 колледжей и университетов США уже преподавалась социология /115, с. 14 —15/.

Развитие преподавания социологии в России и на Западе шло по-разному. Правительство западных стран усматривало основную задачу социологии в установлении прочной “социальной гармонии”, что отвечало их интересам. В этом как раз и заключалась к началу XX века идеологическая функция социологии, так как господствующие классы западных стран уже утратили после Парижской коммуны веру в благополучный для капитализма ход исторического процесса. Так, Вебер, имея на это полное основание, назвал социологию “дочерью величайшего жизненного кризиса”.

В России, несмотря на запреты, эта новая наука быстро развивалась, росло количество публикаций. Так, в 1897 г. вышла на русском языке работа Кареева “Введение в изучение социологии”. Это был первый учебный обзор по социологии. В библиографическом списке книг было указано 880 работ, из них русским авторам принадлежало 260. При этом необходимо отметить, что не все работы русских социологов были перечислены Кареевым.

Подготовка социологов на профессиональном уровне из-за запрета властей систематически не велась вплоть до начала XX в. В 90-х годах в столичном университете только для желающих Кареев читал социологические курсы. Подобные курсы читались в Петербурге (в университете, иногда в Политехническом институте), Москве и Харькове. Но социология еще не была обязательной дисциплиной в государственных учебных заведениях, лишь в некоторых городах в это время были разрешены спецкурсы только как факультативы. Несмотря на это, вопрос о необходимости введения социологического образования стал все чаще и чаще обсуждаться на страницах различных научных изданий. Необходимо отметить, что преподавание социологии в дореволюционной России осуществлялось энтузиастами, а так как само слово “социология” преследовалось монархическим режимом, им приходилось для маскировки подлинного содержания науки пользоваться такими названиями, как “обществоведение”, “законоведение”, “введение в изучение права” и т.д.

Страницы: 1 2 Все

читать дальше Третий этап (первая четверть XX века). Неопозитивизм >>

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: