Глава 1. Тайна любви: попытка определения

С. И. Самыгин

ЛЮБОВЬ ГЛАЗАМИ МУЖЧИНЫ

Главы 5, 11, 13 написаны в соавторстве с кандидатом психологических наук, профессором Л. Д. Столяренко.

Издательский центр «МарТ»

Ростов-на-Дону

ББК 84.6 С 72

Об авторе

Самыгин Сергей Иванович (1952 г.) — доктор социо­логических наук, профессор кафедры социологии и пси­хологии. Действительный член Международной академии науки и практики организации производства. Работает в Ростовской государственной экономической академии. Специалист по проблемам социальной психологии, тео­рии и практике межличностных коммуникаций, социо­логии молодежи, социологии и психологии управления.

За последнее время вышло более 20 учебников и мо­нографий, написанных при его участии. Постоянный ав­тор издательского центра «МарТ».

Самыгин С.И.

С 72 Любовь глазами мужчины. Ростов-на-Дону: Издательский центр «МарТ», 2000 - 224 с.

Эта книга о любви, семье, отношениях мужчин и жен­щин. Книга написана мужчиной, и, разобравшись ней, женщина больше узнает о мужчинах вообще, о их пси­хологии, ожиданиях, требованиях, сильных и слабых сторонах. Особенно ценно последнее. Женщина, знающая слабости мужчины, никогда не проиграет — ни в жизни, ни в любви.

ISBN 5-241-00014-3 ББК 84.6

Самыгин С. И., 2000 Оформление: издатель­ский центр «МарТ», 2000

От читательницы

Книжек о любви, семье, отношениях мужчин и женщин сегодня немеряно — на каждую жен­щину приходится штук пять. «Как завоевать мужчину своей мечты», «Как выйти замуж», «Что ему нужно» и так до бесконечности. Одна­ко жить легче на стало, хоть ты их все прочти. У подавляющего большинства таких книжек есть два существенных недостатка — авторы женщины, и женщины иностранные. Отсюда голый прагматизм. Суть любой книжки сводит­ся к вопросу «Как выйти замуж», и на десят­ках страниц размазывается ответ: «Лучше оде­ваться и больше улыбаться». Что, по большо­му счету, абсолютно правильно, если под «луч­ше одеваться» понимать хорошее отношение к себе, а под «больше улыбаться» — хорошее от­ношение к людям. Но в России, в силу целого ряда причин, трудно жить по американским рецептам — что Карнеги, что Барбары де Анд-желис. Уже поэтому я советую прочесть «Лю­бовь глазами мужчины» — она написана на­шим автором.

Во-вторых, эта книга не относится к разряду «женского чтива», но, безусловно, поможет чи­тательницам реализовать себя в общении с про­тивоположным полом, не остаться без взаимно­сти, избежать одиночества, поможет разобрать­ся в себе и в партнере. Книга написана мужчи­ной, и, разобравшись в его книге, женщина

больше узнает о мужчинах вообще, о их пси­хологии, ожиданиях, требованиях, сильных и слабых сторонах. Особенно ценно последнее. Женщина, знающая слабости мужчины, никог­да не проиграет — ни в жизни, ни в любви.

Посвящается моим любимым родителям,

ныне покойным, Таисии Леонтьевне Самыгиной и Ивану Ивановичу Самыгину

От автора

Материалы для этой книги я начал собирать двадцать пять лет назад, когда, читая студен­там факультативный курс по морально-этиче­ским проблемам, столкнулся с определенными затруднениями. Факультативные занятия пред­полагают полную свободу посещения занятий, и я задумался над вопросом: «Какие проблемы наиболее интересны молодым людям?» Я провел опрос среди студентов и выяснил, что их ин­тересует тема «Любовь и современный человек».

После выхода в 1996 году моей книги «Все о мужчинах. Образ и суть», где была глава «Лю­бовь и мужественность», я стал получать пись­ма от читателей, в основном с критическими замечаниями, которые постарался учесть в этой книге.

Глава 1. Тайна любви: попытка определения

Прежде чем говорить о любви, хорошо бы опреде­лить, что это. Я опросил человек двадцать, и ни один не повторил другого. И «сон упоительный» (Галина, 50 лет), и «чувство глубокой привязанности, грани­чащее с сумасшествием» (Вадим, 22 года), и «ликова­ние души» (Зоя, 77 лет), и «помешательство ума» (Михаил, 51 год), и «состояние, при котором возни­кает желание сделать для любимого человека что-нибудь хорошее, невзирая на последствия для себя» (Игорь, 33 года). И так далее, и так далее... Ничего удивительного — за последние тридцать веков стало известно около пяти тысяч определений любви. По­смотрим в словарях. «Любовь — это чувство самоот­верженной сердечной привязанности». Такое опре­деление дает «Словарь русского языка» С. И. Оже­гова. Маловато говорит о любви Ожегов. Смотрим дальше. В «Философской энциклопедии» любовь определяется как «нравственно-эстетическое чувство, выражающееся в бескорыстном и самозабвенном стремлении к своему объекту. Специфическим со­держанием этого чувства является самоотдача, са­моотверженность и возникающее на этой основе ду­ховное взаимопроникновение. Индивидуальности с их духовными и природными различиями образуют в любви завершенное единство; дополняя друг дру­га, они выступают как единое целое. Нравственная природа любви выявляется в ее устремленности не просто на существо другого пола, но на вполне кон­кретного, единственного и неповторимого человека».

Фактически философская энциклопедия переска­зывает наукообразным языком легенду об андроги-нах — первых людях, каждый из которых был одно­временно мужчиной и женщиной. Андрогины были так совершенны, так сильны, умны и счастливы, что боги позавидовали полноте их существования и разру­били первых людей пополам. С тех пор эти половин­ки ищут друг друга по всему свету, чтобы вновь слить­ся в единое целое и обрести прежнюю силу и счастье.

Вот «Словарь по этике» 1983 года издания: «Лю­бовь — чувство, соответствующее отношениям общно­сти и близости между людьми, основанным на их заинтересованности и склонности... Любовь понима­ется в этике и философии как такое отношение между людьми, когда один человек рассматривает другого как близкого, родственного самому себе и тем или иным образом отождествляет себя с ним: испытыва­ет потребность к объединению и сближению; отож­дествляет с ним свои собственные интересы и устрем­ления; добровольно физически и духовно отдает себя другому и стремится взаимно обладать им».

Нет, такое сухое определение любви на враждеб­ном ей языке омертвляет ее, превращает в восковый муляж. Отсеченный от образного мышления, такой подход обречен на провал. Унылая ученость не спо­собна передать живой трепет любви, ее противоре-чивейшую сложность, ее тайну — то таинственное, что не поддается выражению словами. Или поддает­ся, но гению литературы.

«Любить, — писал Л. Н. Толстой, — значит жить жизнью того, кого любишь». А Аристотель говорил по этому поводу так: «Любить — значит желать дру­гому того, что считаешь за благо, и желать притом не ради себя, но ради того, кого любишь, и старать­ся по возможности доставить ему это благо».

А Стендаль так говорит о любви: «Любовь — это соревнование между мужчиной и женщиной за то, чтобы доставить Другому как можно больше счастья».

Может поэтических определений любви вполне до­статочно для обихода? Тот же Стендаль сказал: «Лю­бить — значит испытывать наслаждение, когда ты видишь, ощущаешь всеми органами чувств, и на как можно более близком расстоянии, существо, кото­рое ты любишь и которое любит тебя». Блестяще сказано! Любовь — это пир всех чувств, это сильней­шая тяга к слиянию — и душевному, и физическо­му, стремление быть как можно ближе к любимому человеку.

Но это только «часть» любви, один ее аспект. Оп­ределение Стендаля неполно...

Может, не надо так поэтизировать?

Если отвлечься от литературно-художественных, риторических и логически противоречивых опреде­лений и обратиться к естественным наукам, в част­ности, к биологии, то любовь можно определить как избирательный поиск брачного партнера.

Многие птицы создают прочные пары, иногда на всю жизнь, и очень тяжело переживают потерю парт­нера («лебединая верность»). Избирательность демон­стрируют млекопитающие хищники, например, вол­ки, ведущие стайный образ жизни. В иерархических сообществах животных каждая особь занимает свою ступеньку, от вожака стаи, самца-лидера, так называ­емого «самца-альфы», до «самца-омеги», самого сла­бого и подчиняющегося всем остальным в стае. Та­кое же распределение ролей и у самок. Казалось бы, что и спариваться животные должны с соблюдением иерархии, но нет, часто самка-альфа выбирает ниже­стоящего самца, и даже вожак не оспаривает ее вы­бор. Похоже на любовь?

«Не подлежит сомнению, что половое чувство, хо­тя и общее у человека с животным, есть тем не менее источник самых высших духовных проявлений», — писал физиолог Мечников. И еще: «Совокупность чувств и переживаний, которую люди называют лю­бовью, есть не что иное, как психологическая над­стройка над биологическим по своей природе половым влечением».

Наиболее последовательно эту точку зрения от­стаивал Зигмунд Фрейд, который считал, что все человеческие привязанности вытекают из одного общего источника — полового влечения, «либидо». Ядро того, что мы называем любовью, — писал он, — это половая любовь, цель которой — половая бли­зость. Но Фрейд подчеркивал, что с младенчества человек проходит ряд этапов психосексуального раз­вития, и от того, как проходили эти этапы, будет зависеть личность человека, его здоровье, судьба, поведение, характер проблем, стиль любви. А че­ловека, достигшего истинной психологической и лич­ностной зрелости, отличают два признака: 1) стрем­ление к самореализации через творчество и работу; 2) способность любить другого человека ради него самого, а не ради удовлетворения своих потребностей.

Эмоциональная зрелость любви выявляется в ее устремленности не просто на существо другого пола, как при непосредственном чувственном влечении, а в устремлении к личности другого человека, ценной ее индивидуальной неповторимостью; ее выявлении через те человеческие отношения, в которые с ним вступает любящий.

«Истинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом Я и, однако, в этом же исчезновении и забве­нии впервые обрести самого себя и обладать самим собой», — писал Гегель.

Почти все современные попытки определения любви, пытаясь рационализировать определяемое понятие, любовь упрощают.

Более или менее верное определение любви долж­но быть, наверное, рождено понятийным и образ­ным мышлением вместе, неся одновременно текст и подтекст. Оно должно быть многозвенным, посколь­ку многозвенна сама любовь. И оно должно, навер­ное, не начинать разговор о любви, а венчать его, став выводом.

Вероятно, такое определение любви никогда не будет дано... Можно только попытаться описать наи­более общие закономерности любви. Как сделал это апостол Павел почти две тысячи лет назад:

Любовь долго терпит, милосердствует,

любовь не завидует, любовь не превозносится,

не гордится,

Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается,

не мыслит зла,

Не радуется неправде, а сорадуется истине; Все покрывает, всему верит, всего надеется,

все переносит. Любовь никогда не перестает...

(Первое послание к Коринфянам)

Рождение любви

Тысячелетиями люди думали, что любовь входит в человека мгновенно, как удар молнии. Потом ста­ли понимать, что с первого взгляда начинается не любовь, а влюбленность, и только потом она может стать — или не стать — любовью.

Рождение любви — вереница громадных и незри­мых перемен в человеке. В нем совершаются таин-

ственные, непонятные нам внутренние сдвиги. Мы видим только их результаты, а что к ним привело — не знаем.

Рождение любви — не вспышка, не взрыв, а по­степенная перестройка всей внутренней жизни че­ловека, переход ее — звено за звеном — в новое со­стояние. Новое для человека ощущение, входя в ряд его привычных чувств, изменяет их одно за другим, просвечивает, подобно тому, как акварельная крас­ка, попадая в воду, сначала неуловимо, а потом все ярче окрашивает воду.

Все мы знаем, что в обычном состоянии человек не может ощущать чувства другого человека, пере­живать их. И только во взлетах сильной любви бы­вает странный психологический феномен, когда раз­ные «я» словно сливаются друг с другом — как буд­то токи любви смыкают между собой две разомкну­тые души, как будто между нервами любящих пере­кидываются невидимые мостики и ощущения одно­го перетекают в другого, становятся общими.

Интересы другого, его заботы делаются вдруг тво­ими. Какое-то «переселение душ» — часть твоей души перебралась в тело другого человека, и ты те­перь ощущаешь его чувства как свои.

Известные нам законы физиологии нарушаются. Все мы знаем, что наши ощущения ограничены на­шим телом, и человек просто не может испытывать чужие ощущения. И если он все же чувствует их, то, наверно, не физически, нервами, а психологи­чески — то ли воображением, то ли каким-то шес­тым чувством, еще не известным нам.

Может быть, психологические ощущения менее жестко привязаны к телу, чем физические, и благо­даря силе любви они передаются и принимаются на расстоянии?

Но откуда берется такая «телепатия чувств», и какие токи текут в это время в душах и нервах лю­бящих, неясно: психологам и физиологам еще пред­стоит разгадать эту тайну, открыть ее природу. Воз­можно, разгадав природу этих чувств, психологи по­лучат ключ к загадкам любви.

Так это или нет, но любовь необыкновенно обо­стряет, обогащает всю жизнь нашего духа и тела, рождает в людях глубокое проникновение в глуби­ны души друг друга.

Любовь — излучение души, она исходит из под­сознания — большой и важной области человеческо­го существа, которая скрывает в себе много загадок. Там берут начало глубокие потрясения души, там таятся многие силы, которые командуют чувствами человека, его душевными движениями. Люди начи­нают понимать, что вся гамма ощущений, из кото­рых состоит любовь, необыкновенно ценна для них: она как бы стремится сделать из человека Человека, который в своих чувствах ушел от обыденных зако­нов будней, освободился от них и живет по каким-то другим, высшим законам.

Любовь — это инстинкт и мысль, безумие и разум, стихийность и сознательность, буйство крови и куль­тура нравственных норм, полнота ощущений и полет фантазии, жестокость и милосердие, насыщение и жажда, созерцание и желание, мучение и радость, боль и наслаждение, свет и тьма. Любовь объединяет в себе целый спектр человеческих переживаний.

«Весь мир разделен для меня на две половины, — говорит Андрей Болконский, который любит Ната­шу, — одна — она, и там все счастье, надежда, свет; другая половина — все, где ее нет, там все уныние и темнота».

Любимый человек делается для того, кто любит, мировой величиной. В душе любящего странные

весы, на чашах которых одинаково весят один чело­век и весь земной шар, одно существо и все челове­чество. Почему?

Когда человеку смертельно хочется есть, другие его ощущения тускнеют, чувство голода заслоняет собой весь мир — и пронизывает все другие чувства.

Любовь — тоже голод по человеку, чувство неве­роятной психологической потребности в нем. Это, может быть, самый острый душевный голод, и тут одно из самых коренных, самых обманных — и в то же время самых истинных — противоречий любви. Любимый человек и в самом деле равен для любя­щего всему человечеству: только он один на земле может утолить самый глубокий голод любящего. Он для него абсолютная ценность — ни с чем не срав­нимая, важнее всех важных, главнее всех главных. Но для других людей он такой же, как все, ничем не лучше других. Любимый на весах любящего де­лается бесконечной ценностью, его ощущают как частичку, искорку «абсолюта» — то есть частичку наивысшей ценности, которая остается наивысшей на любых весах. И, возможно, любовь — единствен­ное зеркало, в котором, пусть странно, но видна эта настоящая цена человеческой жизни. Любовь — не просто влечение к другому человеку: это и понима­ние его, понимание всей душой, всеми глубинами ума и сердца. (Французы говорят: «Быть любимым — значит быть понятым».)

Пожалуй, именно поэтому так часто поражаются влюбленные, особенно девушки: как глубоко он по­нимает меня, как точно угадывает самые смутные мои желания, как он схватывает с полуслова то, что я хочу сказать. Такая сверх-интуиция, которую рож­дает любовь, такое со-чувствование с чувствами дру­гого человека — один из высших взлетов любви, и

рождает невиданные психологические состояния — блаженство полнейшей человеческой близости, ил­люзию полного, почти физического срастания двух душ. Гармония «я» и «не-я», возможная только в настоящей любви, тяга к полному слиянию любя­щих — одна из самых древних загадок любви.

Аиалектика любви

Любовь необыкновенно усложняет жизнь челове­ка. Она словно открывает у него «третий глаз», по­зволяет ему увидеть скрытые утолки своей души, испытать такие ощущения, о которых он до этого и не подозревал.

Гельвеции, французский философ XVIII века, го­ворил: «Подобно лучу света, который состоит из це­лого пучка лучей, всякое чувство состоит из множе­ства отдельных чувств».

Из каких же чувств состоит радуга любви?

Можно, пожалуй, выделить два потока. Первый — «оценочные» чувства, чувства для себя — отклик души на то, как насыщаются твои желания, на сте­пень этого насыщения.

Другой поток — как бы «двуединые» чувства, для себя и для другого сразу: почти физическое ощуще­ние своей слитности с ним и ясновидение души, ко­торая ощущает то, что происходит в другой душе, и неуемное желание делать все для любимого челове­ка, пожертвовать собой. Оба потока сливаются, сме­шиваются в один.

Нет, пожалуй, ничего сложнее, чем запутанная связь этих любовных чувств, нет ничего таинствен­нее, чем живые лабиринты их сплетений. Если при­стально вглядеться в них, можно увидеть, какими именно чувствами любовь отличается от своих род­ственников.

Пожалуй, только глубокая душа, и только в счас­тливой любви, способна породить океаническое чув­ство слияния с другим человеком, чувство проник­новения в странный мир, в котором все земное вы­глядит преображенным, окрашенным в «неземные» цвета.

Любовь — земное и одновременно неземное чув­ство, самое вселенское из земных чувств. Она как бы освобождает чувства от земного притяжения, от оков житейского тяготения. Любовь — это чувство, что двое парят в неподвижном времени; что они — частица всего, что есть в этом времени; чувство ми­ровой величины: выход в космос, где Два есть Одно.

Способность любить — высшая человеческая спо­собность: это именно творческая способность души, которая лежит на вершине человеческих возмож­ностей.

«Встреча со смертью — и избавление от нее — делает все таким бесценным, таким бесценным, та­ким прекрасным, что я сильнее, чем когда-либо, чувствую желание любить, обнимать, покоряться. Моя река никогда не выглядела такой красивой... Смерть и вечно присутствующая рядом с нами ее возможность делают любовь, страстную любовь, бо­лее возможной. Я сомневаюсь, что мы были бы спо­собны страстно любить, вообще испытывать экстаз, если бы знали, что никогда не умрем» (из письма Абрахама Маслоу, написанного после перенесенного инфаркта).

Если обратиться к древнегреческим мифам, то одной из причин той скуки и вялости, что царили в любовных делах олимпийских богов, было именно бессмертие богов. Отношения Зевса и Геры протека­ют совершенно неинтересно, пока в них не вмеши­вается смертный. Любовь обретает способность ме-

нять ход истории только тогда, когда Зевс спускает­ся к смертной женщине и влюбляется в нее.

Р. Мэй пишет: «Можно совершить половой акт, не ощущая при этом никакой особой тревоги. Но совокупляясь в ходе случайных связей, мы отгора­живается от нашего эроса — то есть мы отрекаемся от страсти в пользу обыденности ощущений; мы от­казываемся думать о символическом и личностном смысле акта. Если мы можем заниматься сексом без любви, то нам кажется, что мы спасаемся от трево­ги, которая на протяжении многих веков признава­лась неотъемлемой частью человеческой любви. Да­лее, если мы даже можем использовать саму поло­вую активность как бегство от налагаемых эросом обязательств, мы хотим надеяться, что тем самым возвели перед тревогой непреодолимую стену. И мо­тивом сексуального акта уже является не чувствен­ное наслаждение или страсть, а искусственный мо­тив самоутверждения и безопасности; секс сведен к стратегии снятия беспокойства. Тем самым мы гото­вим почву для последующей импотенции и утраты эмоциональности.

Когда я стремлюсь доказать наличие у меня по­тенции, чтобы скрыть и заглушить свой внутренний страх перед импотенцией, я действую по схеме, та­кой же древней, как и само человечество. Смерть есть символ абсолютной импотенции, полного бесси­лия и конечности, и возникающая из этого неизбеж­ного переживания тревога заставляет нас отчаянно искать бессмертия в сексе. Половая активность — это самый удобный способ заглушить внутренний ужас перед смертью, и, осеняемые символом воспро­изводства, мы торжествуем над самой смертью.

Любовь и смерть связаны с сотворением и унич­тожением; стало быть, вряд ли можно удивляться

тому, что они так сложно переплетены в человече­ском опыте переживаний. И в том, и в другом слу­чае мы не можем контролировать происходящее... мы не можем остаться в стороне от любви и смерти — если же пытаемся сделать это, мы уничтожаем все то ценное, что есть в этом опыте».

Любовь несет с собой как наслаждение, так и стра­дание. Половая любовь обладает способностью заго­нять человеческие существа в ситуацию, в которой они могут уничтожить не только самих себя, но и множество других людей. Достаточно вспомнить Елену и Париса или Тристана и Изольду — любовь привела к гибели многих людей, оказавшихся по­мимо воли втянутыми в конфликт.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: