Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Родительская ревность




 

И коль мы заговорили о привязанности, то вопроса о ревности просто никак не обойти. Привязанность и ревность — две родные сестры. Родительская ревность проявляется в очень тонких формах. Родитель может ревновать своего ребенка к друзьям, книгам, музыке, и, как мы уже упоминали в предисловии, к авторитетным старшим товарищам или духовнику. Вот что мы далее читаем у К.С. Льюиса:

«...Мы еще не говорили о ревности. Надеюсь, вы не думаете, что ею страдают только влюбленные; а если думаете — посмотрите на детей, на слуг и на животных. В привязанности она очень сильна и вызвана тем, что этот вид любви не терпит перемены. Связано это и с тем, что для привязанности совершенно не важна «любовь-восхищение». Мы не хотим, чтобы привычный облик стал красивей, характер — лучше, разум — шире. Перемена — враг привязанности.

Скажем, брат и сестра или два брата растут вместе. Они читают одни и те же книжки, карабкаются на одно и то же дерево, вместе играют, вместе начинают и бросают собирать марки. И вдруг у одного из них появляется новая жизнь. Другой не входит в нее, он выброшен, отброшен. Ревность тут родится такая, что и в драме подобной не найдешь. Это еще не ревность к друзьям, это ревность к самому предмету увлечения — к музыке, к науке, к Богу. Она доходит до смешного. Обиженный называет «все это» глупостями, не верит обидчику, обвиняет его в позерстве, прячет книги, выключает радио, выбрасывает бабочек. Привязанность — самый инстинктивный, самый животный вид любви, и ревность ее — самая дикая.

Не только дети страдают этой ревностью. Посмотрите на неверующую семью, где кто-нибудь обратился, или на мещанскую семью, где кто-нибудь «пошел в образованные». Я думал, что это ненависть тьмы к свету, но ошибался. Верующая семья, где кто-то стал атеистом, ничуть не лучше. Это просто реакция на измену, даже вроде бы на кражу. Кто-то (или что-то) крадет у нас нашего мальчика (или девочку). Он был один из нас, стал одним из нас. Да по какому праву?! Так хорошо жили, никому не мешали, а нас обидели...

Родителям в таких случаях лучше, чем братьям или сестрам. Дети их прошлого не знают, и они всегда могут сказать: «У кого не было! Ничего, пройдет...». Возразить на это невозможно — речь идет о будущем, обидеться нельзя — тон очень мягкий, а слушать обидно. Иногда родители и впрямь верят себе. Более того, иногда так и выходит».

И далее Клайв Льюис приводит очень знакомый из повседневной жизни пример. Похоже, что его "миссис Скорби" — образ собирательный, мне приходилось встречать таких женщин, однако описание Льюиса удивительно универсальное.

«У привязанности-дара — свои искажения.

Я вспоминаю миссис Скорби, умершую не так давно. Семья ее на удивление посвежела. Муж не глядит затравленно и даже иногда смеется. Младший сын оказался не таким уж мрачным. Старший, который только спал дома, теперь никуда не ходит и трудится в саду. Дочь, которую считали «болезненно-хрупкой», ездит верхом, танцует ночи напролет, а днем играет в теннис. Даже собака бегает по улице и знается с другими псами.

Миссис Скорби часто говорила, что живет для семьи. Она не лгала. Все у нас знали, что так оно и есть. «Вот это жена! — говорили люди. — Вот это мать!». Стирала она сама, и стирала плохо, но ни за что на свете не соглашалась отдать белье в прачечную. Когда бы кто ни вернулся, его ждал горячий ужин, даже в середине лета. Муж и дети умоляли ее, плакали, заверяли, что больше любят холодное. Ночью она не ложилась, пока все не придут. В два ли часа утра, в четыре ли вы находили на кухне худую, изможденную женщину, с немым упреком глядевшую на вас. Конечно, члены ее семьи старались приходить пораньше.

Она сама шила, по ее мнению, очень хорошо, и только отпетый мерзавец смог бы отказаться от ее изделий. (Священник рассказывал, что после ее смерти семья отдала «для бедных» больше вещей, чем весь приход, вместе взятый). А как она заботилась о здоровье близких! Она несла одна бремя таинственной болезни, которой страдала ее дочь. Врач, старый ее друг, разговаривал только с ней, пациентка ничего о себе не знала. Зачем ей волноваться? Мать жалела и пестовала ее, готовила диетическую еду, варила кошмарные напитки, поднимающие тонус, подавала все в постель. Остановить ее никто не мог. Но родные, люди хорошие, не могли и лениться, пока она трудится. Они ей помогали. Собаку она тоже изводила, но та, за отсутствием совести, все же вырывалась на помойку или к соседу-псу.

Священник говорит, что миссис Скорби обрела мир. Будем надеяться, что это правда. А вот семья ее, несомненно, мир обрела.

Нетрудно понять, в чем здесь ошибка. Материнская любовь — прежде всего дар. Но дарует она, чтобы довести ребенка до той черты, после которой он в этом даре нуждаться не будет. Мы кормим детей, чтобы они со временем сами научились есть; мы учим их, чтобы они выучились, чему нужно. Эта любовь работает против себя самой. Цель наша — стать ненужными. «Я больше им не нужна» — награда для матери, признание хорошо выполненного дела. Но инстинкт по природе своей этому противится. Он тоже хочет ребенку добра, только — своего, от матери исходящего. Если не включится более высокая любовь, которая хочет любимому добра, откуда бы оно ни исходило, мать не сдается. Чаще всего так и бывает. Чтобы в ней нуждались, мать выдумывает несуществующие нужды или отучает ребенка от самостоятельности. Совесть ее при этом чиста; она не без оснований думает, что любовь ее — дар, и выводит из этого, что эгоизма в ней нет». [12]

Чувство
"неоплаченного долга"

 

Многие родители, безгранично посвящая себя ребенку, могут вызвать у ребенка чувство неоплаченного долга, вины, отсутствия собственной ценности и убеждение, что он не заслуживает всего этого и не в состоянии оплатить долг. Тот факт, что родитель не требует платы, только ухудшает проблему. В этом случае у детей могут возникнуть серьезные проблемы, когда им придется покидать дом.

Будучи отягощенным чувством неоплаченного долга, ребенок будет искать оправдания своей жизни и «платить долг», играть аналогичную роль в отношениях с другими людьми, — посвящая себя им, не требовать ничего взамен, особенно от своих детей. Таким образом, чувство неполноценности и долга передается следующему поколению. Это удел многих семей, это груз, передающийся из поколения в поколения. Одним удается избавиться от долгов, просто отказавшись их платить, а другим — нет. Последние часто терпят поражения в отношениях с внешним миром, оставаясь тесно связанными с родительским домом, а иногда и вообще не покидают его.

Некоторые пытаются сбросить с себя это ярмо, отрицая существование такого «долга». Иногда их поведение принимает экстремальные формы, осуждаемые семьей, обществом. Эти люди часто оказываются в изоляции. Исполненные чувства вины, они отчаянно ищут понимания, и, при этом, не умея построить конструктивные отношения со значимыми старшими, или же, потерпев поражение в жизни, возвращаются в родительский дом.

Бывает, что «должники» уходят с жизненного поля боя с развитыми психиатрическими симптомами. А некоторые из них становятся работниками разных организаций, помогающих нуждающимся людям.

 

«Заботливая мать»

 

Родители, чрезмерно опекающие своих детей, достойны отдельной главы. Нередко женщина всю свою жизнь посвящает воспитанию детей. С момента появления их на свет вся ее любовь и забота переключаются исключительно на них. Муж в этом случае ста­новится как бы придатком, источником материаль­ного благополучия. Иногда за ним даже уха­живают — как за коровой, которая дает молоко и, соответственно, доход.

К измене мужа такие женщины относятся спокойно, не видя в этом никакой трагедии, если не разрушается семья и нет материального ущерба. Нена­висти к мужу, как правило, они не испытывают, относятся к нему как к нашалившему ребенку. В общем, муж у них находится где-то «сбоку». Даже когда мужья их бросают, они сми­ряются довольно быстро, второй раз замуж обычно не выхо­дят, посвящая себя детям, потом внукам. И по службе они продвигаются чаще всего ради детей — чтобы дать им побольше.

Уже с первых дней жизни ребенка «заботливая мать» принимается за его воспитание, причем с особым рвением. Уход и развитие по особым системам, может быть, нужны матери, но не ребенку. С желаниями ребенка, его потребностями, способностями и склонностями она обычно не считается. Воспитание идет путем принуждения, в условиях усиления моральной ответственности ребенка. Впоследствии жертв такого воспитания постоянно разди­рают противоречия между «должен» и «хочется»…

Сначала все выглядит вполне благополучно. Ребенок посещает кружки и студии, которые выбирает мама. Но маленький человек смиряется и послушно выполняет волю ма­тери, хотя при этом, с течением времени, неосознанно стремится уйти из-под ее опеки. Дитя, как существо чистое и доверчивое, идеализирует маму, не понимая до конца своих противоречивых чувств. С одной стороны, — мама любит, с другой, — уж очень душно в объятиях ее любви. Такое воспитание может привести повзрослевшего сына или дочь к нервным срывам, депрессии, неудовлетворенности своей жизнью.

Разрушительность такого воспитания проявляется со всей силой, когда ребенок, начиная осознавать себя самостоятельной личностью, учится настаивать на своем. Поскольку «за­ботливая мать» воли ребенку не дает, он не может гармонично развиваться, удовлетворять свои душевные потребности, например, потребность в самостоятельности. Тогда ребенок заболевает. И педиатры, и психотерапевты единодушны во мнении, что прак­тически все болезни возникают по причине неудов­летворенных душевных потребностей.

На уровне созна­ния «заботливая мать» переживает, видя, что ребенок болен, но бессознательно она торжествует. Вот она, высокая цель — вылечить ребенка! Так вот, пока лечение эффекта не дает, действия матери выглядят вполне оправданными. Это — поиски вра­чей, лекарств, экстрасенсов, благодатных старцев или просто батюшек (варианты «спасателей» могут быть самыми различными).

Но если она нечаянно приведет свое чадо к батюшке, к которому, возможно, расположится сердце сына (или дочери), который впоследствии станет духовным отцом ребенка, поможет ему найти жизненную опору, научит его правильно общаться, то она сделает все, чтобы (иногда максимально мягко, так, чтобы возлюбленное дитя даже не догадалось!) расторгнуть их отношения. Ведь если ребенок обретет опору в ком-то другом, он или уйдет от нее, или перестанет психологически зависеть от нее. Лишенная этой зависимости, она начи­нает чувствовать себя хуже.

Люди, освободившиеся от такой опеки, порвавшие психологическую зависимость, начинают чувство­вать себя естественнее, свободнее, перестают нуждаться в материнской поддержке, а «заботливые матери» негодуют и обещают «прийти и разобраться с этим батюшкой».

Такая мать не остановится ни перед чем, ибо ее лозунг: «Я все сделаю для твоего счастья при усло­вии, если ты останешься несчастным. Я все сделаю для твоего выздоровления при условии, если ты останешься больным». На первых этапах у выздорав­ливающих детей развивается неприязнь, даже ненависть к родителям. Потом все проходит, отношения нормализуются... но для этого нужно терпение и время.

 

«Заботливые матери» блокируют духовное, душевное, нравственное, физическое развитие своих детей. Чувствуя себя брошенными, многие современные женщины пытаются найти утешение в ребенке, особенно если это мальчик. Он становится для матери единственной опорой, собеседником, другом, психологически занимая место отдалившегося или бросившего ее мужа. Но ребенка нельзя назначать на роль взрослого мужчины, это ему не под силу! Перегруженная психика может надорваться, и, надорвавшись, исказиться.

Мужчины, состоявшие в детстве в «психологическом браке» с матерью, часто так и не вступают в брак реальный, следовательно, у них может вообще никто не родиться. Ослепленные и подавленные матерью, они не находят достойную пару. Если же мать и решит женить сына, то непременно сама подберет невесту, которой в дальнейшем отведет роль служанки. Место хозяйки в такой семье мать ни за что не уступит.

На сегодняшний день, к сожалению, довольно значительная часть нашего юношества находится в таком плену. Многие матери воспитывают своих сыновей в одиночку. И, как следствие — проявление сильной душевной привязанности матери к сыну. И если сын когда-то в детстве был спасен матерью от смерти, она становится настолько к нему привязана, настолько обволакивает сына своей заботой, что в дальнейшем он может и не жениться.

«В природе существует такой тип матерей — и горе их сыновьям! Остроумный и тонкий поэт, а в жизни мужественный и смелый человек, граф Алексей Константинович Толстой (один из создателей Козьмы Пруткова), до самой смерти страдал, не осмелившись жениться на любимой девушке, — потому что любимая maman не хотела, чтобы он женился.

Поистине, любовь зла. В данном случае не по пословице «полюбишь и козла», а зла буквально, примитивно. Искренне считая, что любит сына, такая мать в действительности любит исключительно себя — и в жертву этой любви приносит его судьбу, его собственное счастье, его жизнь.

Я знал одного пожилого — уже седого — преподавателя вуза, прожившего всю жизнь с матерью. Долгие годы она не вставала с постели, и он осуществлял весь уход за ней. Не нужно иметь большой фантазии, чтобы представить, как это было — при условии, что он работал и целыми днями не бывал дома. Когда мать умерла, ему остались только студенты. Они заменяли ему детей, внуков, семью. Он ходил с ними в турпоходы. Надо было видеть, как он оживлялся в их окружении. В свою очередь, они его обожали. Но тут подошла пенсия. И внезапное полное одиночество.

Токи этой материнской любви к себе столь сильны, что сын напрочь теряет волю, смиряется и существует с убеждением, что ему иначе никак нельзя. Между тем — всегда все можно. Всегда можно как-то иначе». [13]

 

Если же сын «заботливой матери» вступает в супружество, то он не может понять, почему, едва женившись, через месяц-второй он возвращается к маме. Но, и вернувшись, далеко не каждый юноша находит с матерью мир. Душа, стремящаяся к свободе, начинает искать самостоятельного жизненного пути. Часть юношей остаются полностью во власти матерей, проявляя инфантилизм, а другая часть все-таки вырывается. Кто-то уезжает учиться или работать в другой город, кто-то живет в общежитии или снимает квартиру.

Бывает так, что видимо сын вроде бы вырвался от матери, но таинственная связь с нею продолжается и в нем присутствует все тот же юношеский инфантилизм, но только внутренний: он ведет себя как совершенно не подготовленный к жизни человек. Внутренне мать его в самостоятельную жизнь так и не отпустила. В силу этого он остается привязанным к ней, хотя этой связи не осознает. Проявляется это в том, что он абсолютно ни в чем не может проявить себя как мужчина. Он совершенно безответственный, у него отсутствуют волевые проявления, душевно он все равно ощущает себя «под нею», под матерью...

 

Такие же отношения могут сложиться у «заботливой матери» и с дочерью. Когда взрослеющая дочь начинает вырываться из эмоциональных объятий матери (внешне это проявляется в том, что она ей перечит), мать вступает в очень сильную, многодневную ссору с дочерью. Посредством этих ссор она только укрепляется в своем внутреннем стремлении сохранить дочь при себе. И чем более дочь выкарабкивается из этих пут, тем сильнее мать ее контролирует. Таковая мать не желает дочери ни одного жениха, ни другого, ни третьего.

Но в какой-то момент, будучи подчинена общему правилу, девушка все же собирается выйти замуж. При этом мать непременно желает, чтобы молодые жили у нее. Либо, если они живут в одном городе, необходимо, чтобы раз в неделю дочь навещала мать.

Зачем ей все это нужно? Оказывается, таким образом она потихонечку, незаметно, начинает психологически отделять свою дочь от мужа. Начинаются выяснения, чем муж нехорош, почему зять негоден, почему не делает ремонт в доме, почему так мало зарабатывает. В конечном итоге, таковая мать за какой-то период добивается своего. В результате молодые разводятся, мать получает свою дочь обратно и... она снова счастлива. Правда, живут они в очень больших ссорах, непримиримости, иногда это все заканчивается тем, что дочь даже уходит из дому. Но, тем не менее, мать все-таки спокойна, поскольку она продолжает контролировать дочь и чувствовать себя заботливой матерью. В этом общении ее волевая натура, ее самолюбие, внутренняя страсть, которая однажды присвоила дочь себе, оказывается удовлетворенной.

 

«Проблемой, и серьезной, стали для меня отношения с моей мамой, – пишет 17-летняя девушка. – Она постоянно вмешивается в мою личную жизнь, пытаясь оградить от ошибок, которые совершала сама когда-то. Я понимаю, что мама – человек, который не просто может, но и должен советовать мне, опираясь на свой опыт и на свое знание и понимание меня. Но в последнее время эти советы стали принимать форму наставлений по принципу «так и только так!»

Такое мучительно неуравновешенное состояние души человеческой иллюстрирует сон одной молодой женщины. Частный случай ее взаимоотношений с матерью служит метафорой внутренних противоречий, отражает архетипическую борьбу разнородных начал психики...

Предыстория сна такова, насколько я могу передать ее со слов Татьяны: она, ее молодой муж и новорожденный ребенок жили с родителями Татьяны. Мать ее стремилась провести в жизнь свои представления о семейном укладе, свято веря в их безальтернативность. Дочь воспринимала активность матери грубым вторжением в ее частную жизнь, в жизнь ее собственной – маленькой, новорожденной, как и ребенок, семьи.

Попытки Татьяны отстоять независимость высмеивались, к тому же пришлось выслушать много обидного. Наконец, Татьяна – с мужем, дочерью в коляске и кошкой в сумке – ушли из дома, благо было куда.

Мать же была убита – крушением идеала большой семьи, в которой она – хозяйка, страшно опустевшим домом, внезапно открывшейся неприязнью к ней дочери и безразличием зятя, исчезновением долгожданной игрушки – внучки.

Молодые супруги стали жить независимо, деля между собой ответственность за ребенка и обеспечение семьи. Творческий акт освобождения (читай: взросления и осознания многого из того, что скрыто было прежде пеленой инфантильной привязанности к родителям) состоялся...

Тогда-то и приснился Татьяне сон. Носят ее морские волны метрах в ста от берега. Видит она все так, словно не погружена в воду, а стоит на поверхности, только тела своего Татьяна совсем не ощущает.

Берег представляет собой отвесную скалу, на которой изображен огромный черный женский силуэт. «Мать», – знает Татьяна и чувствует, что, хотя женщина и нарисована, она – живая. Плоское изображение одушевлено даже как-то более человеческой меры одушевленности. И портретного сходства с ее собственной матерью никакого нет, лица вообще не разглядеть. Это – просто – Мать.

В голове Татьяны звучит голос. Уверенный баритон произносит: «На мать обижаться нельзя». И тотчас Татьяна понимает, что, раз голос сказал, значит, истинно так. Кому принадлежит голос, она не задумывается, но неоспоримость истины такова, как если бы была она провозглашена Богом.

Однако изреченную истину еще предстоит принять – не на веру, а в сердце своем, т. е. согласиться с ней, проникнуться ею. И Татьяне известно, что это – ее последняя в жизни задача и цель. Что она так и будет носиться здесь по волнам, пока не сумеет выполнить этого.

И вот по мере того как Татьяна добросовестно старается все более «вчувствоваться» в смысл фразы, волна, несущая ее на гребне, все более разгоняется, мча девушку на скалу, чтобы (Татьяна знает) разбить ее у ног черной Матери, чуть только озарение наступит. Татьяна не боится, напротив, она понимает: это – последнее, что ей суждено в жизни.

Но в какой-то момент последней правды, несмотря на все Татьянино прилежание, в голове прорезывается другая мысль, возражающая изреченной голосом: «Но я не могла иначе!» (Имеется в виду разрыв с реальной ее матерью).

Волна тотчас откатывает обратно в море, и все – не раз – повторяется сначала. Сон обрывается.

Голосом ли Бога или совести была изречена формула культурного запрета, неважно. Важно то, что искреннее принятие покаянной роли «блудного сына» (блудной дочери) в данном случае ведет к гибели, вопреки традиционным представлениям. К гибели чего? Индивидуальности, конечно, личности». [14]

 

Мать, ощутившая себя когда-то спасительницей жизни своего дитяти, прирастает к нему, и, независимо от расстояния, сохраняет невидимую пуповину. Неудивительно, что такая мать за тысячи километров чувствует состояние своего ребенка. Там случилось что-то, а она уже в тревоге. Ее сердце чувствует. Эта душевная связь таинственным образом соединяет их между собою. Вырваться из этих тисков бывает чрезвычайно трудно. В большинстве случаев девушки и юноши, повзрослев, безуспешно пытаются всю свою жизнь вырваться из этих материнских объятий.

Человек, воспитанный в атмосфере подобной привязанности, чувствует свою несвободу и впоследствии непроизвольно пытается освободиться от окружающих его людей: мужа, жены, друзей, подруг, сотрудников по работе. Ему кажется, что и с ними у него складываются слишком зависимые и несвободные отношения, что и от них надо избавиться.

Таковые люди, крепко связанные с матерью, просто не могут глубоко сблизиться с другими людьми. Как бы ни складывались их отношения с окружающими, в конечном итоге — все рвется. В крайнем случае, отношения остаются дистанцированными...

Примеры подобного явления можно встретить на страницах классической литературы. Вот разговор матери, купчихи Кабанихи, с сыном в драме А.Н. Островского «Гроза»:

  Кабанова …Я уж давно вижу, что тебе жена милее матери. С тех пор как женился, я уж от тебя прежней любви не вижу.
  Кабанов Да мы об вас, маменька, денно и нощно Бога молим, чтобы вам Бог дал здоровья и всякого благополучия...
  Кабанова Ну, полно, перестань, пожалуйста. Может быть, ты и любил мать, пока был холостой. До меня ли тебе: у тебя жена молодая.
  Кабанов Одно другому не мешает: жена само по себе, а к родительнице я само по себе почтение имею.
  Кабанова Так променяешь ты жену на мать? Ни в жизнь я этому не поверю.
  Кабанов Да для чего же мне менять? Я обеих люблю.
  Кабанова Ну да, так и есть, размазывай! Уж я вижу, что я вам помеха... Видишь ты, какой еще ум-то у тебя, а ты еще хочешь своей волей жить.
  Кабанов Да я, маменька, и не хочу своей волей жить. Где уж мне своей волей жить!
  Кабанова Что ж ты стоишь, разве порядку не знаешь? Приказывай жене-то, как жить без тебя.
  Кабанов Да она, чай, сама знает.
  Кабанова Разговаривай еще! Ну, ну, приказывай! Чтоб и я слышала, что ты ей приказываешь! А потом приедешь, спросишь, так ли все исполнила.
  Кабанов Слушай маменьки, Катя.
  Кабанова Скажи, чтобы не грубила свекрови.
  Кабанов Не груби!
   
  Кабанова Чтоб в окны глаз не пялила!
  Кабанов Да что ж это, маменька, ей-Богу!
  Кабанова (строго). Ломаться-то нечего! Должен исполнять, что мать говорит. Оно все лучше, как приказано-то». [15]

 

А вот какое письмо о современной Кабанихе я получил от рабы Божией Любови. Оно стало еще одним доводом в пользу актуальности задуманной пять лет назад книги, которую вы сегодня держите в руках. Приведу письмо с сохранением стиля оригинала.

 

«Такой уж получился Промысл Божий, что с патологической материнской любовью в жизни я столкнулась до крови. Не знаю, как описать, как я из-за этого перестрадала. Этот вопрос очень-очень важный. Из-за этого ломаются судьбы, души, жизни. Его надо срочно осветить, кричать надо прямо. Я обо всем советуюсь со своим духовным наставником о. Александром. Но я надеюсь получить более подробный ответ от Вас. Хотелось бы, чтобы это вопрос был отражен в книгах вашего издательства.

Начну с подруги. Она своего сына (ему 9 лет, ей 44 года) залюбила. Поздненький, болезненный (порок сердца), родился без отца. Она — калека с астмой. Но очень милосердная, работает медсестрой, к Богу шла медленно, но, придя к вере, увидела весь кошмар своего воспитания. Она очень малодушная, всю свою любовь вылила на сына (мужа у нее никогда не было). Зацеловала его. Спала с ним до 9 лет. Мальчик, видя такую любовь, превратился в исчадие ада (лучших слов не придумаешь). Но это еще можно исправить. Я долго с этим билась, советовалась с батюшкой. Батюшка сказал, что теперь нужно его исправлять, как крону дерева, когда оно растет. Нужно просто ломать характер розгами. Но тут понятно. Слава Богу, что и мать все поняла.

А недавно я столкнулась со взрослым «мамень­киным сынком» (ему 47 лет) и с его любящей мамой. Пыталась создать с ним христианскую семью. Это был какой-то кошмар. Конец — моя разбитая жизнь. Об этом я в Православии нигде еще не читала. Ответ на этот вопрос я нашла в газете «Комсомольская правда». Статья называется «Маменькин сынок — это диагноз».

Написано: «...Отлепится от матери и от отца своего, прилепится к жене...». А что если не отлепится? Материнская любовь у некоторых женщин такая, что они и представить не могут, чтобы сын женился, им нужно, чтобы он любил только мать. Они как жрицы пожирают волю своих сынов, любая женщина, с которой сын хочет создать семью, им не такая. Про мой случай батюшка сказал кратко: «Материнская ревность». Мать кругом вмешивалась, звонила в церковь, спрашивала: «Ну что, они вместе ушли или он один? А в церкви вместе стояли?». Она постепенно, лукаво, коварно нас разбивала. И добилась своего.

Ему 47 лет, он не был женат. Прихожане меня сразу предупредили, что мать нам жить не даст. Что такое бывает, я и предположить не могла. Какая же она слепая! Ведь настоящая материнская любовь — жертвенная, она жертвует всем ради счастья своего сына. У меня тоже сын, сейчас он женат, мне всегда очень хотелось, чтобы он создал семью, родил детей.

А в конце этой статьи написано: «Если такое заметите, то сразу уходите, потому что мать все равно победит — инстинкт победит разум». Так оно и случилось. Я думала — выиграю, но это такая лавина (двоедушие, лукавство), что победить просто не в силах. Пришлось расстаться.

А что же сынок? Как поступал он в этой всей истории? Он во всем подражал маме, без нее и без ее советов жить не мог. Она подавила его волю, он как будто и не мужчина.

Я до сих пор не могу понять и мучаюсь вопросом: «Почему и отчего мужчины по характеру бывают подобны женщинам»? Ведь ни долга, ни ответственности перед семьей у него не было и нет. В семейном бюджете он не участвовал. Мама его не разрешала, чтобы он приносил мне продукты, она говорила, что нам надо жить вскладчину. «Ты десятку, она десятку»,— так она учила. Содержала семью и кормила его я тем, что работала на нескольких работах. После работы тащила тяжеленные сумки через весь город, старалась приехать домой вовремя, чтобы не было никаких нареканий с его стороны. Однажды мне пришлось пойти на прием к врачу-терапевту, и когда он прослушивал меня, заметил на плечах синие следы-полосы от таких моих сумок. Доктор вопросительно посмотрел на меня, но ничего не спросил. Я смутилась. Придя домой, рассказала об этом случае мужу, думала — пожалеет, пробьется совесть, станет помогать. И знаете, что он мне на это ответил? «Да-а, это не дело, надо купить тебе сумку-тележку...».

Иногда мы ездили с мужем в гости к его матери. Там тоже происходили до смешного интересные истории. Меня они оставляли в гостиной смотреть телевизор, а сами вдвоем удалялись на кухню обедать или пить чай. И это считалось вполне нормальным, естественным. Я для них не существовала. А когда его мать приезжала к нам в гости, она привозила неизменные свои майонезные и полулитровые баночки с едой для своего сына. Вот какая заботливая мама у моего бывшего спутника жизни... Может быть, читая мое письмо, кто-то не поверит всему этому. Но это было, было...

Однажды на Пасху мы поехали с мужем на раннюю службу, помолились на Литургии и очень счастливые и окрыленные возвращались домой. Но каким же холодом и мраком повеяло от лица его матери, поджидавшей нас дома, которая с обидой, укором сразу же стала его выговаривать, что он уехал на службу в то время, когда она спешила к нему. Надо было видеть это виноватое лицо моего мужа, его отрывистые фразы извинения. Перед матерью стоял не сорокасемилетний мужчина, а пятиклассник, которого выговаривают за двойку. «Это все она, она, ты променял меня на нее, она тебя возит по церквам...»,— раздраженно говорила мать сыну, даже не удосуживая меня взглядом.

И в то же время мать его — верующая, добрая с другими людьми, участливая...

А ведь сколько таких матерей только в нашем городе! А сколько их во всей стране?!

С уважением к вам Любовь Николаевна».

 

Надеемся, что не только Вам, уважаемая Любовь Николаевна, но и многим другим будет полезной эта книга, написанная с чувством глубокого сострадания к поднятой Вами проблеме.[16]

Помехой для «заботливой матери», объектом ее ревности и ненависти может стать любой пользующийся авторитетом у ребенка взрослый, будь-то учитель, тренер, священник, друг, невеста (жених) — кто угодно. Самые жестокие, самые безумные выпады и поступки по отношению к «сопернику» в глазах окружающих могут оправдываться «материнской любовью и заботой о сыне, попавшем под дурное влияние». На самом деле мы имеем дело с особым случаем душевного пристрастия.

«Нам часто думается, что мы человека любим, а ему наша любовь кажется пленом, — пишет митрополит Антоний Сурожский, — Как часто хотел бы он сказать: люби меня меньше, но дай мне дышать! Или научись любить меня иначе, чтобы твоя любовь была для меня свободой, чтобы мне не быть пленником другого человека, который лучше меня знает, как я должен жить, в чем мое счастье, каков мой путь духовный или житейский. Каждый из нас может это сделать; каждый из нас может поставить себе вопрос о том, что представляет собой любовь, о которой он говорит, которую он переживает.

Я уже это говорил много раз, но опять-таки повторю. Так часто, когда человек говорит: «Я тебя люблю», — все ударение на слове «я», «ты» — предмет моей любви, а «любовь» это та цепь, которой я тебя опутал и держу в плену. Как часто бывает, что любовь одного человека к другому превращает того в пленника или раба. Тогда «люблю» не является творческим, животворящим началом; слово «люблю» является как бы связкой, удочкой, на которую пойман другой человек. И если мы обнаруживаем, что такова наша любовь к людям или к одному, особенно любимому человеку, мы, прежде всего, должны осознать ужас того, что я себя считаю центром, что все сводится ко мне: и события, и люди — все рассматривается с точки зрения моей выгоды, моей радости, моей жизни, и никто и ничто не существует иначе как в каком-то соотношении со мной.

Если это осознать, если нас охватит стыд и ужас, тогда мы можем начать, отвернувшись от себя, смотреть в сторону другого человека и попробовать различить его черты, понять его, осознать его существование как лица, отдельного от нас, иного, как человека, который связан с Богом таинственно и вне нас; и соответственно себя по отношению к нему вести». [17]

Возможно, мать попытается трезво проанализировать свои поступки, чтобы понять, какова их мотивация и что же с ней происходит. Для этого ей следует временно «отстраниться» от ребенка, чтобы утерянное подлинное материнское чувство, понимание необходимости уважать свободу личности ребенка вытеснили нездоровую психологическую привязанность...

 

Как ведут себя юноши, оказавшиеся в подобном "сладком" материнском плену? Более слабые, меланхоличные, вступают в навязанную матерью игру, полностью подавляются личностью матери, погружаются в мир женских переживаний и забот, как правило, вырастают кандидатами в гомосексуалисты. Их сознание, психика, здоровая и необходимая для жизни сексуальность изменяется под воздействием гиперопекающего материнского воспитания.

Поскольку проблема гомосексуальности все настойчивее проявляет себя в современной жизни, а современному пастырю приходится принимать покаяние или отвечать на вопросы, связанные с этой проблемой, рассмотрим ее в контексте основной темы нашей книги.

Нет одной причины, способной исчерпывающе объяснить формирование гомосексуальности. Но исследователи разных психологических школ усматривают одну общую закономерность: властолюбивая мать и пассивный отец-неудачник являются главными фигурами, на фоне которых формируется гомосексуальность.

Возьмем для примера ситуацию, когда в доме всем распоряжается только мать. Как лоцман, она ведет свой дом в бурном житейском море, таща на буксире мелкие суденышки (мужа и детей). У нее властный голос, она командует в семье, она решительна и честолюбива в отношении будущего своих детей. При возникновении споров она обычно настаивает на своей правоте. Другие члены семьи пытаются высказать собственное мнение, но никто не может противостоять ее уверенному напору.

В иных ситуациях ее властолюбие может проявляться не столь явно. Она может действовать и более тонко, хотя и не менее тиранично. Хрупкая и изящная, она в то же время руководит домом благодаря своей железной воле, своему моральному лидерству (как умело она может порой поставить человека на место хорошо продуманной фразой!) или даже хитрости (например, ссылаясь в нужный момент на головную боль).

Однако, чтобы не слишком поспешно приписывать ей роль главного виновника гомосексуальности сына, мы должны отметить, что мать является только одним из действующих лиц. Без поддержки всего состава исполнителей ей вряд ли удалось бы успешно справиться с главной ролью в этой болезненной драме. Муж потакает ей своим невмешательством. Он знает только два способа реагирования на ее действия: либо наигранно разразиться гневом, либо уйти в подполье: телевизор, чтение газет, домино, алкоголь. Нередко большую часть своего свободного времени муж проводит вне дома.

Дети в этой ситуации могут вести себя по-разному. Но образ «матери-ментора», на котором они основывают свое поведение, по сути своей является нездоровым. Им неоткуда взять пример нормальных отношений между родителями. Можно ли надеяться, что, начав собственную семейную жизнь, они станут правильно вести себя в собственной семье?

Из множества вариантов семейных взаимоотношений один особенно важен. Если мать избирает сына (или одного из сыновей) своим особо доверенным лицом, она может заложить основы его будущего гомосексуального поведения. Однако для этого он обязан соответствовать тому образцу поведения, которого от него ожидает мать.

В этом случае сын становится (не в физическом или сексуальном), а в эмоционально-психологическом смысле ее мужем. Качества, недостаточно выраженные у ее настоящего мужа, мать тонко прививает своему сыну. Не осознавая того, что происходит, сын приучается танцевать под материнскую дудку и подстраиваться под ее настроения.

Время от времени его умение удовлетворять материнские эмоциональные потребности вознаграждается и поощряется. Но из-за того, что сын никогда не может дать матери того, что она действительно (но неосознаваемо) ищет, его привязанность к ней, в конечном счете, разочаровывает их обоих. Сын никогда не сможет стать ее настоящим мужчиной. Он усваивает навыки пассивного поведения, вместо того, чтобы научиться активному. Его стремление угождать желаниям матери никогда не позволит ему стать свободным и независимым. Его сексуальные влечения оказываются под жестким материнским контролем. С одной стороны, он учится уверенно проявлять свою мужскую настойчивость для защиты матери, а с другой, — отбрасывать эту настойчивость в сторону, если она противоречит материнским интересам. Он постоянно привязан к материнской юбке, и из-за этого оба остаются в проигрыше.

Имей юноша сильного отца, поддерживающего его и служащего для него примером, все могло бы быть иначе. Но отец, как мы помним, прячется в подполье, он отошел на вторые роли, являясь образцом капитуляции перед сильной и властной женщиной.

Более волевые юноши при попытках подобного рода манипулирования понимают, что здесь проявляется не материнская любовь, а жесткий диктат. Интуитивно почувствовав подмену, они переворачивают уставленный материнскими заботами сытный стол чрезмерной опеки и привязанности, замыкаются в себе и со временем совершают самостоятельный выбор жизненного пути. Это самая верная и здоровая реакция со стороны ребенка! Дальнейшая опека, ухаживание только усугубят его раздражительность, которая нередко перерастает в открытую ненависть.

Ответственность за искалеченную психику ребенка и в том, и в другом случае возлагается исключительно на взрослого, то есть на мать. Женщина, любой ценой добивающаяся душевной близости с ребенком, может дойти до жестокого его унижения, вплоть до насильственного помещения в психиатрическую больницу. У таких матерей чрезвычайно развита, построенная на страстности и твердости характера, способность убеждать. Они легко находят союзников и соратников среди самых разных людей в своей «борьбе» за ребенка.

На прием к психологу пришла женщина. Жалуется на бессонницу. В процессе сессии выяснилось, что у нее очень сложная семейная обстановка. Сын — инвалид. Причем, как она говорит, все получилось по ее вине.

Лет пять-шесть назад сын без ее ведома уехал в монастырь, где нашел священника, ответившего на волновавшие его вопросы. Очень хотел стать монахом. До этого учился на последнем курсе престижного вуза, впереди была блестящая карьера. Мать руководила семейным бизнесом в пищевой промышленности и видела сына своим преемником.

После неоднократных попыток «воздейство­вать на этого батюшку» через епархиальное управление, мать решилась на отчаянный шаг. Она попросила сына забрать зимние вещи, которые, якобы, передала ему через проводника поезда. После того как сын зашел в купе, двое крепких парней связали его и сопроводили на родину. На железнодорожной станции пленника ждала санитарная машина. По настоянию матери, парня насильно помещают в психиатрическую больницу.

Выписавшись, он уже не возвращается в монастырь, занимается автомобильным бизнесом, так и не покорившись полностью материнской воле. В процессе разрешения конфликта между преступными группировками, контролирующими перегон автомобилей, происходит взрыв и вследствие этого парень получает тяжелую черепно-мозговую травму, но чудом остается в живых. Он лишается глаза, долгое время находится на лечении в самых престижных клиниках. Молодой человек перенес множество сложных операций, но ранение оказалось настолько сильным, что он остается инвалидом на всю жизнь.

Мать воспринимает происшедшее как наказание Божие и испытывает глубокое чувство вины. У нее критическое артериальное давление, бессонница, боли в сердце. Она тоже очень долгое время лечится в больницах, но лечение дает лишь временное облегчение.

Мать думает, что все эти страдания бумерангом возвращаются к ней и не знает, что делать. В храм идти она боится, потому что думает, что Бог не простит ей то, что она совершила по отношению к сыну.

Сын ни разу не упрекнул ее, поскольку что он очень привязан к своей матери. Однако, то что произошло отнюдь не улучшило их взаимоотношений, как раз наоборот, появилась отчужденность. Уход в монастырь был для него первым в жизни самостоятельным выбором.

И вот, мама на приеме у психолога.

В течение двух месяцев длились сессии, вследствие чего психологическое состояние женщины улучшилось. Психолог посоветовал ей простить в первую очередь себя, простить и благословить всех тех людей, которые участвовали в этой истории. А поскольку женщина чувствовала вину перед Богом за происшедшее, он предложил сходить в храм, поговорить со священником. Ведь в такой ситуации без опытного духовного руководства не обойтись.

Дитя, столь привязанное к маме, и не подозревает, насколько глубока его зависимость от "материнской теплоты", полностью парализующая волю к самостоятельной жизни. Лишь безвозвратно ушедшее время молодости, проведенной под "надежной" защитой "заботливой матери", чаще всего несостоявшаяся личная семейная жизнь, со временем заставят дать трезвую оценку подобных аномальных отношений и откроют на них глаза.

Обычно дети, выросшие в атмосфере материнской привязанности, повзрослев, после смерти своей матери, переживают неожиданную новизну чувств. Смерть матери как бы освобождает их от чего-то. И хотя такая смерть очень сильно и драматично переживается, но впоследствии внутри человек становится свободным. Это рвутся материнские связи, со смертью матери умирает ее власть.

Не у каждой женщины хватит мужества трезво оценить причину происходящего. В доверительной беседе пастырь может постараться объяснить матери (если она способна хоть что-то, кроме своих переживаний, расслышать), что подлинная любовь ищет только блага любимого в том виде, в котором он себе это благо представляет, желает блага, а не обладания, не душит в своих объятиях. А Апостол Павел говорит еще лучше: подлинная «любовь не ищет своего» (Рим. 13), т.е. своего блага, своего счастья за счет подчинения и подавления любимого человека, кем бы он ни был. Истинная любовь готовит ребенка как отдельную, как самостоятельную, а значит живущую собственным образом, имеющую свой жизненный путь, личность. Истинное, сокровенное чувство любви в матери или в отце знает, что родилась не моя собственность, а отдельная Богозданная личность, которая по личностному свойству не есть «я» и моей собственностью быть не может. Матери важно осознать, что ее ребенок — отдельная личность, а не составная часть родителя. Иногда женщине особенно трудно смириться с этим, а если у нее авторитарный склад характера, то трудно вдвойне, ибо «мой ребенок, что хочу, то и делаю, и неважно, сколько ему лет — двенадцать, двадцать три или тридцать семь».

Для того чтобы процесс развития психологической автономности человека завершился успешно, нужно, чтобы его родители были достаточно грамотны, и каждый из них осознавал необходимость помощи ребенку в его отделении от родителей на определенном этапе его развития. Для того чтобы ребенок смог успешно пройти «второе рождение», психологическое отделение от родителей, им необходимо:

— воспринимать ребенка таким, какой он есть, а не таким, каким бы им хотелось его видеть;

— уважать желание ребенка самостоятельно изучать окружающий его мир, позволять ему делать это;

— поощрять выражение независимых мыслей, чувств и действий (соответственно возрасту ребенка);

— быть способным выразить понимание и поддержку, когда ребенку это понадобится;

— быть примером психологически зрелого человека, открыто выражать ребенку свои собственные чувства;

— четко определить, что вы запрещаете делать ребенку, и прямо говорить, почему, а не прибегать к силовым методам.

— не запрещать ему открыто выражать свои чувства, признавать и понимать эти чувства и потребность в их раскрытии;

— помогать и поощрять действия ребенка, направленные на здоровое исследование окружающего мира, пользуясь словом «да» в два раза чаще, чем словом «нет»;

— не впадать в отчаяние или депрессию, если ребенок отказывается пользоваться вашей помощью;

— не пытаться прожить жизнь за ребенка;

— признавать в нем самостоятельную личность, имеющую свои взгляды, желания и стремления.

В заключение этой главы приведу еще одну цитату из К.С. Льюиса: «Кто не видел, как женщина тратит юность, зрелость и даже старость на ненасытную мать, слушается ее, угождает ей, а та, как истинный вампир, считает ее неласковой и строптивой. Быть может, ее жертва и прекрасна (хотя я в этом не уверен), но в матери, как не ищи, прекрасного не отыщешь». [18]






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных