Раздел 3. От Аквината до Лейбница

3.1 Эссенциализм: Аквинат – номинализм: Росцелин, Оккам.

3.2 Гоббс – крайний номиналист. Учение о знаках и метках – одна из первых семиотических теорий.

3.3 Лейбниц – критика крайнего номинализма.

3.4 Номинализм: Локк – индивидуально-ассоциативная теория значений.

3.5 Вопрос СИ у Локка.

3.6 Лакуны как доказательство произвольности знаков.

3.7 Эссенциализм: Лейбниц.

3.8 Тезис реконструктивной лингвистики у Лейбница.

3.9 Лейбниц о происхождении СИ. Индивидуализация и обобщение. Характерный признак как способ индивидуализации.

3.10 Монадология.

3.1. Главная проблема философии схоластического периода – вопрос об универсалиях. Два направления – реализм и номинализм – решали ее в противоположном духе. Церковь отнеслась одинаково строго к обоим направлениям, осудив номинализм (концептуализм) Абеляра и реализм Амальриха из Бены.

С точки зрения реалистов, опиравшихся на Платона, существуют только идеи, заключающие в себе природу вещей. Область науки есть общее в предметах, потому что они различаются не по существу, а лишь по своим акциденциям, случайным признакам. Познать общее – значит познать все.

Номинализм защищает частное, отдельные предметы, утверждая, что общее знание есть отвлечение, нисколько не охватывающее природы предметов. "Номиналисты – это те, кто считают голыми именами все, кроме единичных субстанций" [Лейбниц, 1984, с.89].

Аквинат в этом споре пошел по стопам своего учителя Альберта Великого, избрав средний путь умеренного реализма, которому учил Аристотель. Он признает, что общее не имеет отдельного бытия, что "общих сущностей" нет, и что индивидуальные отличия предметов и составляют их природу. Общее существует только в предметах, и разум извлекает его из них; однако в ином смысле Аквинат не отвергает общее, поскольку идеи могут быть рассматриваемы как мысли божества и деятельность их опосредствованно проявляется в предметном мире. Таким образом, Аквинат признает троякого рода универсалии: ante rem (до вещей) – поскольку они суть мысли Бога, in re (в вещах) – поскольку они составляют общую сущность вещей, и post rem (после вещей) – поскольку ум человека извлекает их из предметов и образовывает понятия. Таким образом, учение Фомы является "умеренным" реализмом.

Основателем средневекового номинализма был Росцелин из Компьена (1050? – 1122?). Номиналисты были в меньшинстве, если вы были католиком, нужно было слепо следовать учению святого Фомы.

Крупнейший номиналист средних веков Вильям Оккам (1290? -1349?) выдвинул принцип: "не следует умножать сущности без необходимости". Существо принципа, называемого "бритвой Оккама", состоит в следующем: Реалист (эссенциалист) объявляет реальными три категории вещей: 1) индивидуальные объекты; 2) качества, общие для какого-либо класса объектов; 3) ментальные аналоги этих классов, выражаемые в общих понятиях. Номиналист утверждает, что реальны только 1) индивидуальные объекты; 2) слова, большинство из которых суть общие понятия.

Б.Рассел привлекает внимание к другой важной идее Оккама о "терминах первой интенции" (первого порядка) и "терминах второй интенции" (второго порядка). Первые относятся к "вещам", а вторые – к терминам [см. Рассел, 1993, т.1. с.492]. Это перекликается с современными научными идеями о терминах и метатерминах, метаязыках и метатеориях.

3.2. Следующим крупным номиналистом, который пошел гораздо дальше Оккама, был Томас Гоббс (1588-1679). Г.В.Лейбниц говорил, что "нельзя быть большим номиналистом, чем Гоббс" [Лейбниц, 1984, с. 91]. Вторая глава его трактата "О теле" (1655) посвящена языку. Его лингвистическая теория сформулирована кратко и ясно (основные положения занимают не более пяти страниц!) [Гоббс, 1965, с. 61-64 и след.]. "Слова – это метки (notae)..., чувственно воспринимаемые вещи, произвольно выбранные нами с тем, чтобы при помощи чувственного восприятия их пробудить в нашем уме мысли, сходные с теми, которые мы бы желали оживить в нашей памяти" [с.61]. Эта мысль очень актуальна. Гоббс там же подчеркивает, что назначение слов – "пробуждать мысли". Он, как это принято говорить, вплотную подошел к ассоциативной теории Локка. Слово как стимул психических явлений – это один из центральных объектов ассоциативной психологии. Дальнейшие рассуждения Гоббса – это как бы конспект всей последующей семиотики: "Знаками же друг друга нам служат обычно вещи, следующие друг за другом, поскольку мы замечаем, что в их последовательности существует известная правильность. Так, темные тучи служат знаком предстоящего дождя, а дождь – знаком предшествующих темных туч... Среди знаков некоторые естественны, например те, о которых мы только что говорили, другие же произвольны, т.е. выбираются нами по произволу: сюда относятся свешивающиеся долу виноградные лозы, применяемые для обозначения виноторговли, камень, указывающий границу поля, и определенные сочетания слов" [там же, с.61-62]. Некоторые современные ученые трактуют семиотику именно в таком широком смысле [Степанов, 1971]. Консеквент является знаком своего антецедента, любое явление является знаком своей причины. Но такое расширительное толкование семиотики может привести к размыванию её предмета. Поэтому часть учёных определяет как предмет семиотики только произвольные знаки.

Интересна мысль Гоббса о разнице между метками и знаками. Она "состоит в том, что первые имеют значение для нас самих, последние же – для других" [там же, с.61-62]. Таким образом, имена по Гоббсу выполняют две функции. Во-первых, это метки памяти для себя, во-вторых, знаки для других. Гоббс отрицает какое бы то ни было онтологическое, гносеологическое, когнитивное значение понятий и слов. Следуя за стоиками, он говорит, что слово истинно лишь в предложении: "Имя есть слово,... будучи вставленным в предложение и высказанным кем-нибудь другим, может служить признаком того, какие мысли были, а каких не было в уме говорящего" [там же, с.62-63]. Слова и предложения, таким образом, не являются знаками вещей и событий, а лишь знаками мыслей, "Всякое имя имеет отношение к объекту наименования, независимо от того, существует ли он в природе как вещь или нет, мы все же можем в целях получения единой формулы обозначить всякий такой объект как вещь, причем безразлично, существует ли эта вещь в действительности или только в представлении." [Там же, с.64].

Идея Гоббса о том, что обозначаемое есть не обязательно действительное, но, скорее, только возможное, нашла поддержку у Лейбница. Она затем получила продолжение в теории так называемых интенсиональных логик "возможных миров" и т.д. В ономастике к интенсиональной сфере относятся мифонимы и идеонимы, т.е. имена персонажей произведений искусства.

Вклад Гоббса в учение об имени также и в том, что он углубил существующие ранее классификации имен.

3.3. Младшими современниками Т.Гоббса были Дж.Локк (1632-1704) и Г.В.Лейбниц (1646-1716). Дж.Локк говорит о языке в книге III трактата "Опыт о человеческом разумении" (1690) [Локк, 1985, с.459-567]. В работах Г.В.Лейбница содержится много мыслей о языке и об именах, в частности. Большое значение для нашей темы имеют уже цитированное выше "Предисловие к изданию сочинения Мария Назолия..." (1670) [Лейбниц, 1984, с.54-97], и книга III "Новых опытов о человеческом разумении" (1705) [Лейбниц, 1983, с.274-363]. Целесообразно рассмотреть эти три произведения в хронологическом порядке. В "Предисловии..." Лейбниц наиболее четко формулирует свое отношение к номинализму. Сравнивая теории В.Оккама и Т.Гоббса, он пишет: "Оккам не был таким номиналистом, как Гоббс... он представляется мне даже сверхноминалистом.... Он утверждает, что истина зависит от определений терминов, а последние – от человеческого произвола... Это мнение... не может быть принято. Истина остается одной и той же, хотя обозначения и могут меняться" [Лейбниц, 1984, с.90-91]. Таким образом, по Лейбницу, универсалии не следует отвергать полностью.

3.4. Дж.Локк, видимо, стараясь избежать обвинений в "сверхноминализме", оговаривается: слова – знаки общих отвлеченных идей. "Но мне не хотелось бы, чтобы думали, что я здесь забываю, что природа, производя вещи, многие из них сделала сходными... но деление вещей на виды и обозначение их по ним есть работа разума, здравого смысла и необходимости" [Локк, 1985, с.472]. Это некоторое смягчение идей Гоббса, но Локк все равно остается крайним номиналистом. Идеи о произвольности, субъективности, личностном характере значения слова у Локка выражены даже четче, чем у Гоббса.

"Слова – чувственные знаки идей того человека, который ими пользуется. Когда человек говорит другому, то это для того, чтобы его можно было понять. Слова в качестве знаков никто не может употреблять непосредственно ни для чего, кроме как для своих собственных идей" [там же, с.462] Языковое общение, по мнению Локка, – обмен идеями между личностями, но каждый человек употребляет слова как бы в своем "личном" значении, которое он формирует из своего личного опыта. Слова являются знаками в той мере, в какой говорящий придает им значение. "Если человек прилагает знаки к вещам ему неизвестным", то он делает их "звуками без смысла" [там же]. Локк, выражаясь современной терминологией, подчеркивает коммуникативную функцию языка, не признавая его онтологический характер. Значение слов по Локку – это личностные ассоциации, которые, как человек думает, являются одинаковыми для многих [см. там же, с.463]. Понятие ассоциации вообще одно из ключевых в учении Локка. "Слова от частого употребления легко вызывают идеи" [там же, с.464]. Идеи жестко ассоциируются со словами. "Ассоциации идей" занимают важное место в трактате Локка. Видимо, его следует считать прародителем ассоциативной психологии от Дж.Милля до З.Фрейда.

3.5. Локк внимательнее, чем все рассмотренные нами выше философы, относится к проблеме СИ. Он единственный, кто прямо задается вопросом: "Какие вещи имеют собственные имена? Люди пользуются именами собственными для своего вида [живых существ], с которым у них больше всего дела, и применительно к которому им часто бывает необходимо говорить об отдельных лицах – здесь отдельные индивидуумы имеют отдельные имена. Помимо лиц по той же причине особые названия есть обычно у стран, городов, рек и других подобных определенных мест. Будь у нас основание так же часто говорить об отдельных лошадях, как про отдельных людей, собственные имена первых были бы так же обычны для нас, как имена вторых" [там же, с.467]. После этого Локк сразу же переходит к вопросу: "Как образовались общие термины?" Он показывает, как от простой идеи Марии и Анны, отбрасывая дифференциальные признаки и удерживая интегральные, переходить ко все более сложным идеям. Он подчеркивает, что идея "лошадь" ничем не отличается от идеи "Буцефал". Говоря "лошадь", мы подразумеваем то, что у них всех есть общего, а говоря "Буцефал", выделяем то, что у этой лошади особенного [там же, с.468-469]. Однако, на вопрос, почему одного человека зовут Анной, а другого Марией, и на основании какого признака их зовут по-разному, Локк не ответил. Видимо, он мог бы сказать (и это было бы верно), что такого признака нет, а СИ – это произвольные метки, чтобы различать важные для нас объекты.

3.6. Последняя особенность теории Локка, которую хотелось бы упомянуть – это то, что в доказательство произвольности знаков приводятся слова, обозначающие понятия, существующие в одних языках и отсутствующие в других [с. 419], например, "сутки" в русском языке и "fortnight" – две недели – в английском. В современной лингвистике такие слова называются лакунами. Раньше аргументом в пользу произвольности знака служили полисемия, омонимия, синонимия, слова без значения и безымянные понятия. Все эти свойства языка были известны еще до Платона. Лакуны и различная структура понятий в разных языках – это один из объектов исследования в ЛС. Локк применяет сопоставление различных языков в качестве научного аргумента чуть ли не впервые в философии нового времени. Такой аргументации не было у греков, т.к. они презирали варварские языки. Средневековые схоласты не прибегали к сопоставлению языков, так как языком науки была латынь, а живые современные языки, в особенности романские, считались вульгарным искажением "правильной" латыни.

3.7. Книга Г.В.Лейбница "Новые опыты о человеческом разумении" – это, своего рода, "Анти-Локк". Лейбниц даже повторил названия и порядок всех глав "Опытов..." Локка. Отличие книги Лейбница в том, что она написана не в форме трактата, а в форме диалога между двумя персонажами, один из которых выражает взгляды Локка, а другой – самого Лейбница. Но в третьей книге этого диалога разногласия между спорящими почти исчезают. Лейбниц зачастую лишь аргументирует и уточняет взгляды Локка на язык, пользуясь своей огромной и разносторонней эрудицией. Эта эрудиция очень отяжеляет его книги. Лейбниц соглашается с Локком в вопросе о коммуникативной функции языка, но уточняет: "Без желания заставить себя понять мы не создали бы языка, но будучи создан, язык служит человеку также для того, чтобы рассуждать наедине с самим собой" [там же, с.257]. Лейбниц не отрицает прямо теорию Гоббса и Локка о произвольности знаков, но он, как и Платон, прибегает к этимологическому анализу слов, чтобы поставить эту теорию под сомнение.

Лейбниц даже в большей мере, чем Платон уверен в звукоподражательном происхождении имен [см. там же, с.279-286]. Современная наука считает эту гипотезу происхождения языка односторонней. Другие гипотезы учитывают больше факторов, но и они никогда не станут твердо доказанной теорией.

Лейбниц ставит вопрос об отношении знака к действительности. Он согласен с произвольностью знака и с тем, что знаки безразличны к действительным или воображаемым объектам. Мы можем обозначить любой нереальный объект, описать любой воображаемый мир, и он возможен, если описать его без противоречия. Но наш мир – лучший из всех возможных миров, говорит Лейбниц.

В вопросе существования Лейбниц – эссенциалист. Он считает существование признаком всех реальных предметов. И.Кант, критикуя его, высказал знаменитое положение: "если я мыслю вещь..., то от добавления, что эта вещь существует, к ней ничего не прибавляется... Сто действительных талеров не содержат в себе ни на йоту больше, чем сто возможных талеров" [Кант, 1994, с.362]. Этим аргументом Кант даже опровергает одно из доказательств существования Бога в "Теодицее" Лейбница [Лейбниц, 1989].

Эту мысль довели до логического конца Г.Фреге и Б.Рассел, введя ключевую в современной логике категорию квантора. Они хотели свести метафизический вопрос о бытии к математической формуле. Предложение: " Х существует", где существование – предикат, по мнению Рассела, некорректно в логическом синтаксисе. Корректно "Существует Х, где Х есть р", . Квантор существования по сути аналогичен местоимению "некоторые" в естественном языке: например, пусть х число, некоторые х четные. Предложение: "лебеди существуют" ничего не сообщает нам о мире, если мы ничего не знаем о признаках понятия "лебеди".

3.8. Лейбниц одним из первых сформулировал основной тезис той теории, которую мы могли бы назвать "реконструктивной лингвокультурологией" (это наука о восстановлении дописьменных культур путем диахронического исследования языка). "Так как языки вообще являются самыми древними памятниками народов, возникшими до письменности и искусств, то они лучше всего свидетельствуют об их происхождении, родстве и переселениях" [там же, с.286]. Однако, Лейбниц, к сожалению, не развивает этот тезис. Ясно, например, что в языке могут оставаться архаические слова или формы, указывающие на тотемных животных, древний матриархат или патриархат в обществе и т. п.

Проиллюстрируем тезис Лейбница примерами из русского языка, приводимыми А. А. Реформатским. Река Десна – это левый приток Днепра. Но по-древнеславянски "одесную" значит "справа". Это означает, что славяне шли против течения Днепра, так что Десна была справа. Звуки [дн] в названиях Дон, Днепр, Днестр, Дунай восходят к скифскому (и современному осетинскому) слову "дон" – "вода", "река". Эти названия показывают зону раселения скифов в дописьменную эпоху [Реформатский, 1996. С.70].

3.9. Далее Лейбниц говорит о возникновении СИ. "Все собственные имена первоначально были видовыми именами, которыми за свои преимущества или за что-либо иное наделялся какой-нибудь индивидуум" [там же, с.289-290]. "Преимущество", о котором говорит Лейбниц, можно назвать характерным мотивирующим признаком прозвища. Естественно, с развитием антропонимической системы и языка в целом они часто стираются. ниже Лейбниц употребил понятие "характерный признак" [там же, с.359]. Он очень тонко подметил разницу "принципа индивидуализации" у индивидных имен и "принципа абстракции" у общих имен. Применение абстракций "скорее пригодно, если подниматься от видов к родам, чем от индивидов к видам. Самое замечательное в этом, что индивидуальность заключает в себе бесконечность" [там же, с.290-291]. Тут же Лейбниц говорит, что "место и время не в состоянии служить для определения, но, наоборот, сами нуждаются для своего определения в содержащихся в них вещах"[11]. Дело в том, что, по Лейбницу, пустого пространства не существует, где есть пространство, там есть и “вещь”, а там, где ничего нет, пространства тоже нет. Эйнштейн добавил к этому, что там, когда ничего нет, и времени тоже нет.

Третья книга диалога заканчивается знаменательным рассуждением о знаниях, сопряженных со словом. Лейбниц не соглашается с Локком в вопросе об индивидуально-личностном и "фоновом" характере значения слова, о котором упоминалось ранее. "Название, например, "золото", означает не только то, что знает о нем человек, произносящий это слово, но и то, чего он не знает" [там же, с.361]. Его оппонент возражает, что тогда определение было бы слишком длинным, и "чтобы определить субстанции, как следует, надо изучить всю естественную историю". Эта мысль через многие годы повторится у А.А.Потебни в теории "ближайшего" и "дальнейшего значения" [Потебня, 1958, т.1, с.18-20]. Л.Блумфилд считал, что "значение слова вообще не может быть проанализировано в рамках нашей науки", т.е. лингвистики [Блумфилд, 1968, цит. по: Апресян, 1966, с.102]. На наш взгляд, Потебня и Блумфилд смешивают здесь две вещи: "субстанцию" и значение слова. "Субстанцией" занимаются специальные науки. Значение слова – это род + видовое отличие или характерный признак, чем и занимаются лингвистика и логика. В сознании человека знания о "субстанции" и характерных признаках смешаны, что, видимо, и имел в виду Лейбниц.

3.10. Анализ вклада Лейбница в проблему значения был бы неполным, если бы не упомянуть важнейший сформулированный им "принцип тождества неразличимого"[12]. Этот принцип вытекает из более общего логического закона тождества и гласит, что если все признаки А и В совпадают то они тождественны. Описательное выражение A можно заменить на тождественное выражение B, при этом значение пропозиции не изменится. Эта проблема затем была одной из ключевых в теории Г.Фреге, который показал, что в некоторых случаях этот принцип не выполняется. Идеи Фреге и теория дескрипций Б.Рассела положили начало дискуссиям о так называемой "теории референции".

Если монадология – это грандиозная умственная конструкция, от которой уже отказались философы, то многие другие идеи Лейбница актуальны до сих пор. Он один из основоположников математической логики, автор дифференциального и интегрального исчисления и других открытий. Он жил в эпоху, когда наука еще не была раздроблена по специальностям, а являлась единым целым.

Контрольные вопросы к разделу 3

1. Что такое умеренный реализм по Фоме Аквинскому?

2. Что такое знак? Каковы их виды по Гоббсу?

3. Как определяли значение слова Локк и Лейбниц? В чем различия их трактовок?

4. Как возникли собственные имена, согласно Локку?

5. Что такое лакуны в языке?

6. Что такое квантор в логике?

7. Как можно реконструировать доисторический быт и переселения народов по языку?

8. В чем сущность учения Лейбница о монадах, и что у него общего с теорией относительности Эйнштейна?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: